По краю

— Что читаешь?

— Так, обо всем понемножку, — уклончиво ответил сын. — У Зевия великолепная библиотека. Столько книг об артефактах и волшебниках....

Фотий бросил безделушки и обернулся к нему. В словах Ипатия почудился намек.

— Ты как-будто не одобряешь?

— Ну что ты! Каждому понятно, что это рабочие материалы для научных трудов.

Фотий кивнул.

— В обычное время в этом нет ничего странного, — продолжил Ипатий, выдержав недолгую паузу.

— Что? Ты не доверяешь Зевию?

— Доверяю? В сущности, у меня нет ни единой причины доверять кому бы то ни было.

— И я тоже под подозрением? — холодно осведомился Фотий.

— Не обижайся, отец, — спокойно ответил Ипатий. — Я был исключен из вашей жизни на пятнадцать лет. Нет, — он предупреждающе поднял руку, — не будем обсуждать причины — это уведет нас от главного. Меня здесь не было — факт; и я, собственно, ничего не знаю о вас. Все переменилось, сложились новые отношения. И вполне возможно, что мне показали только верхушку.

— Но я пожертвовал своей карьерой!

— Да.

И в коротком ответе, Фотий услышал недоговоренность. Не сказалось вслух, что это могло быть только уловкой для каких-то тайных целей. В первую минуту Фотий растерялся от подобных предположений, но затем, поразмыслив, пришел к выводу, что Ипатий со своей стороны прав — он чужой для всех.

— Я хочу и могу быть тебе полезным, — сказал Фотий.

— И чем же? — Ипатий отложил книгу в сторону и смотрел на отца серьезно.

— Для начала могу выслушать, и, может быть, дать совет.

Ипатий помедлил, взвешивая.

— Не откажусь от помощи. За пятнадцать лет многое забылось и поменялось.

Фотий с тяжеловесной неспешностью опустился в кресло напротив и спросил:

— Как тебе видится дело?

— Тебе не понравится. Мои подозрения задевают твоих друзей.

— Зевия?! Впрочем, чему удивляться! Ты не знаешь его хорошо. Он кабинетный ученый, предпочитает копаться в пыльных книгах, а не в человеческих играх.

— Не Зевия, нет.

— Тогда Юстина. Этого никак быть не может, — категорично заявил Фотий. — Я знаю ее с детства. Она не притворяется и не лжет.

— Я тоже редко лгал, — сказал Ипатий. — Или ты с детства замечал во мне дурные наклонности?

Фотий покачал головой.

— Ты был себе на уме, не признавал рамок, — печально проговорил он. — Но мы и помыслить не могли....

Фотий вздохнул и махнул рукой.

— Не будем об этом. Ты прав, наши разговоры неизбежно превращаются в выяснение: почему так случилось? Что случилось — то случилось. Дело прошлое. Но, повторяю тебе, Юстина — невозможно!

— Не так что бы очень, — тихо проговорил Ипатий. — Все на ней сходится безупречно. Не удивлен, что Гвидо зацепился. Она умна, честолюбива и смела. Против нее даже то, что она хороший маг.

— О, да! У нее огромный потенциал, со временем она войдет в число лучших.

— Вот видишь! Отец ее изучает артефакты, в том числе и темные, и Юстина с детства живет среди рассказов и разговоров о них. Темные артефакты сводили с ума и не таких чародеев. И эта связь с Порфирием...

— Детская дружба, — поправил Фотий. — Нет никаких прямых доказательств ее вины.

— Поэтому Гвидо только беспомощно выкрикивает обвинения.

— Она спасла тебе жизнь вчера.

— Что обесценивает подозрения против нее, — согласился Ипатий. — У Порфирия нет никаких причин оставлять меня в живых, значит, Юстина действовала против него. Поэтому Трой и Ворм приняли ее бредовую историю. Значит, пособник Порфирия в доме кто-то другой.

— Ну вот! С Зизиев сняты подозрения, — заключил Фотий с удовольствием.

— Да, теперь остались все остальные или любой другой.

