Ингви фон Крузенштерн

Я застыл в ужасе и потрясении, как и остальные из группы. Все мы в той или иной степени можем чувствовать эфир. И сейчас слышна не только родная магия, но и чужеродная. Мне стало жутко от её 'привкуса'. Некоторые из нападавших — просто чужаки, но от пары особо могущественных, веет могильным холодом. Или даже воняет, смердит мертвечиной. Это не замораживающий хлад Дикой Охоты, это именно ожившая мертвечина.

Придя в себя мы стали спешно спускаться во тьму лаза. У меня и сестёр есть ночное зрение, так что служим замыкающими. Другой магией пользоваться нельзя, ибо её могут засечь и тогда бегство будет под угрозой.

Мелкие дети всхлипывают, но держатся. Собралась целая ватага — как с отцовской стороны, так и с дядиной. Я веду группу лёгким бегом. Предстоит одолеть под землёй пару миль, прежде чем выйдем в окрестностях Кальмара.

Мир сотрясают удар за ударом. Даже тут, смягчённые толщей земли, они приводят в трепет. Становится ясно, что чины Генерала и Полковника у гальдрамадров — это не просто регалии. Что бы я там делал со своими фокусами? Биркир, — сейчас, спасаясь бегством, я могу признать его силу, — и тот наверняка только на подхвате. Прямого удара врагов ему не выдержать — это ужасающая мощь.

Боль в сердце. Сильная. Меня охватило отчаяние. Убит дядя, Хротгейр и обе жены, питавшие его маной. Я упал на колени. Сзади никто не налетел лишь потому, что Сага тоже остановилась, почувствовав то же. Малышня ударилась в плач.

Я сам реву, но безмолвно. Боги! Как же так?! Неужели возможно победить дядю на родной земле?!

В голову словно проникла тень, и я услышал бестелесный голос:

— Беги, человек! Скорей!

Не в силах удивляться, поднялся и продолжил бегство.

Ещё удар — Биркир при смерти. Руна не выдержав послала пучок магической силы с исцеляющим эффектом. Я только безмолвно рот раскрыл в крике. Странный дух в голове завыл, словно поджариваемый заживо.

Почти мгновенно ощутил колдовской взор главного из врагов. Он нашёл нас. В предчувствии ёкнуло сердце и почти тут же стены задрожали.

Крик ужаса вырвался из глотки. Я попытался противопоставить чужому заклинанию своё, но дикая сила отбросила и хлестнула не щадя. Стены тоннеля резко схлопнулись, давя в себе жизни и предсмертные крики всех нас.

Вокруг возникло свечение глубокого фиолетового цвета. Некая сила спасла меня, но и только. Не чуя души, с ужасом осознал, что все мертвы. И Гретта, и сёстры.

Ко мне прорвался голос мамы:

— Сынок, родименький! Беги. Мы не удержим их мощь. Ты выжил, я вижу. Прошу тебя, отомсти за нас, когда станешь сильным. Я задержу врагов и прикрою тебя.

— Мама, — всхлипнул я, оседая наземь.

Её не стало. Она умерла героически, истратив силу досуха. И вызвала такой огненный вихрь, что один за другим стали дохнуть враги. Не помня себя побежал дальше.

Отца постигла та же участь. Сольгерд вложила себя в него и на землю Туле упал взгляд Древнейшего — великана Мимира. Как дети разглядывают и примеряют оружие отцов, так и с этим заклятием мы только могли мечтать, что когда-то осилим. Легендарное мастерство и невообразимая сила нужна для этого.

Мимир выдохнул. Через портал ворвался порыв ветра со снегом, какой бывает в пургу. Снежинки стали медленно оседать на землю. Но это не простой снег. Ни огонь, ни защита ему не страшны. От каждого касания всё промерзает так, что уходит глубоко в землю. В моём окровавленном потерями сердце и изорванной в клочья душе, взыграли огоньки радости, чувствуя, как один за другим умирают враги. Их душам нет больше места ни в одном из миров. Их рода прокляты и умрут. Этих людей просто высекло из реальности. Навечно.

Я побежал прочь, терзаемый муками мести. Как же я хочу убить их всех! Хочу видеть их страдания, кровь, боль, страх!

