Книга привидений

— Летиция, — сказала мисс Маунтджой, обнаружив содеянное, — вы дитя гнева.

— Почему я не могу пойти туда, где есть что-то, что мне очень хочется увидеть? Почему вы не позволяете мне слушать прекрасную музыку? Почему я должна всегда пребывать в скорби?

— Потому что эти вещи от мира, они мирские.

— Если Господь ненавидит все прекрасное, то зачем он создал павлина, колибри и райских птиц, вместо того чтобы наполнить мир домашней птицей?

— Вы думаете о мирском. Вам никогда не попасть на небеса.

— Какое счастье меня ждет — если святые не занимаются ничем, кроме миссионерских встреч, на которых поучают друг друга. Чем еще они занимаются, кроме молитвы?

— Они поклоняются Господу.

— Я не понимаю, что это значит. Все, что я видела, это молитвенные собрания. В церкви Салема священник смотрит на Него, обращается к Нему, жестикулирует, льстит, заискивает и, в самом деле, молится. Если это все, то на небесах должно быть ужасно скучно.

Мисс Маунтджой пришла в ярость, но сдержалась.

— Вы злая девочка, — сказала она.

— Тетя, — продолжала Летиция, намеренно продолжая в том же тоне, — я хочу, чтобы вы отпустили меня — хотя бы один раз — в католический храм, чтобы посмотреть, как там служат Господу.

— Скорее я увижу тебя мертвой у своих ног! — в ярости воскликнула леди, встала и вышла, прямая, как кочерга.

Так росла несчастная девушка в поместье тетки, сопротивляясь воспитанию, как могла.

А затем произошло страшное. Она заболела скарлатиной, давшей осложнения, и жизнь ее оказалась в опасности. Мисс Маунтджой не стала скрывать от девушки, что состояние ее безнадежно и дни ее сочтены.

Но Летиция даже подумать не могла умереть молодой.

— Ох, тетя! Я ведь не умру! Я не могу умереть! Я ничего не знаю о блеске и суете жизни. Я хочу узнать их, что это, как это. Спаси меня, пусть врач даст что-нибудь, чтобы я поправилась. Я хочу блеска и суеты! Много блеска и много суеты! Я не хочу умирать!

Но, увы, надежды ее были тщетны, ничего не помогло, и душа ее вознеслась в Великое Незримое.

Мисс Маунтджой написала довольно сухое письмо брату, ставшему к тому времени генералом, в котором сообщила о смерти его старшей дочери. Это письмо не содержало соболезнований. В нем особо упиралось на недостатки Летиции, препятствовавшие ей обретению счастливого бытия в лучшем мире. Летиция до последнего не желала смириться с обретением иного мира, отличного от нашего; она хотела испытать все: блеск и суету, и страдала от того, что ей этого не суждено; она негодовала на Провидение, лишающее ее этого; она закрыла свое сердце для покорности и благочестия.

Минул год.

Леди Лейси приехала в город вместе со своей племянницей. Близкая подруга предоставила свой дом в ее полное распоряжение. Сама она отправилась в Дрезден со своей дочерью, чтобы завершить ее обучение музыке и немецкому языку. Леди Лейси была очень рада представившемуся случаю, поскольку Бетти находилась как раз в том возрасте, когда пора было начинать выезжать в свет. Предстоял большой бал в доме графини Бельгроув, с которой леди Лейси была знакома, и этот бал должен был стать для Бетти дебютом.

Девушка испытывала сильное волнение. Прекрасное бальное платье из белого атласа, богато отделанное валансьенскими кружевами, было приготовлено для нее на кресле. Аккуратные миниатюрные белые атласные туфельки, совершенно новые, стояли на полу. В вазе цветного стекла ждали камелии, предназначавшиеся, чтобы украсить ее волосы, а на туалетном столике, в сафьяновой коробочке, — жемчужное ожерелье, некогда принадлежавшее ее матери.

Горничная укладывала ее волосы, но камелии, долженствовавшие быть единственным алым в ее облике, — помимо алых губ и румяных щек, — ожидали своей очереди. Их надлежало использовать в последнюю очередь.

