Падение терратоса

— Далеко еще? — оглядывая окрестности и запоминая ориентиры, спросил Кинт.

— Да вот, почти приехали... это Третья, а сейчас парк закончится, и будет Четвертая, вон, видите проезд во двор-колодец?

— Угу.

— Вот нам туда.

Район депо у Кинта не вызывал никаких отрицательных эмоций или отвращения, видел он и похуже, в воздухе стоял запах жженого угля, смеси для пропитки шпал, конского навоза и... почему-то пива.

— А почему так пивом пахнет?

— Вон, — возница показал плеткой на группу зданий из кирпича с парой высоких труб, — пиво варят, и очень неплохое.

Повозка через арку въехала во двор-колодец, квадрат трехэтажных зданий, с внутренней стороны которых, на каждом этаже, были балконы во всю длину здания, с этих балконов люди и попадали в свои жилища. К одной из стен первого этажа прилипли деревянные сараи, напротив небольшая конюшня, рядом две не запряженные повозки и пара снопов с сеном, ветхий птичник с парой десятков кур и уток, гуляющих тут же, во дворе. Угольный ящик, колодец, несколько штабелей дров и вязанки хвороста. У окованной железом широкой двери несколько деревянных ящиков, плетеные корзины, какие-то тюки и три высоких железных треноги с подвешенными к ним котлами, под которыми разведен огонь. В котлах кипятится белье, над дверью вывеска — "Прачечная". На балкончике второго этажа стоят два старика и курят трубки, они кивнули, приподняв котелки вознице, а возница махнул им рукой в ответ, у котлов возятся три девицы, два подростка в конюшне обихаживают старую кобылу.

— Ну вот, старуха Ригер тут живет, ну и прачка вон ее...

— Спасибо.

— Мне ждать?

— Конечно.

Переглядываясь и хихикая, девицы проводили Кинта взглядом, а когда он постучал в дверь, одна из них крикнула:

— Да вы снимайте прямо здесь, мы постираем!

Кинт пропустил эту фразу мимо ушей и хотел еще раз простучать, но дверь резко открылась, и Кинт вовремя остановил руку, чтобы не влепить кулаком в лоб сухонькой старушенции, отчего-то напоминающей ведьму из детских сказок — да, и волосатая бородавка на щеке, и реденькие усики присутствовали.

— Здравствуйте... я вот по объявлению.

— Здравствуй, здравствуй... я знала, что ты придешь.

— Не понял...

— У меня есть свои тайны, — ответила старуха, при этом весьма приятно улыбнувшись, а ее глаза были добры. — Ну что, пойдем смотреть флигель?

— Скажите, а сколько он стоит?

— Я возьму с тебя тысячу, но при условии, что если спросят, скажешь, что купил за две... как, устроит?

— Вполне, только сколько еще будет стоить ремонт?

— Пойдем, сам все посмотришь.

Старуха Ригер достаточно шустро поднялась по винтовой лестнице, что была в углу двора, на балкон третьего этажа, Кинт послушно шел за ней. Пройдя одно здание, они свернули и прошли следующее. Кинт насчитал сто шагов перед тем, как они остановились у дряхлой широкой лестницы, ведущей к флигелю.

— Осторожно, лестница старая, — сказала старуха, — давай за мной, и за перила не держись... отвалятся, все менять надо.

Дверь болталась на одной петле, и Кинт, аккуратно отставив ее в сторону, шагнул внутрь. Два небольших окошка, одно во двор, второе в небо, то есть в крыше. Помещение практически квадратное, и Кинт измерил одну его сторону шагами, получилось пять. На сгнившем полу в нескольких местах стоят миски и кувшины — видимо, под теми местами, где течет крыша. У стены, что выходит на улицу и вдоль которой аж из подвала поднимается кирпичная печная труба, выложен не то камин, не то открытый очаг.

— Да уж... — Кинт подобрал валяющуюся на полу лавку и, протерев ее рукой, уселся и стал набивать трубку, более внимательно все осматривая. — И ремонта, наверное, на тысячу кестов.

— Может, и так, а может, и меньше, но ты не найдешь лучшего варианта для себя.

— Откуда вы знаете?

