Три кварка 2 (1982-2012). Правила отбора

— Ну конечно, помню, — ответила девушка. — Вас, Александр, очень трудно забыть. И я отчего-то думала, что вы обязательно позвоните.

— Вы ждали звонка? — профессор не смог скрыть удивления.

— Ну да, ждала. А что в этом странного?

"Блин! Что за чушь я несу?!" — мысленно чертыхнулся учёный.

— Ради бога, простите, Лариса. Кажется, я глупость сморозил. Просто... просто...

Шурик никак не мог подобрать нужных слов, чтобы объяснить девушке, что ему очень хочется с ней встретиться.

— Просто вы... — подбодрили его на другом конце провода.

— Просто я хочу куда-нибудь вас пригласить, — выдохнул, наконец, Синицын. — Прямо сейчас. Если вы, конечно не заняты... Пойдёте?

Лариса выдержала короткую паузу и...

— С вами, Шура, куда угодно...

Глава 5

— Здрасьте, Степан Миронович.

Свиридяк аккуратно свернул газету и покосился на присевшего рядом парня.

— Ну? Чем порадуешь?

— Дык, это... пришёл вот, как договаривались.

— Пришёл — это хорошо.

Подполковник слегка потянулся, глянул по сторонам и лишь затем повернул голову к осведомителю. Людей в парке практически не было, сидевший на соседней лавочке пенсионер ушёл минут десять назад.

— Откуда фингал? — Степан Миронович неодобрительно покосился на заплывший глаз конфидента. — Опять, небось, по электричкам шустришь?

— Упал... случайно, — пробормотал тот, невольно тронув себя за лицо.

— Смотри, Витёк, доиграешься, — процедил сквозь зубы "чекист". — Еще раз попадёшься на жареном, вытаскивать из ментовки не буду. Понял?

Витёк боязливо поёжился.

— Да понял я, понял. А с электричками я давно завязал.

Соврать ему было, что высморкаться. Соврал и на этот раз. Шариться по ночным электричкам в компании дружбанов и приставать к припозднившимся гражданам Виктор Махов любил. Очень ему это дело нравилось. Чувствовал себя хозяином положения. Едва ли не вершителем судеб, когда с ухмылкой глядел, как очередная жертва выворачивает карманы, избавляясь от "ценностей". Прибыток пусть небольшой, зато положительных эмоций — масса. Приятно, чёрт побери, когда тебя все боятся. Впрочем, последний раз с электричкой случился облом. Щупленький дед с тросточкой оказался крепким орешком. А потом ещё какой-то пацан появился и девка, насквозь отмороженная. Еле ноги от них унесли. Ни денег, ни удовольствия. Только фингал под глазом и заработал. То ли гайкой, то ли подшипником приложили... хрен знает. В любом случае, особой радости это Витьку не доставило. Но самое смешное, что лишь на следующий день Махов наконец вспомнил, где видел этого парня. В бильярдной в Сокольниках. Сам Витёк там бывал регулярно. Впаривал клиентам мелки, наклейки, приторговывал разной мелочью. Именно этому говнюку он всучил под видом "фирмы" обыкновенный школьный мелок. Нагрел на трёху. А потом сам от него огрёб не по-детски... "Ну да ничего, земля круглая, встретимся рано или поздно в каком-нибудь тихом местечке. Отольются кошке мышкины слёзы. На лоскутки гада порву..."

— Значит, так. Будет для тебя одно поручение, — продолжил тем временем Степан Миронович...

"Поручение — это хорошо, — мысленно ухмыльнулся Махов. — Можно чуток подшакалить".

Больше всего на свете он любил деньги. А вот работать терпеть не мог. От этой "дурацкой привычки" его, как ни странно, отучила армия. Получив из военкомата повестку, Виктор, конечно, попробовал откосить, но не срослось. Загремел по-полной, в стройбат, на Дальний Восток.

Контингент в военно-строительном отряде оказался своеобразным. Треть после зоны или дисбата, треть из Средней Азии и Закавказья, еще треть — деревня деревней, тупые до жути, чуть что — сапогом в копчик, вот и весь разговор.

