Язычник: Там ещё есть надежда - роман

Подходя к огибающей улице, ведущей по над тыном, Кузьма Прокопыч задрал голову, и глянув на крышу одной из угловых изб, громко спросил у сидевшего там парня, не видать ли кметей. Парень на пару секунд бросил взгляд вдаль, отвлекаясь от натягивания тетивы на кибить*, и потом посмотрев на Кузьму Прокопыча, отрицательно помотал головой.

— Не торопи, ещё успеем увидать, — выдохнул Будимир. — Ох, гляжу я, дума у тебя Кузьма к одной сторонке прибивается. Токмо ты на рожон не лезь, за тобою людские жизни стоят. Да и слыхал же, половина почитай, не хотят ратиться. Одно чую верно ты мыслишь, кметей в весь не пускать, — волхв приостановил голову за локоть посредине дороги и продолжил речь. — Знаешь ты не хуже моего урманей, да и варязе нынешние не те, что при Светославе. Тогда они на жопе сидели, а таперича князьками глядят. А в весь ежели зайдут, то и вовсе укороту им не буде. Сами же зацепят кого из наших горячих, Игната того же, али Мстивоя, да потом уже, аки комом снежным беда с горки покатится. Токмо в веси нам с ними не управиться уже буде, посекут нас, аки детей малых.

— Это ты верно говоришь, — кивнул голова. — Да токмо сдаётся мне, что они с самого начала идут, абы сваду затеять, иначе зачем было пятью десятками тащиться. Ежели слово наше князю передать надобно токмо, то и десятка с головой хватило б.

— Ну то, что пять десятков их, в том я изначального умысла не вижу. Побили их бы втихую, ежели б они малым числом шли. И вятки, и радимичи обиду свою не забыли поди, скрипят зубами по ночам доселе. Ты ж сам из радимков, разе ж запамятовал?

— Всё помню, — голова прищурился. — Потому и горячусь. Ты прав, Будимир-батюшка, поначалу ерепениться не стоит. Попробуем миром реши...

— Идут! — перебил слова Кузьмы Прокопыча громкий окрик, и он тут же невольно бросился к тыну, а следом заспешили ведьмак с Вечеславом и волхв, тяжело опираясь на посох и мрачно покачивая седою головой.

Кмети шли в два длинных ряда. Вечеслав увидал их, когда из-за поворота, скрытого лесною стеной, появилось уже с десяток конных. Из-за этого поворота ещё совсем недавно вышли и они с ведьмаком, но как же всё изменилось за это время. Теперь он словно был неотъемлемой частью веси, хотя и пробыл в ней всего несколько дней.

Завидев поселение, четверо передних конных тут же съехали на обочину дорожки и один из них принялся раздавать команды, приподнявшись в седле. До веси его голос не доносился, но по властным жестам руки можно было легко догадаться, что командовать этот вой, который скорее всего был полусотником, не просто умеет, а делает это привычно и несуетливо.

Выползающий из-за поворота отряд, похожий на стальную змею, неукоснительно реагировал на указания руки. Некоторым полусотник указывал на поле рядом с дорогой, и те съезжали с дороги и тут же спешивались, другие по указке командира направлялись к лесу, и принимались, не слезая с коней, рубить боевыми топорами нижние, толстые ветки старых деревьев. Вскоре появились и обозы, которые шли медленно, запряжённые кряжистыми, крепкими лошадками. Обозы съезжали в поле и постепенно образовывали большой полукруг, выпирающий дугой в сторону веси. Некоторые из спешившихся уже привязывали к остановившимся обозам поводья своих коней, и принимались сгружать на землю большие холстинные скаты.

Со стороны леса, словно муравьи, потянулись рубщики, таща за собою "добычу". Да и вообще всё это организованное копошение стало похоже на муравейник, в котором каждый беспрекословно выполнял свою функцию, и от этих организованности и беспрекословности грозно повеяло опасностью.

Почувствовав это ощущение опасности внутри себя, Вечеслав обежал взглядом стоявших у тына мужей. Ощутили ли они? Тронул ли их своим ледяным ветерком страх перед этим слаженным воедино муравейником?

И судя по напряжённым взглядам, тронул.

