Город в заливе: Откровения лжеца

— Он — не Ли, поняла? — в глазах малолетки красными огнями вспыхнула самая настоящая ненависть. Вокруг одетых в блестящие перчатки кулаков зашуршали электрические разряды. Я выпучил глаза: человека-динамо я уже встречал в своей жизни, но не настолько же буквально! — Он — не она!

А чего тут непонятного. Я и правда не она. Права трансгендеров — не мой участок.

— Вы раскрыли меня, господа офицеры! — закричал я жалобным, но неубедительным голосом. — Умоляю, не убивайте! Я все-все вам расскажу, и покажу, где танк стоит, только не бросайте меня, пожалуйста, в терновый куст!

Девчушка замерла. Разряды вокруг перчаток возмущенно зашипели и исчезли — изоляция, наверно, хорошая. Она сложила руки на груди, что однозначно пошло на пользу обеим составляющим. Прищурилась. Это выглядело особенно глупо на ее детской мордашке.

— В стазисе, да?

— Ну, поняла, наконец? — Изида сделала большие глаза. — Психические пробои, нестабильность, как у некоторых наших общих знакомых... Но зато какие возможности! Возможно, даже... ты понимаешь. И мы будем полными чириза, если не используем этот шанс. Или хотя бы не попытаемся.

* * *

— А почему она то Мэйси, то Мари?

— Старая хохма, — усмехнулась Кейт. Мы сидели в рубке — несмотря на гордое название, она представляла собой всего-навсего комнатушку на самой верхотуре этого недо-катера, да еще и без дверей, и потому продуваемого всеми ветрами, отчего охотников забираться сюда было немного. А Кейт, хоть и старшая здесь — ей двадцать с хвостиком, просто выглядит молодо — отчего-то любила рубку. Она вообще походила на кошку — гибкая, умная, ироничная, с непонятной страстью к любой верхотуре. Спортсменкой была у них там, в Озолинче, что ли?

— Понимаю, что не молодая, — согласился я. — Но, может, расскажешь?

Девушка с усилием оторвала взгляд от залитого солнцем мира снаружи. Вздохнула.

— Изида раздала строгие указания ничего значимого о нашем мире не рассказывать, — призналась она. Ага, значит, прав я все-таки был! — Но это... мелочь. Смешная просто.

Я навострил свои длинные уши.

— Когда Мари поступала в магическую академию Тайзинч, то в заявлении на имя приемной комиссии написала свое имя настолько неразборчиво, что его прочитали неверно: не Мари, а Мэйси. Лаборантки три раза выходили в коридор вызывать. Дюжарден — не такая уж редкая фамилия, так что пока разобрались, много воды утекло. С тех пор повелось. Особенно в вашем мире: наша магия здесь сильно ослаблена, как ты мог заметить, так что молнией в тебя она не шарахнет, можешь не волноваться.

— Я и не волнуюсь, — сказал я ровным голосом. — Я вообще на диво отважен, даже с магическими девочками один на один. А вы все тоже, получается, в этой академии учились?

Кейт скривила губы.

— Туда не всех принимают. Только наиболее способных и... обеспеченных.

О, дорогая моя, ты сейчас рассказала мне больше, чем я успел выведать за все предыдущие дни. Имущественное неравенство, классы... возможно, даже кастовая система — не забываем про рабскую карьеру Лейлы. И, конечно, магия. Магия, черт возьми — вот чем мы тут занимаемся на самом деле. Виола, черт, дьяволица секретная! "Особые способности"! Из нас пытались сделать чертовых волшебников! Гарри Поттер к нам приходит! Вот это новость, вот это сюжетный поворот! Достойный художественной литературы, наверное.

Я живенько представил, как неведомый автор этой странной истории — почему-то здоровенный, словно медведь, волосатый и ухмыляющийся как идиот — печатает двумя пальцами на машинке, делая опечатки и вполголоса ругаясь. А сидит он в кафе, на открытой террасе, и вокруг ездят машины, позвякивают звонками велосипедисты, и даже сквозь плотный тент палит яркое южное солнце... Тьфу ты, ерунда какая.