Фотий качнул головой, но затем подумал, что, и сам он, и Тибий Трой видят дело через призму сложившихся отношений, а Ипатию, не связанному никакими обязательствами, легче разобраться в запутанной ситуации. И быть может, то, за что он укорял сына — его нежелание принадлежать к определенному Дому — сыграет на руку.

— Ты думал, как найти Звезды Фанаин? — спросил Ипатий после паузы.

— Да.

Ипатий взглянул на отца вопросительно. Фотий потер тяжелый подбородок, сомневаясь надо ли продолжать. И вдруг поймал себя на мысли, что, по-прежнему, не доверяет Ипатию. Быстро взглянул на сына, увидев его горькую усмешку, решившись, торопливо заговорил:

— Стоит обратиться к тому, кто приторговывает темными артефактами.

— Приторговывает?

— Бареб. Ты должен его помнить. Он из Южных кварталов.

Ипатий задумчиво нахмурился, копаясь в давних воспоминаниях.

— Ах, Бареб! — воскликнул он. — Точно! Как же я сам не догадался! Его лавка там же?

— Никуда не делась. И он все такой же скользкий тип.

— Но это соломинка, за которую хватается утопающий... — произнес Ипатий. — Ирония в том, что ответы находятся в украденном дневнике Зоила Зизия. И каждый день ждешь, что Порфирий чудом расшифрует его.

— Ты не веришь в его силу? — Фотий с интересом взглянул на сына.

— Нет, не верю. В чем слава чародея? Победить в поединке, уничтожить соперника мастерством, коли принудили к тому обстоятельства. Как можно верить в Порфирия, когда он надеется, что со мной расправится растение. Он одержимый, помешанный, но не великий, нет. Теперь и я убедился в словах Юстины. Однако дневник не дает мне покоя. Скажи, можно расшифровать дневник при помощи какого-нибудь артефакта? Если бы знать, что ищет Порфирий, то можно опередить его.

Фотий задумался, откинувшись на спинку кресла.

— Пожалуй, есть, — наконец проговорил он. — Универсальные артефакты, усиливающие любое заклинание. Ты признался, что взломал чары Зоила.

— Но мне не нужна заклинательная формула, — возразил Ипатий.

— Пусть и так, но предполагается, что она существует. Значит, нужно найти заклинание и раздобыть один из универсальных артефактов.

— Сначала узнать про него каким-то образом.

— Верно, — согласился Фотий.

Из соседней комнаты раздался звук падения, приглушенный закрытой дверью. Ипатий вскочил на ноги и распахнул дверь, швырнув вперед себя десяток ослепительных фотов. Спустя минуту он вернулся.

— Никого нет, но стул опрокинут. Может, домовой.

— Раньше тут стулья сами по себе не падали, — хмуро заметил Фотий. — Иногда я кожей чувствую, как за спиной кто-то шныряет, а оборачиваешься — пусто. И Зевий на это жалуется.

У Ипатия некоторое время назад появились подозрения, постепенно перерастающие в уверенность, кто и почему шныряет по дому, но знать об этом даже отцу пока ни к чему. Он уселся обратно в кресло.

— Вернемся к нашему разговору. А кто, за исключением Зевия, мог бы дать такие сведения?

— Кто? И об этом я думал, — вздохнул Фотий. — Спроси у Бареба. У него бывал подобный товар. И бука.

— Кто?!

— Бука. Тут я мало чем могу помочь. Я слышал название благодаря должности. Сам я с ним незнаком.

— Наши тайны неисчерпаемыми! Кто же такой этот 'бука'?

— Они довольно странные. Насколько мне известно, почти не владеют магией, но помнят каждое прочитанное слово. Что-то вроде живого архива, и как архив надо листать, так и их — спрашивать.

— То есть, их голова только хранилище для слов? — уточнил Ипатий.

Фотий кивнул.

— Несчастная судьба! Знать и не владеть. Любой полуграмотный маг выше их.

— Бук очень ценят и пользуются их услугами постоянно. Маленькие привилегии скрашивают им жизнь. Поверь, они довольны своей судьбой.

— И как же мне найти его? Пойти в библиотеку, и в вестибюле трижды выкрикнуть имя?

