— Всё так же, — снова вздохнула Жанна. — Правда, сегодня ночью опять показалось, что он на какое-то время становился прозрачным. Только уже не так, как раньше. Совсем на чуть-чуть, если не приглядываться специально, можно и не заметить.

— Ты об этом кому-нибудь сообщала?

— Нет, только вам. Всё равно ведь никто не поверит.

— Да, в такое поверить трудно, — покачал головой подполковник.

— А что насчёт хороших новостей? — внезапно вспомнила Жанна. — Вы же говорили, есть и хорошие новости.

— Есть и хорошие, — кивнул Смирнов. — Шура, давай сюда свой портфель.

Передав портфель женщине, "чекист" попросил:

— Для начала глянь, пожалуйста, нет ли чего в кармане. Вдруг там опять послание для тебя, а мы его поэтому не нашли.

— Пусто, — Жанна проверила секретное отделение и вернула портфель Михаилу.

— Ну, тогда вот. Возьми почитай, — тот в ответ протянул ей два тетрадных листка. — Ещё два письма от Андрея. Ты их пока не видела.

— С этого и надо было начинать, — проворчала женщина, забирая оба послания.

— Дык, ты ведь сама просила. Сначала плохое.

— Мало ли что я просила. Не маленькие уже, могли бы и догадаться, что мне нужно в первую очередь...

Прочитав письма, Жанна откинулась в кресле и с довольным видом произнесла:

— Ну вот. Выходит, мы всё-таки встретились там, в электричке. Значит, я его всё-таки догнала.

— Ага. Кто бы сомневался, — ухмыльнулся Синицын.

— Слушай, а почему я здесь ничего об этом не помню? — неожиданно вскинулась дама, посмотрев на профессора.

— Как это почему? — удивился тот. — Я же тебе объяснял. Андрей сейчас в параллельном потоке и, пока они не сольются, ты ничего не вспомнишь.

— Ну да, действительно. Я что-то забыла об этом, — легко согласилась Жанна и повернулась к Смирнову. — А, кстати, зачем ему понадобился компромат на тебя? И тиражи Спортлото? Он что, решил обогатиться в том времени? Или еще чего-то такое задумал?

— Тебе это лучше знать. Вы же с ним тридцать лет вместе прожили, — пожал плечами "чекист". — Но вообще, я полагаю, он хочет там что-нибудь изменить. Типа, историю нашу немного подправить, раз случай такой подвернулся. Между прочим, вполне вариант. Я бы, по крайней мере, рискнул. Если бы, конечно, сам оказался на его месте.

— Да. Это он может, — задумчиво пробормотала Жанна. — Вот только представить себе не могу, что именно он собирается сделать.

— А вот это как раз нам и стоит сейчас обсудить.

— Зачем?

— Затем, — поднял палец Смирнов, — что такие вопросы с кондачка не решаются. Через месяц мы должны быть готовы к тому, чтобы предложить Андрею чёткий план действий.

— А сам он что? Ничего умного придумать не сможет? — усомнилась Жанна.

— Одна голова хорошо, а четыре — лучше. Ну что? Будем сейчас обсуждать перспективы сохранения и развития СССР?

— Будем, — кивнул Синицын.

— Давайте, — согласилась супруга Андрея. — Это дело хорошее. Мне нравится...

— Итак. Какие у кого мысли? — спросил Михаил через десяток секунд, выложив на журнальный стол карандаш и несколько бумажных листов, явно решив фиксировать всё сказанное на бумаге.

— Первым делом грохнуть Меченого, а потом — Борьку. И про Чубайса с Гайдаром не позабыть, — сразу же предложила Жанна, рубанув воздух ребром ладони. — Там много таких, надо только припомнить, кто больше виноват, а кто меньше.

— Экая ты кровожадная, — усмехнулся Смирнов, откладывая в сторону карандаш. — Прямо-таки экстремистка.

— Ничего я не экстремистка, — нахмурилась женщина. — Просто я считаю, что каждый должен получить по заслугам. Всего-навсего.

— А я с Жанной согласен, — вклинился в разговор Синицын. — Предателей и изменников надо карать по всей строгости. Одиозные фигуры в нашей истории надо обязательно устранять. Стране от этого точно хуже не станет, а вот лучше — запросто.