Первые полгода Витька чморили по-чёрному. Как выдержал, до сих пор не понятно. Однако потом жизнь стала потихоньку налаживаться. Безотказного и услужливого "салабона" взял на заметку старший прапорщик Колупаев, ведающий в отряде складским хозяйством. Должность писаря, на которую он устроил Витька, считалась почти синекурой, абы кого на неё не ставили. За что он удостоился такой "чести", Махов понял чуть позже. Главным на этой должности было не стучать на собственных благодетелей. Плюс природная хватка, склонность к сомнительным махинациям и умение подчищать хвосты в бумажных делах.

В итоге на дембель Виктор ушёл с гордо поднятой головой и тысячей целковых в кармане. Правда, как выяснилось через год, старший прапорщик всё же попался на воровстве. Хапнул, как водится, не по чину, на чем впоследствии и погорел. Впрочем, Махова это нисколько не взволновало. Сам он остался перед законом чист, его даже как свидетеля не привлекали.

Словом, именно в армии Виктор уяснил для себя, что: во-первых, устроиться можно везде, во-вторых, не пойман — не вор, в-третьих, работают только лохи...

Одна незадача — работать, хотя бы формально, в Советской стране требовалось обязательно. Идти по двести девятой, "за тунеядство", Витёк не хотел и потому, едва дембельнулся, сразу устроился сторожем на одно из городских предприятий. Отбывание трудовой повинности по схеме "ночь через три" его вполне устраивало. Есть время и отдохнуть со вкусом, и настоящими "делами" заняться. Дела же у Виктора были довольно простыми. Гоп-стоп в электричках, фарцовка и игра на ударных. Последним он занимался по выходным. В ресторанах, в составе небольшого ансамбля. Это не только приносило доход в десять-пятнадцать рубликов за один вечер, но и льстило собственному самолюбию. К тому же, всегда имелась возможность заявить окружающим: "Я — музыкант, человек творческий. Сторожем работаю не по нужде, а потому что главное для меня — это свобода..."

Свободу Витюня понимал как возможность жить так как хочется. А хотелось ему много чего. Машину, и не одну. Квартиру в престижном районе. Дачу, не хуже, чем у известных писателей и академиков. Чтобы на море летать в любое время и на любой срок. И чтобы девок вокруг полно, и не каких-то лахудр, а таких, как, например, та же Ленка, которая до недавнего времени считалась его невестой, да вдруг, ни с того, ни с сего дала от ворот поворот... дура. Решила, видать, что не ровня ей Виктор Махов. Другие найдутся, более перспективные. Но ничего, придет время, сама прибежит. Как только узнает, сколько денег сумел поднять бывший жених, так сразу и прибежит. Вот только вряд ли тот новый Витёк возьмет её в жёны. Максимум, одной из любовниц. Ведь от женщин к тому моменту у него отбоя не будет... Жаль, что пока это всего лишь мечты. Но мечты выполнимые. Будущий миллионер это точно знал.

План, как превратить сказку в быль, Махов придумал ещё в детстве. Одиннадцать лет назад пятикласснику Витеньке пришло по почте письмо. Какой-то "неизвестный друг" предлагал сыграть в игру, придуманную "детьми сражающегося Вьетнама". Вите надо было найти пять "самых красивых марок", наклеить их на открытки и отправить этому самому "другу". А затем разослать пять аналогичных писем следующим пяти адресатам. Через месяц, как уверял неизвестный "игрок", на адрес Виктора тоже должны были прийти открытки с марками. Причем, в пять раз больше, чем он разослал — целых двадцать пять штук.

В тот же день Витюша купил на почте открытки, конверты, марки и сделал всё, о чём его просили в письме. А потом принялся терпеливо ждать обещанного. То, что его обманули, он понял лишь к Новому году. Однако сильно расстраиваться не стал. Вся эта история натолкнула его на одну гениальную по своей простоте мысль. А что если марки с открытками заменить на рубли?

