Кандидат в герои

— Удивительно, — пробормотал я, не желая открывать глаза, — до чего визгливыми могут быть призраки.

— Я те дам визгливого! — возмутился Цимлянский, впрочем, в голосе духа я не услышал ни раздражения, ни злости.

Я зевнул, потянулся и открыл глаза. Призрак висел над кроватью, едва не касаясь меня голыми ступнями, и почесывал тощую грудь.

— Зачем пришел? Опять с поспорил на мой счет?

— Ну что за люди! — всплеснул прозрачными руками дух. — Я к ним с добром, а они подозревают самое низкое!

— В прошлый раз, когда я не подозревал...

— У-у-у, вспомнил! — Цимлянский взлетел к потолку и сделал кульбит. — Кто прошлое помянет, тому сам знаешь, что бывает.

— Кстати, о частях тела, — я встал и направился к шкафу, чтобы одеться. — Кое-кто в этой комнате кое-кому кое-что должен.

— Кое-кто не понимает, о чем речь, — наивно ответил призрак.

— Тогда я напомню.

Я вытащил из шкафа малиновую рубашку с бантом на месте галстука, бордовые бархатные брюки до колен, гольфы и черные боты с бантами — все по последней моде Бюро.

— Ты проспорил Ленке зуб, — усмехнулся я, натягивая гольфы.

— С чего ты взял? — выпучил глаза призрак. — Если моя память мне ни с кем не изменяет, спор касался попаданца Ласа, которого твоя подружка посчитала умницей, а ваш покорный слуга полным идиотом.

— Верно, — кивнул я, — ты проспорил.

— Недоказуемо! — призрак скрестил руки на груди. — А если вдруг и случится чудо, и ваш обожаемый Лас, когда мы вырвем его из лап вампира, покажет хоть капельку благоразумия, отваги или смекалки, чего-то, что не доступно самодовольным идиотам, я все равно не смогу отдать Лаврентьевой зуб. Даже подштанники не смогу. Да и не захочу.

— Это мы еще увидим, — пообещал я и тут же скис.

Ничего я не увижу. Я возвращаюсь домой.

Я закончил одеваться и посмотрел на себя в зеркало. Да уж, франт еще тот. В нашем мире подобный прикид годится разве что для маскарада, однако, признаться, я уже привык к подобной одежде. Хотя бы она у меня останется на память о Бюро. Запасы продовольственных колобков я уничтожил вчера, амулеты потерял в бою с вампиром, а магия исчезнет, потому что наше измерение относится к категории СНВ — самые не волшебные.

— Ну, счастливого тебе перемещения, — серьезно произнес Цимлянский.

В груди защемило.

— Ты и правда пришел просто чтобы попрощаться?

— Я сейчас обижусь, — призрак демонстративно отвернулся, но через секунду повернул голову на сто восемьдесят градусов и уставился на меня огромными полупрозрачными глазами.

— Спасибо, — растрогался я, — и тебе удачи.

Я шагнул к двери, повернул ручку... и на меня обрушился целый водопад воды.

— Поверил! — завопил призрак и сделал кульбит в воздухе. — Поверил! А ты, Сережка, мне нравишься! Доверчивый такой!

— Удружил, — буркнул я, глядя на потоки, стекающие с мокрых волос и рубахи.

— Рад стараться!

Дико захохотав, призрак вылетел в потолок.

— Последнее утро мне испортил.

Пришлось переодеваться.

Когда я вышел из комнаты, Ленка уже стояла за дверью.

— Чего так долго?

— У Цимлянского спроси, — буркнул я, — хотя он и сам растреплет о своей шуточке всему замку.

— Ясно. Пошли.

Вахтерша Акулина Гавриловна как всегда вязала нечто длинное и полосатое. Увидев нас, она улыбнулась.

— Счастливо добраться! — добродушно произнесла она. — Надеюсь, тебе у нас понравилось?

— Спасибо. Понравилось, если не считать некоторые моменты.

— Ты уж извини за тринадцатый номер, — женщина разговаривала со мной, ни на секунду не прерывая вязания, — это стандартная процедура проверки.

— Ничего. Ваш упырь хороший человек. В отличие от призрака.

