Я поднял указательный палец, призывая к тишине, подкрался к окну и осторожно посмотрел вниз. Посмотрел — и обомлел. Из ночной тьмы на меня глядела с совершенно жутким оскалом моя любимая женщина — убитая сегодня вечером Диана Штукка. Её роскошные каштановые волосы, с налипшими на них сгустками крови, развевались на ветру. На голове виднелись страшные открытые раны. Из носа текла какая-то тягучая отвратительная жидкость. Левое веко подрагивало, словно она, не переставая, подмигивала мне. В такт этому подмигиванию колыхалась её полная грудь, выпавшая из лифчика.

Друг от друга нас отделяло лишь одно тонкое непрочное стекло.

Диана протянула ко мне руку со скрюченными пальцами — и я, отпрянув, неуклюже шлёпнулся на пол, не понимая, как только не потерял сознание от всего увиденного. Потом, с бешено стучащим сердцем, поминая святых мучеников, начал задом отползать от окна.

За моей спиной громко визжала Ирина. Что-то там рушилось, громыхало, трещало.

— До утра нам не дожить, — подвывая, повторял Наум. Всем своим телом он прижимался к дальней стене так, будто хотел вдавиться в неё. Слиться со стеной воедино.

— До утра нам не дожить, — зациклило Гольца. Он был совсем невменяем.

— Наверное, Наум, что не дожить, — единственное, что смог я произнести.

— Рассказ!! — проорала мне в ухо Ирина.

— Что рассказ?! — прокричал я в ответ.

— Его необходимо сжечь! Сжечь, как можно скорее!

— Почему?!

— Да потому!

— Я не понимаю!

— О, Господи! Сейчас, Валентин, мы живем, подчиняясь логике рассказа. Если его уничтожить, то мы возвратимся в нормальный мир, — скороговоркой произнесла она.

Я хлопнул ладонью себя по лбу — вот олух царя небесного! Ну разумеется! Переводчик, называется, хренов! Как же я сам раньше не додумался до столь очевидного! Балда!

Диана неловкими движениями, ломая длинные накрашенные ногти, пыталась открыть окно. Артур же принялся опять яростно колотить снизу по люку. Мёртвая супружеская пара действовала в редком единодушии и согласии. Браво, Шкукки-Штукатуренки! Удачный дебют! Оказывается, что смерть иногда укрепляет узы брака.

Мы были окружены! Через считанные секунды покойные супруги должны были до нас добраться! Тогда, без сомнения, наша песенка будет спета!

Я вскочил на ноги, подбежал к столику, схватил рукопись и, отыскав в одном из карманов зажигалку, подпалил её. К великой досаде, разгоралась она медленно и неохотно. Но разве могло быть иначе? Закон подлости никто ещё не отменял. Сейчас он проявлялся во всей своей красе.

Ирина давала мне какие-то бессмысленные советы. Наум и вовсе нёс полную околесицу.

Разбилось стекло, и множество осколков со звоном разлетелось по всему полу. Диана, по-змеиному извиваясь, начала влезать в мансарду. Острые осколки, торчащие из рамы, рвали в клочья нижнее кружевное белье ожившей покойницы и вонзались в её матовое обнажившееся тело. Но Диане это было безразлично. Это ни на мгновение не отвлекло её от намеченной цели. Намеченной целью были мы — я, Ирина и Наум.

От частых толчков комод сдвинулся, что позволило приподняться люку. В образовавшуюся щель просунулась оголённая мускулистая рука Артура...

— Быстрее, Валя! — в панике прокричала Ирина.

— Стараюсь!

Я лихорадочно, с жаркими молитвами, потряс рукописью. Наконец она разгорелась сильнее — ярким потрескивающим пламенем. Обжигая пальцы, я бросил остатки рукописи в миску с яблочными огрызками. И вскоре вся она превратилась в огромную груду чёрного чадящего пепла.

Снова я — Валентин Стоун. Или Гарри Засолов

Я проснулся, открыл глаза, потянулся и посмотрел на настенные часы — стрелки приближались к полудню. Ничего себе — не слабо поспал. Как в далеком-далеком детстве, незамутнённом взрослыми делами и проблемами.