И еще одно. Кейт явно и сама имеет кое-какие способности — я хорошо помню, как она меня просканировала "особым образом". Но в академии, тем не менее, не обучалась. То ли денег не было, то ли связей. А может, родственники не пошептали кому надо. А у Мари-Мэйси, значит, нашлись. То-то она высокомерная такая. А теперь, выходит, способности у нее пропали, вот Кейт и злорадствует. Ох, до чего же тут интересно все!

— А откуда тогда ты узнала всю эту занятную историю?

— Юрико, — односложно ответила Кейт, и я поежился.

Про Юрико я знал только то, что она — седьмой и последний член странного девчачьего экипажа "Адмирала Бадонга". И видел я ее за все время на борту раза два или около того. Девушка проводила все свободное время в личной каюте, читая книги и не уделяя особого внимания происходящему вокруг. Таким замысловатым образом я пытаюсь сказать, что она и на мое неожиданное появление тоже не слишком отвлеклась.

А еще она была не рожденным, а сделанным магом. Что это означало, выяснить пока не удалось, и не тянуло. Мне лично было достаточно один раз взглянуть ей в лицо, увидеть два разноцветных глаза — правый карий, левый оранжевый, полный живого бушующего пламени — сглотнуть набежавшую слюну и больше не набиваться в собеседники за ужином.

Хорошие у Мари были сокурсники в академии. Способные и на диво гуманоидные.

— Злится она теперь на то, что магия пропала, и больше нельзя никого испепелить по первому зову сердца? — предположил я. — Так и вернулись бы себе обратно. Чего не возвращаетесь-то?

Кейт коротко глянула на меня и закусила губу.

— Ты телепатией сигналы передаешь, что ли? — догадался я. — Так я это... плохо обучен пока этому виду искусств. Принимаю отрывочно, что-то вроде "дурень... дебил... остолоп". Ну точно, про меня передача! Давайте послушаем повтор!

Девушка изобразила улыбку. Талантливо, но я не купился.

— Ну... ты же понимаешь, Изи строго-настрого запретила давать тебе информацию. Любую, касающуюся нас или нашего мира. Пока запретила. Скоро, я думаю, все поменяется.

Я на секунду задумался, приложив ко лбу кулак на манер этого парня Гогена.

— Скоро... а, это как-то связано с вашей Мари-Мэйси?

— Верно, — подтвердила Кейт. — Мари лучше остальных понимает в магических деталях, и если она одобрит план Изи, жизнь твоя с одной стороны очень сильно облегчится, а с другой... нет, пока что рано, ты еще не один из нас, прости.

— А что за план такой? — изумился я, но Кейт опять покачала головой. — Понял-понял, снова топ сикрет... Ладно, тогда давай просто разговаривать, без передачи секретных данных, пока я не подписал эту вашу волшебную NDA. Один фиг заняться сейчас нечем, а тут у тебя, я вижу, даже закуска присутствует, так что с голоду не помрем. Озаботилась, хвалю!

— И о чем же мы будем разговаривать? — осведомилась Кейт, беря с тарелки банан и неторопливо его очищая. Тарелки у них тут интересные, бронзовые, с какой-то инкрустацией вроде арабской вязи, но я на них не смотрел, а смотрел совсем на другое, на тонкие пальчики, еле заметную улыбку в уголках губ, и упавшую на глаза непослушную темную челку...

— Дело ясное, о чем тут говорить, — сказал я хрипло. — О любви, само собой.

— Вечная тема? — Кейт мягко пожала плечами и откусила кусочек. — Почему бы и нет, давай послушаем, что на этот счет думают жители круглого мира.

— Лейла разболтала, или Ники? — сварливо поинтересовался я. Кейт снова улыбнулась с полным ртом, но не ответила. — Я так понимаю, начать придется мне?

