Юзик с Мариком следили за административным представлением с искренним интересом, гадая, в честь чего оно устроено. Оказалось, в честь Стаса, которого буквально через пять минут погрузили на носилки и потащили прочь из камеры. Марик хотел опять немного подергаться, но предусмотрительный спецназер (с анальной фиксацией предчувствия проблем, как сказал док) с однозначным намеком положил ему руку на плечо. Кстати, доктора тоже припахали сопровождать Стаса, не обращая внимания на его возражения. Что срок действия "спецсредства номер два" сократить невозможно. Что, вообще-то, он, док, по гражданской специализации патологоанатом, а Стас, к вашему сведению пока жив...

— Все в ваших руках, доктор, — без тени улыбки сообщил ему главгость, — Сделайте, что сможете. Пойдемте, господа. И так непозволительно много времени потеряно!

Камуфлированная часть "шпрот" наконец-то вымелась из камеры.

— Этих двоих подержите дня три, потом передайте полиции.

— Сделаем.

— И отправляйте уже ваших "приглашенных специалистов" отсюда. Нечего им тут...

— Немедленно! Немедленно отпра... — окончание фразы отрезала захлопнувшаяся дверь камеры.

— Узнал? — спросил Юзик у брата после недолгой паузы.

— Угу, — невнятно буркнул Марик, прижимая "лечилку" к синяку от удара прикладом на скуле. — Какой-то шишак из универа.

— Проректор по АХЧ, — уточнил Юзик, — Интересно, что он тут делает и почему всем заправляет.

— Мне вот совсем неинтересно, — возразил Марик, — Когда сваливать будем? И надо Лану со Стасом забрать...

— А пани Берту?

— Захочет — сама уйдет, а то ты не знаешь? Нет, зря мы ее послушались. Не надо было сдаваться... Так когда?

— Позже. Когда "приглашенные специалисты" уедут. Сам же слышал.

Марик попытался скосить глаза, чтобы рассмотреть результат работы "лечилки". Не преуспел.

— Юзик у тебя зеркало есть?

— Не сошел еще. Только пожелтел. Держи дальше... Эх, был бы фотик!

— Зачем?

— Щелкнул бы твою физию и в блог. С подписью: "Современное прикладное искусство".

END POV

— Слушай, а как это так случилось, что целый лейтенант, пусть и запаса, доставщиком горючки работает

— Это что! — отмахнулся Добжа, — Меня с прошлых сборов вообще четыре раза домой хоняли под ухрозой расстрелу, штоб не волновал личный состав... Сидим мы утром в курилке, сигаретками в зубах ковыряемся, тут начштаба подходит и начинает батей родным прикидываться: "Как настроение, паны офицеры? Хорошо позавтракали?" "Звиняйте, — ховорю, — пан полковник, рази ж это завтрак? Дитячьи порции. Скоро нам пинеточки шить будут. У меня вже желудок кожу на калории перерабатывает. Когда сапоги чищу, голова кружится... Сам худею, а уши растут. Вернусь домой осликом. Маленьким, сереньким. Меня ж жинка на порог не пустит!.." И я еще вспомнил, шо в армии тем, кто выше 190 сантиметров, полуторная порция пищевого довольствия положена, но полковник сказал, што у них в штабе все линейки поломались и предложил меня в Минск командировать на перемерку. Наверное, надеялся, шо меня утрясет в дороге. Я отказался, тогда меня на кухню сослали. От людей подальше. Покрутился я у котлов: скушно, перловкой воняет — залез на дерево, мычу по-коровьи и всем честь отдаю. Полковник один увидал, спрашивает: "Ты чего?" "Обезьяной работаю", — отвечаю. Полковник аж побелел: "Шоб глаза мои тебя не видели! Иди в лес, нарви грибов. К ужину зажаришь!"

Я пошёл... грибы там все красивые... Нарвал покрупнее, приготовил, подал к столу. Полковники сидят, жуют, меня приглашают. "Не, — говорю, — я в этих ваших грибах не разбираюсь, поэтому подожду немного, часика два. Потом, может, поем."