— Я так думаю...

— Вы меня почти убедили, — хмыкнул Кинт и выпустил клубы дыма к потолку. — Хорошо, как и когда мы оформим сделку?

— Завтра мне надо на рынок, и я могу приехать к ратуше, в полдень... да, в полдень я буду тебя ждать у ратуши.

— Хорошо, — кивнул Кинт, — вы мне поможете найти мастеров для ремонта?

— Это дело второе, — улыбнулась старуха, — ты скажи, тебе понравилось?

— Да. — Кинт встал и подошел к окну, которое выходит на парк и депо. — Мне тут нравится.

— Хорошее место, чтобы начать новую жизнь, — сказала старуха и, выйдя на лестницу, добавила: — Значит, завтра в полдень, у ратуши.

— Угу... — Кинт, задумавшись, продолжал смотреть в окно, но потом опомнился: — В смыс...

Но только покачивающаяся спина старухи, спускающейся по винтовой лестнице, показалась Кинту.

Вернувшись в гостиницу, Кинт высыпал вещи из сумки и ранца на пол и стал собирать в кучу свою казну. В шкатулку Крея он ссыпал все золотые монеты, предварительно их пересчитав — семьсот пять... Отложив пять монет в пустой кошель, Кинт взял два кошелька с самородным золотом, что также достались в наследство от Крея, и взвесил их в руке.

"Наверное, еще монет пятьсот выручу в меновой конторе в ратуше, — подумал он. — Похоже, придется ехать в Тек и забирать свои деньги в конторе ростовщиков... ну или часть тех денег..."

Глава семнадцатая

На следующий день Кинт прибыл к ратуше на час раньше установленного срока и посетил меновую контору, где прежде чем обменять самородное золото на золотые кесты, за минусом четверти комиссионных, Кинту пришлось заполнить бланк, в котором следовало указать, откуда это золото, собственно, взялось. Придумав историю о том, как он неподалеку от Конинга мыл золото в артели в течение двух лет, Кинт перенес ее на бумагу, благо, что близ Конинга действительно есть пара золотоносных речушек. Получив пять опечатанных бумажных свертков по сто кестов в каждом и двадцать кестов в руки, Кинт покинул ратушу и, присев недалеко от входа на лавочку, стал ждать странную старуху.

Старуха, точнее, мадам Ригер, появилась ровно в полдень. Она преобразилась. Нет, морщины на лице не разгладились, бородавка на щеке не исчезла, просто выглядела она теперь вовсе не старухой, а почтенной пожилой женщиной в атласном плаще, в роскошном платье под ним и в кокетливой маленькой шляпке с крупной черной вуалью на пол-лица.

— Давно ждешь? — спросила мадам Ригер бодро взбежавшего по ступенькам ратуши Кинта.

— Нет, совсем недолго, были свои дела, а потом сидел на лавочке, наслаждался погодой.

Постоянно потеющий толстый чиновник, мучающийся отдышкой, старательно заполнял бумаги, согласно которым Кинт Акан теперь являлся владельцем комнаты во флигеле, и в присутствии представителя городского совета расплатился с мадам Ригер тысячей золотых кестов, о чем также есть соответствующая запись в книге гражданских сделок городского совета.

— Вот, — мадам Ригер протянула записку Кинту, когда они покинули ратушу, — тут адрес артели, можешь с ними договориться насчет ремонта.

— Спасибо.

Мадам Ригер поймала моторную повозку, которая с грохотом понесла ее в сторону депо, а Кинт поинтересовался у проходящей мимо пары, как далеко находится место, указанное в записке. Выяснилось, что идти совсем недалеко, и Кинт зашагал по тротуару, радуясь первому в своей жизни приобретению, хоть оно и выглядит так, будто в него снаряд влетел, а то и не один. Навстречу шли люди, и Кинту отчего-то хотелось с ними здороваться, что он и делал. Особенно учтиво он здоровался с девушками. Оказавшись в квартале, что граничил с рынком и был больше похож на столярные мастерские, Кинт еще раз сверился с запиской, нашел нужный дом с большими и широкими воротами, которые были распахнуты, и за ними кипела работа — кто-то стругал доски, кто-то мастерил какую-то мебель, везде пахло струганным деревом и лаком.

