Сказка о дьяволе

"Ленар Хойт? — человек словно отшатнулся, но совладал с собою. — Да ведь они все это время возрождали и убивали меня, чтобы дать ему воскреснуть!" — перед Мелькором, как живая, встала картина: уже знакомое лицо кардинала Лурдзамийского, блеск кинжала — старинной работы, изумительной красоты рукоять... — боль, слабость, угасающая жизнь... Раз за разом.

Мелькор кивнул, и в ответ человек увидел лицо старого понтифика, взгляд его, готового уйти навсегда, и — "я не знаю, как мне это искупить это..."

"Вот так, — коротко сказал он. — Теперь вас не убьют. Вернётесь ли вы на Пасем, встретитесь ли с ним, — я не знаю, советовать не буду. Я делаю то, что считаю правильным, но не более того."

"Я благодарен вам, но... — замешательство. — Вы сказали — прародитель зла... Мелькор... я знаю это имя, никогда не думал, что это реально... какие странные события... почему вы здесь, среди людей? как вы попали сюда?.."

Мелькор задумался. Пожалуй, этот человек должен узнать всё, раз он будет одним из властителей людей.

"Рассказывать словами — долго, да и трудно поверить, — сказал он наконец. — Я мог бы показать вам свою память, и тогда вы сами решите, как следует оценивать то, что я сделал. Но это много. У нас три дня до того момента, как вы снова обретёте тело, так что время есть."

"Да... Пожалуй. Слишком уж странно все, что происходит..."

Показывать то, что оставалось для него всегда живым, — было тяжело, он знал, что это снова и снова будет дорого стоить, сколько бы ни прошло времени. Он научился не падать в бездну бессильной ярости от невозможности что-либо изменить, — но легче от этого не становилось. Он знал, что никто не выдержит увидеть всё это враз, и потому щадил человека, отыскивал среди моря бедствий островки радости, покоя, хотя к ним было только больнее возвращаться душой — из-за того, что это сгинуло и больше не вернётся. Три дня...

Чужая память обрушилась на обнаженную душу, подобно водопаду; Мелькор успел уловить желание закрыться, спрятаться, тут же — волю наблюдать, пытаться понять, разобраться...

Долго — несколько часов — он не слышал никакого ответа; потом пришло чувство: "Благодарю. Мне нужно все это осмыслить..." И снова — молчание.

Тело тем временем обретало все более плотную форму.

Мелькор вздохнул. Он хотел верить, что он не ошибся, что Поль Дюре и есть тот человек, способный взять на себя ответственность за людей, за этот безумный мир, за историю, которая разворачивалась здесь... Пока — оставалось только ждать.

Не только, осознал он. Эпидемия, вирус... То, что сводит людей с ума. Если использовать своё тело для того, чтобы найти противоядие для вируса Энеи... пожалуй, для людей это было бы спасением. Как это применить на такое множество людей?.. об этом уже думать не стоит, это дело людских правителей. Но — не время. Если он всё же доберётся до Древа Боли, то надо будет быстро уводить оттуда не только Гортхауэра, а как это сделать иначе, чем через портал? Если. Он устал от этих бесконечных "если", от того, что всё, что он ни задумывал, напарывалось на стену "невозможно"...

"Энея, — услышал он вдруг. — Так вот он, оказывается — мессия, которого мы ждали, на которого так надеялись... Долгие поиски Бога... Бедное дитя. Нет, видно, не под силу ни людям, ни машинам самим создать Спасителя; какая жуткая и грустная ирония..."

"Я не очень понимаю, что это за Спаситель, — признался Мелькор. — Я не понимаю, что значит — спасти душу. От кого, или от чего?"

"Вы незнакомы с нашей теософией? — Мелькор почувствовал грустную улыбку. — Это вопросы, вечные, как жизнь... Спасти от себя самого, от темной стороны своей души, от ложного пути — от замыкания в гордыне и себялюбии, в недоверии и ненависти. Тысячелетиями люди мечтали о том, что явится некто, кто устранит из жизни боль и злобу, и все будут счастливы. Но невозможно такое по мановению руки. Христос не свел на землю всеобщее счастье, он лишь указал то, как можно и должно. Не сделать людей счастливыми и богоподобными, заразив их вирусом счастья. Путь совершенствования каждый должен проходить сам."