Изо рта рвётся вопль, раздирая связки. Ненавижу!

Глава 3

Почти не помню, как добрался до Бранда. А ещё, раз за разом, видел гибель близких. Каждого по отдельности и всех вместе.

Бранд напоил чем-то пахучим и горячим и я тут же отрубился.

Очнувшись, долго не мог понять где я и что случилось. Только сейчас память начала вытаскивать фрагменты вчерашнего, как иглы из-под ногтей. Из глотки вырвался стон.

— Очнулся, малец, — раздался хриплый голос Бранда. Он высек огня зажигая свечу. Мы в маленькой комнатке с корабельными снастями и соответствующими запахами. Я расслышал шум моря и птиц. — Долго ж ты спал. Около суток.

— Дядя Бранд, как отец? Мама? Дядя Хротгейр? — подскочил я.

— Не знаю, малец. Не знаю, — отвёл старый волк взгляд выцветших глаз. — Говорят, что все мертвы. Враги бежали. Остались только трупы. По сохранившимся предположили, что они выходцы с британских островов. К вечеру прибыл Бьёрн Рыжебородый и велел языками не молоть. Парочку возмутившихся успели высечь. Мутное дело, малец, очень мутное. Ты что расскажешь?

Я попробовал поднять взгляд, но лишь понуро вздохнул. Бранд — единственный в округе человек, которому можно доверять полностью. Закалён множеством боёв. Легендарная личность. Щедро покрыт шрамами, испытал на себе столько бед и тягот, что сложно понять, чем он живёт. Правда, седины в жёлтых волосах, усах и бороде пока нет.

Я стал рассказывать. Слезы постоянно норовили прорваться, но удалось сдержаться. Каждое слово давалось с трудом.

Тяжёлым вздохом ответил старый воин. Пожевал словно бы гранитные губы и говорит:

— Вот что, малец. Я твоему отцу многим обязан, так что тебя из беды вытащу. Ты держись, последний в роду теперь. Вся, родня ныне с Одином пирует. Это великая смерть.

— Х-хорошо, дядя Бранд.

— Ты безусый молокосос или воин?! — гневно посмотрел он.

— Воин! — постарался вложить уверенность я.

— Вот и зови меня, как воин, а не сопляк!

— Да, Бранд.

— Так-то лучше. Сейчас пока нужно обезопасить твоё пребывание в порту. Я разузнаю что к чему, а ты поживёшь тут. Подыщу одежду подобающую и с остальным помогу.

Сначала он побрил меня. Потом пришлось надеть дурно пахнущие обноски. Затем, неожиданно, засветил в глаз и разбил губу. Вдобавок измазал сажей.

— Мы не знаем, что творится в среде ярлов. Тебя не должны узнать, понял? — на мой вопль возмущения, рявкнул он.

— Да, — с обидой отозвался я, внутри понимая, что Бранд прав.

Около двух дней я трудился в порту. Тяжёлая работа спасала от ужасных мыслей о произошедшем.

Разгрузка и погрузка, фасовка, работа посыльным. Ремонт судов любых размеров и видов, вязка снастей. Дрянная еда, мятежный сон и частые драки. Меня раза три успели крепко поколотить. Скрипя зубами, терпел каждый плевок в свою сторону, хорошо понимая, что магия под большим запретом. А в уличной рукопашке, портовская голытьба почему-то легко одолевала меня. Пусть толпой, но могла. Я научился убегать, хотя раньше бы никогда на такое не пошёл.

С некой обидой и удивлением, открыл для себя мир простого люда и понял в каком благоденствии жил.

Злость, обида, ненависть, тоска, боль — всё это наполняет меня до краёв. Я погружался душой из одного чана в другой, наполняясь тяжестью произошедшего. И лишь в моменты, когда пять разъярённых ровесников неслись следом, становилось не до мыслей о смерти родни.

К возвращению Бранда я успел составить план, как буду жить и работать дальше.

— На, поешь, — бросил он мешок на стол. — Ну, гляжу тяжко тебе приходится?

— Я их всех потом размажу, — прорычал я и вгрызся в кусок вяленого мяса.

