Сказка о дьяволе

"Альбедо... — повторила девушка. — Погодите."

Спустя секунду она возникла рядом с ним. Так же непонятно, как Альбедо. Телепортировалась...

— И вы поверили ему?

Мелькор смотрел на неё печально.

"Лучше мысленно. Я надеюсь, что хоть это никто не сможет подслушать."

"Не уверена, что они могут подслушать все. Хотя крестоформ, что вы носите с собою... Да, пожалуй, вы правы. Мелькор, я не знаю, что они обещали вам, но им нельзя верить! Вы хоть представляете, кто такой этот Альбедо?!"

"Нет. И не беспокойся. Это не крестоформ... это только видимость моей работы."

"А где же настоящий крестоформ? Тот, что вы изъяли у понтифика? "

"Об этом знаю только я. И пусть это так и останется."

"Ладно, простите... Так вот, об Альбедо. Мелькор, он сейчас договаривался с вами — а вы знаете, что они устроили на десятках миров, не входящих в Империю? Тех, где живут народы, отказавшиеся принимать крестоформ? Конечно же, вы не знаете... Смотрите — я покажу вам."

"Не надо, — Мелькор вскинул руку жестом защиты. — Я насмотрелся на ваши войны, пока меня везли до Пасема."

"Это не войны... это другое."

И Мелькор увидел — чужим зрением.

Идеально прямой коридор уходил в бесконечность, теряясь во мраке. Вдоль стен — стеллажами тянулись ряды каменных плит, и на каждой плите лежало обнаженное человеческое тело.

Тысячи тоннелей. Миллионы людей... не живых. Но и не мертвых. Не-бытие между жизнью и смертью.

Это была лишь одна секция чудовищного лабиринта, тянувшегося под поверхностью планеты. Десятки миллионов тел — лишь в одной из секций. И знанием Энеи Мелькор понял, что подобных секций — множество; миров же — восемь, восемь гигантских лабиринтов, восемь титанических муравейников, заполненных безжизненными телами...

Он уже не-чувствовал, не мог реагировать — барьер был пройден, он существовал где-то по ту сторону жизни, вне эмоций... так бывает, когда то, что ты переживаешь, переходит все мыслимые пределы, и внешне ты выглядишь бесчувственным и холодным... Так было и сейчас, — каменное красивое лицо, ледяные глаза.

"И где же души этих людей?"

Энея замерла перед ним. Опустила взгляд. Тихо проговорила мысленно:

"Я не знаю. Я не слышу их души. Это все... "неверные". Те, кто отказались принять власть Империи Пасема. Это все... для искинов. Соглашение. Церкви — избавление от неверных, искинам — мозг... Для их нужд. Потому — не убили. Им все мало, они строят свой Высший Разум, и кормят его нашими душами..."

"Я так и подумал. Что ж... — Мелькор отвернулся. — В общем, с вашей жизнью теперь мне более-менее что-то ясно. Не могу сказать, что меня это воодушевляет, скорее, наоборот. Больше всего меня удручает то, что я завишу от них — от Церкви, от тех, кто стоит за Альбедо... быть может, от тебя тоже, поскольку — Шрайк. Единственное, чего я хочу, — это забрать отсюда Гортхауэра и исчезнуть туда, где нас никто не найдёт."

Энея грустно улыбнулась. Сказала вслух:

— Я скоро умру... тогда ты будешь свободнее. Послушай, но чего они хотели от тебя? Привлечь тебя на свою сторону? Убедить, что они добренькие и хорошие?

"Он сказал, что им нужна моя сестра Ниенна, — Мелькор, вопреки обыкновению, был краток. — Если она, как я предполагаю, бежала когда-то отсюда, то она знает обо всём этом куда больше моего."

"Ниенна... — Энея медленно подняла на него взгляд, и Мелькор поразился тому, как расширились — во всю радужку — ее зрачки: девушка _поняла_ — Мелькор, они же убьют ее! Это же их цель, их мечта — уничтожить ее!"

Мелькор медленно кивнул — словно отвечал на какие-то свои мысли.

"Я поговорю с нею, если смогу докричаться. В любом случае."