Сколько народа живёт в нашей стране? Двести пятьдесят миллионов? И что будет, если каждый из них отправит Вите Махову по рублю? Никто ведь от этого не обеднеет, рубль — сумма совсем небольшая. Всего-то и надо, что каким-нибудь образом заставить граждан с этой суммой расстаться. Добровольно никому и в голову не придёт отдавать свои кровные какому-то дяде. Но если людей убедить в том, что всё отданное вернётся сторицей, то граждан даже упрашивать не придётся — ещё и в очередь выстроятся, чтобы быстрее получить прибыль от оборота. Требовалось лишь запустить процесс, дать первый толчок и, показать недоверчивым, что система работает. А для этого нужны были деньги. Начальный капитал, как сказали бы лет через десять — чтобы вернуть долг плюс проценты первым участникам "пирамиды" (именно так обозвал свое будущее предприятие Махов, ещё не зная, что это банальнейший "плагиат"). Дальше "маховик" раскрутился бы сам собой. Те, кто успел заработать, вложились бы снова. Потом рассказали об этом друзьям и знакомым, те передали бы по цепочке дальше. И месяца бы не прошло, как о выгодном деле узнало бы полстраны: сарафанное радио работает быстрее, чем телеграф. Витюне бы только и оставалось, что стричь купоны, оставляя большую часть себе, а меньшую отдавая "вкладчикам".

А когда последних стало бы слишком много, он просто прикрыл бы лавочку, подставив вместо себя какого-нибудь лоха. Пусть потом этого зиц-председателя терзают обманутые пайщики и родимое государство (если, конечно, оно вообще узнает об этой "невинной забаве"), а с Виктора Махова и взятки гладки, он — в стороне...

По самым скромным прикидкам, чтобы открыть дело, "финансовому гению" требовалось десять тысяч рублей. Всего-навсего. За два года, прошедшие после армии, Виктор "накопил" половину. Казалось, еще немного, и начальный капитал будет, наконец, собран. Однако процесс накопления неожиданно застопорился...

Свои деньги Махов хранил в разных местах. Зарплату сторожа клал на сберкнижку. Треть того, что получал в качестве ресторанного музыканта, складывал в жестяную коробку и прятал в шкафу под бельём. Остальные две трети тратил на радости жизни. С нетрудовыми же доходами поступал следующим образом. На меньшую часть приобретал облигации выигрышного займа — по слухам, "серьезные люди" время от времени покупали их у "доверенных лиц" за два-три номинала (якобы, чтобы отмывать левые заработки). Другую часть пускал на фарцовку и вкладывал в различные "ценности". В золотой перстень с печаткой, старинные серебряные монеты, антикварные безделушки... японский кассетник, будь он неладен.

Именно из-за этого магнитофона Витёк и вляпался в неприятности. Купил его по дешёвке у своего "коллеги" около "Интуриста" и тут же попал под ментовскую облаву. Иностранный девайс оказался краденым. Махову грозил срок. Года, как минимум, три, и вряд ли условно. Идти по этапу Витёк не хотел, поэтому сразу же ухватился за брошенную соломинку — предложение стать осведомителем органов. Доходы это, конечно же, сократило — пришлось отказаться от наиболее прибыльных "торговых операций" и умерить пыл в "хождениях по электричкам", но, с другой стороны, лучше уж так, чем париться несколько лет в местах не столь отдаленных.

Куратором Махова стал солидный дядька лет сорока с небольшим. То, что он ни разу не мент, Витёк понял сразу. Да и поручения куратор давал не связанные напрямую с уголовным миром. Всё больше по иностранцам специализировался, тем, кто не брезговал общением с фарцовщиками и проститутками.

Задания "товарища из конторы" Витёк выполнял. И даже имел от этого кое-какую прибыль, пусть и не слишком большую, но "с паршивой овцы хоть шерсти клок". Тут пятерка, там чирик, трёха туда, трёха сюда. Жить можно. Главное, что на свободе, и какая-никакая, а "крыша". И от легавых, и от конкурентов, и от дружков-подельников...