Ещё меня на охоту посылали... Не, сперва я рыбу ловил. Упёр ящик иммитационных пакетов, детонаторы вставил и с плотины сбросил. Как рванёт! В плотине дыра, а рыбина хоть одна бы всплыла, зараза! Меня, кстати, тогда кто-то заложил, и командиры уху к ужину ждали. Ага! Какая рыба, когда плотину разворотило и озеро ушло!

Вот тогда меня майор на охоту послал. "В грибах, — говорит, — ты не понимаешь, рыбак — хреновый: иди, охоться". Я ему за это цаплю стрельнул, а их не едят. Но майору сказал — журавель. А шо, я ж не понимаю, журавель то, или не. Ощипал, зажарил. А майор назавтра в больницу с печёнкой слёг, наверно, я ту цаплю пережарил маленько...

Отсмеявшись, я все-таки повторил вопрос: за что на этот раз в опале?

— А-а, меня недавно назначили перед учебными стрельбами палки в землю втыкать, за якобы миномёты, а я взял и к этим палкам привязал взрывпакеты с радиодетонаторами. Как они иммитацию включили — цели и попадали. За это меня майор с полигона выгнал.

— Опять на кухню?

— Не, на кухню меня не пустили — в гараж.

— Это ты там пепелац подрезал? — поинтересовался я.

— Кого? — не понял Добжа.

— Драндулет, — я пояснительно кивнул на мотороллер, от которого никак не мог отлипнуть Пыхась.

На залитой ярким лунным светом просеке розовато-песочного цвета 'Муравей' был виден в мельчайших подробностях (в отличие от камуфлированной глыбы военного грузовоза).

— А-а! Аха, там. В ухлу валялся. А чего твоего домовика корежит так?

Пыхась, усердно делающий мне тайные крючки пальцами, заметил, что его телодвижения привлекли постороннее внимание и тут же притворился, будто просто отряхивает одежду.

— Чего тебе, чудовище? — крикнул я.

Пыхась с очень недовольным видом приблизился и озвучил свою недавнюю пантомиму:

— Клах, разговор есть. Давай, отойдем.

— Да ладно тебе! — вставать с удобной канистры и куда-то тащиться было лениво, — Говори здесь. Тут все свои.

— Аха, крухом наши! — с готовностью подтвердил Добжа, — А если врах подкрадется, то у нас на него Солнышкин есть. С разводным ключом, — я успел поведать историю канистры, на которой восседал. Добжа оценил.

— Ну, какие у тебя проблемы объявились? — спросил я у Пыхася, таки вынудившего меня "отойти для разговора".

— Помощь твоя нужна, Клах, — почти не разжимая губ, прогудел Пыхась.

— В чем теперь? Учти, с угоном грузовоза — это не ко мне. И я тебе еще припомню утаивание информации.

— Какой-такой информации? — возмутился Пыхась, но глаза, все-таки, отвел.

— Что грузовоз не брошенный, и при нем водила имеется.

— Ой, проблем-то! Пшикнул "забывайкой" и рули куды хошь!

— Ага, а парня потом под трибунал за утрату военного имущества? Ты чего, Пыхась? Совсем, что ли, того? — я покрутил пальцем у виска.

— Ой, не начинай, Клах. Да и не нужен мне твой грузовоз! У нас таких грузовозов!..

— Ну-ну, видел я, как ты мотороллер облизываешь. Чем только тебя этот антиквариат пленил, а?

— Да что б ты понимал, Клах?! Грузовоз — он бы роду отошел, а мотороллер — это чисто мой личный транспорт будет. Понимашь?

— Еще не факт, что будет.

— Эй-эй, Клах! Ты чего? — заволновался Пыхась, — Ты ж... Мы ж с тобой...

— Спокойно, товарищ, спокойно. Не шуми. Я же не отказываюсь помочь, но и криминала мне тут не надо.

— Да какой криминал?! Драндулетка ж невоенная. Она даже покрашена, как кастрюля какая, а не в камуфляж. И номеров нету!

— Это все понятно...

— И чо?! Клах, я уже все придумал. Ты сейчас садишься в грузовоз к этому проглоту Петьке и уезжашь, а я...