"Сострадание... Они ищут ее. Если они ее найдут, если дотянутся — убьют. Мелькор, это несомненно. И тогда — тогда в далеком будущем их Высший Разум одержит победу. Душа человечества погибнет... у человечества не окажется будущего. Все погрязнет в пучине войн на истребление; люди станут рабами искинов..."

"Нас нельзя убить, — терпеливо объяснил Мелькор. — Мы бессмертны. Можно уничтожить материю, телесную оболочку, но это — всё. Мы не люди. Мы — существа духа. Помнишь, я говорил тебе, что душа бессмертна? Так вот, мы и есть — души, в чистом виде. Только наше отличие от людских в том, что мы имеем власть на материей, наделены силой, которую... мне трудно описать. Я поговорю с ней. Обязательно."

"Не убьют — так сделают что-нибудь... заточат, еще что-то... Не знаю. Само Древо Боли создано ради того, чтобы найти Сострадание, понимаешь? Приманить и уничтожить. Они постараются убить ее — и не спасут твоего Ортхэннера. Времени у нас мало... все решится в ближайшие дни. Я отправила авизо на Пасем. О том, что я возвращаюсь в Ватикан."

В сознании Мелькора вспыхнул образ маленького корабля со сверхмощными двигателями, единственного такого корабля в распоряжении Бродяг; вот Энея зашифровывает депешу, вот корабль исчезает в квантовой вспышке...

"Я сказал Альбедо, что прекрасно понимаю, что они будут оттягивать "расплату" со мной до последнего. Не считай меня глупее, чем я есть, этого и так много..."

"Извини, я не хотела тебя задеть... Ты вернешься со мной в Ватикан? "

"Да. Я буду с тобой до тех пор, пока это будет возможно."

Энея подошла к нему — совсем близко, вплотную — и взяла его руки в свои. Глаза ее стали совсем уже нездешними — она смотрела в лицо Мелькору, но видела то ли свое будущее, то ли всю Вселенную сразу.

— Ты понимаешь, что я должна сделать?

"Я же обещал тебе воскрешение, — сказал Мелькор ровно. — Думай лучше об этом. Ты полагаешь, мне было легче, когда я сдавался воинству Валар?"

— Воскрешение я не приму, — Энея грустно качнула головой. — Если я и вправду останусь собою там, по ту сторону, я должна буду уйти... так предназначено.

"Ты никому ничего не должна. Ты — свободна. Свободна выбирать, уйти ли тебе туда, где душам положен отдых, или вернуться, сохранив память, или вернуться, всё забыв. Никто не властен над тобой. Ты, конечно, можешь мне не верить."

"Я благодарна за то, что ты говоришь. Что даешь надежду. Это правда, — она смотрела в его глаза, не отрываясь. — Тебе мало кто верил из чужих, я знаю... я — верю. Но — там... Не представляю, что будет. Раньше я видела весь свой путь до конца — как стрелу. Теперь будущее вновь расплывается, словно его разметал ветер. Этот ветер — ты, Пришедший Извне. Поверь, Мелькор, я хочу только одного — свободы для людей, открытого будущего. И я не исчадие ада, как говорил обо мне Ленар Хойт."

"Я не знаю, что такое ад, — усмехнулся Мелькор, — хотя, по вашим верованиям, я-то как раз и должен это знать лучше всех. А будущее и должно расплываться. Если всё предначертано, это уже — Замысел Эру, это мертвечина. От этого надо либо бежать без оглядки, либо, если некуда, и если есть что терять, — то драться. До конца. По крайней мере, именно это я всю жизнь и делал."

Энея вздохнула. Люк, ведущий в соседнее помещение — в рубку — распахнулся; одновременно с этим заработали тактические экраны, на которых засияли звезды — и Биосфера Звездного Древа. Изображение мигнуло — и вдруг сменилось совсем другим. Да и изображением ли это было? Или вдруг и вправду открылся проход...

Осень, красно-желтые деревья, аллея, выходившая на бульвар; люди, спешащие по аллее, под зонтами... Сеял мелкий дождь, было пасмурно и ветрено. Этот мирный пейзаж контрастировал с обстановкой рубки боевого звездолета. Невозможно...

Девушка повернулась к Мелькору.

— Идем?

"Подожди, — попросил Мелькор. — Я не могу вот так... сбегать, не попрощавшись."