"Это означает, что у пути нет конца, если я не ошибаюсь, — улыбка Мелькора стала жёсткой. — Эру хотел создать правильный мир всеобщего счастья марионеток на ниточках, которые чувствуют и думают только по его воле. Со свободными душами такое не проходит. Наверное, в этом как раз и есть правильность бытия, кто бы его ни затеял. Правда, для некоторых счастье — это быть собачкой на верёвочке, радующейся чему угодно, что исходит от хозяина — лишь бы направлялось к нему. Всё это неистребимо, как вечность, и с новыми поколениями приходит снова и снова. Невозможно научить человечество чему-то раз и навсегда. Я хотел бы встретиться с Христом, но это, увы, невозможно."

"Кто знает, быть может, там, по ту сторону жизни, и возможно, — долетела задумчивая мысль человека. — Вы правы — у пути нет конца... во всяком случае, так полагаю я, и многие другие. Есть учение о том, что человек, поднимаясь по ступеням совершенства, становится подобен Богу; эту мысль, увы, слишком часто трактовали примитивно, вроде обретения космической силы и власти; естественно, что Церковь называла это ересью. Человеку вряд ли дано уподобиться Богу; перед лицом величия Вселенной это очевидно. Но не зря наша душа создана по Его образу и подобию. Мы можем забывать об этом, зеркало нашей души может зарастать пылью. А можем — просветлять и взращивать зерно."

"Вы ведь были на Гиперионе, — по внезапному наитию сказал Мелькор. — Скажите — моя затея безнадёжна?"

"Я могу лишь верить, что надежда есть. Но ведь спасти нужно не только вашего ученика, там — десятки тысяч людей... "

"Если я правильно понимаю, то мне надо две секунды и два удара _силы_, — ровно сказал Мелькор, — чтобы уничтожить эту машину, Древо Боли. Машины, знаете ли, ломаются. Вопрос в том, попаду ли я туда, и будут ли у меня там эти две секунды. И каково соотношение сил — моих и Шрайка."

"Насколько мы могли понять, Шрайк живет во времени. И потому с ним невозможно бороться обычными силами. Конечно, если бы было достигнуто примирение между Богом Машин и нами... все решилось бы само собою... Но боюсь, это невозможно. Вы уже читали "Песни Гипериона"?"

"Нет, не успел. Слишком много всего сразу, даже для меня. Что же до богов, — он усмехнулся, — то это, похоже, по моему адресу. Что это такое?"

"Вы ведь, должно быть, знаете, что искины одержимы идеей создать Высший Разум, своего собственного Бога. Ради этого им и нужны ресурсы человеческого мозга, ради этого была создана Великая Сеть с ее порталами: ради возможности подключения к человеческим нейросетям. Один из искинов, Уммон, давно питавший интерес к человеческой расе, поведал проникшим в инфосферу Джону Китсу и Ламии Брон, что в далеком будущем этот машинный Высший Разум сражается с нашим, человеческим Высшим Разумом; война эта идет не только в пространстве, но и во времени: Бог Машин делает все, чтобы человеческий Высший Разум никогда не появился или был уничтожен. Человеческий Высший Разум, как поведал Уммон, имеет три ипостаси, и одна из них — Сострадание, — Поль Дюре усмехнулся, — забавно, вы не находите?.. словно бы люди искони не знали об этом... Так вот. Сострадание скрылось в пучине времени, дабы не быть уничтоженным, и Бог Машин стал искать его; чтобы выманить Сострадание, было создано Древо Боли. А что из себя представляет их "Бог", мы не знаем точно. Знаем лишь, что он оперирует энергиями в масштабе целых галактик... что он бездушен, он неспособен подняться выше, чем совершенство точных расчетов, ему недоступна интуиция и эмпатия. И, несмотря на свою мощь, видите — он бессилен одолеть людей."

"Мне думается, что Сострадание — это вовсе не моя сестра, — признался Мелькор. — Эти чувства не зависят от существ, имеющих плоть и силу. Есть ли Ниенна здесь, или же её нет, — а ведь было время, когда нас не было, когда мы ещё не родились, — совесть, любовь, сочувствие к другим всё равно проявлялись, и любой из людей, способный их испытывать, и есть — воплощённая третья ипостась. Поэтому бог машин и бессилен. Это всё только моё мнение, конечно. И Альбедо заблуждается, когда просит меня призвать сюда Ниенну. И я не вижу выхода, я не вижу способа спасти Гортхауэра, кроме попытки вломиться туда, настроившись на него, вот так, тупо и прямо. Получится — значит, получится. Нет... Знаете, это очень жутко — знать, что ты ничего не можешь сделать, и не сможешь никогда. И бежать в смерть — бессмысленно. потому что это ничего не изменит и не исправит, потому что душа бессмертна — и у вас, и у нас."

"Да... А вам не кажется, что Сострадание — это Христос? "

"Нет, не кажется. Потому что и до него всё это было — доброта, и милосердие, и совесть. Если бы этого в душах не было, — разве люди пошли бы за ним? ведь тогда нечему было бы откликаться на его призыв, ему пришлось бы объяснять, — он усмехнулся, — ну, примерно как ваши люди объясняли мне вещи, о которых я никогда и не подозревал."

"Христос выражает собою сущность милосердия и сострадания, как слово выражает говорящего, — задумчиво сказал Дюре.— Слово не равно говорящему. Думаю, здесь нет противоречия. Посланник, сумевший показать людям путь к совершенству..."

Мелькор помолчал.

"Я завидую вам немножко, — признался он. — У вас есть ваша вера, у меня же — ничего. Ваша вера даёт вам опору, надежду, поддержку. Единственное, что обидно, — что такое почитание достаётся Эру, который этого не стоит. Он не творил Вселенную, он сотворил лишь Арду, а звёзды и другие миры были и до Великой Музыки... Скоро вы вернётесь в мир живых. Я прошу вас принять то, что я предлагаю, Изменение."

"Ваш Эру более похож на Бога Машин, — возразил человек. — Можете ли вы поручиться, что там, у себя, вы столкнулись не с одним из его проявлений? Хотите услышать, что говорится об этом так называемом "боге", и его войне с людьми, в "Песнях"?"

Мелькор враз собрался.

"Да. Конечно. Это важно."

"Это — отрывок из "Песней"... тот самый рассказ искина Уммона. В нем много непонятного — Уммон любил говорить загадками, коанами. И все же..."

"Вообразите поэтому наше удивление, наше огорчение, растерянность Богостроителей, когда первое сообщение, которое наш ВР послал через пространство, через время, через барьеры Создателя и Созданного. Оно состояло из одной простой фразы: ЗДЕСЬ ЕСТЬ ДРУГОЙ. Другой Высший Разум, там, наверху, где само время скрипит от дряхлости. Оба настоящие, если "настоящий" что-нибудь означает. Оба бога завистливы, подвержены страстям и не способны на сотрудничество. Наш ВР охватывает галактики, черпает энергию из квазаров так же, как вы жуете на ходу бутерброд.

Наш Высший Разум видит все, что есть, было и будет, и сообщает нам крохи, чтобы мы сообщили вам, и поступая так, чуть-чуть уподоблялись Высшему Разуму.

Этот другой ВР существовал там гораздо дольше, спонтанно эволюционируя. Стечение обстоятельств, использующее человеческий разум в своих схемах, как делаем мы в обманчиво-послушном Альтинге и присосавшихся к вам инфосферах, но неумышленно, почти нехотя, как саморазмножающиеся клетки, которые вовсе не собирались размножаться, но не имеют выбора.