— Не возражаю. Моя-то точка зрения на этот вопрос мне хорошо известна. Но может, у тебя найдется интересный аргумент? Итак, что же такое любовь, человек с чужим именем? Что такое любовь, лжец?

Я качнул головой, надеясь, что не переборщил с театральной паузой. За тонкой стенкой рубки шипел океан, мерцали на солнце волны и посвистывал ветер. Чтобы добиться своего, мне нужно было стать как они.

— Здесь лучше всего идти от обратного и сказать, что не такое любовь, — сказал я медленно. — Это совершенно точно не страсть, хотя многие считают иначе. Ошибка простительная — что вообще можно понять на эту тему за смешные восемьдесят-сто лет жизни? — но грубая.

Кейт вскинула тонкие брови.

— Я слышала иные точки зрения...

— Страсть — это огонь. Огонь — это инстинкт. Инстинкт — простая реакция, не такая простая, как рефлекс, но близкая к нему. Огонь горит, но стоит закончиться топливу — и пламя сожрет кислород и задохнется. Это все знают. А любовь...

Я задумался.

— Любовь — это то, что остается, когда огонь погаснет. Если остается, конечно. Горячие уютные угли, теперь и навсегда. Конечно, бывает огонь без углей, бывает и страсть без любви, причем гораздо чаще, чем наоборот. Но если хочешь согреться — держись поближе к углям.

Тут были бы уместны аплодисменты, но аборигены из далекого Озолинча, видимо, не знали такого обычая, поэтому пришлось обойтись без них. Обидно, конечно. И даже досадно. Но ладно.

— Неожиданные слова для такого молодого человека, — сказала Кейт, и я вдруг понял, что никакие ей не двадцать лет на самом деле, она просто так выглядит. А вот глаза — нет, глаза у нее были мудрые и глубокие. — Ты, значит, считаешь, что любовь — это в первую очередь забота и опека?

— И еще ответственность, — уверенно сказал я. — Мы в ответе за тех, кого приручили, вот это все.

— Глупости, — решила Кейт. — У тех, кого мы приручили, своя голова на плечах, вот хоть Лейлу возьми. А ответственность... она всегда висит над нами, даже в самых, казалось бы, простых и незамысловатых интрижках. Ответственность за каждый сделанный шаг, каждое действие, каждый вздох.

— Это как?

— Ну... — она поглядела чуточку лукаво. — Если бы, например, ты сейчас воспылал ко мне неземной страстью и сказал бы, скажем, что я очень красива...

Внутри черепной коробки у меня что-то отчетливо проскрежетало. Разумные мысли утекали, как вода в раковину.

— Это так и есть, чего уж там. Могу и повторить. Твердые факты — моя зона ответственности!

— ...То это всегда можно превратить в шутку, — закончила Кейт. Что это, румянец у нее на щеках? — Что ты только что и сделал. Но если пойти чуть дальше и прикоснуться...

Черт его знает, что это был за гипноз: я только и мог смотреть на то, как моя ладонь тянется к ней, дотрагивается до щеки и замирает, как будто раздумывая. Кейт трется о ладонь, словно кошка, ее мягкие слова проникают в голову, не встречая сопротивления, глаза мерцают, может быть, уже не от солнечного света.

— Это уже немножко больше ответственности. Меньше пространства для маневра. Меньше поводов свести все к недоразумению. А если набраться смелости, приблизиться вплотную и поцеловать, скажем, в...

Тонкий кокон неродившейся магии разорвал длинный разбойничий посвист с палубы.

— Эй вы там, наверху! Кейт! Тащи сюда парня, у нас тут вроде как решение образовалось.

* * *

Лицо у Мари-Мэйси было такое, будто она только что съела таз лимонов без сахара. Зато Изида выглядела абсолютно спокойной и даже довольной. Наверное, продавила-таки свой хитроумный план, в чем бы он ни заключался. А вообще на палубе собрались абсолютно все — я даже увидел белую рубашку Юрико. Видимо, это что-то вроде скандинавского тинга или русского вече — общее собрание, решение которого обязательно для всех.