За окном было пасмурно и неприветливо. Судя по влажным стволам деревьев и поникшим цветам на клумбе, совсем недавно пролил обильный дождь.

И тут я вспомнил о событиях вчерашнего дня.

Вспомнил — и, содрогнувшись, выругался! Неужели вся эта бесовщина случилась со мной наяву? Неужели весь этот кошмар, с убийствами и ходячими мертвецами — правда?

Нет, честное слово, лучше было бы мне вообще ничего этого не вспоминать, и продолжать безмятежно спать в своей тёплой мягкой постели. Но разве теперь подобное возможно?! Разве теперь удастся мне снова заснуть?!

Надев спортивный костюм, я боязливо, на цыпочках, подошёл к смежной комнате. Помедлил и, с душевным трепетом, заглянул в неё. Никаких трупов — ни живых, ни мёртвых — в комнате не было! Кушетка стояла совершенно нетронутая! Незастеленная и непомятая! Нигде не валялось орудие убийства — злосчастная монтировка! Будь она трижды проклята! Нигде не валялись и грязные испачканные простыни! Отсутствовали даже пятна крови на полу!

Да и на веранде царил относительный порядок...

Я вздохнул с облегчением. Однако у меня моментально возникло множество вопросов. Почему исчезли всё следы ужасных ночных событий? Куда они к шутам подевались? Испарились, как пар?

Бутылка с недопитым ирландским виски и та пропала!

Но не мог же мне полностью пригрезиться весь вчерашний день? Естественно — нет! Как его вычеркнешь из собственной памяти?! При всем желании не получится.

Выйдя из дома, я не увидел на краю своего участка ни "ауди" Дианы, ни "жигулей" Наума. В высшей степени странно! Ладно, допустим, что Гольц спозаранку отправился к себе на дачу. Но кто, чёрт возьми, укатил на автомобиле Дианы?! Ничего не понимаю!

В недоумении я присвистнул и подёргал мочку уха. Таким способом я хотел прояснить свою память. Затем сорвал с дерева яблоко и, стряхивая с него дождевые капли, поднялся в мансарду. Здесь тоже всё было как всегда. В мансарде витали привычные запахи сосновых досок, гниющих овощей и фруктов, да моего терпкого мужского одеколона. Комод, продавленный стул и столик с компьютером — находились на своих обычных местах. Оконное стекло было не разбито...

Только вот в миске с яблочными огрызками лежала большая горка пепла!

Ага, значит, моя память меня всё же не окончательно подвела. Кое-что потихоньку стало проясняться. Итак, я сжёг рукопись, и мы, по выражению Ирины, возвратились в нормальный мир. Но от всего пережитого, видимо, я лишился чувств. Хлопнулся, как барышня, в обморок. Ещё бы, столько испытал за вчерашний день, поэтому ничего зазорного в том нет!

Далее, Наум и Ирина перетащили меня вниз на мою постель. Отдохнули, допили виски, привезённый Дианой. Вставили новое стекло в раму и прибрались в доме...

Хотя с какой стати им было всё это делать? В особенности, Науму? Не в его правилах было заниматься уборкой в чужом доме. К тому же поздней ночью. Впрочем, последние события могли существенно изменить его характер. Да — разумеется, могли. Но не столь же радикально, не до такой же степени.

Желая проветрить мансарду, я распахнул окно и заметил на соседнем участке Ирину. В неописуемо ветхом балахоне она копошилась на грядке, у компостной кучи.

Я быстро спустился вниз и поспешил к ней.

— Здравствуй, Ирина!

Она выпрямилась и дружески улыбнулась. Откинула тыльной стороной ладони со лба прядь волос и, аккуратно огибая лужи и вылезших из земли дождевых червей, приблизилась к изгороди, отделявшей наши участки.

— Добрый день, Валентин!

— Ну как ты?

— Да ничего.

— С возвращением в нормальный мир!

— Спасибо.

— Что это ты затеяла? — спросил я.

— Дождь закончился, и я решила прополоть капусту.

— Славное дельце ты сегодня себе отыскала.

