— Не ты, ба! Это я не про тебя — так к слову ляпнула не подумавши!
— А ну сейчас же хлебай щи, иначе не получишь десерт в виде пирога и сока, — настояла мама. И принялась обхаживать Серафима — подала хлеб со сметаной. — Ешь, родной мой. Кушай.
— Ага, а то не получишь пирога, — заворчала Надя, гоняя ложкой по тарелке капусту. — Я человек, а не морская свинья!
Вере надоело слушать нытьё дочери, и она подала ей второе блюдо.
— Это чё — макароны?
— Нет, спагетти, — завернула бабуля, подав кусок сдобы — батона.
— А мясо где?
— В пироге!
— А я думала: там тоже макароны.
— Нет, твоя любимая капуста, — отыгралась Вера.
— Чё, правда?! — растерялась Надя.
— Нет, шучу. Ягоды...
— А какие?
— Когда получишь десерт, тогда и узнаешь — не раньше!
— Ничего, я терпеливая — подожду.
Вера подала дочери соус и котлеты.
— Ну вот, другое дело. Теперь можно и поесть.
Надя принялась наматывать спагетти на вилку. Получалось это у неё не ахти как, и она принялась их глотать, втягивая в рот по отдельно взятой длинной макаронине.
— Не чавкай, как свинья!
— Сами это животное! Оно не ест макароны, а вот как вы капусту в щах — будь здоров!
— А я не чихал, — вдруг молвил Серафим, вызвав усмешки на лицах женщин.
— Наш человек, — отметила бабуля.
— Ага, с юмором у него полный порядок. А вот в голове — чехарда, — согласилась Надька.
— Ничего страшного, — заверила Вера. — Поможем. Научим жить по-человечески, а заодно и память восстановим.
Праздничную трапезу, как и семейную идиллию, нарушил неожиданный звонок в дверь.
— И кого это принесло не вовремя?! — покосилась бабуля на дочь.
Вера понятия не имела.
— Я гляну — одним глазком, — улучила Надя момент и сбежала из-за стола, желая оставить как можно больше места для маминого пирога, являющегося фирменным блюдом стола.
— Стой, проказница! Куда-а-а...
Было поздно. Надя уже находилась в прихожей. Она повисла на ручке входной двери, глядя, как и обещала одним глазом в глазок. Её взору предстал роскошный букет цветов, состоящий из полсотни длинный красных роз.
5. ВЫЯСНЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ.
— Ого! — послышался голос дочери.
— Ну что там — кто? — заинтересовалась Вера, так и не встав из-за стола.
Ответом послужило открытие Надей защёлки и двери.
— Здравствуйте, — послышался мужской голос, оказавшийся до боли знакомым.
— А, друг семьи, — усмехнулась бабуля.
На кухню его и привела Надя.
— Я не вовремя?
— Ну почему же, как и всегда — в самый раз, — отреагировала Вера. — Мириться пришёл?
— Не сам.
— Не поняла! А цветы тогда чего принёс?
— Не от себя...
— Вот как? А от кого же? Посыльным заделался? Курьером подрабатываешь?
Гость молчал.
— Кажется, я догадываюсь, ма, кто тебе их через него передал и набивается на его место, — озвучила Надя. — Его босс.
— Олигарх? — вопросила бабуля.
— Да, — вручил гость букет Вере.
Та едва удержала его.
— Вот какой должен быть настоящий "веник", Серафим, — улыбнулась озорно Надя. — Учись! А то в следующий раз подаришь швабру, так моя мама прогонит ей тебя.
— Не дождётесь, — заявила Вера. — Этого не будет — никогда!
— О, да я смотрю: у вас тут семейная идиллия, — отпустил ухмылку злорадства гость. — Не стану мешать. Уже удаляюсь!
— Нет, погоди, — пыталась Вера остановить его. — Не спеши уходить! Присаживайся к столу!
— Угу. И чё у вас на первое?
— Твоя любимая еда, козёл! — ввернула Надя. — Щи из капусты.
Гость подавился ими, и вновь подался на выход.
— Спасибо — накормили...
— Чё хамить-то? — не отстала Надя от него, сумев закрыть дверь.
— Ты по делу пришёл или просто передать от босса цветы? — очутилась в прихожей Вера.