— Не поможет, — усмехнулся Фотий, отметив, что Ипатий без усилий сделал верный вывод о том, где искать буку. — Но я подозреваю, хотя никогда подобный разговор не заходил между нами, Зевию бука известен.

— Зевию? Ну да, верно. Библиотека, и Зевий посещает ее не один год. Уверен, библиотекарей он знает лучше, чем соседей.

Из комнаты рядом опять послышались звуки, на этот раз гремела посуда, и приглушенно топал домовой.

— Накрывает к ужину, — сказал Ипатий. — Уже восемь. Юстина будет через час?

— Если не надумает ужинать с друзьями в городе. Представление заканчивается в половину девятого.

— Зря она поехала в город.

Отец вопросительно взглянул на него.

— У меня плохое предчувствие, — пояснил Ипатий. — Или мне стоило ехать с ней. Мне кажется, Юстина не понимает всей опасности. Город взбудоражен, Порфирий обязательно выкинет какую-нибудь штуку, и Юстина очутится едва ли не в худшем положении, чем я. Получить такое предсказание — лучше уж клеймо на лоб.

Зазвенел колокольчик, приглашая к ужину. Ипатий и Фотий перешли в столовую, где возле накрытого стола прохаживался Зевий. Домовой привычно накрыл на четверых, и место Юстины пустовало. Но едва они сели за стол, как свернула молния телеграммы. Листок спланировал к Ипатию в руку. Он пробежался по строчкам, и нахмурился.

— Что там? Что?! — то ли подтолкнули опасения, высказанные сыном, то ли постоянное напряжение в последние дни, но Фотий угадал: произошло нечто ужасное.

— Только что в театре разорвался амулет-хранилище. Зал заволокло туманом Границы. Есть жертвы.

Вилка со звоном выпала из рук Зевия. Он побледнел.

— Юстина! Юстина в театре!

Подойдя к бюро, Ипатий быстро написал несколько строк на восьмушке листа и отослал ее.

— Юстина — черный маг, она сможет за себя постоять, — утешительно проговорил Фотий.

Опять сверкнула молния, и в руках Ипатия очутилась новая телеграмма.

— Достоверных сведений о Юстине пока нет, но в театре ее видели точно, — сообщил Ипатий, прочтя. — Подозревают, что Порфирию на этот раз помогал иллюзионист Терентий Летилл.

Зевий тихо вскрикнул.

— Они знакомы?

— Он ухаживал за ней, — пояснил вместо него Фотий.

— Как же так?! — горестно воскликнул Зевий. — Все против нас!

— Не беспокойтесь, Зевий. Нам сообщат, как только что-нибудь узнают о ней.

До новой телеграммы прошло двадцать минут. Ужин был забыт. Ипатий расхаживал по комнате, подолгу останавливаясь на одном месте. Зевий нервно теребил салфетку. Фотий мрачно молчал. Наконец полыхнула молния.

— Она жива. С ней все в порядке, — быстро сказал Ипатий. — Иллюзионист пропал. Над театром ставят защитный кокон, чтобы туман не расползался. Свыше тридцати человек пострадали при панике. Больше десятка жертв, — прочел он и добавил, размышляя вслух:

— Порфирий превращается в кровожадное чудовище. Но неужели этот иллюзионист помогал ему? Тогда дело совсем плохо!

Юстина возвратилась через два часа. За это время пришло около дюжины телеграмм Ипатию от разных отправителей. Зевий каждый раз со страхом ожидал новостей, но о Юстине ничего нового не сообщали. Фотий считал полученные телеграммы и покачивал головой: по всему выходило, что старые связи Ипатия крепки. Теперь, когда раскрылось, кому на самом деле предан бывший комендант тюрьмы Геврасий Врига, это уже не удивляло, но подтверждало, что Ратуше есть чего опасаться. Фотий, хотя ни разу не высказал этого вслух, но в душе радовался, что его заставили покинуть должность, иначе он оказался бы в сложном положении. А отношения с сыном и без того непростые.

Не снимая пальто, Юстина прошла в кабинет. Она выглядела усталой и потемневшей.

— Девочка моя! — бросился к ней Зевий и обнял. — Мы не слышали твоего экипажа. С тобой все в порядке?!

