Попутчики-1

IV

В открытом море

Гидрокрейсер "Алмаз"

лейтенант Реймонд фон Эссен

На полубаке "Алмаза" стучали молотки и визжала ножовка; матросы спешно заканчивали дополнительный пандус на полубаке. Эссен критически обозрел сооружение, вздохнул и отвернулся. А что остается? Гидрокрейсер изначально приспособлен к тому, чтобы нести четыре М-5; теперь предстояло впихнуть шесть, не считая обломков аппарата Корниловича. Вон они, под брезентом, позади передней трубы и местные механики бродят вокруг неостывшего трупа, прикидывая — что бы оттяпать? Нет, судари мои, так не пойдет!

— Рубахин, ко мне!

Рубахин — моторист мичмана Цивинского, пилота с "Алмаза" — обернулся, увидел фон Эссена, и физиономия его немедленно сделалась благостной. И лживой — небось думает, подлец, что новое начальство не в курсе, кто уже успел вывинтить клапана из трех цилиндров...

— Отставить мародерство! Еще раз увижу — настоишься под винтовкой!

Ставить моториста на ют, с винтовкой и ранцем — обычное флотское наказание за мелкие провинности — дело, конечно, неслыханное. Эта публика — белая кость; на них глядят с уважением, почтительно обращаются по имени отчеству. Еще бы — авиаторы! Мотористам не раз приходилось подменять в полетах наблюдателей, а уж капризную механику гидропланов они знали на "ять".

— Так точно вашбродие! — и, тоном ниже: — Я ж тока тягу снять хотел, от высотного руля! На "девятке" начисто перетерлась, того гляди, лопнет. А нам летать — куда ж оно годится?

Вот как ты будешь на него сердиться? Моторист носится с аппаратом как с родным дитем: недоест-недоспит, стырит, выменяет, а "девятку" обиходит в лучшем виде. И правильно, только так и надо.

— Ты, Рубахин, зубы-то мне не заговаривай! Тяга у него... Надо чего — пиши рапортичку, а руками лезть не моги! Ступай прочь, чтобы я тебя тут боле не видел!

С этой публикой ухо востро: стоит отвернуться, они и исправную машину по винтику растащат. Куркули.

Внизу, у борта застреляло, зафыркало. Летающая лодка с номером 32 развернулась против ветра и бодро пошла на взлет.

"Осмотрите парусник, и, если надо, наведете на него "Заветного", — напутствовал Марченко фон Эссен. — Они к тому времени уже выловят нашего крестника. Вымпел — дело ненадежное, поди, попади им на узкий миноносец! А вы, дюша мой, пролетите пониже, крыльями помашите, курс покажите ракетой. С "Алмаза" отстучат по беспроволочному телеграфу — миноносники сбегают, угля у них много. Да и турка под завязку, забункеруемся, если что..."

Лейтенант проводил аппарат взглядом и задумался. Что-то грызло его изнутри. Непросто, ох, непросто придется в ближайшие несколько часов! Половина гидропланов — инвалиды. Его собственный стоит без мотора; у М-5 лейтенанта Качинского треснул форштевень и дыра в фанерном днище, гидроплан с номером "17" ждет замены плоскостей. В строю только три машины, и одна из них только что ушла к горизонту. Который что-то слишком быстро затягивает облаками...

— Рубахин, где ты там?

Моторист нарисовался подозрительно быстро. Карман галифе — щегольских, дорогой английской ткани, подшитых на заду кожей, — подозрительно оттопыривался. "Непременно ждал, когда я уйду, чтобы свинтить тягу..."

— Давай, бери двоих в помощь, и снимайте с этой развалюхи плоскости. Будем ставить на "семнадцатый". Лично отвечаешь — и шевелись, чтобы к восьмой склянке все было в лучшем виде. Сам полетишь со мной, обкатывать. ежели что — вместе искупаемся!

Довольный Рубахин проорал "Есть, вашбродь! — откозырял и метнулся на корму. Ключ при этом выскочил у него из кармана галифе и с лязгом запрыгал по палубе. Моторист рыбкой метнулся вслед и едва успел подхватить инструмент у самого борта.

"Вишь, шельмец... а ничего, ловок! Справится."

Надо поискать Корниловича, подумал Эссен. Хватит посыпать голову пеплом, пусть принимает аппарат Качинского. Трещины механики заделают быстро, и к утру, даст Бог, в строю будет пять гидропланов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

В открытом море,

ПСКР "Адамант"

майор ФСБ Андрей Митин

Субмарина ползла еле-еле, как черепаха — длинная, узкая черепаха, с панцирем из листовой стали. За ней тянулся кильватерный след, мазок белесой гуашью по аквамариновой глади, кое-где испятнанной барашками. По следу ее и обнаружили, хотя, локатор засек медлительную цель много раньше, избавив оператора беспилотника от утомительных поисковых зигзагов.

"Горизонт Эйр" завис в четверти мили от подводной лодки, на высоте в сто метров. На вопрос: "А они нас не засекут?" старшина I-й статьи Алексей Алябьев, которого на "Адаманте" никто не называл иначе, как "Леха", только ухмыльнулся. Леха попал в Береговую охрану как раз из-за этого самого "Горизонта" — для только что принятых на вооружение беспилотных вертолетов срочно требовались операторы, вот ФСБ и попросило об одолжении Министерство обороны. Там уже несколько лет, как действовал центр подготовки специалистов соответствующего профиля, куда охотно брали вчерашних геймеров и студентов-недоучек, собравшихся поискать себя на военной службе.

Леха обожал свой "Горизонт" и творил с ним чудеса. Как-то он опустил бутылку пива точно в ведро, стоящее на палубе идущего полным ходом сторожевика. Сделано это было на спор; пари заключил командир "Адаманта" со своим коллегой, командовавшим точно таким же ПСКР. Лехино мастерство обошлось тому в ящик армянского коньяка, после чего авторитет бывшего бауманца стал непререкаем. Раз Леха сказал "не обнаружат" — значит так оно и будет, и ни одному из офицеров не пришло бы в голову в этом усомниться. Специалисту виднее.

"Не, тащ старший лейтенант, не увидят они нас!" — помотал головой Леха. Старшина стоял на летной палубе сторожевика. Пульт управления с экраном и джойстиком, закрепленный на плечевой сбруе, гарнитура с массивными наушниками и видеоочки делали его похожим на персонажа из голливудского боевика. Вообще-то беспилотником следовало управлять из специального помещения — "рубки управления БПЛА", — но Леха предпочитал работать на свежем воздухе. Ноутбук, на экране которого отображалась картинка с дополнительной камеры, был пристроен рядом, на раскладном столике, рядом с откупоренной бутылкой минералки.

Андрей и адамантовский штурман сидели перед ноутом на пластиковых стульях и по очереди гоняли мышку, управляя подвесной камерой. На соседний монитор шла навигационная информация, и штурман кривился всякий раз, когда бросал взгляд на переплетение линий, цветных секторов и отметок. Окошко с данными спутниковой привязки пустовало. Беспилотник приходилось вести наугад, не имея ориентиров, кроме сторожевика и этой, невесть откуда взявшейся, субмарины.

Лежавшая тут же, на столике, УКВ-рация не подавала признаков жизни. Радист второй час обшаривал диапазоны, но эфир хранил молчание: только треск помех да обрывок морзянки, то ли послышавшийся, то ли на самом деле пискнувший на границе чувствительности аппаратуры.

Кременецкий и Фомченко стояли рядом. Генерал величественно озирал морские просторы, время от времени неодобрительно поглядывая на Леху. Фомченко было жарко на солнце в генеральском кителе, но он из принципа не стал переодеваться в легкомысленную рубашку с короткими рукавами, и позволил себе единственное послабление — снял фуражку и держал теперь ее за спиной. Генералу очень хотелось обмахнуться ею, как веером, но он сдерживался, то и дело вытирая потный лоб насквозь мокрым платком.

Беспилотник взлетел с "Адаманта" полчаса назад. Сначала аппаратик дважды обошел сторожевик по кругу — Леха пробовал аппаратуру, — а потом повернул на юг, в сторону обнаруженного объекта. Цель нашли без проблем, но понять, что это такое, оказалось не так-то просто.