— Разумеется, не просто так, как посыльный, — вновь вмешалась дочь.
— Надя, помолчи!
— Пожалуйста, — подалась она на кухню, открыв дверь, прикрытую мамой.
— Ну, чё там, внучка? — заинтересовалась бабуля.
— Ой, чё творится-то! Чё творится! На словах и не передать! — спровоцировала Надька бабулю. И та подалась с кухни. А той только этого и надо было.
— Кончай хлебать щи, Серафим. Мы люди, а не скотина! Хочешь маминого пирога?
Тот кивнул, уловив приятный аромат, сводивший его с ума.
— Тогда не сиди — режь пополам, коль иные наши родные уже поели, — подала Надя нож.
Он взял его, а что делать — не знал. Надя пыталась объяснить — научить, как пользоваться им. Вот тут вдруг и послышались крики в прихожей.
— За мной, крестник, — подалась Надя туда за бабулей.
И они объявились в прихожей в самый разгар словесной перепалки.
— Мы не помешали? — выдала Надя впопыхах.
Гость остолбенел, хотя прежде размахивал руками, обвиняя Веру во всех смертных грехах. Умолк. Ещё бы! Перед ним стоял Серафим и держал в руке нож. А он помнил, при каких обстоятельствах тот попал в дом к женщинам.
— У-у-убивают... — заорал гость далее.
— И даже не режут пока, — заявила Надя.
Последнее слово в её исполнении и принял как знак расставания прежний друг семьи, выскочил за дверь, сумев открыть. Осмелел на лестничной площадке.
— Не думайте, что это вам сойдёт с рук! А тем более тебе, Верка! Я всё боссу доложу — как вы встретили меня, и что ты отринула его, променяв на какого-то дикаря с дороги!
Серафим порывался остановить гостя и вразумить. Ничего путного из его затеи не вышло. Тот оказался прирождённым спринтером.
— Это что сейчас такое было в твоём исполнении, Серафим? — едва сама Вера нагнала его с семьёй лестничным пролётом ниже.
— Почему у тебя в руке нож? — продолжила Люба. — Кто тебе его дал? Ведь не сам взял!
— Ну, чего вы пристали к человеку? — вмешалась Надя, стремясь перевести разговор в иное русло. — Если бы не мы с Серафимом — вам не удалось избежать беды!
— Ага. Значит это твоих рук дело, проказница, — дошло до мамы с бабулей.
— Да вы чё! Мы с Серафимом собрались вкусить пирога, а вы заорали, вот нелепость и вышла — по чистой случайности.
— Ох, врёшь, проказница! Как пить дать!
— Могу принести воды, ба.
— Не надо. Я ещё в силах сама себя обслужить!
— Тогда пошли домой — к столу, — напомнила Вера: у них праздник по случаю крещения Серафима. — Есть пирог.
— Давно бы так, ма, — порадовалась Надя.
И пир продолжился, не взирая ни на что. Потуги бесплотной тени пошли прахом. Но она продолжала строить козни женщинам, ставшими в одночасье достойными соперницами, защищая жертву, отданную ей на заклание Ангелом смерти; заглядывала в окна, кружа вокруг квартиры Веры, пока не застала её семью в полном составе за столом на кухне, и закружилась в вихре от злости.
Тут как тут раздался телефонный звонок.
— Опять он — неугомонный, — определила Надя на слух по мелодии мобильника — кто звонит.
— Это что за надпись?! — вопросила у неё мама.
Вместо "друга семьи", красовалась иная — в одно слово: "вдруг".
— А что, — усмехнулась бабуля. — Правильно написала, внучка! Разве это друг, когда является ни с того, ни сего вдруг, и то по работе! О любви не может идти речи!
— Не принимай звонок, ма, — попросила Надя.
Вера в укор дочери поступила наоборот, поскольку не договорила с непосредственным своим начальником.
— Ты лучше скажи, Верка: намерена работать у меня или мне уволить тебя?
— А как хочешь, так и поступай, — отключилась она.
"Вдруг" позвонил вновь.
— Ну, чё те, друг? — послышался в ответ голос бабули.
— Могу я поговорить с вашей дочерью, тётя Люба?