— А что, Валентин, в нём удивительного? Дело, по-моему, самое обыкновенное. Вон сколько сорняков везде повылазило — пропасть. Всё уже забили, — показала она кивком на грядку.

— Нет, я вовсе не возражаю против прополки. Сорняки, как и вредные насекомые — это зло. С ними необходимо всеми силами бороться, — согласился я.

— Особенно с колорадским жуком, — сказала Ирина. — Замучили они меня этим летом.

— Кстати, какой у тебя сорт капусты?

— "Лосиноостровская". Восемь.

— Это, кажется, из среднеспелых сортов. Но, на мой взгляд, "Амагер" лучше. Он более урожайный и дольше хранится. "Зимовка" тоже вроде бы ничего.

— Ну, то поздние сорта. Не дождёшься, когда они созреют, — со знанием дела заметила Ирина. — В следующем году я хочу попробовать посадить савойскую капусту.

— Попробуй, конечно. Но с капустой масса возни. Проще и дешевле покупать её на рынке.

— Естественно. Но зато выращивать самой интереснее, — возразила она. — Для здоровья, опять же, намного полезнее. Нет никаких нитратов и ядохимикатов.

— Не спорю, — кивнул я, с досадой подумав, что наш разговор явно потёк не в ту сторону. Потёк по какому-то сельскохозяйственному руслу. Меня же эта тема в настоящий момент нисколько не занимала. Любая капуста была мне сейчас глубоко безразлична.

— Но удивительно, Ирина, что ты взялась за прополку после всего вчерашнего, — произнёс я.

— А что с нами случилось вчера? — изменившись в лице, поинтересовалась она.

— Э-э-э...

— Это вы о чём?

— Слушай, ты разве ничего не помнишь?

— Объясните, Валентин, что я должна помнить?

— Ну, здрасьте! Как же, Ирина! Очнись, дорогая! — воскликнул я. — Вчера с нами приключилось уйма всякого невероятного и умопомрачительного. Во-первых, у меня была Диана со своим мужем Артуром. У них ещё забавная фамилия — Штукка. Но они не иностранцы. Штукки сильно повздорили и разругались. Позже к нам приехал мой приятель Наум Гольц. Я звонил ему с тобой по мобильному телефону. Ночью мы сидели втроём в моей мансарде и читали один американский рассказ. Потом сожгли его и возвратились в нормальный мир. Ну, вспомнила?

— Вчера вы не приглашали меня в гости.

— Верно, не приглашал. Ты сама пришла.

— Зачем? — спросила Ирина.

— Услышала шум.

— Ошибаетесь. Я не приходила к вам вчера. Ни под каким видом. Поэтому никого из ваших друзей я не знаю — ни Дианы и Артура Штукка, ни Наума Гольца. Я затемно вернулась из города и сразу легла спать. Спала, правда, неважно — всю ночь снилась разная ерунда. Со мной это обычно бывает перед сменой погоды.

— Значит, Ирина, ты... — замялся я, — извините, вы ничего-ничего не помните?

— Естественно, что нет. Это, Валентин, всё ваши глупые фантазии. Простите, мне некогда — мне надо пропалывать капусту. А вам, я считаю, следует сейчас пойти к себе и хорошенько выспаться, — со строгими нотками в голосе произнесла она, счистила палочкой с резиновых сапог комья грязи и направилась к своим грядкам.

— Что ж, пока, — пробормотал я.

Обескураженный и совершенно сбитый с толку, я поплёлся к дому. Вот тебе, бабушка, и нормальный мир! С приятным возвращением! Получается, что у Ирины вчерашний день, точнее, сегодняшняя ночь совершенно выпала из памяти. Впрочем, нельзя исключить, что она умело притворялась. Просто не желала оказаться вновь участницей этой криминально-мистической истории. Всё могло быть.

Несчастный я человек! Запутался вконец!

По моей тропинке, брезгливо ступая лапами по влажному песку, шёл кот Мурзик. Вот кому было наверняка прекрасно известно обо всех вчерашних событиях. Только он никому ничего не расскажет. Если лишь одной своей возлюбленной — белой деревенской кошке.