— Да я, в общем-то, и не спорю, — пожал плечами "чекист". — Надо, так надо. Вот только что это нам даст? Исчезнут одни негодяи, на их месте могут появиться другие, такие же негодяйские.

— Э, не скажи, — возразил профессор. — Понятно, конечно, что свято место пусто не бывает. Однако всякому овощу свой сезон. Не так уж и много было у нас предателей. Уберешь десяток-другой, новые не сразу найдутся.

— Возможно, — не стал спорить Смирнов. — Но тут сразу возникает вопрос. А так ли обязательно убивать этих деятелей?

— Измена Родине — это даже хуже, чем измена жене, — отрезала Жанна. — Вот я бы, к примеру, Андрея еще могла бы простить, если бы он, скажем, ну... это самое... с другой женщиной. Но если бы он стал вдруг предателем, то... Хотя голову я бы ему всё равно открутила. Чтоб неповадно было...

— Что именно неповадно? — невинно поинтересовался профессор.

— С другими бабами шуры-муры крутить, вот что, — буркнула Жанна. — Ну всё, хватит об этом. Давайте лучше о деле.

— Да уж, серьёзно всё у тебя, — потрогал себя за шею Смирнов, словно прикидывая, каково это, ходить с открученной головой. — Честно признаюсь, не завидую я Андрюхе, ох, не завидую.

— А что? Были какие-то прецеденты? — прищурилась женщина. — А я, выходит, об этом ни сном, ни духом?

— Да не, ну ты что? — поднял руки "чекист". — Я же просто шучу.

— Не надо со мной так шутить, мне это не нравится.

— Всё, больше не буду, — повинился Смирнов. — А сейчас и вправду, давайте-ка лучше... хм, вернёмся-ка мы опять к нашим баранам.

— Вернёмся, — нехотя согласилась Жанна. Проблема супружеской верности её явно задела, но развивать эту тему и дальше она, по всей видимости, не могла. Фактов не было. А подозрения, как известно, к делу не пришьёшь. Пусть даже и небеспочвенные...

— Ну что ж, тогда, пожалуй, продолжим. — Михаил снова взял карандаш. — Повторю свой вопрос. Так ли необходимо убивать в том времени кучу народа?

— Это не народ. Это присосавшиеся к нему паразиты, — уточнил Синицын. — И их было не так уж и мало.

— Ну хорошо. Пусть паразиты. А как ты себе представляешь сам процесс их, хм, устранения? Неужели ты думаешь, что Андрей сможет вот так вот запросто взять и замочить десяток-другой будущих негодяев? Ладно. Предположим, он сумеет пересилить себя и придавить втихую какого-нибудь Собчака или Березовского. А как быть с главными фигурантами? Ни к Ельцину, ни, тем более, к Горбачеву он так просто не подберётся. Калибр у нашего Андрюхи не тот, его просто не подпустят к этим товарищам.

— А ты на что? — с ходу возразил доктор наук. — Вы же с ним в том времени уже познакомились. Ты ведь уже работал тогда в КГБ, а это, сам понимаешь, не хухры-мухры.

— Работал. Точнее, служил, — Смирнов с усмешкой посмотрел на профессора. — Только не забывай, Шур. Я сегодняшний и тогдашний — это две большие разницы. Пойми, наконец, что тот Комитет вовсе не был кровавой гэбней, про которую так любят талдычить наши доморощенные либералы. Мы никогда не были сборищем наёмных убийц и душителями свободы. Мы были частью системы и подчинялись закону. Закону, заметь, а не персоналиям или собственным представлениям о справедливости.

— Угу. Стояли на страже безопасности государства, — проворчал ученый. — Чистые руки, холодная голова, туда-сюда, шаг влево, шаг вправо...

— Именно так, — рассмеялся Смирнов. — Ты ещё про горячее сердце забыл.

— Не забыл, — криво усмехнулся Синицын. — Просто подумал, ты сам о нём вспомнишь.