— Судя по тону, Цимлянский испортил тебе пробуждение? — улыбнулась вахтерша. — Это он умеет. Триста лет старику, а ведет себя, как мальчишка.

Я кивнул, попрощался с доброй женщиной и направился к лестнице. В голове погребальным колоколом звенели мысли: "в последний раз идешь по этому коридору, в последний раз спускаешься по этой лестнице, в последний раз смотришь сквозь пелену"... Я сжал кулаки и сотворил небольшой файербол.

— Больше всего будешь скучать именно по магии, — словно услышав мои мысли, произнесла Ленка. — Я когда домой приезжаю, прямо чувствую, как силы теряю. СНВ — самые скучные измерения. Я три дня выдерживаю, и возвращаюсь. Дома, конечно, хорошо, но тут в тысячу раз лучше, не говоря уже о том, что интереснее. Вот получу степень магистра, попрошу Люциуса разрешить забрать сюда родителей. У отца есть небольшие способности к магии, а мама... мама — это мама. У Люциуса здесь живет дед, а у Дэниса и Энис троюродная сестра.

Я слушал трескотню Лаврентьевой и вздыхал. Я не хотел уходить из Бюро и чувствовал себя крысой, бегущей с тонущего корабля. Ведь корабль действительно тонул, и вопросов все еще больше, чем ответов. Лас и Грэтта похищены, Дэнис и Энис пропали, у сил Тьмы есть как минимум одна часть Камня преткновения, и возможность проникнуть в Бюро... Но главной загадкой оставалось мое перемещение к Радомиру Семнадцатому. Вдруг, все началось не с Таэрии, а с мира Торна? Вдруг я не просто спонтанный перемещенец, а засланец?

Увы. Для Бюро интересы многих всегда выше интересов единиц, поэтому меня отправляют домой. Люциус не хочет распыляться по мелочам, Тьма объявила войну, и теперь по всем фронтам идет масштабная подготовка. Кому какое дело до скромного студента со средними магическими способностями?

Мы спустились в подвал, прошли между рядами металлических дверей с золотыми пентаграммами, и остановились у крайней.

— Готов? — спросила Ленка.

— Готов, — ответил я и по старинке взял девушку за руку.

Дверь растворилось, и мы шагнули в бесконечность. Нас резко дернуло вверх, перед глазами привычно замельтешили пространственные нити, а потом все закончилось. Я стоял в душном тесном темном пространстве. Моего лица касалось что-то мягкое, пахнущее нафталином. Я закашлялся.

— На выход, — скомандовала Лаврентьева, и мир осветился тусклым желтым светом шестидесятиваттной лампочки.

Мы стояли в шкафу для одежды между старым ватным пальто и поношенной телогрейкой. Именно она пахла нафталином. Шкаф стоял в спальне. На узкой кровати, застеленной веселеньким розовым покрывалом, высилась горка из четырех подушек. Рядом с кроватью притулились стул, на спинке которого висело банное полотенце, и круглый столик с небольшим аквариумом.

— Прибыл что ль кто? — раздался из соседней комнаты старческий голос, и в спальню вошла бабуля в домашнем халате и тапках с заячьими ушами. — А, Леночка. Снова клона проверять? А это с тобой кто? Ба, старый знакомец! Сереженька, если не ошибаюсь? Ну, вылезайте из шкафа да в кухню проходите, я сейчас чаю заварю.

Бабуля оказалась той самой гадалкой, к которой когда-то давно приходила Лаврентьева, а потом и я. В первую нашу встречу старушка показалась мне отнюдь не такой милой и домашней, я считал ее ведьмой, способной переместить меня в параллельный мир. На деле же ее магические способности оказались близкими к нулю.

— Рада вас видеть, Василиса Ивановна, — Лаврентьева вышла из шкафа и обняла бабулю. — Как здоровье?

— Спасибо, не жалуюсь. Колени только перед снегопадом ноют, а так ничего.

Мы прошли в кухню, где старушка усадила нас за стол, накрытой потертой клеенкой в синий цветочек.

— Клон твой давеча приходил, — произнесла старушка, ставя на плиту чайник. — Снова просила, чтобы я ее в Таэрию переправила. Сохнет деточка по принцу Власилиану.