Молчаливое наблюдание того, как кмети разбивают лагерь, длилось минут десять. Никто не хотел, или не мог ничего сказать, погружённый в свои невесёлые мысли. Наконец, громко хмыкнув, голова сплюнул на землю, и как и Вечеслав до этого, с интересом оглядел стоявших вдоль тына.

— Что лбы нахмурили, славяне? — громко спросил он, и остановил взгляд на Игнате. — Осилим, коли чего?

— Осилим, Кузьма Прокопыч, — улыбнулся Игнат. — Хотя окольчужены они крепко, куда рубить, ума не приложу.

— А по рукам, да по ногам, где открыто. Да и бармица не божья десница, от доброго удара не защитит.

— Не бравадься, Кузьма, — тихо, чтобы не слышали другие, выдохнул волхв — Мимо людей сейчас твоя бравада буде.

Полусотник, отдавая поручения, часто поглядывал в сторону веси, и наконец, неспешно двинул свою чёрную лошадку к ней. По обеим сторонам к нему присоединилось по крепкому вою на таких же чёрной масти лошадях, один из которых поднял на вытянутую руку сулицу* с привязанной к наконечнику белой тряпицей.

— Говорить едут, — волхв тронул Кузьму Прокопыча за локоть. — Помни, Кузьма, жизни людские на тебе.

— Да помню, — в первый раз не без злобы отмахнулся от слов старика голова.

Стук двенадцати подков по брёвнам мостка неприятно отдался в ушах сливающимся гулом, вдобавок лошадка одного из воев принялась пританцовывать, словно ей нравилось, как громко звучит дерево под её копытами. Полусотник поднял вверх правую руку, показывая, что идёт без оружия и тройка медленно двинулась в подъём по над тыном, словно давая разглядеть себя притихшим вдоль частокола людям.

А разглядывать было что. В отличии от тех первых двух воев, встреченных Вечеславом на дороге, эти были не в пример лучше вооружены. В высоких шлемах с носами, в виде стрелок, и с бармицами нисподающими сзади до плечей. Кольчуги грозно сидевшие на широких плечах, были перехвачены широкими поясами, на которых висели ножны, украшенные медной вязью. Рукава кольчуг доходили до локтей, а сами локти были защищены наручами. Не хуже были защищены и кисти рук, упрятанные в рукавицы, собранные, как и кольчуги из стальных колец, только меньшего размера.

Не дойдя до ворот пары саженей, полусотник остановил лошадь и холодным взглядом обвёл торчащие из-за тына лица. На его губах едва заметно мелькнула усмешка, но тут же исчезла, и лицо, обрамлёное усами и пышной бородой снова стало каменным. Вой с сулицей, опустил подобие белого флажка и принялся с более явным презрением на лице, оглядывать людей, а второй всё ещё пытался злым шёпотом осадить свою пританцовывающую лощадь.

— Кто голова здесь? — холодно бросил полусотник, опуская руку и беря в неё поводья.

Вопрос на несколько секунд повис в напружиненной тишине без ответа, но наконец, Кузьма Прокопыч, сделав несколько шагов в сторону ворот, и подойдя к тыну вплотную, громко ответил.

— Ну я.

Полусотник остановил взгляд на нём и кивнул.

— Так слушай меня, голова. Секрета в том нету, кто мы и зачем пришли. С Прони видать были гонцы уже? — уголки губ полусотника на секунду дёрнулись вверх. — Ну так, всё одно скажу, абы от меня твои люди слышали. Да и не всё тебе те гонцы донесли. То, что мы кмети княжьи, то ты знаешь поди, и то, что задолжали вы князю, того не должен не знать. Так вот, пришли мы урок вам определить, по ногате с дыму, да по куне с плуга, абы правду восстановить.

— Какая ж в том правда? — перебил Кузьма Прокопыч. — Мы с Владимиром ряда не клали, свободные мы от его власти.

— Не перебивай, голова, — холодно продолжил полусотник, прищурившись. — Ряд испокон существует, ибо земли эти князей Киевских. Так вот, платите, аки установлено, за семь лет сразу, и князь пощаду вам обещает.

— А ты не пугай, полусотник, — не сдержавшись, выпалил голова. — Я и сам полусотником в ополчении два десятка лет проходил.

— Да хоть тысяцким, — полусотник коротко усмехнулся, — Мне то что?