— Ты прав, я действительно вспомнил, — с серьёзным видом подтвердил подполковник. — Это тоже имелось. Я ведь пошёл в органы не ради карьеры или каких-то там привилегий. Я на самом деле верил в свою страну и хотел ей служить. И служил не за страх, а за совесть, как и большинство комитетских, защищая даже не государство, а всех, кто в нём жил, трудился и строил великое будущее. Поэтому и говорю, что за просто так убивать обычных советских людей не стал бы. Даже если бы и узнал от того же Андрея, что эти люди могут со временем превратиться в предателей.

— Ну, хорошо, я понял твою позицию, — качнулся профессор. — Но что же тогда ты предлагаешь сделать Андрею? Как ему надо действовать, чтобы предотвратить неизбежное? Да еще в условиях, когда времени на раскачку почти не осталось. Всего три года пройдет и аллес: здрасьте, граждане, я — комбайнёр Миша, сейчас мы с вами учудим перестройку.

— Сложно сказать, — вздохнул Михаил. — Но, в любом случае, в настоящий момент Андрей действует довольно логично. То есть, не прёт на рожон, а тихо-спокойно налаживает контакты со мной и моими коллегами. Я думаю, он пока просто ждёт одного знакового события.

— Какого?

— Ноябрь-82. Смерть дорогого Леонида Ильича и избрание новым генсеком Андропова.

— А дальше?

— А дальше, я полагаю, начнётся самое интересное. Установка вновь заработает, межвременная связь восстановится, и мы должны быть к этому абсолютно готовы.

Смирнов откинулся на спинку дивана и замолчал. Молчали и остальные.

Подзатянувшуюся паузу прервала Жанна:

— Так что же ты всё-таки предлагаешь? К чему мы должны быть готовы?

— Мы должны быть готовы к тому, что Андрей раскроется перед моими коллегами и начнёт выдавать информацию.

— Информацию о будущем?

— Да. О том, что знает и помнит.

— И ему так просто поверят? — усомнился Синицын.

— Конечно же, нет, — усмехнулся Смирнов. — Сразу, естественно, не поверят, но обязательно начнут проверять. Вот поэтому-то Андрею и нужен правильный план. Как и в какой последовательности делиться знаниями. И какими именно знаниями. Я ведь недаром не стал передавать ему компромат на себя, а для начала просто сообщил о наиболее значимых предателях того времени. Причем, тех, кто служил в нашей конторе. Уж это-то проверить легче всего, да и интерес к этим данным будет реальный, а не на уровне "потрепались за жизнь".

— Ну, хорошо, — отозвалась Жанна. — Это он сообщит, а дальше-то что?

— Дальше, когда факты предательства подтвердятся, можно будет приступать к следующему этапу и говорить о том, что ожидает страну в самом ближайшем будущем.

— Ты думаешь, это поможет? — покачал головой профессор. — Всем ведь известно, что исторический процесс инерционен. Остановить его почти невозможно. Если экономика социализма не могла справиться с базовыми проблемами, то она так или иначе должна была проиграть соревнование с Западом.

— Шура, ты сейчас несёшь откровенную чушь, — нахмурился подполковник. — Не повторяй за другими разную ерунду. Какие, к чертовой бабушке, базовые проблемы?! Та экономическая модель, что существовала в Советском Союзе, позволяла спокойно и без особого напряжения жить и развиваться долгие и долгие годы. Проблема заключалась в другом. В неспособности и нежелании части советской элиты бороться за будущее страны. А серьезных проблем в нашей экономике по большому счету и не было.

— Как это не было? — всплеснул руками Синицын. — А гонка вооружений? А бессмысленная трата ресурсов на военно-промышленный комплекс и производство никому не нужной продукции? А закупка продовольствия у иностранцев? А глупости с поддержкой зарубежных компартий и всяких там африканских и азиатских стран? А война в Афганистане, в конце концов? Мы ведь её всё равно потом проиграли, зачем было так долго тянуть? Партизанское движение в тех местах подавить невозможно, тебе это каждый скажет.

— Отвечать буду по существу и по очереди, — дёрнул шекой Михаил. — Но начну всё же с последнего утверждения. Вот ты мне скажи, много ли ресурсов было у СССР в двадцатые-тридцатые годы? Больше, чем в восьмидесятые, или меньше?