Затем горничная предложила ей помочь надеть платье.

— Нет, спасибо, Марта, я прекрасно смогу это сделать сама. Я привыкла это делать сама, так что как только придет время, позабочусь об этом.

— И все-таки, мисс, мне кажется, что вам следует помочь.

— Нет-нет, в самом деле, нет. Осталось еще много времени, и я буду одеваться неторопливо. Как только прибудет коляска, постучите в дверь и скажите, чтобы я присоединилась к тете.

Горничная вышла, Бетти заперла дверь. Зажгла свечи рядом с трюмо, посмотрела на себя в зеркало и рассмеялась. Впервые, с радостным удивлением и вполне невинно, она осознала, как она красива. Она радовалась, глядя на приятный овал своего лица, на блестящие глаза, аккуратные брови и скромную улыбку, породившую на щеках прелестные ямочки.

— Еще масса времени, — сказала она. — Мне ведь не понадобится сто лет, чтобы одеться, теперь, когда мои волосы уложены.

Она зевнула. На нее вдруг нахлынула тяжесть.

— Мне кажется, я успею еще немножко поспать. Я просто умру, если немного не посплю, ведь мне предстоит веселье во всю ночь.

И она прилегла на кровать. Но стоило ей прилечь, как сон без сновидений, похожий на летаргию, навалился на нее всей своей тяжестью. Она не слышала ни стука Марты в дверь, ни шума отъезжающей от дома коляски, увозившей тетю на бал.

А когда она проснулась, уже наступил день.

Некоторое время она никак не могла этого осознать, равно как и того, что все еще одета в платье, какое было на ней накануне вечером.

В смятении, она встала. Она спала так крепко, что проспала бал.

Она позвонила в колокольчик и отперла дверь.

— Мисс уже встала? — спросила горничная, входя с подносом, на котором были чай, хлеб и масло.

— Да, Марта. О! Что скажет тетя? Я спала как убитая, так долго, что проспала бал. Почему ты не разбудила меня?

— Простите, мисс, вы забыли. Вы же ездили на бал вчера вечером.

— Да нет же, я проспала.

Горничная улыбнулась.

— Осмелюсь сказать, я думаю, мисс Бетти, что вы еще никак не можете придти в себя от увиденного и испытанного.

— Говорю вам, я никуда не ездила.

Горничная взяла в руки атласное платье. Оно было смято, кружева в некоторых местах немного порваны, и подол носил несомненные следы того, что он совсем недавно скользил по полу.

Затем она взяла туфельки. Они были смяты, заметно смяты, словно в них всю ночь танцевали.

— А вот ваша программка, мисс. Вы, дорогая моя, должно быть, очень много танцевали. Не пропустили ни одного танца.

Бетти смотрела широко открытыми глазами; затем она взглянула на камелии. На некоторых цветках не хватало лепестков, но их не было на ковре. Где же они? Что все это значит?

— Марта, пожалуйста, принесите мне горячей воды. Мне некоторое время нужно побыть одной.

Бетти была в недоумении. Совершенно очевидно, ее платье было смято. Жемчужное ожерелье лежало в коробке, но она оставляла его на столе. Она плеснула в лицо холодной водой. Попыталась что-нибудь вспомнить, но не смогла. Она посмотрела на программку. Ее щеки слегка порозовели, когда она увидела инициалы "Ч.Ф.", капитана Чарльза Фонтанеля, с которым в последнее время немного подружилась. Другие инициалы ей не говорили совсем ни о чем.

— Как странно! — произнесла она. — Но ведь я проснулась на кровати, в этом платье, которое было на мне вчера вечером. Это необъяснимо...

Спустя двадцать минут Бетти спустилась в столовую. Леди Лейси была уже там. Она подошла к тете и поцеловала ее.

— Мне так жаль, что я проспала, — сказала она. — Не знаю, что на меня нашло, я словно бы оказалась одной из Семи Спящих.