Узкий силуэт, торчащая посредине рубка однозначно выдавали подводную лодку. Смущали размеры — метров тридцати в длину, водоизмещение тонн двести, не больше — таких малюток на Черном море не водилось. Предположение штурмана о том, что перед ними НАТОвская мини-субмарина для подводных диверсантов, было отвергнуто с негодованием. Да, от соседей по планете можно ожидать любой пакости — но чтобы секретная подлодка так бездарно светилась? "Горизонт", конечно, отличная машинка, но элементов "стелс" в его конструкции нет; БПЛА давным-давно был бы обнаружен радиолокатором, и чужая мини-субмарина ушла бы на глубину. Кременецкий осторожно предположил, что это творение неведомых самодельщиков. А что? Возят же колумбийские наркобароны кокаин и марихуанну на кустарных подлодках?

Это звучало правдоподобнее — особенно, когда на рубке обнаружилась выхлопная труба, плюющаяся соляровой гарью. Генерал кровожадно посетовал, что на "Адаманте" нет противолодочных бомбометов; кавторанг дипломатично улыбнулся, давая понять, что шутку оценил. Нейтральные воды, какие там бомбометы...

Хотя — кто его разберет? Где находятся "Адамант" и загадочная субмарина — непонятно. Ясно только, что в Черном море и достаточно далеко от береговой черты, раз радар не видит возвышенностей...

Андрей наклонился к экрану. Что-то знакомое было в силуэте подлодки. Он покрутил колесико мышки, картинка приблизилась. Коническая тумба, на ней — смахивающий на "максим", пулемет. На верхушке низкой, в человеческий рост, рубке теснятся пятеро; один из них за штурвалом. Стоящий за спиной рулевого поворачивается к камере: тонкогубое лицо, слегка оттопыренные уши, офицерская фуражка с высокой тульей и коротенькими, будто обрезанными полями, тусклая блямба кокарды...

Андрей выпрямился.

— Товарищ генерал-лейтенант, я знаю, кто это!

— Твою ж мать! — заорал Леха, и картинка завалилась на бок. Штурман задвигал мышкой, удерживая субмарину в поле зрения подвесной камеры, и видно было, как от рубки тянутся навстречу зрителям белесые жгуты — один, другой, третий...

— Пулемет, сволочь! — орал Леха. — Стреляют, суки, увожу..!

Картинка на экране снова завалилась — "Горизонт" с сильным креном пошел к воде. Леха изогнулся, словно повторяя движения своего драгоценного беспилотника; на экране плясали то волны, то силуэт субмарины, то дымные следы трассирующих пуль. Оператор швырял "Горизонт" в стороны, прижимался к волнам, пытаясь уйти от обстрела, а пулемет на рубке выплевывал очередь за очередью, нащупывая юркую цель. Леха орал что-то матерное, Фомченко отпихнул штурмана от мониторов и сам орудовал мышкой.

— Все, тащ генерал-лейтенант. — неожиданно спокойно сказал старшина. — До них уже километра три, не достанут.

Горизонт набирал высоту. В углу экрана мелькали данные альтиметра: 300... 400... 550...

— Поднимись до семисот и осмотримся. — подал голос кавторанг.

Камера обежала горизонт. Ничего. Ни дымка, ни паруса.

— Кхм... — прокшлялся Фомченко. — Майор, вы, кажется...

Андрей стряхнул с себя оцепенение.

— Так точно товарищ генерал-лейтенант. По моему мнению — это немецкая подводная лодка, тип UВ. Малая, прибрежного действия. Немцы отправили несколько таких на Черное Море в пятнадцатом -шестнадцатом годах по железной дороге. Их еще называли "головастики" или "швейные машинки кайзера.

— В тысяча девятьсот пятнадцатом году? — медленно произнес Фомченко, в упор глядя на Андрея. — То есть ты, майор, утверждаешь, что это — подводная лодка времен Первой мировой?

— Утверждаю, товарищ генерал-лейтенант. — То есть, я могу ошибиться, но не очень сильно. Возможно, это UC, подводный минзаг. Одну лодку этого типа, UC-13, выбросило штормом на турецкий берег, потом ее раздолбали русские эсминцы.