— Мы тут поразмыслили немного, — с отвращением сказала розовая нимфетка. Сразу видно, что размышлять ей неприятно, а может, даже болезненно. — И решили, что этот...

Царственный жест на меня.

— Этот паренек...

— Да, это я, тетушка, — согласился я. Со всех сторон послышалось хихиканье. У них тут, видно, демократия, начальников можно на смехуечках катать. — Вы продолжайте, не стесняйтесь.

Мари, похоже, собралась долбануть меня молнией, но вовремя вспомнила, что и одного фейла было с ее стороны более чем достаточно.

— В общем, что он больше не раб, не пленник и не посторонний, — нехотя закончила мелкая. — А вроде как... ну, союзник. Вот.

Хм. Что бы это значило?

— Сказано, — резюмировала Изида. Интересно, можно ее теперь называть Изи? — Как таковому, теперь мы сможем давать ему ту информацию, какую сочтем необходимым, а также будем обращаться к нему по имени или прозвищу, что будет сочтено более удобным. Как тебя называть?

— Микки Биллиган, как же еще.

— Понятно. А прозвище у него отныне будет вот какое: Лжец.

Вот это сейчас прямо по живому резанули. Как будто я не говорил все это время только правду и ничего, кроме нее. Просто какая-то вселенская несправедливость.

— Спасибо, милые дамы, — раскланялся я как заправский антрепренер. — И сразу пара вопросов для нашего журнала, если не возражаете. Самый главный и давно напрашивающийся: вы, собственно, блин, кто?

Изида дернула щекой.

— Может, угадаешь сам?

Я, натурально, угадал. Было время подумать и понаблюдать.

— Что ж, вы не похожи на колониальную экспедицию, так что, я думаю, варианта два: либо вас забросило сюда случайно... либо вы бежали из своего мира впопыхах, прихватив... да, в общем-то, так ничего и не прихватив с собою. Изгои? Эмигранты? Беженцы?

Лица девушек застыли. Что-то я не то сморозил, наверно?

— Да! — выпалила несдержанная Мари. Светлые волосы трепетали за спиной, словно газовый факел. — Мы бежали, да... но бежали с войны! Ты знаешь, что это такое? Испытывал на своей шкуре? Бывал когда-нибудь на гражданской войне? На яростном восстании, быстро вышедшем из-под контроля?

Раньше у меня бы от этого вопроса закололо в груди. Но сейчас было — не раньше.

— Приходилось, — решительно сказал я. — Хотя, по нынешним временам... можно сказать и нет. Как посмотреть.

Девушка фыркнула.

— Не бывал, значит.

— Война это... война, — сформулировал я после некоторых раздумий. Мэйси-Мари показала руками, до чего ей понравилось мое определение, и отвернулась. Не смотрела, значит, бессмертную советскую классику, и совершенно зря.

— У тебя природный талант выводить людей из себя, — сказала Изида. — Говорили уже, наверное. А сейчас — то, для чего я выбила у Мари признание тебя временным союзником. Нам нужна твоя помощь.

— Ошибка! — буркнула откуда-то со стороны блондинка, отбрасывая во все стороны розовые блики. — Не случись вся эта дурацкая история с искривлением, не собирайся мы в такой сумасшедшей спешке, не свались на голову тот чертов неправильный бунт — я бы стопроцентно удержала ситуацию. Меня этому обучали!

— Потому что война — это... — влез я.

— Заткнись, новенький.

— Наше перемещение было... неожиданным, — сказала Изида. — В какой-то момент мы были, пожалуй, близки к отчаянию.

— Да? — глубокомысленно сказал я. Девушки не производили впечатления истеричных барышень. — А почему, разрешите поинтересоваться?

Тина хихикнула.

— Ты что, дурак совсем? На небо посмотри!

Я посмотрел. Небо как небо.

— Тина имеет в виду... — пришла на помощь Кейт. — У нас небосвод выглядит... немного иначе. Заметно иначе. И эта разница производит впечатление.