— Не размажешь уже, — бросил он и устало растянулся на огромном мотке верёвки. — Один! Одноглазый чёрт, когда же ты меня призовёшь?! Ненавижу эту жизнь сильней, чем мерзкое дыхание Хель под ухом. Слышал когда-нибудь?

— Нет.

— А я много раз. Смеясь, она говорила, что ещё не время, — сплюнул он. — Так, короче, тебе оставаться в Кальмаре нельзя. Паскудная тварь, что видимо только по воле Локи стала конунгом, да будет он проклят, не спешит выяснять, что тут стряслось. У них две версии: братья передрались друг с другом и нападение пиратов. Пиратов, Ингви! Понимаешь?!

Он расхохотался, перешёл в кашель и обматерил ярлов и конунга с такой изощрённостью, что распутным женщинам стало бы стыдно.

— Не знаю, что там у них происходит, но за уничтоженный род Крузенштернов мстить не спешат. И я боюсь, что если кто-то прирежет тебя в порту, прознав истину, — чесаться тоже не станут. Так что, Ингви, остаётся одно. Есть у меня старый знакомый, на Русь ходит. Ты же наполовину русич? Вот и отправляйся на родину. Будет трудно, но здесь я не могу тебя оставить, дружок.

— В Гардарику?! — переспросил неверяще я.

— В неё самую. Готовься, скоро отплытие.

Глава 4

Кольбейн и его кнорр, подходят друг другу, как бывалый воин и доспех. Как ножны и меч.

Корабль пережил не одно буйство на море и, как мне кажется, не одно нападение, судя по зарубкам и впитавшимся пятнам крови. Капитан суровый, с прищуром, шрамами, тёмным высохшим лицом и таким же голосом. Бранд сумел убедить взять меня на борт, с высадкой в Колывани — русском городе на западных рубежах.

Напутствовал:

— Как устроишься, напиши мне. Послание передашь через Кольбейна. Он частый гость в тех портах. Понял?

Я только кивнул. Не мог тогда, не могу и сейчас, качаясь на волнах, представить, что такое 'устроиться' на Руси. Страх и неуверенность грызут нутро. Бегая по поручениям, выливая вёдра с помоями, стирая руки о канаты, я мучился неизвестностью будущего. За короткий миг потерял всё. В том числе поддержку родных.

Быт на кнорре разнообразием не отличается. Команда — восемь человек, а так, как я оказался самым младшим и никак не защищённым, получил работы по полной.

Судно забито под завязку и когда выяснилось, что для меня свободного места нет, я нашёл тёплый уголок между бочками и мешками, где можно схорониться во время дождя и даже высокой волны. Здесь я уже не стеснялся пользоваться магией, но без внешних эффектов. Просто согревался и пережидал непогоду. До той поры, пока не пошлют вычерпывать воду или ещё что-нибудь.

Однажды мне стало совсем худо. Получил тумаков от помощника капитана по прозвищу Акула, вылил два ведра с отходами, и под моросящий ледяной дождь забрался в свой закуток. Команда и капитан предались пьянству, кутаясь в тёплые шкуры под трепещущим полотном навеса.

В очередной раз нахлынули воспоминания о случившемся. Сердце и душа закровоточили от горя. Я давлюсь стонами и всхлипами. Остался совсем один. В жутком мире. Кругом бессердечные уроды. Им плевать, помру ли я от воспаления или иной болезни. Обращаются хуже, чем с псом. Я мечтал, что стану великим, как отец, а сейчас у меня даже имени нет. Кольбейн и команда зовут Треской. Мелкая рыбёшка. Червяк.

Вспомнилась моя первая любовь и сердце отозвалось стонущей тоской. Словно наяву вижу тот день...

Из воспоминаний Ингви о ведьме Пещеры Прилива

Рослый парень приблизился к краю обрыва над морем. Плечист, но долговяз. Взгляд серебристых с синим ободком глаз заскользил по открывшейся безбрежной панораме. Дует умеренный морской ветер, чайки радуются отливу и пиршеству на освободившемся от вод берегу.

Парень не долго любовался морем. Оно его нисколько не удивляет и особо не манит, ведь живёт он возле него с раннего детства. Сегодня, рискнув и убежав из дома, Ингви решился на приключение — отыскать путь в Пещеру Прилива, в которой, по слухам, живёт ведьма. Это опасно и отец сильно накажет, если узнает. Не спасут даже увещевания матери.