Лаврентьева нахмурилась:

— Обычно клонам выделяют минимум памяти, столько, чтобы хватило для достоверного поведения, а я переборщила, хотела, чтобы никто не догадался. Вот она и напридумывала того, чего нет.

— Так ты что, не думала о принце и возвращении в Таэрию? — спросил я.

— Нет конечно, — дернула плечом Ленка. — Я думала о возвращении в Бюро, но сведения о нем сверхсекретные, вкладывать их в голову неразумного клона опасно. Вот желания друг на друга и наложились, перепутались.

— Если не хотела, чтобы посторонние узнали о Бюро и иных мирах, могла бы попросить клона держать язык за зубами, — пожал плечами я.

— А она и просила, — подмигнула Василиса Ивановна, — только вот клон — точная копия оригинала, а Леночка у нас тайны никогда хранить не умела.

— Тогда дракона бы не привозила, — продолжил я, мысленно улыбаясь. Ругать Лаврентьеву оказалось довольно приятным занятием.

— Дракон, — девушка покраснела, — незапланированное приобретение. Прицепился ко мне в Тэарии и переместился, пришлось оставить с клоном. Люциус не знает, и вы ему, пожалуйста, не говорите.

Последние слова относились к Василисе Ивановне, ведь я Люциуса больше никогда не увижу.

— Не скажу, — кивнула бабуля. — Только ты все-таки верни дракошу в родной мир, скучает малыш без мамочки.

— Верну, — пообещала Ленка. — Как разберемся с делами, обязательно верну.

Старушка налила чай в две большие оранжевые чашки в белый горох и поставила вазочку с печеньем.

— Пейте, а я пока одежду вам подыщу. Чтоб вы знали, сейчас половина девятого вечера, Ефрем Сирин, Ветродуй. Десятое февраля то бишь. Я уж и горшочек с кашей для домового приготовила, только печки у меня нема, да домовых в панельных девятиэтажках днем с огнем не сыщешь. Может, ты, Леночка, удружишь? Выпроси у Люциуса какого-нибудь домового. Хоть самого завалящего! Трудно мне одной за хозяйством приглядывать.

— Спрошу, Василиса Ивановна, — пообещала Лаврентьева.

— Вот и славно.

Бабуля, прихрамывая, вышла с кухни, а я вопросительно посмотрел на Ленку.

— Ты что, правда будешь просить у Люциуса домового?

— Нет, конечно, — шепнула Ленка. — Во-первых, домовые народ гордый и обидчивый, и никому не принадлежат. Их нужно три года уговаривать, медом угощать и молоком поить. Во-вторых, жилье домовые выбирают себе сами. Требуют, чтобы хозяйка была веселой и работящей, чтобы изба попросторнее, а печка занимала не меньше четверти дома. А в-третьих, какое у бабы Василисы хозяйство? Центральное отопление и водопровод. Ни скотины, ни огорода. И без домового справится.

Я отпил чай, который оказался приторно сладким, будто в него высыпали ложек двадцать сахара, и вздохнул.

— А с клоном твоим мне что делать?

— Ничего, — пожала плечами девушка, — притворяйся, будто она — это настоящая я.

— Легко сказать, — в голове не к месту возникла сцена нашего с лже-Ленкой поцелуя.

Лаврентьева, будто угадав, о чем я думаю, опустила глаза. В это время в кухню вошла Василиса Ивановна, в руках она держала две пары джинсов, два теплых вязаных свитера, болоньи куртки и лыжные шапки.

— Как уж там это слово-то, — задумчиво произнесла старушка, — ах, да. Унисекс! Будете точно братцы-близнецы. Немного не по моде, да ничего, вам ведь только до дому добраться.

Ленка кивнула, а я взял свои вещи и отправился переодеваться в спальню.

Оказывается, больше всего я соскучился по джинсам. Удобнейшая вещь! Не чета франтовым брюкам, которые носят в Бюро, правда, немного узковаты, но ничего, главное, до дома дойти.

Переодевшись, я оглянулся на дверь и сотворил маленький файербол — последний привет из мира магии. Огненный мячик пролетел над кроватью, завис над аквариумом и медленно растаял. Наш мир, к сожалению, действительно совершенно не волшебный.

За спиной послышался кашель. Я обернулся. Василиса Ивановна качала головой.