Он подошёл к Исодзаки, лежавшему в прозрачном "гробу", — Мелькор так и не привык воспринимать эти капсулы как-то иначе. Коснуться души, которая ещё не полностью воссоединилась с телом.

"Я увожу Энею в Ватикан, — он знал: эти слова Исодзаки вспомнит, когда проснётся. — Я сдержал слово. Не знаю, чем это обернётся... Постараюсь не навредить вашему миру. Прошу вас, не воюйте тут... так, как у вас принято. И ещё: ко мне приходил Альбедо, торговался — Ниенна в обмен на Гортхауэра. Как же я устал..."

Он замолчал, постоял ещё несколько мгновений — и шагнул к Энее.-Теперь идём.

— Ты можешь сменить одежду? — буднично спросила она. — Ты ведь уже жил на Пасеме, что-нибудь наше, обычное. А то этот твой крылатый плащ — на тебя все пялиться начнут...

-Не помогло, — усмехнулся Мелькор. — Они меня и в человеческом виде опознали. Так что... Нет, конечно, я могу что-то соорудить, чтобы людей не пугать...

— Ну да, я это и имею в виду, — кивнула Энея. — Видишь, я и сама в обычной одежде...

На ней действительно были самые обычные, прозаические штаны и блузка.

Мелькор провёл рукой перед лицом, — и рядом с Эней оказался обычный человек, только глаза были странные: необычайно светлые, серо-зелёные.

— Отлично, — она улыбнулась и взяла его за руку. — Ну... — вздохнула глубоко, и Мелькор ощутил, как сильно вдруг забилось ее сердце. — Пошли.

Все вокруг изменилось во мгновение ока. Они стояли на маленькой улочке среди каменных зданий, и сверху сыпал моросящий дождь. Здесь почти никого не было, только редкие прохожие — но тем не было до них дела.

"Куда теперь? — мысленно спросил Мелькор. — Если к Папе, то лучше — со мной."

"Сегодня же Страстной Четверг... — Энея удивленно оглянулась на Мелькора, словно тот не знал элементарных вещей. — Папа сейчас служит мессу... А вы знаете, Мелькор, я боюсь, что его убьют теперь... ладно, идемте."

Мелькор вдруг ощутил чужой страх: он понял, что Энея боится, что она видит собственную смерть, к которой приближается с каждой минутой; что сердце ее замирает и колотится, словно бешеное, что она — как птица, попавшая в силки обстоятельств, и на мгновение он даже увидел эту сеть событий, сеть причин и следствий, что сплелась в пространстве и времени.

Мелькор шёл рядом с нею. Понимал — сейчас он уже ничего не сможет сделать, разве что... заставить, хоть и внушением, не казнить её, а сделать что-то иное, но — что?..

Он просто шёл рядом.

— Все входы и выходы в Ватикан перекрыты, — прошептала Энея, остановившись. — Просто так нам туда не пройти. Мне нужно в собор Святого Петра... туда, где сейчас месса. Мы _шагнем_. И — Мелькор, — она повернулась к нему, глаза ее вспыхнули, — я прошу тебя, не мешай мне, что бы я ни делала, ладно? Обещаешь?

"Послушай меня, — Мелькор смотрел ей в глаза. — Я говорил с Папой. Ты здесь — потому что он попросил меня стать посредником между ним и тобой. Поэтому дай мне несколько минут. Я должен поговорить с ним. Остальное — потом."

"Он же служит мессу, и... Ты ему веришь? Я — нет. Он такой же раб искинов, как и остальные."

Мелькор вздохнул и закрыл глаза.

"Ваше Святейшество, я привёз её."

Чужое смятение, надежда, сомнения — все это волной окатило Мелькора; он ощутил, как чувства захлестнули душу пожилого человека, на которого сейчас, к тому же, были устремлены взгляды всей Империи.

"Она все же пришла... Благодарю тебя, сын мой. Я распоряжусь, чтобы вас встретили, как только закончу мессу."

— Идем, — нетерпеливо сказала Энея, крепко взяла Мелькора за руку и шагнула вперед.

В озаренное живым светом свечей великолепие Собора, заполненного людьми.

"Мы сейчас будем у вас," — сообщил Мелькор Папе и шагнул следом.