— Отставить подробности. Что у них есть — торпеды, артиллерия?

— Вряд ли, товарищ генерал-лейтенант. Орудий на лодках этого типа нет, только пулемет. Правда, на UC-13 поставили трофейную британскую пятидесятисемимиллиметровку... Две торпеды, если это тип UВ. Если UC — только мины, двенадцать штук в шести наклонных шахтах.

— Что скажешь, капитан? — Марченко повернулся к кавторангу. — Они для нас опасны?

— Ну, торпеда есть торпеда. — отозвался тот. — Но — нет, не думаю. Если это и правда лодка начала двадцатого века, мы засечем ее задолго до выхода на дистанцию торпедного залпа. И мины увидим. Правда, глубинных бомб у нас нет, и противолодочных торпед тоже, но как только эта хреновина всплывет — раскатаем с безопасной дистанции. Скорость у нее ничтожная, верно, Андрей Владимирович?

— Так точно, тащ кавторанг. Семь узлов в надводном положении и меньше пяти — в подводном.

— Вот и отлично, — буркнул генерал. — Тогда держитесь за этим корытом так, чтобы нас не обнаружили. Надо посмотреть, что за звери тут еще водятся. И внимательнее на радаре, не хватало проспать турецкий фрегат или вертолет!

— Во время первой мировой вертолетов не было, — напомнил Андрей. Фомченко поморщился.

— Не следует думать, майор, что начальство дурее вас. А вдруг это вовсе не 1915-й? Вот вы — готовы дать гарантию?

— Виноват, товарищ генерал-лейтенант. — смутился Андрей. Фомченко прав, конечно: мало ли какие еще сюрпризы могла подкинуть лиловая воронка?

II

В открытом море

Обломок кораблекрушения

Сергей Велесов, писатель

Миноносец вынырнул из туманного марева, словно чертик из табакерки. Его приближение я чуть не проспал: ласковое солнышко, легкая качка и отпустившее после появления самолета тревога — нашли! увидели! спасут! — сделали свое дело. Опомнился, когда до низкого, вытянутого в длину, подобно гоночной восьмерке, корпуса оставалось метров триста. Жирная угольная копоть стелилась над волнами подобно дымовой завесе: все четыре трубы старались вовсю, нещадно загрязняя окружающую среду. Не корабль, а ночной кошмар активистов Гринписа.

Вот, значит, как... Если гидросамолет времен Первой Мировой еще можно списать на народных умельцев, то с боевым кораблем это не прокатит. Я всего раз в жизни видел такой в натуре — в музее города Варна, где братушки ухитрились сохранить миноносец "Дръзки". Кстати, накатывающий на меня корабль очень его напоминал — разве что, четыре трубы вместо двух, да сам и заметно побольше. На носу — матрос с отпорным крюком; по борту бронзовые, потемневшие от морской воды буквы: "Заветный". Все правильно — миноносец типа "Лейтенант Пущин", одна из восьми единиц этого типа на Черном море. Доцусимская постройка, угольные котлы, три торпедных трубы, две семидесятипятимиллиметровки, пулеметы... Спасибо тебе, лиловая воронка — где бы я еще увидел такую прелесть своими глазами?

"...и век бы не видеть..."

Я так увлекся, разглядывая военно-морской раритет, что о багаже вспомнил лишь когда сверху упал шторм-трап и раздалось: "Держи-кося, дядя, счас мы тя враз подымем!"

Делать-то что? Отправить компрометирующее барахло за борт? Поздно — баул не успеет наполниться водой и будет плавать на поверхности, шустрый матросик враз его выцепит. Расстегнуть молнию и высыпать барахло в воду? Глупо — считай, самому признаться, что ты есть никто иной, как иностранный шпион. До СМЕРШа здесь пока не додумались, но теплый прием подозрительному чужаку обеспечат, можно не сомневаться.

Обломок катера качнулся так, что я едва сумел удержаться я на ногах. С трапа спрыгнул еще один матрос — невысокий, коренастый, лицо в морщинах, как печеная картошка. В левом ухе — золотая серьга.