— Дорогая, я бы нисколько не удивилась, если бы ты проснулась не раньше полудня. После первого бала ты, должно быть, очень устала.

— Я имела в виду — прошлой ночью.

— Что — прошлой ночью?

— Ну, когда я одевалась...

— О, ты была пунктуальна. Когда я подъехала, ты уже ждала меня в холле.

Недоумение девушки все возрастало.

— Уверена, что ты получила массу удовольствия, — продолжала тетка. — Но большую часть танцев ты отдала капитану Фонтанелю. Если бы мы были в Эксетере, это вызвало бы разговоры, но здесь тебя знают немногие; тем не менее, леди Бельгроув наблюдала за вами.

— Надеюсь, дорогая тетушка, что вы не очень устали, — сказала Бетти, меняя тему разговора, приводившего ее в недоумение.

— Ну, что ты, мне нравятся балы; они напоминают мне о моей молодости. А ты вчера выглядела бледной и утомленной. Должно быть, от сильного волнения.

Сразу же после завтрака Бетти поспешила к себе в комнату. Ее терзал смутный страх. Единственным разумным объяснением происшедшего был сомнамбулизм; она отправилась на бал, будучи в состоянии сна. Она — сомнамбула. Что она говорила и делала, пока находилась в этом состоянии? Как было бы ужасно проснуться в середине танца! Она, по всей видимости, собралась, отправилась к леди Бельгроув, всю ночь танцевала, вернулась, переоделась, снова легла — и все это во сне.

— Кстати, — сказала ей тетка на следующий день, — я взяла билеты на Кармен в театр Ее Величества. Не хочешь ли пойти со мной?

— С превеликим удовольствием, тетя. Это будет восхитительно. Я слышала арию Тореадора, но никогда не слышала оперу целиком.

— А ты не слишком устала?

— Нет, нет, тысячу раз нет, я готова отдать все на свете, лишь бы поехать в оперу.

— Какое платье ты думаешь надеть?

— Я думаю, черное; и еще украсить волосы розой.

— Прекрасно. Это черное платье тебе очень идет. Думаю, ты не могла бы сделать лучший выбор.

Бетти была на седьмом небе. Она бывала в театре, но никогда еще не посещала настоящую оперу.

Вечером ужин был подан рано, необычно рано, и Бетти, зная, сколь мало времени ей понадобиться, чтобы одеться, прошла в маленькую оранжерею и присела там. Аромат гелиотропов был очень силен. Бетти называла их вишневым пирогом. Она взяла либретто и стала его просматривать; но глаза ее, неожиданно для нее самой, стали слипаться, и хотя она совершенно не собиралась спать, через некоторое время крепко уснула.

Она проснулась от холода и почувствовала, что тело ее затекло.

— О Господи! — сказала она. — Надеюсь, я не опоздала? Но что это... уже рассвело?

За окнами оранжереи занимался день.

Пораженная, она вышла. В холле и на лестнице еще царил мрак, она на ощупь проследовала в свою комнату и включила свет.

Перед ней, на кровати, лежало ее черно-белое муслиновое платье; на столе белые перчатки с двенадцатью пуговичками, рядом с веером. Она взяла их, под ними, немножко помятая, оказалась театральная программка.

— Как это все непонятно, — вздохнула она, переложила платье, села на кровать и задумалась.

— Почему они выключили свет? — спросила она себя, затем вскочила на ноги и щелкнула выключателем. Утренний свет залил комнату. Она вернулась на прежнее место, приложила ладони ко лбу.

— Этого не может быть... Не может быть, чтобы со мной случилась то же самое... Это ужасно...

Вскоре она услышала шум внизу; поднялись слуги. Она поспешно разделась и спряталась под одеяло, но не уснула. Она была серьезно обеспокоена, ее мысль напряженно работала.

В обычное время Марта принесла чай.

— Просыпайтесь, мисс Бетти! — сказала она. — Надеюсь, вы прекрасно провели вечер. Наверное, это было замечательно.

— Но, — начала было девушка, осеклась, и сказала: — А тетя уже встала? Она очень устала?