Он уже видел эту красоту, эти полные жизни и движения росписи, которые казались чудом, недоступным человеческим рукам... Видел это совершенство колоссальной архитектуры древности, этот простор под куполом, словно воздушным, будто и не из камня... Он — видел. Он знал, что любое бело-золотое великолепие всегда будет напоминать ему Валинор, но сжал чувства в кулак: это — только его беда, люди, сотворившие _своё_, не виноваты.

Пахло ладаном и свечным воском.

Церковные скамьи заполняли сотни епископов в торжественных облачениях и нарядно одетых знатных прихожан, позади были те, кто не заслужил места на церковных скамьях, но удостоился чести постоять в этот торжественный день в дальнем конце храма.

На их появление никто не обратил внимания — взгляды всех людей были устремлены вперед, где на мраморном возвышении алтаря, перед барочным великолепием трона Святого Петра, стоял сам коленопреклоненный первосвященник, заканчивавший омовение ног двенадцати сидящих священников — восьмерых мужчин и четырех женщин. Невидимый хор запел:

Славься, Жертва, дар священный,

В нем сокрыт Спаситель Сам,

И завет сменяя древний,

Новый свет явился нам!

Видит вера вдохновенно

Недоступное очам!

И Родивший, и Рожденный

Да прославятся всегда,

И хвала и поклоненье

Им не смолкнут никогда!

Дух Святой Животворящий

Равно славен будь всегда!

Энея стояла молча, крепко сжимая руку Мелькора, и пальцы ее дрожали.

Он тоже молчал. Просить? Вмешиваться — силой? Сейчас — рано, ещё ничего не произошло. Конечно, может и стать поздно, а он и не заметит, но тут уж, как говорится, как повезёт... или не повезёт. А она надеется, что он сможет защитить её... хотелось бы и самому хоть чуть-чуть тоже надеяться на это. Сильнейший из Валар.. Смешно. Если люди смогли перекрыть ему осанве...

Хор запел новый гимн. Первосвященник завершил обряд омовения ног и возвратился к алтарю; за ним несли шитый золотом балдахин. Все встали в ожидании заключительной молитвы.

Раздавая благословения, папа вышел в переднюю часть апсиды, и тогда, впервые выпустив руку Мелькора, отстранив прихожан, Энея шагнула в центральный проход и решительно направилась к алтарю.

— Ленар Хойт! — прокричала она, не останавливаясь, и слова ее эхом отразились от высоких сводов. Сотни голов повернулись к ней. — Ленар Хойт, Иуда, продавший Католическую Церковь за власть и бессмертие! Я Энея, дочь Ламии Брон и кибрида Китса, которого твои хозяева из Техно-Центра дважды убили во плоти!

Далеко впереди, на расстоянии — пока еще — в добрых сотне метров от Энеи, Папа Римский замер, как пораженный громом; его поднятая в благословении рука затряслась и бессильно упала. Через толпу уже протискивались гвардейцы, но стрелять при таком скоплении народа было невозможно — слишком много человек оказалось бы на линии огня.

Энея бросилась бежать по проходу, вперед — к алтарю.

Мелькор вскинул руку — и Энея замерла на месте, не в силах пошевельнуться. Через несколько мгновений он уже стоял рядом с ней, а по залу пронеслась мощная незримая волна, пробуждавшая в душах древний подсознательный страх, который не находил причины своей, искал, требовал выхода...

А затем — по залу прокатился глубокий голос, и каждое слово отпечатывалось в сознании.

-Здесь не будет кровопролития. Так говорю я — Прародитель Зла.

Он увидел, как фигура Ленара Хойта покачнулась — и тот упал на пол, явно потеряв сознание; видимо, все же не выдержало его сердце, а может, было и еще что-то, недоступное восприятию Мелькора. Понтифика тут же подхватили, унесли прочь, под роскошный балдахин; в зале, после первого шока, кто-то вскрикнул, раздался еще один крик — и через несколько секунд храм охватила паника. Люди бросились прочь, вон из собора, спотыкаясь, крича от ужаса, давя друг друга, но вокруг Мелькора было кольцо пустоты — никто не смел приближаться к нему; Энею попросту сбили с ног, в охватившем всех страхе было не до нее.