— Какая я тебе тётя, сопляк! Не звони сюда больше! Понял или ещё не совсем?
Последовал обрыв связи.
— Вот шальные, как пули! Одно слово — бабы! — бросил гость мобильник на сидение, и схватился за руль, рванув с места. Далеко не уехал. И в третий раз позвонил, но уже в дверь.
— Обана! — предстала перед ним Надя с надкусанным куском пирога в руке. — Опять друг! С чего это вдруг?
— Я не доел щи!
— А, ну заходи, козёл. Нам как раз в доме и не хватало скотины. Хотя я давно просила маму завести собачку или кошку, раз она не хочет мне рожать братика или сестричку. Я ж не знала, что ты ей в том не помощник!
Гость готов был сбежать в очередной раз, да опомнился.
— Так чё случилось, а?
— ЧП...
— Чи-что? — принялась Надя жевать мамин пирог, дразня гостя — распаляла аппетит.
И тот сдался, пройдя в прихожую.
— Кто там, проказница?
— Сюрприз, бабоньки.
— Чего? — подались они к ним.
— Вот так-так... — молвила Вера. — Тебя, каким ветром к нам занесло, вдруг?
— Машину занесло на повороте.
— Разбился, значит?
— Почти, тётя Люба. Извините, а! Простите...
— Бог простит, а подать и мы сможем. Пошли к столу.
— Так по случаю чего праздник? — заинтересовался гость.
— По случаю крестин Серафима.
— Стало быть, узнали, как его зовут?
— Нет, просто назвали иным именем — батюшка в церкви, дав возможность ему самому сделать данный выбор.
— А, понятно, как и занятно, — усмехнулся гость. — Значит, завели себе игрушку вместо очередного ребёнка или зверушки?
— Ну, ты! Не очень-то, вдруг!
— Чего?
— Был друг, а стал — вдруг, — пояснила Надя.
— Не понял!
— Не всем дано, дядя. Лечись, хотя всё одно не поможет! В твоём случае медицина бессильна!
— А как насчёт него? Что говорят врачи?
— Здоров он. А так — амнезия, — продолжила Вера.
— Ясно. Не стали показывать психиатру. Ну что же, могу пособить. Хотите, им займутся светила науки в данной области медицины и вернут память в два счёта?
Вера призадумалась над предложением гостя. Тень извне прильнула к окну, стараясь подслушать.
— Я подумаю, — заявила она.
— Конечно-конечно. Завтра воскресенье — выходной день. А вот в понедельник я договорюсь с кем надо и...
— Хорошо, уговорил. Я согласна.
— А вы это у Серафима спросили? — возмутилась Люба. — Согласен ли он?
— Ну, ба! Ты порой и даёшь! Городишь такое: психи отдыхают! — ввернула Надя. — Человеку память вернётся, и он станет нормальным.
— А по мне, так он и сейчас лучше любого мужика.
— Сделали из него марионетку — подкаблучника — и рады, — заявил гость, проявив мужскую солидарность. — И потом он у вас не зарегистрирован!
— Ничего, зарегистрируем!
— Вот как, Верка! Неужто пропишешь у себя?
— Да...
— На каких правах — очередного члена семьи?
— А хотя бы!
Гость подавился пирогом.
— Скорее дайте воды-ы-ы...
— Получи-и-и... — не пожалела Надя по такому случаю сока и облила гостя.
— Вот спасибочки! Умыли, так умыли! — вскочил он из-за стола.
— Не уходи! Посиди ещё с нами, дядя. С тобой весело.
— Прямо до смерти! — подался гость на выход.
— Ну и вали!
Вдруг остановился.
— А вот и не уйду! — вернулся он к столу.
— Интересно? — удивилась Вера.
— Что? Выгоняешь?
— Нет, но...
— Я ведь тоже в прошлом друг семьи, как ныне настоящий — Серафим! Может, выпьем чего крепче сока, как мужики? Обмоем твоё крещение, мужик? Ты мужик или как?
Гость приметил из-под спартаковской майки женские брюки из гардероба Верки. В нём взыграло самолюбие, и он решил отомстить.
— А вот теперь — скатертью дорожка!
— Не угадала, родная моя! Я ещё посижу у твоей самодранки, — продолжилась перебранка.
— Ты чего молчишь, Сима? — попросила бабуля у него защиты. И сунула в руку нож.
Тот воспользовался им, принявшись нарезать остатки пирога в блюде.
— Ха-ха... — дошла до гостя вся подоплёка. — А я, дурак, ещё испугался его! Ох-хо-хо...
— Конечно, дурак! А кто же ещё! — поддержала Надя родных. — Ты, Серафим, лучше гостя порежь на куски.
— Чего? Как? — отреагировал он.
— Ножом в бок пырни разок. Но несильно и неглубоко, а то ещё помрёт и раньше от страха, наложив полные штаны! Ты, вдруг, памперсы прихватил?
— Вы чего это, девки? А? А-а-а... — выскочил гость из-за стола, и, миновав прихожую, закрылся в туалете.
Ему не понравилось, что Серафим отреагировал на него со слов девчонки поворотом головы, не слышал того, чего он молвил.
— Грех резать человека — один из семи смертных! А ещё в церковь ходите и Богу молитесь!
— Да ты чего? Мы ж пошутили! — стремилась Вера унять его.
— Наша проказница пошутила. Озорничает она так на словах, — подхватила бабуля.
— А вы в курсе: убить можно и словом, как и делом.
— Ой-ё-о... — перекрестилась старуха-мать. — Да ты говоришь как наш батюшка из прихода! Уж не святым человеком был в прежней жизни — скитальцем? Поди, монахом или аскетом-затворником от мирской суеты?
— Не знаю, не помню, — положил Серафим нож на стол и пошёл прочь с кухни.
— А куда это он? — не смогла встать со стула Вера. Ноги отнялись.
— Я прослежу — одним глазком. Ага, ма? — подсуетилась Надя.
— Угу, — кивнула ей вместо неё бабуля. — И-иди-и...
Серафим остановился подле двери в уборную комнату. Там его и застукала Надя, когда он постучал в дверь.
— Выходи, мил человек.
В ответ тишина, которую нарушило звучание мобильного телефона. Прежний друг семьи куда-то звонил. Надя пыталась поспешно предупредить маму с бабулей о том, услышала звонок в мобильнике у мамы. Друг, что нынче вдруг, трезвонил ей.
— Вот ненормальный, — обмолвилась Вера, приняв вызов. — Ты где? Куда запропастился?
— Где-где! В твоём доме! В туалете!
— Ему там самое место, засранцу, — заметила к слову старуха-мать.
— Чего закрылся? От кого — от нас? Ну и дурак!
— Не я, а вы — ваш квартирант! Он ломится ко мне в дверь! Если не усмирите, я вызову милицию и скорую помощь. И сдам его в психушку! Этого хотите? Так получите!
Связь оборвалась.
— Ой... — кинулась Вера к туалету, набрав номер гостя. Тот не отвечал. Произошёл сбой вызова. Его телефон был занят. Он куда-то звонил. И куда — Вера знала.
— Открой, псих! — загремела она по двери. — А то я сама сдам тебя в психушку! Скажу: ты вломился ко мне в квартиру, и прочее в том же духе! Так что угомонись! И прими мой вызов!
Гость отключился.
— Верка, давай просто поговорим — без истерик.
— Ну, давай. Чего надо от меня, а? Успокоиться не можешь — мстишь мне за то, что я оставила тебя, а не ты — меня?!
— Да будет тебе! Кто старое помянет — тому глаз долой!
— А кто забудет — два! — вставилась Надя.
— Не мешай, проказница, — вмешалась бабуля. — Не встревай в серьёзный разговор между взрослыми! Уймись!
— Вот-вот, — подхватил гость. — И Серафима своего угомоните! Закройте его от меня!
— Мы в своём доме — хозяева!
— Да будьте же благоразумны, тетя Люба! Люблю я вашу дочь, иначе бы не пришёл сюда сам!
— Так не сам — сказал: босс послал, — выдала Вера.
— Это с одной стороны, а с другой...
— Поздно! Поезд укатил! Пирон опустел, — залепила Надя. — У нас новый проводник в вагоне по жизни! Поэтому не суетись почём зря! Верно, Серафим?
Тот промолчал. Ему нечего было сказать.
— Ну, ты хоть подай голос — заступись за нас перед захватчиком!
