Четвёртый

Когда мы притаранили к железке очередной фугас, обнаружили на путях часовых через каждые двести метров. При расчёте на трёхсменные дежурства выходит примерно пехотный полк на сотню километров дистанции — просто сердце радуется от осознания своих достижений. Но с часовыми надо что-то делать. Они ведь поднимут тревогу, если увидят нас за установкой мины — тьма ночная не кромешна, а звяканье лопаток по щебню в ночной тишине не расслышит только глухой.

Часового я снял выстрелом метров с двадцати — подкрался по кювету в темноте и застрелил из винтовки ослабленным патроном. Выяснилось, что громкость выстрела всё-таки великовата — немцы встревожились, начали перекликаться. Не дожидаясь, к чкму это приведёт, мы поспешили отойти подальше.

На другом участке, где всё было тихо, я снова застрелил часового. На этот раз из арбалета. Сам же занял его место и дождался прохождения очередного состава, после чего из укрытия выбрались мои новые подчинённые и принялись копать в точности, как мы их научили. Заложили фугас, размотали провода и даже собрались их слегка прикопать, как снова поезд.

Мы его и рванули — ничего выдающегося, но первая треть состава с рельсов сошла и, частично, опрокинулась. Мы вытянули катушкой остаток провода и смылись поскорее — ребята хотели пострелять по фашистам, что несли службу на тормозных площадках, но я их от этого удержал — азарт нам ни к чему, а в потёмках всё уйдёт мимо. Главное — ноги унести. Ну и перегон на десяток часов затих — пока не растащат вагоны, рельсы в порядок не привести, а ведь и груз спасти попытаются, и подвижный состав сохранить по максимуму — так что дел у немцев впереди много.

Пока движения не было, другие группы провели аналогичное минирование, но, поскольку подрывать составы не спешили, да те и не особо-то ездили, то проводку замаскировали тщательно, а сами отошли. Они, чтобы не дать немцам чёткой наводки на место, где установлены мины, снимали не одного часового, а несколько — то подряд, то через километр или два. Эту работу, а она считается лёгкой, выполнили только что прибывшие девочки, которых заботливо приняла под своё крыло товарищ старший лейтенант. Чтобы отыскать наши сюрпризы нужно всю насыпь перерывать, а это очень большая канитель. Проще погонять платформу со щебнем.

От прочёсывания местности, которое фашисты провели быстро и решительно, все наши минёры уклонились, отойдя от железки примерно на десяток километров, а потом вернулись к припрятанным концам проводов любоваться прогоном туда-сюда груженных малоценными тяжестями платформ. Которые, разумеется, не подрывались. А потом появились поезда, идущие на высокой скорости — немцы торопились, чтобы восстановить сорванный нами график. Первый состав пропустили до самого восточного из заминированных участков, где и отправили под откос. И ещё два последовательно с востока на запад — да, мы старались уничтожать то, что идёт к фронту, подозревая, что обратно гонят, преимущественно, порожняк.

Так мы провели первую масштабную операцию, растянутую в пространстве чуть не на сотню километров.

— Так вы что, ведёте с немцами что-то вроде шахматной партии? — спросил один из стажёров, когда мы снова собрались всей группой в окрестностях нашего аэродрома — стажировка считалась завершённой.

— Приходится соображать, — размыслительно ответствовал Фимка. — Немцы — нация вдумчивая. Вот, полагаю, они теперь не на насыпь дуриком часовых расставят, а разместят тех в засадах и секретах, да с пулемётами. По всей строгости военного искусства. А нам придётся изобретать другой способ, как с этим совладать.

Оля рассказывала девочкам какие-то девочковые секретики, я осматривал окрестности, неся охрану объекта, а Миша с Тамарой пропали из виду. Прощаются, наверное.

Мы ждали очередного самолёта с большой земли, попутно проводя теоретические занятия по запутыванию противника установкой мин с разными сроками замедления перехода в боевое состояние.