— Какое поручение? — проявил заинтересованность Махов.

— Простое, Витенька. Очень простое, — усмехнулся Степан Миронович. — Надо тебе в ближайшие дни по области прокатиться, в три разных города... Впрочем, нет, в два. В одном из этих городов ты как раз проживаешь.

— В какие конкретно?

— В Талдом и Электросталь. Надо отыскать трёх женщин и, не вступая с ними в прямой контакт, внимательно их рассмотреть.

— А как они должны выглядеть? И это... адресочки имеются?

— Есть, Витюшенька. Есть. Из этой троицы мне нужна только одна, и выглядит она приблизительно так...

Куратор, не торопясь, описал внешность женщины, а потом назвал имена с адресами. Фамилия, имя и отчество у всех дам были одинаковые. Кислицына Елена Игоревна.

Едва услышав последний адрес, а затем и фамилию, Витёк непроизвольно вздрогнул. "Ленка, сука! Интересно, за каким хреном она понадобилась этому кренделю?"

Немного покряхтев для приличия, Махов тяжко вздохнул и выдал свои условия:

— Полтинник, Степан Миронович.

Свиридяк с интересом посмотрел на фарцовщика, потом покачал головой и произнес нарочито ласковым тоном:

— Ты, Витенька, совсем оборзел?

— Чего это оборзел? — заёрзал осведомитель. — Это ж какие расходы? Кататься по области туда-сюда.

Степан Миронович вытащил из кармана червонец и помахал им перед носом Витька:

— Видишь эту купюру?

— Ну, вижу.

— Получишь, если расскажешь всё прямо сейчас.

— Да что я могу рассказать? — деланно удивился Витёк. — Я ж этих баб вообще не видал.

— Витюша, кого ты пытаешься обмануть? — обронил подполковник. — Таких, как ты, я еще в молодости на одном месте вертел. Не надо мне мозги полоскать. Насколько я понял, эту даму ты точно знаешь. Так что давай, не изображай делового, рассказывай как на духу. Где, что, когда.

— Ленка это. Мы с ней в одном классе учились, — выдавил Махов через пару секунд, забирая десять рублей, поняв, что торговаться бессмысленно. — Даже гуляли с ней какое-то время. Недавно совсем разбежались.

— Надо же, как тесен мир, — задумчиво пробормотал "чекист". — Ну что ж, придётся возобновить знакомство.

— Да сука она, — буркнул Витёк. — По второму разу к ней хрен подкатишься.

— За эту работу получишь ещё четвертной, — посулил Свиридяк.

Махов опять вздохнул:

— Ладно. Попробую.

— Ты не пробуй. Ты сделай! ..

Вторник. 28 сентября 1982г.

Весь вчерашний день у меня было отличное настроение. Что, в принципе, вполне объяснимо. Еще в воскресенье вечером, после "танцев" с Жанной, я буквально летал от переполняющего душу восторга. А когда заявился к полуночи в общежитие, не сразу сообразил, что все наши уже вернулись с "картошки". Этот факт почему-то выскочил из головы, и потому, ввалившись в комнату, был немало удивлён тем, что в соседней кровати храпит Олег Панакиви, а за стеной вяло переругиваются Юра с Серёгой. Впрочем, удивление быстро прошло — вспомнил, наконец, на каком свете живу, пнул со злорадством кровать, весело поздоровкался с подскочившим от неожиданности Олегом и пошёл к соседям выяснять, о чём собственно спор и что они там никак не поделят.

Предметом спора оказался валяющийся на стуле носок. Парни никак не могли разобраться, чей он и откуда взялся. Юра Шелестов утверждал, что носков он вообще не носит, а Сережа Герц бил себя пяткой в грудь, уверяя, что это не его размерчик. На моё предложение выбросить ненужную вещь в окошко, оба, не сговариваясь, отмахнулись. Проблему решил появившийся в дверях Миха Желтов.