Этот другой ВР не имел выбора. Он создан/генерирован/подделан человечеством, но без участия человеческой воли.

Он космическое стечение обстоятельств. Как и для нашего тщательно продуманного Высшего Разума, время для этого претендента не является барьером.

Он посещает человеческое прошлое, то действуя, то просто наблюдая, то не вмешиваясь, то вмешиваясь с горячностью, которая близка к абсолютному своенравию, но которая в действительности является абсолютной наивностью.

Недавно он успокоился. Тысячелетия вашего медленного времени прошли с тех пор, как ваш собственный ВР сделал первые робкие шаги, словно какой-нибудь малыш из церковного хора на своей первой вечеринке.

Естественно, что наш ВР напал на вашего. Там, наверху, идет война, от которой время скрежещет, которая охватила галактики и эоны прошлого и будущего, от Большого Взрыва до Окончательного Коллапса.

Ваш парень пошел на попятный. У него затряслись поджилки. Ренегаты вскричали: Еще один аргумент за то, чтобы разделаться с нашими предшественниками! но Ортодоксы проголосовали за осторожность, а Богостроители даже не оторвались от своих бого-строений.

Наш ВР прост, однороден, элегантен в своем высшем совершенстве, а ваш — нагромождение бого-частей, дом обрастающий пристройками с течением времени, эволюционный компромисс.

Первосвященники человечества были совершенно правы, когда случайно, благодаря простому везению или невежеству, описывали его природу.

Ваш ВР в сущности своей является триединым. Он состоит из одной части Интеллекта, из одной части Сопереживания и и из одной части Связующей Пустоты.

Наш ВР обитает в зазорах реальности, унаследовав это жилище от нас своих создателей, как человечество унаследовало любовь к деревьям.

Ваш ВР, по-видимому обосновался там, куда впервые ступили Гейзенберг и Шредингер.

Ваш случайный Разум является не только клейковиной, но и клеем.

Не часовщик, но своего рода фейнмановский садовник, прихорашивающий безграничную вселенную грубыми граблями интегрирования по истории, учитывающий каждую каплю птичьего помета и спин каждого электрона, позволяя в то же время каждому атому пробегать все возможные траектории в пространстве-времени, и каждому атому человечества исследовать все возможные трещины.

Наш ВР воюет с вашим на полях сражений, превосходящих даже воображение Уммона.

Вернее, шла война, так как внезапно у части вашего ВР, меньшей-чем-целое, считающей себя Сопереживанием, кончилось терпение, и она бежала назад сквозь время, став человеческой плотью, и было то не впервые.

Война не может продолжиться, пока ваш ВР не восстановит целостность. Победа из-за неявки соперника — это не победа для единственного Высшего Разума, созданного с намереньем и целью. Потому наш ВР прочесывает время, чтобы отыскать сбежавшее дитя своего противника, тогда как ваш ВР застыл в идиотской безмятежности, не желая сражаться, пока не вернется Сопереживание.

Конец моей истории прост. Гробницы Времени созданы в будущем и посланы назад сквозь время, чтобы принести Шрайка/Аватару/Повелителя Боли/Ангела Возмездия/неосознанное восприятие супер-сверх-реального продолжения нашего ВР.

Все вы были выбраны чтобы открыть Гробницы и помочь Шрайку найти скрывшегося. Устранить Переменную Гипериона.

Поскольку в узле пространства-времени, которым будет править наш ВР, таких переменных быть не должно, ваш поврежденный/двуипостасный ВР избрал среди людей того, кто отправится со Шрайком и станет свидетелем его трудов. Кое-кто в Техно-Центре хотел искоренить человечество. Уммон пошел с теми, кто искал второго пути, исполненного неизвестности для обеих цивилизаций. Наша группа известила Гладстон о выборе, стоящем перед ней, перед человечеством — либо неизбежное истребление, либо падение в черную дыру Переменной Гипериона и война, бойня, разрыв всех единств, уход богов, но одновременно выход из пата, победа одной или другой стороны