* * *

Опять прибыл "Дуглас" и привёз пятьдесят полных канистр авиационного бензина и четыре стокилограммовые бомбы. Всё это мы торопливо выгрузили с помощью отъезжающих и проводили глазами улетевший самолёт — он быстро скрылся в темноте ночного неба.

Канистры советского образца нынче сильно отличаются от немецких. Они не прямоугольные, а цилиндрические, словно ведро постоянного сечения. Сверху плоская скоба в качестве ручки и короткий патрубок-горловина. Моя бабушка в таком держала керосин. Только у неё пробка была деревянная, а на этих навинчены колпачки. Нарочно внимательно рассмотрел, пока мы их составляли плотнее.

А тут и У-2 прилетел со знакомым бородатым пилотом и вторым — штурманом в задней кабине. Под брюхом фюзеляжа виден был бомбодержатель как раз под соточку. Так что ещё один из моих коварных замыслов получил одобрение руководства и путёвку в жизнь.

На следующую ночь этот смешной с виду самолётик точно по расчёту времени взлетел с полной заправкой и бомбой — у немцев всегда на всё есть расписание, в том числе и на движение поездов, потому и оказалось легко подкараулить состав в момент прохождения по всё тому же мосту, который мы один раз уже взрывали. А тут натренированный экипаж мастерски положил соточку прямиком то ли в паровоз, то ли перед ним — авария получилась сокрушительная. Пилот, правда, не делал облёта с осмотром — сразу ушел на бреющем, не дожидаясь, когда заговорят зенитки. Но штурман прекрасно всё разглядел и охарактеризовал состояние моста выразительным словом "Кирдык"

Потом ребята улетели, оставив нам триста литров горючего и триста килограммов авиабомб. Мы специально для них оборудовали добротную землянку, чтобы всё это имущество сохранилось до времени, пока фашисты справятся с ремонтом моста.

Носиться по оккупированной территории смысла не было, как и отираться вокруг бездействующей пока железной дороги, поэтому мы соорудили ещё одну землянку, но в другом месте — пока есть время нужно приготовить себе убежище на зиму. Печку туда установили, взятую у связистов, сделали запас крупы и консервов, патроны и разное подрывное имущество прихранили. Ребята давно поняли, что война не на один год — место базирования неподалеку от операционной зоны будет кстати.

Выяснилось, что немцы разгружают свои составы на станции, перевозят груз на ближайший разъезд и там снова грузят. Хотя, кое-что и по шоссе отправляют дальше, потому что войскам некогда ждать. С шоссе мы связываться не стали — мало у нас сил на хорошую засаду, которая не обойдётся без перестрелки. Зато беспрепятственно наставили мин с большим замедлением взведения взрывателя по нескольким перегонам — охрану железки фашисты ослабили, поскольку нужно было прикрыть обычную дорогу. То есть часовые нам карт не путали. Натаскались, конечно, и накопались от всей души, но, что делать? Диверсант — создание вьючное, ползающее и копающее.

Через неделю к нам снова прилетел тот же У-2. Взял соточку и наведался к мосту. А тот всё ещё ремонтируется — немцы продолжают расклинивать вагоны, образовавших между ферм чудовищную путаницу. Тогда лётчик довернул к запасной цели — станции, где скопилось довольно много эшелонов. Удачно заглянул — на путях сильно рвануло и ярко горело.

Поскольку летел он к нам налегке, то взрывчатки привёз не чуточку, а как следует. Мы даже хотели её на грузовике подбросить поближе к железной дороге, но передумали — уж очень непредсказуемыми сделались патрули, да и группы, прочёсывающие лес, стали попадаться часто. Если прохождение патруля можно пересидеть, спрятавшись, то с цепью это не получится — приходилось убегать до того, как нас обнаруживали. И это с грузом. А если ехать, то раньше обнаружат нас. Нет уж, лучше не быстро, но всё время.