Единственный видимый с лодок и кораблей вход — это небольшой чёрный зев в центре стены обрыва, откуда иногда виден свет. Но это всё слухи, ведь никто не рискует подплывать ближе — дно у берега изобилует клыками скал, а море над ними словно сходит с ума и даже в штиль, стоит только подплыть, поднимается волна.

Опять же, по слухам, есть и второй вход. В него можно попасть только в час отлива, возле основания обрыва. Никто толком его не видел, у места дурная репутация, но слухи — вещь очень упорная, а для юной головы сына Ярла ещё и заразная. Потому он развернулся и поспешил к берегу — скоро как раз будет пик отлива.

Крутой каменистый склон вывел на дикий пляж. Привычно воняет слизью, тухлой рыбой и морем. Где-то далеко поют дельфины. Солнце в зените.

Ингви приблизился к торчащим клыкам оголившихся скал, выглядящих, как пасть монстра. Вонь усилилась. Тут и там виднеются остатки судов, верёвок и прочего хлама. Словно кладбище.

Набравшая песка кожаная обувь погрузилась в чёрный ил, но снимать её нельзя — ноги запросто можно рассечь. Ингви теперь с трудом переставляет ноги, приближаясь к первым острым скальным выступам.

Схватился за скалу и тут же одёрнул руку. Нашёл взглядом порез — жирная капля крови набухла и скатилась струйкой. Вокруг места пореза стала распространятся синюшная опухоль. Яд!

Ингви с ужасом начал качать эфир, щедро плеская, словно пьяница несущий полное ведро воды. Потом собрался, насупился и уже обстоятельно растворил яд. Кожа быстро обрела здоровый вид, а порез затянулся.

— Великая Хель! — сплюнул парень. — Я даже входа ещё не нашёл, а уже чуть не сдох.

Богиня оставила реплику без ответа, но у Ингви вдруг открылось зрение — он увидел, что скальные клыки обмазаны светящейся, фиолетовой смолой, от которой исходит пар.

Двигаться по скользкому дну по колено в воде тяжело. Ещё и злые волны яростно накатывают. Парня качает, каждый склизкий участок норовит стать последним. Если схватиться всей пятернёй за ядовитую поверхность, то даже силы эфира может не хватить. И уж тем более, если врезаться корпусом.

Поэтому, когда очередная волна особо сильно толкнула, Ингви рухнул вперёд, в воду. Поток вдруг подхватил, взвихрившись. Чутье закричало, что задействована магия, но элементаль воды оказался столь сильным, что скрутил по рукам и ногам.

Его влекло всё ближе к скальной стене. Ингви даже успел увидеть зев пещеры, но потом его приподняло и тут же бросило в пучину. Дна почему-то не оказалось и сверху стал быстро меркнуть свет. Как только элементаль выпустил, Игви постарался выплыть, быстро заработал руками и ногами, ощущая острое желание сделать вдох. Ужас начал охватывать разум.

Сверху словно жёсткая крышка. Невидимая, но крепкая. Не будь парень одарённым или, как говорят на севере — гальдрамадром, то сгинул бы, уподобившись многим другим искателям. Но род взял своё и парень сумел успокоится и тут же вызвал тотем осетра, могучего и быстрого. Мышление чуть помутилось, но стало намного лучше видно и желание дышать практически исчезло. Ингви огляделся.

У самого дна чернеет вход. Не задумываясь, юноша поплыл в ту сторону. Воздух начинает заканчиваться, а того, что удаётся получать за счёт тотема, не хватает. Если бы было время на подготовку, то плавать Ингви смог много дольше.

Что-то успело внутри вздрогнуть и сжаться, но во тьму подводного лаза парень сунулся сразу. Проплыл пару саженей. Со всех сторон его стали стискивать водоросли или что-то на них похожее — в сгустившейся тьме не различить.

Но почувствовал другое — магический след существ, коим противно всё живое. Это страшные твари, их образы часто являются в кошмарах и даже отец не любит говорить об этом. Говорят, что лучше даже в мыслях избегать упоминания их имён.