Язычник: Там ещё есть надежда - роман

— Толку ж всё равно не будет, не разузнаем ничего, — шепнул он на ухо, присевшему рядом ведьмаку, видя, что мужики, которые судили, не обращают на них внимания, о чём-то тихо решая между собой.

— Будет, — так же шёпотом ответил ведьмак. — Теперь они нас не только без платы до Мурома свезут, а ещё и снедью нагрузят, чтоб мы не голодали в пути, — он подмигнул и улыбнулся.

Охранники появились минут через пять почти одновременно. Первым расспросили того, кого Добряш назвал Акимкой, потом Богдана. Оказалось, что Акимка парня этого и в глаза не видал, а Богдан, при котором парень входил в весь, особого допроса ему не устраивал. Ему показалось, что достаточно и того, что парень знает Завида Гордеича, бывшего голову. Ведьмак незаметно похлопал Вечеслава по спине, и поднявшись, развёл руками.

— Так у вас и медведь в весь зайдёт, сказав, что он к тёще на блины, а вы и знать не будете, — проговорил он серьёзным, не особо ладящимся со смыслом слов, тоном, видимо боясь впасть в сарказм и тем обидеть местных. — А по сути-то, мужи Рязанские, Бог с ним с этим парнем, забудем, да поминать больше не станем.

Мужики тут же заговорили что-то разом, одни недовольно, другие с какими-то растерянными выражениями лиц, но Кузьма Прокопыч остановил их, подняв вверх правую руку.

— Тихо, мужи Рязанские. Тут не горлом, а умом брать надобно, — он на пару секунд задумчиво замолчал, сдвинув брови.

— А чего долго думать-то? — снова заговорил старик-волхв, бросив на голову внимательный взгляд. — Вина наша, спорить в том нелепо буде. Сколько раз ты Евсею говорил, чтобы он отроков своих в строгости держал? Не раз, и не два. А они одноть по-своему, спустя рукава весь сторожат, послабление себе утворяют. Ты припомни, в том месяце, неделю без дозоров оставались, дожди, мол. Аки девицы красные.

— Так оно и есть, Будимир-батюшка. Послабились без лиха, зажировали, — Кузьма Прокопыч, сжав губы, бросил взгляд на Богдана, который стоял потупившись, а затем обвёл взглядом всех мужей. Те молча закивали, согласные со словами волхва, и голова повернувшись к скамье, продолжил. — Одно решение тут, коли истцы из пришлых виру за недогляд наш взять схотят, то из общих дадим три гривны кунами, да по гривне пущай Завид с Богданом отдельно из личных положат, а коли брать её им в обиду будет, то пущай говорят, чего хотят.

— Да бог с вами, люди добрые, — ведьмак, отказываясь, замахал руками. — Разве ж для того дело это нам не чуждым стало, чтобы весь обвинить? Одного хотели мы с родичем, чтоб открылась вся правда, да чтоб правда эта свет пролила на случившееся. А вышло-то, что? Вышло, что на Завиде ничего и нет лихого, не знал человек попросту, какой с него спрос? С отроками вашими мы и с самого начала неладов не затевали, а уж с веси виру брать и тем боле не собирались.

— Не по-людски буде, если мы за случай этот без пользы вам разминёмся, — не согласился голова. — Коли виру брать не станете, то помощь какую спрашивайте.

— Им бы до Мурома на лодьях дойти, — осторожно влез в разговор Добряш .— Про то сами говорили.

— Да брось ты, Добряш, — обернулся ведьмак. — Тебе и за гостеприимство твоё нам вовек не рассчитаться...

— Добре, — проговорил Кузьма Прокопыч, выждав пару секунд после слов ведьмака. — Ежели есть в том нужда, то до Мурома можете с нами пойти на общинных лодьях, платы не спросим. По недели* этой как раз-таки и выходим. Да и со снедью не обидим, благо год урожайный выдался. Закромки, слава Роду и Макоши, чаша полная, — голова в первый раз за судилище улыбнулся.

Ведьмак дальше играть в добродушие не стал, а просто поблагодарил весь за решённое умом и правдою дело. Кузьма Прокопыч в ответ, смутившись, покашлял, и снова взял речь.

— Ну что ж, с нашей стороны ничего боле. Если у других истцов сверху того поклёпов да споров нема, то суд завершить полагаю. Завид?

Тот только молча покрутил из стороны в сторону опущенной головой.

— Ну вот и добре, — облегчёно выдохнул глава веси.