— О, мисс, госпожа — удивительный человек; она никогда не устает. Она всегда поднимается в одно и то же время.

Бетти оделась, но все никак не могла прийти в себя. Одно она решила точно. Ей нужно обратиться к врачу. Не желая пугать тетку, она постарается не заострять на этом ее внимание.

Бетти спустилась в столовую и нашла там тетю Лейси.

— Мне кажется, голос Маас был превосходен, но все-таки она мне не очень нравится в роли Кармен. А ты что думаешь, дорогая?

— Тетя, — сказала Бетти, желая сменить тему, — не могли бы вы посоветовать мне врача? Мне кажется, я не очень хорошо себя чувствую.

— Плохо себя чувствуешь? Что с тобой?

— Я стала подвержена внезапным приступам сонливости.

— В этом нет ничего удивительного, моя дорогая; балы и театры — после спокойной размеренной жизни в провинции. Но, должна признаться, меня поразила твоя бледность прошлым вечером. Тебе непременно нужно обратиться к доктору Гровсу.

Когда врач приехал, Бетти сказала, что хотела бы переговорить с ним наедине, и они отправились в ее комнату.

— Ох, доктор, — нервничая, сказала она, — я хочу признаться вам в странной вещи. Я уверена, что хожу во сне.

— Скорее всего, вы поужинали чем-то тяжелым для желудка.

— Но это продолжается довольно долго.

— Что вы имеете в виду? Как долго? Когда это началось?

— До того, как я приехала в Лондон, со мной этого не случалось.

— А как вы об этом узнали? Вы внезапно проснулись?

— Я не просыпалась; я уснула, в этом состоянии отправилась к леди Бельгроув на бал, танцевала, вернулась, и проснулась утром, не зная, что я там была.

— Вот как!

— А еще, прошлой ночью, во сне, я ездила в Королевский театр и слушала там Кармен; но проснулась на рассвете здесь, в оранжерее, и ничего не помню о посещении театра.

— Очень необычная история. А вы уверены, что были на балу и в опере?

— Абсолютно. Моя одежда была помята в обоих случаях, мои туфельки немножко стоптаны, и веер, и перчатки — я ими пользовалась...

— Вы были там с леди Лейси?

— Да. Я была с ней все это время. Но ничего не помню.

— Я должен с ней поговорить.

— Пожалуйста, не делайте этого. Мне не хочется ее пугать; пусть она думает, что у меня легкое недомогание. Она считает меня слишком возбудимой.

Некоторое время доктор Гровс размышлял, после чего сказал:

— Видите ли, я вовсе не уверен, что это случай сомнамбулизма.

— Но что же тогда?

— Провалы в памяти. С вами такое случалось прежде?

— Не могу сказать. Я, конечно, не все помню. Например, я не помню всех поручений, которые мне даются, и мне приходится их записывать. Я не помню всех романов, которые прочитала, а иногда не могу вспомнить, что подавалось накануне на ужин.

— Это совсем другое дело. Я имею в виду пробелы в памяти. Как часто это случалось?

— Два раза.

— Причем, совсем недавно?

— Да, никогда прежде со мной такого не случалось.

— Думаю, чем раньше вы вернетесь обратно в провинцию, тем лучше. Возможно, виной всему резкая перемена обстановки, которая так на вас воздействовала. Попробуйте не злоупотреблять удовольствиями. Ограничьте до необходимого минимума ваши впечатления. И если снова случится что-нибудь подобное, сразу же сообщите мне.

— Вы ничего не скажете моей тете?

— Нет; по крайней мере, в этот раз. Я скажу, что вы были перевозбуждены, и что вас необходимо избавить от всяческих треволнений.

— Благодарю вас, доктор Гровс, вы так добры.

После ухода доктора, Бетти столкнулась с новой загадкой, поставившей ее в тупик. Она позвонила в колокольчик.

— Марта, — сказала она появившейся горничной, — а где тот роман, который я взяла вчера в публичной библиотеке? Я положила его на столик в будуаре.

— Я его не видела, мисс.