Кинт дождался, когда один из мужчин допилит брусок, и спросил:

— Подскажите, пожалуйста, как мне найти господина Энсэ?

— Вон, по лестнице, и в контору. — Мужчина показал направление культей указательного пальца, много лет назад потерянного.

— Спасибо.

— Ага... — ответил мужчина и продолжил пилить.

— Господин Энсэ? — открыв дверь, Кинт спросил у единственного находившегося внутри помещения человека.

— Да, заходи... и давай безо всяких там господ? Просто Энсэ, понял?

— Понял, Энсэ.

— Что привело?

— Я приобрел комнату во флигеле, но она в ужасном состоянии... и ей нужен ремонт.

— Что именно?

— Я думаю, вам лучше взглянуть.

— Хм... Ну что ж, поехали, я все равно собирался проехать по важным делам.

Доехали быстро, Энсэ, управляя открытым экипажем, запряженным парой черных, словно уголь, жеребцов, сначала пару раз свернул, а затем выехал на широкую мостовую улицы, которая, как стрела, пролегла от центра Латинга до самого депо.

— Да... — Энсэ стоял посреди флигеля и чесал затылок. — Работы много.

— Много это сколько и насколько?

— Ну, — начал загибать пальцы Энсэ, — черепицу, что потрескалась и течет, меняем?

— Да.

— Полы?

— Да.

— Стены белим?

Кинт снова кивнул

— Рамы, окна, двери?

— Менять.

— Мебель нужна?

— Пару стульев, стол, кровать, шкаф небольшой... ну и все, наверное.

— Понятно... а по срокам — это все зависит от твоей платежеспособности.

— В пару недель уложитесь?

— Уложимся, сейчас больших заказов нет, — ответил Энсэ и стал разгибать пальцы обратно, при этом что-то бубня себе под нос и задумчиво шевеля губами. — Даешь задаток в двести кестов золотом, этого хватит и на материалы и людям за неделю работы заплатить, и мы начинаем работать.

— А потом сколько?

— А потом видно будет, но, думаю, в полсотни золотых кестов уложишься. Ну, так что, писать расписку на задаток?

— Хорошо, — решительно кивнул Кинт и вынул кошелек, подкинув его в руке. — Пишите и начинайте.

Прямо там, во флигеле, Кинт отсчитал двести монет, пока Энсэ, согнувшись на лавке, писал в большом блокноте авторучкой расписку, которая, по сути, являлась контрактом. Затем Энсе подкинул Кинта до гостиницы и сразу поехал на склады торговой гильдии присматривать материалы для ремонта. А Кинт, переночевав еще одну ночь в гостинице, позавтракал, собрал вещи и отправился на вокзал, где за три золотых кеста из оставшихся двадцати пяти приобрел билет на экспресс в Тек. После чего прогулялся по бакалейным лавкам, купив немного съестных припасов да пару газет, и ровно в полдень уже расположился в двухместном купе, глядя в окно на провожающих. Дежурный по вагону сообщил, что попутчиков у Кинта не будет до Мьента — маленького шахтерского городишки в горах, до которого ехать три дня.

На следующее утро, после завтрака, поданного в купе, Кинт погрузился в чтение газет, где, как учил старый капитан самоходной баржи, он вычитал между строк, что все неприятности в столице закончились странным образом... то ли гильдии договорились меж собой, то ли их вынудила договориться какая-то третья сила. Да еще и некрологи о неких знатных людях столичных, надо понимать, это были ключевые фигуры, несговорчивых и непримиримых, а кое-кто просто пропал, и теперь их убитые горем родственники дают объявления в газетах о пропаже и обещают немалую награду. "Утопили в бухте, с цепью на ногах", — подумал Кинт, отложил газету и уставился в окно.

Паровоз новой модели, мощный и скоростной, достаточно быстро тащил за собой по степи девять вагонов на север, семь из которых были пассажирскими, один почтовым и один товарным. Чем дальше на север, тем суровей картина за окном, степь постепенно отступала, начинались холмы, потом появятся густые леса предгорий, будет много мостов через глубокие и быстрые реки, которые пока еще стоят, скованные льдом. Всю дорогу Кинт ехал, не снимая бушлата, прохладно в купе, а ночью, кроме любезно предоставленного суконного одеяла, приходилось накрываться плащом.