14

После этих слов Вечеслав, как, по всей видимости, и Кузьма Прокопыч секундой ранее, почувствовал душевное облегчение. Постоянное ожидание того, что его вот-вот начнут о чём-нибудь расспрашивать, напрягало, но теперь, когда суд закончился, можно было и расслабиться. Он поправил рукава пока ещё непривычной рубахи, и уже хотел было подняться, чтобы, как и остальные, покинуть копище, но ведьмак остановил его, надавив рукою на плечо.

— Погоди, не спеши, — негромко сказал он. — Мне ещё с волхвом переговорить надо бы.

Вечеслав только пожал плечами. Так, значит так. Только непонятно было, неужели их сейчас вот так запросто оставят здесь один на один со стариком? А вдруг они комедию всё это время ломали, а сами задумали недоброе. Например, грабануть тут всё нахрен и свалить восвояси, как тот чёртов парень, сиганув в ночь через частокол. Хотя, с другой стороны, чего здесь грабить? Он бросил взгляд на простенькую хатёнку-полуземлянку волхва. Судя по ней, вряд ли старик этот много материального добра нажил.

Мужи по очереди, с довольными от выполненного дела лицами, сходили по ступенькам с возвышения, кивая головой волхву и Кузьме Прокопычу. Тот в свою очередь о чём-то тихо спрашивал старика, не забывая кивать в ответ. Наконец, его взгляд скользнул по Добряшу, который уже был на ногах и спешил в сторону ворот, а затем недоумённо задержался на скамье, где продолжали сидеть Вечеслав с ведьмаком. Он снова о чём-то спросил старика, и они вслед за остальными спустились по ступенькам вниз.

— Знакомцы разве? — услышал Вечеслав вопрос головы к старику, когда они приблизились к ним.

— Да откуда ж? — старик улыбнулся. — Просто интерес у меня к ним. Люди по земле идут, видят, что на ней делается, особля таперича... вот и захотелось мне выведать, чего да как оно. В Ладоге той же. Из северных земель давно ведь к нам не заглядывали.

— Давненько, — согласился голова. — Помню, аки прошлым летом в конце липня* парень один был, так и всё. Сразу после Перунова дня*, кажись, приходил. Шебутной такой, веснушчатый.

— Было-было, — кивнул волхв. — Архипкой назвался.

Мужи, остановившись всем скопом в нескольких метрах от ворот, выжидательно смотрели на Кузьму Прокопыча. Тот махнул рукой, мол, идите.

— Да и ты ступай, Кузьма, — проговорил старик. — Люди после праздничка небось на работу не падки, так ты их взбодри словом верным.

— Чудно, — Кузьма Прокопыч покачал головой. — Ох, и чудно, Будимир-батюшка, молвишь. Вроде как тайна у тебя с пришлыми от меня.

— Да нет тайны никакой, Кузьма. Ты такого не думай зазря, и обидой не кипятись. Парень вот этот, — старик кивнул на ведьмака. — Он из нашего роду, из волхвского. Про то я своим даром проведал, и хочу вот теперь с ним об волхвском поговорить. Токмо в веси никому про то не сказывай, не надобно того людям знать.

— Ну, коли так, хм. А с обидой, ты, Будимир-батюшка, то ж зазря, не отрок я, поди, абы по пустякам обижаться, — голова улыбнулся одними краешками губ. — Чудно токмо малость всё это.

Он снова пожал плечами, и развернувшись, широким шагом заспешил вслед за остальными.

Когда все исчезли за воротами, и внутри копища осталось только трое — старик, ведьмак и Вечеслав, старик вдруг поклонился ведьмаку в пояс.

— Ну, здравствуй, Велес-батюшка, — проговорил он. — Гляжу и глазам своим не верю, второй раз весь нашу посещаешь. Неужто, случиться чего должно?

— Да нет, в этот раз мимоходом только, — ответил ведьмак.

Старик бросил быстрый взгляд на Вечеслава.

— Он знает, — кивнул ведьмак. — Вот его и веду в Ладогу, чтоб с помощью отвара обратно вернуть. Оттуда он.

Старик понимающе закивал, с интересом разглядывая Вечеслава.

— Так вот они какие наши потомки. А я и гляжу, не похож на ильменских. Уж и не знаю, приметили наши чего, али нет, а мне сразу ясно стало.