— Забывайкой в морду лейтенанту и рули куды хошь? Не, не пойдет!... Добжа! Махей! Подойди на секундочку. У Пыхася к тебе дело на сто мильенов... На девяносто девять, — снизил я расценки, увидев, что у мелкого выпучились глаза и перехватило дыхание от озвученной суммы.

После недолгих, но жарких торгов Пыхась с Добжей о чем-то договорились и ударили по рукам. Довольный, как мышь в бакалейном отделе, Пыхась ускакал к уже своему мотороллеру, а Добжа, загадочно (но тоже довольно) улыбаясь, подошел ко мне.

— И как оно? — спросил я.

— Нормально... Эй, солдат! — переключился он на греющего уши Солнышкина, — Тебя послали подглядывать, а ты подслушиваешь! Горючку залил?

— Так точно, пан лейтенант!

— А чего тогда не в кабине? Хочешь в лесу заночевать?

Солнышкин замотал головой, а я вдруг спохватился: мне же с ними ехать надо. Ведь нашу компанию наверняка увезли в ту же часть, откуда и Махей с Петрухой. А, учитывая пройдошистость Добжи, выяснить судьбу пленников мне будет гораздо легче. Угу. Надо только придумать причину... Ой, я же ее уже придумал!

— Точно, боец, — подхватил я, — Заводи мотор — ехать пора. Я с вами прокачусь. Надеюсь, у вас в части спецсвязь имеется?

— Так точно.

— Вот и славно, — многозначительно кивнул я, попытавшись изобразить на своей физиономии суровость и подписку о неразглашении с печатью.

— А.., — Солнышкин указал на мотороллер, вокруг которого опять суетился Пыхась.

— Сломался мой железный конь, — грустно поведал Добжа.

— Так, может, на буксире? У меня трос...

— Какой "буксир", солдат?! Движок клина поймал. Мотороллер встрял насмерть. Ты его только дернешь — пополам порвешь, — зачем-то начал оправдываться Добжа.

Наверное, надумал потренироваться на Солнышкине перед разговором с завгаром. Или как там эта должность в армии называется?

Судя по искрам вдохновения, мелькнувшим в глазах Махея, он вознамерился продолжить. Не, братец, обойдешься без репетиций.

— Лейтенант, — решил я воспользоваться служебным превосходством.

— Чего? — неуставно откликнулся Добжа.

— Как младший по званию, едешь в КУНГе... А кстати, нам далеко ехать?

— Часа два, — ответил Солнышкин.

— Какой два?! — вскинулся Добжа, — Тут за объездной в паре километров база отдыха армейская. У меня там свояк начальником караула. Заедем, выспимся, а утречком можно и в часть двинуть. После завтраку.

— Мне пан капитан приказал сразу возвращаться, — робко возразил Солнышкин.

— Куда возвращаться?

— Дак, в часть, пан лейтенант.

— В яку часть? Номер казав? — как я успел заметить, чем менее уставными и законопослушными были намерения Добжи, тем менее литературным был его язык.

— Не-ет, — недоуменно протянул Петя.

— О! — Добжа воздел палец, — Не казав! А это шо значить?

— Не знаю, пан лейтенант.

— Это значить, шо возвращатися нам трэба у ближайшу воинску часть. А яка у нас ближайша? Та вони я уже казав: армийска база роздыху. Поняв?

Взор Солнышкина слегка затуманился от речей Махея, но тут он, по-видимому, вспомнил своего капитана и вмиг избавился от гипноза.

— Никак не могу. Пан капитан...

— Солдат, ты чего, как не рядовой? — поспешил вмешаться я, — Знаешь, что бывает за попытку понять смысл приказа в боевой обстановке вместо немедленного и буквального его выполнения? Тут тебе не бирюлькин дом, боец, тут тебе армия! Поэтому сейчас выдвигаемся на базу отдыха. До утра проводим углубленную рекогносцировку, потом завтракаем и спокойно едем туда, куда надо. Понял?.. К капитану, если что, вместе подойдем, — добавил я, по наитию, самый весомый аргумент.