Юстина кивнула, стянула с шеи красный шарф и опустилась в кресло.

— Вы уже знаете? — спросила она и посмотрела на Ипатия.

Он кивнул и спросил:

— Выпьете?

— Пожалуй.

Ипатий разлил ром в четыре стакана, отправил их адресатам.

— Расскажите, — предложил он.

Юстина сделала глоток.

— Это обязательно? У меня голова кругом.

— Да, обязательно. Мне нужно знать, что случилось. Пока есть общее представление.

— Хорошо, — она вздохнула. — Театр был полон народу. Свет погас, и на сцену вышел человек.

— Терентий Летилл, — уточнил Ипатий.

— Нельзя утверждать с полной уверенностью, — возразила она. — В темноте на сцене виден только силуэт.

Фотий поджал губы. Зевий скептически покачал головой. Ипатий поднялся с дивана и прошелся по комнате.

— И что же, Терентий нашелся после представления?

Юстина опустила голову и не отвечала.

— Завидую ему, — вдруг проговорил Ипатий, останавливаясь возле нее. — Вы покрываете его во второй раз.

— Почему 'во второй раз'? — поинтересовался Фотий.

— Потому что Юстина знала, кого навещал Порфирий в театре, — ответил Ипатий, глядя сверху на ее опущенную голову.

— Юстина! — воскликнул Зевий. — И ты промолчала?!

— Его упекли бы в Холодную Скалу, — тихо проговорила она. — А я не могу поверить, что Терентий сотворил такое, тем более на собственном представлении. Он не мог этого совершить!

— Вот бы мне такую преданность! — усмехнулся Ипатий. — Похоже, вы одна верите в его невиновность. Надеюсь, у него хватило ума сбежать из Магбурга — горожане вряд ли отложат наказание до суда. Это самое кровавое преступление за последние сорок лет.

— Он не виновен, — повторила Юстина замирающим голосом, общипывая кисти шарфа.

— Мне бы такую преданность! — еще раз сказал Ипатий.

Он сел обратно на диван.

— Хорошо, зал накрыло туманом. Откуда он, по-вашему, взялся?

— Темный амулет-контейнер, возможно, кольцо Тахара. Туман был с очень плотным ядром, которое не поддавалось разрушению, — ответила Юстина.

— Кольцо Тахара. И что же потом?

— Люди запаниковали, кинулись к дверям. В давке погибло несколько человек.

— Сообщения об одиннадцати погибших и полусотне раненных, — уточнил Фотий. Молнию с новыми данными прислали недавно.

— Да, я видела на площади. Гвидо Ворм был в зале. Стражники и черные маги стали отжимать туман к сцене.

— И вы тоже? — задал вопрос Ипатий.

— И я, — подтвердила Юстина, вскинув на него глаза. — Затем появился Тибий Трой. Я хотела пройти за сцену, узнать, что с Терентием — меня не пустили. Мы выбрались из театра последними, за нами ядро тумана разорвалось снова. Поставили кокон. И Тибий Трой проводил меня до предместий.

— Посоветовав не высовывать нос из дома? — поинтересовался Ипатий.

Юстина кивнула.

— А Гвидо Ворм обвинял вас?

— Он не сделал исключение и для этой встречи. Я привыкла.

— На этот раз, боюсь, он не будет голословен, — заметил Ипатий.

— О чем вы говорите? — воскликнул Зевий.

— Круг сужается, и в центре его остается одна фигура — Юстина Зизий.

— Что?! Вы опять обвиняете меня?! — рассердилась она.

— Обвиняю? Нет! Я указываю, что каждый новый эпизод прочно связан с вами.

— Фотий, останови своего сына! — потребовал Зевий.

— Ипатий, помни, что умозаключения могут быть ошибочными, если несут в себе неверную предпосылку.

— О, отлично! — раздраженно проговорил Ипатий. — Можно подумать, если я замолчу, ситуация от этого изменится. Очень удобно прятаться за слова, за праведный гнев — продолжайте! Тем более что осталось не так много времени для самоутешения!

Ипатий ушел, хлопнув дверями. Некоторое время они сидели, не глядя друг на друга, но думали об одном и том же. Первым поднялся Фотий.