— Да вроде ничего не заподозрили, да и с какого рожна подозрениям-то быть? По одёже разве, так мало ли купцы её из полуденных стран привозят, да такой, что и диву даёшься — как такое люди выдумывают? А по разговору... он парень смышленый, много не болтает, а если приходится, то подстраивается под нашу речь. Гляжу я, — ведьмак вдруг резко сменил тему, — Весь любви особливой к Завиду не питает, а стало быть, и к роду его?

— Из-за сына, Лукьяна, — старик неодобрительно покачал головой. — Завид же два лета назад головою избран был, да долго не продержался. Через месяц всего соседи его бывшие нежданно пришли, Угрюм с родом своим. Про нашу весь слух-то всё дале расходится, вот и порешили они лучшей доли у нас поискать. А в прежнее время они рядышком с Завидовым родом по берегу Беседи жили, да не ладили по всему видать. Вот с неладов тех старых и зачал Угрюм каждому встречному-поперечному сказывать о том, что сын-то головы нашей у Владимира служит, и на своих в дружине его ходить не брезгует. Ну, зароптали наши само собой.

— А разве он должен отвечать за своего сына? — осторожно и с почтительностью спросил Вечеслав.

— А-то как же, — волхв вдруг указал посохом на скамью. — Присяду я, а-то ноги чтось слабеть стали в последнее время.

— Конечно, конечно, — закивал ведьмак.

— Так вот, — продолжил старик, усаживаясь. — Это сын за отца ответа не несёт, потому как не он его воспитывал с младенчества, а отец за сына завсегда отвечать должен. Ведь это Завид значит недоглядел в Лукьяне червоточинку ту, коя потом позволила ему супротив своих идти. Или ещё хуже може, сам ту червоточинку в нём заложил. Стало быть, его вина.

— Да тут главное, чтоб свад между родами не было, — ведьмак нахмурился. — Весь эта крепнуть должна, единой силой становиться. Сам знаешь, Будимир, что ныне на земле нашей делается.

— Да знаю, как не знать, — волхв тяжело вздохнул. — Грозные тучи собираются, да только не водою они хлынут, а кровью славянской. Готовит Владимир для Руси праздничек.

— Вот потому и должна весь ваша крепнуть, а не в свадах хиреть, — ответил на слова волхва ведьмак. — Одна такая, вторая, третья, глядь, и сдюжим против напасти.

— Да как сдюжить-то? — в глазах старика промелькнуло уныние. — Я вона каждый вечер думу думаю, долго ли ещё весь нашу лихо стороной обходить будет? Седьмое лето уже сидим на земле этой, и седьмое лето дань никому не платим. Булгарам зерно за мелкую цену продаём, есть тут кан местный, Илбек, ему с нами выгодно дело иметь, вот он другие племена из своих сюда и не пускает. И то нам покой. А Владимир промеж своих дел, вроде как и запамятовал о нас, да боязно, ненадолго то запамятованье. Меня перед каждым полюдьем* опаска берёт, вот-вот думаю, заглянут и к нам, и одно тогда останется, дань уплатить. Не ратиться же мужикам нашим с кметями. А ну как за все семь лет урок установит?

— Я в прошлый раз когда был, сколько в веси людей жило? Две сотни, так? — спросил ведьмак.

Старик кивнул.

— А теперь под пятую сотню уже набралось. Лето, другое пройдёт, и вся тысяча будет. Неужто не сможете за своё таким числом постоять?

— Да разе ж то число, супротив дружин Киевских?

— В дружинах тех сейчас разлад большой. Половина почитай на Владимира в сердце своём ропщет за обесчестие родной веры.

— Слышал, слышал, — закивал волхв. — Молва ходит, Владимир за обесчестие то крепко взялся, да с подвохом. Ещё молва ходит, что людей он на копище в жертву приносить стал, оскверняет землю невинной кровью.

— Есть такое, — подтвердил ведьмак. — Многие из полян уже роптать начинают. Одни на веру, другие на Владимира.

— Так и до раскола недалеко, а там и брат на брата пойдёт. Неужто выгода ему какая с того? — волхв с недоумением посмотрел на ведьмака. — Разе ж есть выгода в том, чтобы народ стравливать?

— Он не выгоды ищет, ему отблагодарить нужно тех, кто на стол ему взойти помог.

— Мудрёно всё это, — волхв задумчиво свёл брови. — А ещё мудрёней, чего он всё между Булгаром и Царьградом мечется?

— Делает вид, что веру выбирает, хоть уже и решено всё давно, и не им. Впрочем, умно с его стороны, булгар всё время держать в мысли, что русы вот-вот мусульманство примут. Так можно на время от них отделаться миром, да "вопросами веры" вплотную заняться, — ведьмак усмехнулся.

— Да с булгарами мы тут и так пока миром живём, и с мордвой соседствуем без злобы. Меня всё ж боле жертвы людские коробят, нежели другое. Оно ж, затеянное им, изнутря рассыпает веру нашу. Ведь то ж с умыслом дыры в куле делаются, абы просо рассыпать. Когда мы людей-то в жертву несли? Разве в годину самую лютую, да и то из пленённых находников*. Али вот ещё Светослав, князь наш великий, у Доростоля требу большую клал Перуну. Так там он с умыслом делал, абы воины, из новой веры кои, в плен сдаваться не удумали своим единоверцам, а бились до погибели своей. Знали абы, что враг после жертв этих пощады им не даст, даже одной с ними веры в рядах будучи, а значит, и нет им к ним дороги.

— С одними бы родноверцами выдюжил. Те бы до конца б не предали.

— Оно може и так, но каждый вой тогда на счету великом был.

— Да-а, — протянул ведьмак, — Тяжёлая доля им у Доростоля выпала, один против десятерых шёл.

— Вот скажи мне, Велес-батюшка, — волхв слегка подался в сторону ведьмака, глядя на него внимательным взглядом, — И чего эт он порогами пошёл, чего не посуху? Ведал же ж, что Куря на те пороги пришёл и стал там. Неужто, ретивое в сердце взыграло?

— Того я не знаю, — ведьмак пожал плечами, — А знаю другое. Был князь храбрый да великий, погиб, отгоревали по нём, и хватит. Слава ему на веки крепка будет, а нам другое теперь нужно. Не прошлое вспоминать-ворошить, да грустить по нему, а за то, что впереди бороться.

— Да как поборешься ведь? — старик покачал головой. — Вот и с порталами этими, восьмое лето, аки они не волхвам принадлежат, а смердам Владимировским. Восьмое лето не вестимо что по ним туда-сюда по времени шастает. Парень-то тоже небось оттуда, раз убить твоего сопутника удумал?

— Скорее всего, — ответил ведьмак.

— Ну, мы на эту тему думали, — всё с теми же осторожностью и почтительностью влез Вечеслав. — Может и просто ошибся, перепутал меня с кем.

— Вряд ли, паря, — старик покачал головой. — Чует мое сердце, не спроста это всё. А сердце моё волхвское кривить не може. Да и попутчик твой, паря, сам понимать должен, кто есть. С ним-то рядом просто так ничего не бывает, — волхв снова перевёл взгляд на ведьмака. — Пока рядом ты, Велес-батюшка, ответь мне на вопросы, коих многое число у меня скопилось. И первый из них — чего ж делать-то нам? Чего мы можем?

Ведьмак бросил взгляд на Вечеслава и с извинительным видом развёл руками.

— Ты уж, прости, — сказал он, — Но дале нам с глазу на глаз следует. Пойди пока, за воротами обожди.

— Да, ради бога, — Вечеслав нарисовал на лице безразличие, хотя на самом деле ему стало слегка обидно от такого расклада. Наверное, как и Кузьме Прокопычу чуть ранее до этого. Хотя, раз и голову местного, уважаемого человека, спровадили, то ему-то чего нос обиженно задирать?

Выйдя за ворота, и затворив за собою теперь единственную остававшуюся приоткрытой створку, он присел на корточки, и опёрся спиною на тын. В голове ощущался некий сумбур. Вон как оно оказывается, не врал ведьмак, что бог. От осмысленного и теперь уже полностью принятого понимания этого по телу пробежали лёгкие мурашки. Ответом мозга на данную мысль было единственное пришедшее на ум выражение, звучавшее не замысловато и лаконично — ну нихрена ж себе! До этого в Вечеславе всё же шевелилось некое сомнение, ну, мало ли, в их времени по психушкам всяких Наполеонов с Энштейнами сидит, значит и богов всех мастей, наверное, тоже на пальцах не пересчитать. Да что там по психушкам, свойственное это видимо людям, считать себя кем-то большим, чем они есть на самом деле. Если вот даже перебрать знакомых, то и там ни одного не будет, кто просто считает себя обычным-преобычным человеком, с определённой физиогномией, малой кучкой привычек, зовущимся характером, и ещё парой-тройкой данных, указанных в паспорте. Копнёшь чуть, и оказывается избранный на избранном, и не зря он на свет этот явлен, и придёт однажды время... и прочее, прочее, прочее...