В Мьенте в купе подсел пассажир, с виду, так контрабандист с севера, в свое время Кинт их повидал, и гонял, чего уж. В годах, короткие седые волосы и аккуратные усы с небольшой бородкой, тоже седые. Внешность скорее южанина, чем уроженца севера терратоса, хотя она могла достаться ему и от родителей... Дорогой костюм, пальто с меховым воротником и шапка из дорого меха, золотые пенсне на золотой же цепочке, но с обычными стеклами, так, для виду, и дорогущая трость, как показатель принадлежности к определенному слою общества. С собой у нового соседа были объемный саквояж и большой чемодан, судя по тому кряхтению, с которым сосед запихнул все на полку для багажа, все было еще и очень тяжелое.

— Мне, возможно, показалось, хотя у меня глаз наметан, — сел напротив Кинта сосед, — вы случайно не из дорожных жандармов, которые после упразднения мечутся по терратосу как неприкаянные?

— А вы не из контрабандистов, что водят караваны через перевал?

— Ну, вот мы и поняли друг о друге все, — улыбнулся сосед и протянул руку: — Ян Григо.

— Кинт Акан.

Соседи обменялись рукопожатиями, Ян снял пальто, повесил его на крючок, а шапку закинул на полку, затем он снова сел напротив и, откинувшись на стену, спросил:

— Может, за знакомство?

— Я с собой не брал ничего.

— Тогда я схожу к дежурному по вагону и попрошу подать... вы чего желаете?

— Все равно, — пожал плечами Кинт.

— Тогда я на свой вкус?

— Хорошо.

Спустя несколько минут, Григо вернулся в сопровождении дежурного, который принес бутыль шанта и несколько кусочков сыра на крохотном блюдце.

— Хочу сразу вам сказать, — начал Григо разливать шант по стаканам, — контрабанда в прошлом, стар я уже ходить за перевал и обратно, стар стрелять на скаку и вообще, хочется провести остаток жизни в покое.

— Ну, на старость-то накопили?

— Как вам сказать... перестать быть контрабандистом очень сложно, и далеко не всем это удается.

— Понимаю, обязательства перед другими членами вашего сообщества, связи, каналы сбыта и тропы в горах...

— Верно, — кивнул и улыбнулся Григо, — приятно иметь дело с сообразительным собеседником. Так вот, выход из дела мне очень дорого обошелся, стоило приложить немало усилий, чтобы, замечу, не бедно жить другой и спокойной жизнью.

— Но с оружием не расстаетесь? — Кинт поднял стакан и кивнул на нечто выпирающее с правого бока под пиджаком Григо.

— Север, — развел руками Григо, снова улыбнулся и тоже поднял стакан, — будем знакомы!

— Будем. — Кинт сделал пару глотков, понюхал кусочек сыра и положил его обратно на блюдце, затем достал трубку. — Вы не против?

— Курите... я сам уже давно не курю, но запах мне нравится. А что же вы, чем после упразднения дорожной жандармерии занимаетесь?

— Вы верно подметили, мечусь как неприкаянный по терратосу.

— А что же дальше служить не пойдете, возрастом вы не старше двадцати пяти... верно?

— Да, как раз через несколько дней будет двадцать пять. А служить... Не знаю, в городовых у меня терпения не хватит, а в армейских корпусах меня быстрее расстреляют, чем научат дисциплине.

— Да, я наслышан, что в дорожной жандармерии свой устав был при монархе... Но, в тоже время, пока были дорожные корпуса, и порядка было больше, а сейчас, — махнул рукой Григо и снова наполнил стаканы, — моим эм... бывшим коллегам теперь и не нужно напрягать мозги, проявлять смекалку, разыгрывать многоходовые комбинации подкупа чиновников... все в прошлом. Теперь северная граница "дырявая", тот же Тек весь во власти групп контрабандистов, и ведут они себя теперь беспринципно и нагло.