Глава 5. С перепугу

— Ну вот, накаркал вещий Иван, — пробурчал Фимка, разглядывая вырубку по нашу сторону путей. — Метров двести пеньков да угольков, — да, фашисты очистили от леса широкую полосу вокруг железной дорги, по которой прямо на наших глазах протаскивали очередную платформу с бетонными обломками.

— Щебень у них, что-ли, закончился? — фыркнул Миша. — И не пересчитать, сколько они его потеряли со взорванных платформ. Оль! Что там?

— Пассажирский ползёт следом, — ответила подруга с ветки дерева. — Ой, нет, там платформы дальше.

— Какую-то технику тащат к фронту, а экипажи везут с комфортом, как белых людей, — предположил я. — Фим! Ты тоже накаркал. Не нам, правда, а им. Зачем тайком к каждому в ранец по две ленты к своему ЭмГэ под фугас запрятал?

Да, мы несли к этому перегону четыре семикилограммовых фугаса, рассчитывая дождаться темноты и аккуратно поставить их на пристойном расстоянии друг от друга с соответствующими задержками, однако открытое пространство перед железной дорогой нас сильно смутило — тут, если что, быстро в лес не спрячешься.

Ефим хмыкнул и начал стремительно готовить себе окопчик, а мы с Мишей помчались к оставленным неподалеку ранцам за боеприпасами.

— Не так уж медленно этот поезд тащится, — уточнила Ольга и слезла на землю. Она успела разложить приготовленную для вынутого грунта плащ-палатку, на которой мы устроили сцепку из почти всех, что у нас были, пятидесятипатронных лент.

— Целься ниже окон примерно на полштыка, — подсказал я. — Тогда достанется и сидячим, и лежачим.

— Установку прицела проверь, — не удержался от совета Миша.

Фимка, кажется, нас не слышал. Он устраивал локти и ждал прихода цели в выбранную им точку. Очередь.

— Низковато пошла. Так ты им только пятки поотстреливаешь, — я даже не оторвался от бинокля. — А вот эта легла хорошо.

Ствол пулемёта практически не шевелился, а очереди были патронов по пять-семь. Вагоны следовали один за другим — пулемёт, словно взял некий рабочий ритм, деловито проделывая рядочки отверстий в крашеных боках. Мы с Мишкой расстреляли по паре обойм из винтовок по маячившим на тормозных площадках фигурам, но попали или нет, не поняли. А потом пошли платформы с техникой и в пулемёте закончились патроны. Мы отползли, пятясь задом наперёд, скатились в ложок, где нас ждала поклажа — вдали стреляли, изредка свистели пули. Но так, чтобы ветки сыпались на голову — этого не было.

Навьючили ранцы и заторопились прочь — вряд ли фашисты оставят нашу выходку безнаказанной. Так что бежать нужно быстро.

* * *

— Как вы думаете, кабина у паровоза бронирована? — ни с того, ни с сего спросил Миша, когда мы отдышались после десякилометрового кросса по пересечённой местности.

— Перед станцией с запада дорога идет под уклон, — сообразила Ольга.

— Там того уклона кот наплакал, — возразил Ефим.

— Всё равно, если уничтожить паровозную бригаду, состав будет разгоняться, — рассудил я.

— Кондукторы на тормозных площадках закрутят тормоза и остановят состав, — так и не согласился с нами Фимка.

— Они должны получить команду от своего старшего, который с дудкой, — вспомнила Ольга.

— Как узнать, который из них старше? — озадачился Миша.

— Если по логике, команды на торможение должен подавать машинист гудками, — предположил я.

— Как же трудно без правильного железнодорожного образования! — воскликнул Ефим. — Да ладно, я затем спорю, чтобы вышло у нас не сгоряча, а подумавши. В начале спуска, то есть в верхней его части, когда тормозить ещё преждевременно, мы в три пулемётных ствола нашпигуем паровозную кабину свинцом и посмотрим, что получится.

— Не посмотрим. Сразу надо смываться — до станции всего три с половиной километра. И надо, чтобы паровоз не успел свистнуть, потому что это и может быть команда к торможению, — добавил Миша.