— Валентин, а я к тебе! — окликнула меня от калитки Варвара Марковна. На сей раз появилась она весьма кстати. У меня затеплилась надежда, что с её помощью я сумею разобраться во всём происходящем.

— Спасибо, Валентин! Ты очень выручил моего сына, — проговорила она, протягивая мне пачку сигарет. — Мы перед тобой в огромном долгу.

— Пустяки, Варвара. Дело соседское, — выдавил я тень улыбки. — Но теперь просьба к вам.

— Внимательно слушаю.

— Скажите, пожалуйста, вы помните новую синюю иномарку? Она стояла вчера здесь, на моём участке. У неё ещё крышка багажника неплотно закрывалась.

— Нет, Валентин, хоть убей, не помню. Что, какие-нибудь неприятности? — оживилась она.

— Не совсем. Я просто кое-что уточняю.

— Ну, конечно, конечно. Уточняй.

— А помните высокую, модно одетую женщину, с распущенными каштановыми волосами? Она была со мной.

Варвара поджала губы, подозрительно покосилась на меня и отрицательно мотнула головой.

— Тоже нет.

— Может, вы не обратили внимания?

— Нет. Это вряд ли. Говорю же: я не видела новую синюю машину и твою знакомую с каштановыми волосами, — твердо заявила она. — Я бы не позабыла. Чего-чего, а память у меня пока не отказывает. Но ты, Валентин, не расстраивайся. Такое и с моим сыном случается. Бывает, втемяшит что-нибудь себе в башку и ходит — всех доканывает. Главным образом после запоя. Но с тобой другая история. Я думаю, что это тебе от одиночества лезут в голову разные шальные мысли.

— Вероятно, — согласился я, поняв, что Варвара в объяснении моей ситуации мне не помощница.

— Ты будь уж осторожнее — не поддавайся этим мыслям. Сопротивляйся им, — посоветовала она. — До добра они не доведут.

— Я постараюсь.

— Да, чуть не позабыла. Недавно мой сын подружился с француженкой — настоящей, из самой Франции. Из Бордо. Ремонтировал у неё унитаз какой-то сложной иностранной конструкции. Она, француженка, поселилась в нашем городском доме, в двухкомнатной квартире по соседству.

— Как любопытно, — приободрил я сам себя.

— Ещё как! — просияв, подтвердила Варвара. — И этой француженке из Бордо хочется познакомиться со сведущим человеком. Чтоб тот, стало быть, посоветовал — перевод какого писателя лучше сделать. Ну, нашего нынешнего писателя.

— Угу, понятно.

— Потому как в Бордо у неё остался дружок-переводчик. Мой сын рассказал о тебе — она заинтересовалась. Поэтому потолкуй с ней. Уважь человека. Женька договорится о встрече. Очень вежливая, симпатичная француженка. Не негритянка, не арабка. Прямо как из кино этого... Ну, как его имя? Ага, из кино Люка Бессонна.

— Обещаю, что я обязательно встречусь с ней. В ближайшие же дни, — заверил я. К счастью, начал накрапывать дождь, подаривший мне благовидный предлог раскланяться с Варварой.

Я прибежал в дом и поздравил себя с тем, что превратился в кретина. Законченного. По крайней мере, в глазах обеих своих соседок. Разве стала бы иначе Ирина посылать меня спать среди бела дня? А Варвара — рассказывать эту бредовую историю про вежливую француженку со сломанным унитазом сложной конструкции?

Ладно, кретин так кретин. Никуда от этого не денешься. Народу виднее.

Но что у меня получается? Варвара помнила о взятой у меня вчера пачке сигарет, а о Диане и её автомобиле — нет. Она начисто позабыла всё, что было каким-либо образом связано с рассказом Блейна-младшего. Впрочем, как и Ирина. Что позволяло уже строить определённые предположения.

Я немного посидел в кресле на веранде, машинально отгоняя от корзины с яблоками назойливую стайку мушек-дрозофил. Повздыхал-поохал — и, набравшись решимости, достал из кармана пиджака, висевшего на вешалке, мобильный телефон и позвонил Диане.

Прошло несколько секунд, и мне ответил её низкий, красиво поставленный голос: