Сказка о дьяволе

Мелькор ощущал себя гостем здесь. Ушло чувство полной чуждости, появилась какая-то опора, он уже не висел над бездной чужих воль, желаний, чужой мощи... Своим в этом мире, он полагал, ему не стать, но всё же — это было лучше, чем прежде. О том, что будет, если ему не удастся спасти Гортхауэра, он заставлял себя не думать. Это — потом. Последние дни тишины...

-Расскажите мне о вашей вере, — попросил он. — Я почитал... многое, но я всё же не понимаю. Как-то это всё соотносится с нами, с тем, в чём я участвовал, чему был свидетелем, но... всё очень и очень странно.

На лице понтифика появилась легкая улыбка. Как ни странно — выражение его лица сейчас было совсем юношеским; неудивительно, впрочем.

— А мне это кажется естественным, настолько простым и всеобъемлющим, что в этом проявляется божественность. Что может быть выше любви? Что может быть выше самопожертвования? Беда наша в том, что все мы погрязли во грехе: мы видим путь, но не можем ступить на него, ибо на нас груз ответственности, страхов, груз самой жизни...

Мелькор кивнул. По глазам было видно, что он что-то вспоминает: далёкое, близкое...

-Вы считаете, что я и есть тот самый мятежный ангел... и что Эру и есть Единый. Жаль... Особой любви и милосердия я в нём не заметил. Боюсь, на эти вопросы мне мог бы ответить один Христос, но, увы, я ним-то мне встретиться и не удастся... Извините, — он спохватился. — Это так, мысли вслух.

— Не так просто, сын мой, — Ленар Хойт остановился, присел на резную скамейку. Отсюда были видны ярусы садов, уходящие вниз, и дальше, город за ними; Мелькор уже знал, что прозрачность здешнего неба обманчива — Ватикан накрыт куполом силового поля максимального уровня мощности; над ним можно было устроить ядерный взрыв — ни один стебелек не шелохнулся бы внизу.

— Реальность преломляется в мифах. Есть Единый; но вместе с этим мы творим богов по образам, которые хотим видеть. Я успел узнать тебя: кто бы ты ни был, но в твоей душе живет и любовь, и милосердие, и честность. Ты далек от Христа; но что говорить! на мне грехов больше; есть ли у меня право обвинять тебя?.. сомневаюсь. В своё время все мы будем стоять лицом к лицу с Господом — от него нам и кара, и награда. Не от меня, ибо я — боюсь, величайший грешник новой истории... — понтифик помолчал. — Но так уж сложилось, что сейчас именно мне дан этот крест — противостоять нашествию ереси. И ты принес мне надежду.

Мелькор только чуть улыбнулся. От того, что его слова не показались Хойту кощунственными, не оскорбили его, — стало немного спокойней.

-У вас была просьба ко мне, которую я ещё не выполнил, — сказал он. — И не выполню до тех пор, пока не пойму: где в вашем мире тот безопасный угол, в котором можно вернуть в жизнь Поля Дюре.

— Территория Бродяг, — сразу сказал Папа и почему-то вздрогнул. — Биосфера Звездного Древа. Я не хочу рисковать, возвращая отца Поля Дюре к жизни в пределах Империи. Знаете, некогда, давным-давно, он был моим кумиром; я любил его, и восхищался им. Это было в годы упадка Церкви, в годы Великой Сети. Я был тогда мальчишкой. И помыслить не мог, как распорядится судьба... На мне великий грех — я позволял убивать его, чтобы возродиться самому. И не единожды. Чем искупить этот грех, я не знаю.

-Неужели нельзя было как-то... разделить вас? — спросил Мелькор. — Только вот так?—

— У нас ведь не было тебя. К сожалению, иного способа не было. И сейчас... — Ленар Хойт поднял голову; он смотрел в небо, и на лице его появилась улыбка. — Мне будет не страшно умирать, если сбудутся две вещи: если мы остановим Энею, и если вернется отец Дюре.

-Он вернётся, — уверенно отозвался Мелькор. — Правда, необходимость встречаться с поклонниками Энеи меня, мягко говоря, не вдохновляет. Как ни крути, а именно я передал её с рук на руки вам, так что отношение ко мне будет соответствующее. Конечно, к проклятиям мне не привыкать, одним проклятием больше... от меня не убудет. Но делу это может повредить.

Ленар Хойт помолчал, глядя в светло-голубое небо. Потом сказал:

— Ему они не навредят. Но здесь, на Пасеме, это слишком рискованно. А вот эскадры Крестового Похода не двинутся с места без моего приказа и не причинят ущерба Биосфере... — он содрогнулся, — хотя видит Бог, мне мерзки эти существа. Всему есть предел; человек должен оставаться в облике, данном ему Богом. Я могу понять их желание адаптироваться к вакууму; их Биосферы — величественны и даже прекрасны. Но невозвратно перекраивать ради этого собственные тела! Люди-кроты, люди-медведи, люди-птицы!.. Ведь это невозвратно, а эти изменения передаются по наследству! Родиться "кротом", родиться "ангелом"-вакуумщиком, родиться "птицей" — и быть обреченным на невозможность ступить на планеты... Это грех, это противно Господу.

-Придётся как-то пробиваться сквозь их ненависть ко мне. Энея сдалась под обещание, что вы не тронете Биосферу, и вы сдержите слово... полагаю, в это они не верят. Пусть. Под прицелом, конечно, они вынуждены будут говорить со мной... Что ж.

Он вздохнул.

-Я пришёл попрощаться. Я не знаю, что ждёт меня там, на Гиперионе, и... очень хочется надеяться, хотя это трудно. Страшно трудно.

Ленар Хойт молчал долго; следил за птицами, вившимися в небе, а может быть — за облаками, трудно понять. Наконец он сказал:

— Мой долг — дать тебе напутствие, но моя душа в смятении, ей самой нужна помощь. Я не вправе быть пастырем. И могу лишь гадать, что тебя ждет вдали. Когда сочтешь нужным — иди, и да поможет нам всем Господь.

Мелькор склонил голову, прощально улыбнулся — и очертил рукой круг перед собой. Напротив него засияла тонкая черта портала, мгновение он ещё помедлил — и шагнул туда.

На борт "архангела", где ждал приказа вождь крестового похода Исодзаки.

-Добрый вечер, — сказал он, появившись прямо у него за спиной. — Я вернулся.

Переход от солнечного света и простора к тесноте рубки боевого звездолета был резким; внезапное появление незнакомца привело если не к смятению, то к замешательству; несколько секунд взгляды всех присутствующих были сосредоточены на Мелькоре; потом Исодзаки, облаченный в черное одеяние (Мелькор понял, что этот простой с виду комбинезон скрывает сложнейшую технологическую "начинку"), шагнул к нему — и спросил:

— Где вы были?

-На Биосфере и на Пасеме, — коротко сказал Мелькор. — Энея сдалась Церкви.

Он протянул Исодзаки папский диск. Маленькая вещица поймала луч света и сверкнула, подобно молнии.

Во взгляде Исодзаки было изумление. Более всего оно относилось к тому, каким образом Мелькор явился здесь, словно из незримого портала — так, как, по слухам, перемещалась Энея; он с почтением принял папский диск.

— Хорошая весть, — сказал он. — Вот уже несколько дней мы ждем новостей с Пасема; быть может, ваши сведения опередят официальные приказы?

-Официальный приказ я подменять не собираюсь, — сообщил Мелькор. — Вы будете действовать только после его получения.

"У меня к вам просьба, — добавил он мысленно. — Я вёл переговоры с Энеей о её сдаче — в обмен на то, что Биосферу не уничтожат. Поэтому она сейчас в замке Святого Ангела. Разумеется, в то, что Церковь сдержит обещание, Бродяги не поверят... и хорошо: у меня есть поручение воскресить Поля Дюре — там, на Биосфере. Помогите мне: под угрозой уничтожения они будут вынуждены дать мне эту возможность."

"Мы не вправе действовать без прямого приказа. Ни угрожать, ни обещать что-либо. Да нужно ли вам это? если вы можете перемещаться в пространстве — делайте то, что задумали, не оглядываясь на нас. Но знайте: если поступит прямой приказ к нападению — эскадра выполнит его. У нас нет выбора."