— А то, что не затыкай меня, я ровня тебе, а не челядь. А спрос за лета прошедшие какой может быть? Ежели бы вы изначала пришли, да урок установили, а то явились и сразу за семь лет стребовать хотите. Где тут правда твоя? Да и откуда ж знать мне, что от князя вы, а не разбоем в глухих местах промышляете.

— Вот печать княжья, — полусотник вытащил из торбы, прикреплённой к седлу, берестяной свёрток. — Здесь слово княжье к вам и урок им установленный.

Обождав несколько секунд, видимо решив, что за печатью должен выйти кто из весевых, но поняв, что те опасаются, он бросил бересту через тын. Стоявший рядом с Кузьмою Прокопычем Игнат, ловко поймал свиток, и передал голове.

— Но есть и неписанный указ, знать хочешь? — полусотник хитро посмотрел на Кузьму Прокопычу. — И по тому указу выходит, что урок за семь лет предыдущих не платить можно.

— И что за указ такой? — осторожно спросил голова, почувствовав тонкий подвох в словах княжьего кметя.

— Да прост указ тот, — полусотник улыбнулся. — Выполнишь, и твоим людям послабление буде. Выдай мне без свады головника, который в веси вашей укрылся, да дай войти к вам, абы дымы сосчитать, да плуги.

— Хм, — Кузьма Прокопыч повертел головой, — Нелепицу какую-то ты говоришь, полусотник. Откуда же в веси нашей головники взяться могут? Може ты перепутал, да не к тем пришёл? Так иди тогда своей дорожкой, честных людей не смущай.

— Ну, на то не надейся, к вам мы пришли, и не ошиблись. Головник тот из пришлых, с ведьмаком вдвое они у вас. Три дня тому назад, верстах в сорока отсюда, одного из воев наших он жизни лишил, мечом посеча. Выдашь его, плати за раз, не выдашь — урок за семь лет, да дикая вира* в сорок гривен на ваш горб ложится.

— Да какой головник с ведь... — Кузьма Прокопыч вдруг осёкся, и обернувшись, уставился на Вечеслава. — Ты?

Уже с половины речи полусотника, Вечеслав заподозрил неладное, а после того, как тот упомянул ведьмака, всё стало предельно ясно. Каким-то образом главный в этой полусотне знал о произошедшем на дороге. Но как всё это стало известно князю за столь короткое время?

Положив руку на рукоять, Вечеслав стал спиною к тыну, прижался к брёвнам, и приготовился... вот только к чему, он и сам сказать бы не смог, потому как мозг от такого сюрприза соображал туго. А после вопроса Кузьмы Прокопыча, мысли и вовсе застыли тягучей смолой.

Мужи словно по цепочке осмысливая сказанное, один за одним вперивали в него свои взгляды, в которых сперва читалось недоумение, а уже спустя секунд пять явная агрессия. Да и как ей было не появиться, когда вот он, виновник всего происходящего оказывается, да ещё не из своих, а пришлый.

— А я говорил вам, — услышал Вечеслав довольный голос Отая. — А? Что рязанцы? Не говорил разе? Вот вам и дождались.

— Подождите, — перед Вечеславом возник ведьмак, словно заранее прикрывая его от возможного нападения. А оно вот-вот должно было случиться. Кое-кто из держащих сторону Завида, уже потянулись к оружию, хотя и не с особым жаром. Помнили видать о том, что пришлый был гриднем, да и сваленный одним ударом лучший боец веси пока ещё им не позабылся. Хотя и легенда всё это служенье князю, и ругался про себя Вечеслав на своего спутника за ложь, но вот и помогло нежданно-негаданно. — Полусотник их кривит, первыми те два воя на нас напали. А родич мой защищался.

Сам полусотник, приподнявшись в седле, и вытягивая шею, пытался заглянуть за тын, словно убеждаясь, что сказанное им вызвало в веси нужную реакцию.

— А нам-то что?! — нарисовался из-за спин Завид. — Нам-то что с того, люди добрые? Разе наше дело, кто на кого напал, а кто в защиту шёл? Наше дело — весь правдой держать, а не головников да свадников привечать. Не так?

— Так — так, — раздались голоса, и Вечеслав не без горечи услышал, что голосов тех было довольно-таки много. Не меньше половины точно. Да и с чего им всем быть на его стороне?

Из согласившихся со словами Завида, вперёд разом шагнули человек восемь, поднимая своё оружие. Кто топоры, кто сулицы, а кто и клевцы*, предназначеные для пробивания лат и кольчуг, несмотря на то, что на Вечеславе не было ни одной стальной пластины или колечка. Вечеслав невольно потащил вверх меч, но ведьмак резко остановил его руку.

— Меч у него надо забрать! — закричал Завид, оставаясь на месте, и подначивая шагнувших к пришлому. — Голова, пусть он меч сам отдаст, али посекём его.

— Без суда расправу учинить хочешь?! — зло гаркнул на него Кузьма Прокопыч. — Не бывать тому. А вы чего? Оружие руки жжёт?

— Образумтесь, — поддержал волхв. — За кровь пролитую, коли она невинной окажется, боги с вас сурово спросят.

Вышедшие вперёд замерли, а двое тут же ретировались, поняв, что решили приняться за дело, как минимум, раньше времени.

— Ну чего ты там, голова? — нетерпеливо прокричал полусотник, слыша крики за тыном. — Решили уже?

Но Кузьма Прокопыч не отреагировал, он шагнул к Вечеславу и вдруг встал рядом с ним, повернувшись к мужам.

— Я бесправию свершиться не дам, — проговорил он, нахмурившись. — Пока ещё я голова, и дело моё углядывать, абы зла тут не творилось.

— И что ж таперича? — продолжил разжигать Завид. — Нам за него виру дикую платить прикажешь? Али головы свои сложить?

— Всё! — гаркнул Кузьма Прокопыч. — Не буде боле разговоров. Завтра с утра выслушаем пришлых, да изберём всем миром им долю.

— Ну чего там, голова? — голос полусотника стал злее.

Кузьма Прокопыч вернулся к воротам, и неожиданно улыбнувшись, заговорил спокойным голосом.

— Доброе дело ты предложил, полусотник, да вот токмо говорят нам боги наши, семь раз подумай, а там уже и решай. Разе ж глупому боги нас поучают, а?

— К чему клонишь? — недовольно спросил полусотник, щуря глаза.

— Время нам надобно, абы разобраться во всём. Дай нам до утра завтрашнего подумать.

Полусотник на несколько секунд замолк, опустив взгляд, словно уйдя в себя, потом пару раз провёл рукою по гриве своей лошадки, и тяжело посмотрев в глаза голове, кивнул.

— Но гляди, не поспеете с ответом до того, как солнце станет на две пяди от земли...

— Буде ответ, не сомневайся.

— Смотри, — повторил полусотник, и развернув лошадь, со злостью пришпорил её поджарые бока.

21

Лишив меча, который самолично забрал волхв, Вечеслава повели в поруб. Проходя сквозь глядящих на него рязанцев, он слышал, как некоторые из них, кто шёпотом, а кто и вкрик, спорили меж собой, разделившись примерно на две равные половины. Ведьмак же, поддерживающе хлопнув Вечеслава по плечу, тут же оставил его под конвоем Игната с Людотой, а сам протиснулся к голове, и что-то шепнув ему, отвёл того в сторонку, не забыв взглядом пригласить за собою и волхва.

— Ты, друже, не тужи, — шепнул прямо в ухо Игнат. — Дело плёвое, разом уладим.

Вечеславу от этих слов, а вернее от того, кем они были сказаны, стало слегка спокойнее. Надо же, вроде последним должен был его сторону принять, ан нет. И вправду стало быть выходит, не подравшись, настоящими друзьми не становятся. Не насмерть, конечно, а так, в серёдочку, чтобы не оставалось сомнений по поводу того, кого ты назовёшь коротким, но весомым словом "друг".

Скрипнувшая за спиною дверь поруба снова вернула к тягостным мыслям о ставшем вдруг таким неопределённым положении. Вечеслав молча прошёл ко второй, свободной скамье и улёгся на спину, подложив руки под голову. Нечай, пойманный им паренёк, проводил его недоумённым взглядом, и долгое время молчал, шумно соваясь на своей скамье. Наконец, не выдержав напора собственного любопытства, он осторожно, немного заискивающим голосом, спросил.