— А, если уже свистнул, а мы ещё не стреляли, то молчать и ждать следующего, — пояснила Оля.

— Вот только ночью это устроить, или днём?

— Попытаемся ночью. В темноте можно ближе подобраться через открытое пространство. А то целиться трудно. У нас ведь нет трассирующих.

— Днем стрелять удобней и не нужно никаких трассирующих.

— На месте посмотрим.

* * *

Так вышло, что замысел наш с обстрелом паровозной кабины быстро проверить не удалось. Сначала пришлось дойти до ближней базы, чтобы оставить фугасы и забрать второй пулемёт, а потом тащиться в район "аэродрома" за третьим эмгачём и патронами — мы ведь накануне много сожгли. А тут как раз долгожданная ночь с четверга на пятницу, которую наша команда традиционно проводит, вслушиваясь в небо. Фимка со своим тонким слухом легко отличает звуки моторов "Дугласа" и У-2. Он и чужие моторы слышит иногда, если не тащит вместе с нами очередной заряд к железке или ветер не слишком шумит в кронах.

В этот раз приземлился "Дуглас", из которого вышли три тройки в маскхалатах с тяжелым грузом за спинами и, даже не поздоровавшись, разбежались каждая своей дорогой. Кто-то из членов экипажа выдал нам мешки с продуктами и взрывчаткой и сказал, что надо ожидать ещё и У-2. А потом крылатая машина улетела. Мы пробежались вдоль линии огоньков, захлопывая крышки, но собирать светильники не стали.

Звук мотора биплана появился с заметной задержкой — даже подремать успели. Но гостя приняли обычным порядком, закатив в укромное место и, как всегда, замаскировав.

— Самалёта калосо-о, — выбравшийся из пассажирской кабины Лючикин восторженно высказал своё отношение к проделанному путешествию.

— Кажется, я у вас в последний раз, — вздохнул знакомый бородатый капитан. — Фронт отодвигается, мне просто не хватает дальности. Если бы не знал, что смогу у вас заправиться, вернулся бы с полдороги или вообще не полетел.

— Тавалиса сталсына Лючикина стажировка посылай. Смотри, гаварита, как железка рви, — прекрасно владеющий русским ефрейтор коверкал слова неумело. — Тавалиса капитана спласывай: а ты по-лусски-то лазговаливать умеешь? (Одно только правильное спряжение глагола "уметь" выдавало его с головой). А Лючикина гавали — умей.

— Вот ведь чукча нерусский, — вздохнул капитан. — Всю дорогу спрашивал у меня на своём ломаном про падежи, и талдычил, что олени лучше.

Оля прыснула, Фимка захохотал, а я попытался сделать строгое лицо:

— Лючикин. Кончай прикалываться. Доложи-ка с чувством, с толком, с расстановкой.

— Прислан на стажировку, товарищ сержант, — козырнул мне ефрейтор. — А на самолёте я ночью ни разу не летал. Вверху красиво, а садиться страшно.

— Светает уже, — напомнил Миша. — Уходим с открытого места. И, пожалуйста, Лючикин, не делай из нас идиотов. Какая стажировка?

— Майор попросил меня, если что, увести вас. А то, говорит, немцы обязательно какую-нибудь пакость придумают. Им постоянные перебои на железной дороге, как кость в горле. Это подтверждено сведениями из независимых источников. Вы что? Фашистского кладбища рядом со станцией не видели? По динамике его роста ваши достижения отслеживаются легко.

— Пока мы остаёмся невидимками, — заметил Миша, — им трудно спланировать против нас хоть что-нибудь эффективное.

— Разве что пехотную дивизию отправить на прочёсывание сотен квадратных километров, — вслух подумала Оля.

— От трёх до шести тысяч квадратных километров, — прикинул я. — Так, товарищ капитан, вы, кажется, собираетесь истратить две последние бомбы?