— Привыкай, сынок. В нашем мире колдовать тебе недолго придется. Магия со временем исчезнет, воспоминания поблекнут, а вот тоска останется. Тот, кто побывал в ином мире, меняется навсегда.

— Вы тоже были попаданкой? — смущенно спросил я.

— Была, — одними глазами улыбнулась старушка. — Целую армию победила. Теперь вот с Бюро сотрудничаю, проводником работаю. А ты? Не будешь скучать по приключениям?

— Буду, — признался я.

— Так оставайся в Бюро! Для картотечных у Люциуса всегда место найдется.

— Я не занесен в Картотеку, — признался я. — Я спонтанный перемещенец.

— Грустно. Но ты все равно попросись, вдруг, возьмут.

Я промолчал. Я пока и сам не знал, хочу ли навсегда остаться в Бюро, а даже если и хотел, Люциус вряд ли меня оставит. Я помеха, нерешенная задачка, которую бросили, не не узнав правильный ответ. Так что пусть себе воюют, а у меня в понедельник коллоквиум.

— Готов? — в спальню заглянула Лаврентьева.

Несмотря на немодный прикид, Ленка выглядела прилично, и лыжная шапочка ей шла, хотя обычно она делает девчонок похожими на матрешек.

— Я скоро, Василиса Ивановна, — пообещала девушка. — Разберусь с клоном, и вернусь.

— До встречи, — кивнула старушка. — И с тобой, Сереженька, не прощаюсь. Чует мое сердце, еще не раз свидимся.

— Загляну к вам на следующей неделе, — пообещал я. — С уборкой помогу.

Тепло попрощавшись с Василисой Ивановной, мы с Ленкой вышли на улицу.

Февральский вечер порадовал крепеньким морозцем и мелкой снежной крошкой, сыпавшейся с неба. Оранжевые фонари светили уныло, будто понимали, что при всей современности, им ни за что не сравниться с магическими факелами, освещавшими коридоры Бюро. По дороге проносились автомобили, но прохожих было мало. Видимо, мороз заставил любителей вечерних прогулок заменить обычный моцион просмотром криминальной хроники и очередного юмористического сериала.

— Бр-р! Холоднее, чем в Бюро, — поежилась Лаврентьева. — Ты домой?

— Наверное, — неуверенно пожал плечами я. — Если сегодня десятое, значит, родители из командировки еще не приехали. Хорошо, что время в Бюро течет быстрее, чем здесь, а не наоборот. Вернулся бы я лет через двадцать... представляю, как родители бы обрадовались. Сорокалетний студент-первокурсник.

— Иные так и возвращались, — вздохнула Ленка.

— Ты сейчас куда?

— В "Плазма-сити", — отозвалась Лаврентьева. — Мой клон наверняка там — по четвергам в клубе для девушек вход бесплатный, и музыка неплохая. Подкараулю ее в туалете, подзаряжу магией, чтобы память не теряла, и вернусь. Хочешь со мной?

— Пошли, — легко согласился я. — Делать все равно нечего. Только нужно зайти домой, у меня нет денег.

Ленка хохотнула и вытащила из кармана тысячу рублей.

— Узнаешь?

Я вызвал пелену и посмотрел на купюру — обычный лист золотой бумаги.

— Всеобщие, — улыбнулся я. — Тогда поехали.

Мы пошли на остановку, сели в автобус и добрались до ночного клуба без приключений. Кондуктор невозмутимо приняла нашу фальшивку, отсчитала сдачу и пробурчала что-то насчет того, что молодежь сегодня пошла невежливая, места пожилым людям не уступает, а одевается черти как.

Охранники на входе в "Плазма-сити", содрав с меня за вход пятьсот рублей, тиснули на тыльную сторону ладони ультрафиолетовую печать, и подмигнули Лаврентьевой. Ленка уверенно повела меня в раздевалку. Мы сдали вещи и прошли в зал.

Танцпол "Плазма-сити" вмещал около пятисот человек, а сегодня явилось и того больше — бесплатный вход привлекает девушек, а девушки — парней. В полумраке зала было тесно и душно, музыка бухала басами, синие и красные отблески зеркальных шаров пробегались по головам отдыхающих, отражались в зеркальной витрине небольшого бара, и таяли на потолке. Народ веселился.