И Солнышкин не устоял. Добжа подмигнул мне и полез в кузов, а я, помахав на прощанье абсолютно счастливому Пыхасю, забрался в кабину. Грузовоз басовито рыкнул (о, как давно я не слышал звук НАСТОЯЩЕГО мотора!), с восхитительным скрежетом переключилась передача, и мы поехали.

Глава 4

Кабина военного грузовоза была сугубо утилитарна, словно ее проектировал суровый челябинский конструктор. Вместо ремней безопасности пассажирам полагалось цепляться за там и сям приваренные могучие скобы, наверное, сделанные из остатков усиления бампера. И даже крышка бардачка была миллиметра три толщиной. Про неудобное сиденье, обтянутое фальшивой кожей и набитое фальшивым поролоном, и сказать нечего. В смысле, ничего хорошего (или хотя бы цензурного) сказать.

— Петя, у тебя тут радио нет, что ли? — спросил я, обшарив глазами приборную панель.

— Не, только рация. Но она не работает, пан старший лейтенант, — извиняющимся тоном ответил Солнышкин, с натугой крутя громадную баранку. (Действительно, зачем изгаляться с гидроусилителем, когда можно просто и дешево увеличить плечо приложения силы.) — В КУНГе есть.

И вот зачем он мне про КУНГ сказал? Чтобы я туда убрался? Или я опять на него лишних гадостей напридумываю, а Петя просто чистая наивная душа нараспашку? Угу. Душа бывает на распашку и под паром. А еще — озимая.

— Жаль, хотел новости послушать. Узнать, что в мире творится.

— Ой, а я как раз слушал, когда... ну, вы... горючку... а я... на вас...

— И чего наслушал? — перебил я, показывая, что зла не держу.

— Тама как раз речь нового Великого Князя Литовского была...

Солнышкин немного косноязычно и сбивчиво, то и дело отвлекаясь на дорогу, рассказал потрясающие вещи. Новый Великий Князь Литовский заявил о желании пересмотреть итоги Минской унии, заключенной четыреста лет назад и приведшей к вхождению ВКЛ в состав Царства Польского. При этом не исключил возможность выхода ВКЛ из Польской (теперь уже) Империи, если... Много всяких "если".

— Князь сказал, что мы для Варшавы стали... этим... "мозговым придатком", во!

— Может, сырьевым? — уточнил я.

— Да каким "сырьевым"? У нас в княжестве из сырья только болота, да речки! — вздохнул Солнышкин, — Варшава у нас мозги вытягивает! Электронику сложную где делают? В Польше! А станки всякие? А артефактные фабрики где? Опять в Польше! Институтов у себя там понастроили, лабораторий понаоткрывали. А работает там кто? Да наши, литовские, и работают! Потому что у нас, будь ты хоть с десятью мозгами в голове, сможешь только бульбу окучивать...

Я слушал в некотором офигении: Петруха оказался махровым патриотом княжества. И честно страдал от осознания несправедливости политико-экономического устройства империи. Князь же простой "декларацией о намерениях" не ограничился, а объявил о немедленном созыве Вселитовской научно-практической конференции, делегаты которой должны в срочном порядке прийти к консенсусу и, хотя бы тезисно, сформулировать цели и задачи реформ, набросать план развития, наметить пути решения и преодоления. На худой конец, обозначить вектор.

— Князь сказал, что приглашает всех...

— И оппозицию?

— Кого?

— Ну, тех, кто кричит, что все плохо и правительство ничего не делает.

— А-а! Ага, всех. Князь приказал под это дело самую большую армейскую базу отдыха выделить. Потому что там и охрана есть, и столовых много...

Я в очередной раз умилился Солнышкину: "столовых много"! Умеет ведь сказать. Угу, какой же политик откажется от перспективы халявного трехразового питания в армейской столовке?!.. Стоп! А не на этой ли базе у Добжи свояк начкаром?

Оказалось, именно на той.

Свояк Добжи, мордастый и крепкобрюхий майор лет сорока, встретил нас по всем законам армейского гостеприимства, которое традиционно начинается с: