Самотоп из нового мира

Промаявшись бездельем, когда дремота то и дело прерывалась резкой болью от непроизвольных движений и поняв, что больше спать просто не способен, я вооружился очиненным карандашом и ежедневником и попытался по памяти набросать силуэт судна, лицо Йордана Благого на фоне тропического берега, ту самую, памятную гигантскую черепаху... Но поскольку художник я от слова 'худо', то портретного сходства удалось достичь только при изображении панциря архозавроморфа, всё же остальное узнавалось весьма приблизительно, 'если знать, кого рисуешь'. Полежал, глядя в потолочную штукатурку, подумал... Потом перевернул страницу, примеряясь серым жалом карандаша:

'Всё началось в Астрахани...'

Зачеркнул. Нет, всё началось заметно раньше, по большому счёту, когда я прилетел в Москву. Есть такая расхожая фраза: 'с корабля на бал'. Из Грибоедова, кажется, хотя зуб не дам: не уверен. Так и я прилетел со своего бывшего траулера не на бал, а почти на тризну. Мама умирала. Умирала нехорошо, в страданиях. Ксюха, сестра, вынуждена была уволиться с работы, благо её новый муж имел доходы 'чуть выше среднего', хотя основные свои дела проворачивал в провинции, куда и мотался постоянно, не возвращаясь к супруге неделями и месяцами. Но даже при наличии в семье бизнесмена не из последних, деньги улетали со страшной силой. Я, естественно, тоже отдал большую часть привезённых из-за границы средств на материно лечение, одновременно пытаясь хоть как-то трудоустроиться. Но увы: нормально оплачиваемой работы парню с судимостью по тяжёлой статье в то время в Москве было не найти, если не уходить в криминал. Однако становится рецидивистом в глазах российского правосудия не хотелось, так что перебивался на официальное пособие как нетрудоустроенный и на неофициальные шабашки-подработки вместе с безденежными студентами, алкашами и гастарбайтерами.

А спустя два месяца мама всё же умерла. И меня накрыла ТОСКА...

Москва, Астрахань. Россия, 1999 год.

Мне откровенно тяжело было находиться в нашем доме, в квартире, полученном дедом от Наркомата ещё перед войной, тяжело ходить по поскрипывающему старому паркету, с которого были убраны на антресоли шерстяные азербайджанские ковры, где я в мальчишкой расставлял войско из пластмассовых и металлических солдатиков. Напрягало сидение на кухне, памятной с детства традиционными воскресными гренками и какао, заваривавшимся мамой в голубом эмалированном кофейнике с розами. Давило по нервам при взгляде на широкую родительскую кровать, где она отмучилась...

Поэтому когда приехавший в очередной раз из провинции, где 'решал дела' Иван, мой новый зять, отвёл меня как-то в сторону и предложил выкупить мою половину родительского наследства — как оказалось, наша московская 'трёшка' целиком была завещана мне, а сестре Ксении отходила дача и машина с гаражом, на которой после отца никто так и не ездил, я не стал отказываться сразу.

Правда, полной цены наличкой за квартиру почти в центре столицы, да ещё в доме, построенном при Николае Последнем, Иван дать не мог. Хотя, возможно, просто малость прижиливал деньгу: кто их, бизнесменов, знает, мутноватые они по жизни. Однако разницу предлагал компенсировать имуществом: квартирой в Астрахани и бэушным, но ещё крепким, корабликом, выкупленных его фирмой у кого-то за долги.

— Сам подумай! — убеждал он, разливая вечером по стопкам кизлярский коньяк — Вот тут ты сколько уже работу ищешь, как вернулся, и что? Шиш! Москва — она бьёт с носка, сам знаешь. А в Астрахани чем тебе не рай? Волга, теплоходы всякие, опять же — море недалеко. А народа в пятьдесят раз меньше, чем у нас. А ты мореход опытный, тебе там устроиться легче будет. Слушай! А хочешь, я тебе там с бизнесом помогу развернуться? Корабль будет, сдашь какие полагается нормативы, капитанить станешь — поди плохо? У меня там по области подвязки серьёзные имеются, знаю, к кому заглянуть, что поднести. Помогу как родственнику 'безвозмездно, то ись даром', — спародировал он мультяшную Сову.

И то ли по тому, что стопка была далеко не первая и под столом уже стояли две пустые бутылки, то ли потому, что мне и самому вдруг захотелось перебить окутывающую всё вокруг ТОСКУ переменой мест — сейчас, по прошествии времени уже и не скажу — но я поглядел-поглядел в честные мутные глаза свежеиспечённого родственничка и произнёс:

— Тебе не продам. Без обид. Только вместе с Ксюхой. Вот. Согласный?

— Ясен ясень!

— То есть 'да'?

— Да.

— Ну, тогда... Заводи. Поехали смотреть, какая это Астрахань.

...Разумеется, тем вечером мы никуда не поехали: выпившему за рулём не место. Да и наутро провозились с отъездом до самого обеда. Но в сумерках третьего дня иванова 'бэха' уже расплёскивала колёсами натаявшие лужи на въезде в старинный южный город.

'Русская Венеция' по сравнению с Москвой показалась не такой яркой и шебутной, но разочарования городом не наступило. Степенная провинциальность ожидалась заранее, архитектура советского периода перемежалась с улицами частного сектора, где некоторые домики помнили, пожалуй, ещё времена декабристов, если не пугачёвщину — по крайней мере, мне был гордо продемонстрирован дуб, уцелевший от рощи, до которой, по легенде, доезжали передовые отряды из войска 'мужицкого ампиратора'. Центр же, крохотный по московским меркам, был спокойно-красив, хотя здешний белокаменный кремль шестнадцатого века был совершенно не похож на столичный.

Двухкомнатная квартира в старом доме на улице Бэра 98 ожидаемо оказалась похуже моего московского наследства по многим параметрам, хотя по астраханским воззрениям четверть часа пешего хода до кремля — это хороший вариант. К тому же парень я неприхотливый и в качестве 'береговой базы' для зимовок между навигациями жильё годилось. Обещанным 'корабликом' оказался рыбацкий сетепостановщик, неизвестными путями перебравшийся с Ладоги к астраханскому 'отстойнику'. Будь судно новым, боюсь, стоимости московской квартиры могло и не хватить, но этот ССП спустили на воду накануне Московской олимпиады. За время службы судно, сохранив крепость корпуса, утратило требующиеся для успешного рыболовства приспособления, да и дизелёк был заметно изношен, даже с учётом нескольких предыдущих ремонтов. Однако слишком уж мне импонировала внедрённая в разгорячённый алкоголем мозг идейка стать из рядового матроса каким-никаким, а судовладельцем.

Так что в итоге Иван меня всё-таки уболтал на астраханскую авантюру. Процесс взаимного приобретения имущества совершился быстро и без накладок, притом помимо астраханского жилища и судна я оказался обладателем не слишком большой, но приемлемой суммы. Что ни говори, но зять мой оказался, при всей своей буржуйской хитрозадости, человеком достаточно честным, поскольку всё же отрекомендовал меня в качестве родственника 'нужным людям', на которых были завязаны многие вопросы речного транспорта в области. Именно благодаря этим контактам, хоть и не очень по закону, (сиречь за мзду) я получил бумаги на капитана-механика речного судна. Да, нехорошо. Но я не один такой: не только автомобильные права и депутатские мандаты можно купить в этом мире, вопрос в сумме. Понятно, что капитан на реке и матрос в открытом море несут разную нагрузку и обязанности, и стать 'кэпом' на пустом месте невозможно. Именно поэтому, оформив на себя судно в Регистре и официально зарегистрировав ООО, занимающееся транспортными услугами на реке, я первым делом нашёл настоящего специалиста.

Астрахань не зря иногда называют неофициально 'столицей русского Каспия'. Людей, связавших жизнь с Волгой, морем, рыбной ловлей и военно-морской службой здесь всегда хватало. Так что найти кандидатуру для работы на ССП оказалось не слишком сложно, учитывая, что я изначально решил нанять человека 'старого закала'. Общеизвестно, что российские работодатели предпочитают нанимать людей помоложе и один из первых вопросов к кандидату на занятие вакансии — о его возрасте. Как правило, 'потолком' для своих сотрудников многие хозяева отчего-то считают 25-40, максимум — 45 лет. Вот и держатся немолодые работники за любые трудовые варианты, лишь бы дотянуть до пенсии. Да и пенсии у большинства 'дорогих россиян' такие, что народ вынужден или искать подработку, или класть зубы на полку. Как говорила одна не вмещающаяся в телевизионный экран харя, 'пора забыть про социализм'.

Вот такой 'начинающий пенсионер' и стал первым работником новоявленного ООО и моим наставником в хитростях профессии речника. Стален Николаевич Петенко активно помогал и в капремонте судна, включавшем его переоборудование из рыболовецкого в буксировочное, и в его перегонах по непростым волжским притокам. При небескрыстной поддержке ранее упомянутых 'нужных людей' мне удалось выиграть тендер на деятельность паромной переправы на реке Бушма: бизнес не слишком денежный (много ли платят за перевоз местные жители?), но стабильный на всё время навигации. Конечно, пришлось залезть в кредит, чтобы приобрести среднее звено из списываемого армейцами ТПП 99 для использования его в качестве несущей платформы: оставшиеся от сделки с Иваном деньги закончились ещё во время капремонта судна. Правда, при такой работе приходилось навещать астраханскую квартиру раз в две-три недели, оставляя при этом 'на хозяйстве' Петренко, но тут ничего не поделаешь: специфика работы. Нельзя же бросить переправу вовсе без присмотра. Так и катались домой по вторникам на 'Ракете': один вторник я, второй вторник — он. Там, на одной из рек волжской дельты, я волей-неволей приобщился к искусству рыбалки, разнообразя холостяцкий рацион свежесваренной ушицей и ароматной жарёхой.

Однако достижению полного дзена мешали тревожные думы о приближающейся зиме и закрытии навигации. Не станет навигации — не будет и заработка. Придётся гнать судно с понтоном в Астрахань на прикол и вплоть до весеннего ледохода растягивать копейки в своей холостяцкой квартире, перебиваясь редкими подработками из разряда 'принеси-подай-иди нахрен'. А учитывая неумолимо капающие проценты по кредиту, ситуация вырисовывалась и вовсе безрадостная. Прошлось признаться перед самим собой: спонтанно и необдуманно начатый 'маленький доходный бизнес' оказался очень уж маленьким и не слишком-то доходным. Но и терять начатое дело мне вовсе не хотелось. Вот из-за этого я и ходил хмурый и раздражительный, срываясь порой на окружающих. Дошло до того, что, психанув, разбежался с женщиной, с которой за это время успел познакомиться и сблизиться. Как-то не срослось: редкие встречи ни у неё, ни у меня не переросли во что-то более основательное. Теперь-то, вспоминая прошлое, я понимаю, что так вышло лучше для нас обоих: ведь, создай я семью, вряд ли ответил бы согласием на то 'мутное' предложение, а если бы и согласился, потащив с собой супругу, то каково бы ей пришлось? А там всё-таки вокруг родные места, привычный социум и предсказуемые отношения с окружающими людьми. Но это всё сейчас. А тогда...

...А тогда, прохладным октябрьским утром, я подрёмывал на пассажирском месте 'Ракеты', везущей меня навстречу очередному моему астраханскому выходному дню. Предполагалось, что через сутки этим же судном я вернусь к месту своей переправы и ещё две недели подряд буду курсировать между берегами, возя через Бушму местных селян, их трактора, машины, мотоциклы, а вполне вероятно, и домашнюю скотину. Пока же мне предстояли целые сутки в большом городе, с оплатой взноса по кредиту, хождением за покупками и, возможно, ещё какой-либо культурной программой.

И тут мою дрёму прервал телефонный звонок... Вообще-то мобильник у меня включён постоянно (кроме редких моментов, когда аккумулятор полностью садится, а подзарядить негде). Вот только в нашей деревенской глуши сигнал ловится просто отвратительно и, чтобы иметь гарантированную возможность телефонировать в 'большой мир', мне от пристани нужно топать аж на вершину холма, к сельпо и сельсовету, ныне сменившему красный флаг на полосатый и название на 'Администрация сельского поселения'. Чем ближе находишься к областному центру тем связь стабильнее. Так что, по ходу, скоро причалим в Астрахани.

Выудил аппарат из глубины кармана. Глянул на экран: номер незнакомый. Похоже, стационар.

— Слушаю?

— Господин Заглоба? — Звонкий девичий голосок в ухе сбивает остатки сонного настроя. — Александр Георгиевич?

— Егорьевич. Да, это я. Слушаю Вас?

— Извините, Александр Егорьевич. Беспокоит агентство 'Русворк ИНК', Нижневолжский филиал. С Вами хочет поговорить заместитель по работе с кадрами. Соединяю.

Не понял... Что за фигня нездоровая?

В трубке коротко звучит мелодия: знакомый ещё со школьных уроков пения 'Жаворонок' Глинки. Не успеваю решить, слушать ли мне этих 'агентов' или вырубить связь, как в телефоне снова раздаётся голос, на сей раз — мужской. Красивый голос, глубокий, бархатистый, словно у профессионального актёра:

— Господин Заглоба, здравствуйте! — 'Господин' произносится с характерным московским 'аканьем': 'гаспадин'. Похоже, 'варяг' из столицы.

— Доброе утро.

Буду вежлив, собеседник мне пока ничем не насолил. Незачем грубить, даже несмотря на нарушенный сон.

— Муранов. Сергей Самвелович. Вас нам порекомендовал господин Гусяков, помните такого?

Да уж, помню. Этот Гусяков был адвокатом в том памятном деле, после которого мы с приятелем угодили на зону. Хотя нельзя сказать, что он не старался: был реальный риск получить гораздо больший срок. Так что не самый худший защитник, надо признать.

— Помню. А в чём, собственно, дело?

— Сперва хочу уточнить: Вы занимаетесь речными транспортными перевозками, или некий 'А. Заглоба', на имя которого оформлен понтон с буксиром — однофамилец?

— Занимаюсь.

— В таком случае всё верно, и у меня имеется деловое предложение. Вы где сейчас находитесь?

— Я нахожусь в пути. В Астрахань направляюсь.

— Очень удачно! — голос прямо-таки пропитан радостью, словно торт коньяком. Того и гляди, мобильник начнёт мироточить мёдом или сахарной ватой. — В таком случае не сочтите за труд подъехать к нам для более подробной беседы. Речь пойдёт о заключении с Вами весьма неплохо оплачиваемого договора на транспортные услуги на длительный срок.

— Простите, не вижу смысла. Скоро закрытие навигации и до апреля перевозить что-либо по воде в здешних местах будет нереально. Всего хорошего!

— Триста тысяч!

Если бы тогда я успел нажать кнопку отбоя и не услышал этой суммы, всё, вероятно, пошло бы в моей жизни по-прежнему: выкраивание из скудных доходов паромщика денег на выплату процентов по кредиту, зимняя астраханская тоска и монотонное курсирование между двумя речными причалами изо дня в день с весны до осени, холостяцкая уха и скверный помидорный самогон на ночь, может быть — женщины, из которых какая-нибудь всё-таки задалась бы целью окольцевать ещё не старого самотопа, вечерний телевизор в редкие приезды в свою квартиру и образовавшиеся при таком существовании ветвистые рога, мешающие проходить в двери... Всё, как у многих бывших сидельцев, 'вставших на путь исправления'...

Но прозвучавшее: 'триста тысяч' остановило движение моего пальца, готовящегося отключить телефон.