Мелькор кивнул. Перед мысленным взором на мгновение возникло лицо Энеи, — которое он заставил исчезнуть.

-Я приказываю эскадре приготовиться к нападению на Биосферу и занять позиции. Атаку не начинать. Как только манёвр будет закончен, я отправлюсь туда. Через три дня я вернусь и отдам дальнейшие распоряжения.

Исодзаки четко наклонил голову:

— Принято. Готовность к атаке через шестьдесят минут локального времени.

Он повернулся к подчиненным; ожили тактические экраны, часть команд Мелькор не слышал — они передавались через вживленные комлоги экипажа; эту часть деятельности людей видеть вблизи ему еще не приходилось, но впечатление было жутковатое, особенно когда он осознавал разрушительную мощь эскадры, готовой обрушить свой огонь на Биосферу.

Он был уверен, полностью уверен в том, что делает. Да, — опять через силу, через страх, через ненависть к себе. И опять — отстранить это от себя. Неважно. Точнее, важно, но если вещи и более значимые, чем лишнее проклятие в твой адрес. Вопрос только в том, ради чего принимать эти проклятия, если считаешь, что дело того стоит...

Он пережидал время. Время ощущалось как стремительный поток, его было почти видно — огромная звёздная река, в которой свои повороты, мели, водопады...

Он смотрел вдаль, туда, где на Биосфере в страшной тревоге жили в том же времени Бродяги. Совет старейшин, хорошо...

Когда до окончания манёвра эскадры осталось полчаса, он снова очертил перед собой круг — и шагнул туда, где руководство Бродяг ждало осуществления своей участи. Он откинул человеческий облик, — не стоит притворяться, это лишнее.

Он шагнул вперед — и оказался в просторном зале, из которого был виден космос. Казалось, они парят на ладони огромного листа, простертого в черноте среди ярких звезд, рядом с зеленой стеной Биосферы. Вопреки ожиданиям — зал был пуст. Откуда-то сверху, из темноты, молниеносно спикировала человеческая фигура... Женская. Кажется — почти обнаженная; кожа поблескивала в скудном зеленоватом освещении, исходящем от поверхности листа. За спиной, подобно плащу, сложились переливчатые крылья.

— Мелькор, — произнесла женщина, шагнув к нему.

Он кивнул. Они стояли друг напротив друга — двое крылатых.

-Эскадра подчиняется моим приказам, — веско сказал он. — Я убедил Энею сдаться Церкви. Мне нужны три дня здесь, на Биосфере, чтобы воскресить Поля Дюре, и если вы откажете — мощь эскадры обрушится на вас. Вопросы есть?

Женщина — она казалась совсем юной, возраст выдавали лишь глаза, — усмехнулась.

— Есть. Вы позволите задать их?

-Разумеется, — Мелькор широко улыбнулся, взгляд остался жёстким. — Задать — можно. Вот насчёт ответов я подумаю.

— Зачем вам воскрешать Поля Дюре, если вы решили содействовать Церкви? Или после этого вы намерены передать его во власть Ватикана?

-А вот это уже, — улыбка Мелькора стала хищной, — моё дело. У вас полчаса на то, чтобы оповестить всех — и на то, чтобы согласиться. По истечении этого срока эскадра выйдет на боевой рубеж, и останавливать её будет, мягко говоря, поздновато.

— И вы отдадите этот приказ? — задумчиво спросила женщина. — Убивать тех, кто беззащитен? У нас ведь мало даже собственно воинов; это будет не бой, а бойня. Или все, что о вас некогда говорили — ложь, и вы действительно — Прародитель Зла?..

-Обо мне говорили правду, — улыбка Мелькора стала ещё шире. — Я тот, кто я есть. Будете спорить? время уходит.

— Перестаньте, — женщина шагнула к нему, коснулась его груди — без опаски, словно он был ее другом. — Я слышу ваши чувства. Разумеется, мы будем рады воскрешению отца Дюре... Здесь, у нас, многие были рады вашему появлению. Надеялись на вас. А теперь вы помогаете Церкви...

-Не надо, — Мелькор отстранился. — Предоставьте мне место и оставьте меня одного.

— Идемте, — так же спокойно произнесла женщина и распахнула радужные крылья.

Дальнейший путь напоминал видение из сна.

Полет в пустоте, где простирали ветви гигантские зеленые древа; крылатые люди, парящие в потоках солнечного света, шлейфы комет вдалеке... От величия и красоты этого зрелища захватывало дух, и сильнее — от осознания, что вся эта красота хрупка, что ее можно сжечь, разрушить, уничтожить...

...Один из огромных листов, выходящих в пространство, призывно качнулся — и крылатая женщина спикировала на него; следом опустился и Мелькор. Черенок "листа" мог с легкостью вместить нескольких человеческих существ.

— Идите, — проговорила женщина. — Там — биоцентр. Вы найдете знакомое оборудование, если будет нужна помощь — зовите. Но мы будем следить за процессом; мы тоже волнуемся об отце Дюре.

Мелькор кивнул, подождал, пока женщина исчезнет. На душе было мерзко.

"Исодзаки, — позвал он. — Они разрешили. Так что просто ждите меня. Три дня."

Он уселся на огромном листе, прикрыл глаза. Творение тела... Ресницы его дрогнули, — остро резануло воспоминание, как когда-то, немыслимо давно, он точно также творил тело для Гортхауэра.

...нет. Нельзя. Не думай об этом. Это — потом. Это ещё придёт, обрушится, когда придётся столкнуться на Гиперионе... неизвестно с чем.

Рядом с Мелькором — сначала можно было подумать, что это мерещится, — стал сгущаться белёсый туман. Медленно, почти незаметно, минута за минутой... час, другой... Постепенно туман обретал форму, складывался в силуэт человеческой фигуры. Казалось, Мелькор сам — неживой, он застыл на месте, он превратился в статую... и внезапно статуя эта ожила. На ладони блеснул тёмно-алым крест, и рука осторожно опустила его в этот туман. Тут же белёсый силуэт стал багровым, в нём как будто появилась живая кровь... а затем Мелькор открыл глаза.

Смутные очертания человеческого тела начали приобретать узнаваемые черты: он видел это лицо, видел в чужой памяти, видел и в хрониках истории — там этот человек именовался не иначе, как Антипапой, посланником Антихриста. Пожилой человек, лицо — спокойное, пока еще безжизненное; процесс крестоформного воскрешения занимал трое суток, и еще долго, долго душе не дано будет войти в тело...

Потом Мелькор ощутил прикосновение чужого сознания — и, словно дыхание ветра, пришло понимание-слово: "спасибо".

Мелькор мысленно потянулся к этому человеку, — сколько веков он вот так пребывал, душой, не имевшей возможности ни уйти, ни вернуться... Какой же силой веры нужно обладать, чтобы не отчаяться, не озлобиться... Во что они верят? Неужели — в того же самого Эру? Несправедливо...

"Скоро вы обретёте привычную жизнь, — сдержанно сказал он. — Я хотел бы предложить вам то, что могу сделать только я. Примете — хорошо, откажетесь — я пойму. Я хотел бы дать вам способности, которыми обладали люди из моего народа: читать мысли, слышать чужие чувства и, главное: иметь устойчивость к болезням, долго не стареть. Наши люди жили по триста лет, и это не чудо, это так и должно было бы быть изначально. Вы согласитесь?"

"Но кто вы? — услышал он в ответ прикосновение мысли. — Что происходит?.."

Мелькор усмехнулся. Сейчас представлюсь, да...

"Вы знаете меня, как бы сказать, по двум источникам. В одном даже названо моё подлинное имя... я Мелькор. В другом же — просто Прародитель Зла. Я отобрал крестоформ у Ленара Хойта, и он просил меня, чтобы я помог вам вернуться. Вот, собственно, и всё. Вкратце. За подробностями, пожалуй, вам надо будет обратиться к Хойту. А мы сейчас на Звёздном Древе, Хойт сказал, что это самое безопасное для вас место. Местные жители это подтвердили. Извините, что я так... официален. Мне трудно здесь..."