— Странный вопрос. Конечно, меньше. Почти на порядок.

— Ага. И, тем не менее, с басмаческим движением в Средней Азии справились. А ведь это почти то же самое, что и Афганистан. Это сейчас западники вещают, а мы повторяем за ними, говоря, что всяких там террористов и экстремистов в принципе нельзя победить. Что они всегда были, есть и будут. Самое смешное, что и американцы с англичанами уже одерживали в 20-м веке победы над восставшим народом и перепрограммировали его затем на сотрудничество. Вспомни, например, послевоенную Грецию или менее известные нам Индонезию и Филиппины. Тут просто воля нужна и желание. Так что и у нас с Афганистаном всё получилось бы, если бы мы планомерно шли к своей цели, невзирая на мнение так называемой мировой общественности.

— Ладно. Будем считать, убедил, — нехотя согласился Синицын. — А что по поводу остального?

— Да, действительно, — поддержала профессора Жанна. — Почему нашу экономику тех лет ты считаешь устойчивой? И почему мы не должны были проиграть экономическое соревнование с Западом?

— Почему? — переспросил Михаил. — Хм, вопрос, конечно, интересный. Даже не знаю, с чего начать.

— А ты с начала начни, — хохотнул доктор наук. — Например, с разбазаривания ресурсов на производство тысяч и тысяч танков, которые потом порезали на металлолом.

— Ну что ж, с танков, так с танков, — пожал плечами Смирнов. — В конце концов, какая разница, что брать за основу.

— Что ты имеешь в виду? Какую основу?

— Основу, на которой держится общество, — пояснил фээсбэшник. — В данном случае мы будем рассматривать основу экономическую. А если еще конкретнее, то... как думаешь, какой главный ресурс растрачивался Советским Союзом при производстве излишних танков?

— Ну, какой-какой? Природные ископаемые, продукты их переработки, энергия.

— И всё?

— Еще люди. Их знания, умения... время.

— Вот. Добрались, наконец-то, до главного. Думаешь, я не понимаю того, что нам не нужно было такое количество танков, артиллерийских систем, кораблей, снарядов, прочего военного снаряжения? Всех этих старых сапог с гимнастерками и противогазами, пылившихся на складах десятилетиями. Добавь сюда еще и гражданскую продукцию, не пользующуюся спросом у населения и потому, с точки зрения современного потребителя, совершенно бессмысленную. То есть, олицетворяющую собой тупое разбазаривание ресурсов.

— Ну да, где-то так.

— Что ж, ты абсолютно прав. Если, конечно, рассуждать с позиции рыночника-либерала. Не надо производить то, что невозможно продать. Почему? Да потому что это не принесёт прибыли. А, значит, и пользы. Но сейчас попробуем посмотреть на это с другой стороны.

— С какой?

— Да хотя бы со стороны ученого, занимающегося фундаментальными исследованиями. Разве ты не мечтал когда-то о том, чтобы человечество совершило, наконец, рывок к звёздам, в глубины океана, к центру Земли, избавилось от болезней и войн? Чтобы люди не только думали о хлебе насущном и как приобрести новый смартфон, но и летали к другим мирам, раскрывали тайны Вселенной... путешествовали во времени, в конце концов. В реальности, а не в виртуальных грёзах.

— Ты прямо мысли мои читаешь, — натужно рассмеялся профессор.

— Ну, так, а я о чём? Поверь, Шур, всё это могло быть на самом деле. И, в первую очередь, благодаря обычным людям, рождённым не где-нибудь, а в СССР. Да, мы делали много неправильного. Совершали ошибки, куда же без них? Но главное было незыблемо — в основе всего в Союзе был человек. В том числе, и в нашей ныне ругаемой многими плановой экономике. Кажущееся бесполезным производство поддерживало то, что ни за какие деньги не купишь. Уровень населения. Огромное количество отлично подготовленных специалистов, умеющих работать и головой, и руками. Высокообразованное общество инженеров, рабочих, ученых. Не менеджеры по продажам, не офисные бездельники, не охранники в супермаркетах, не торговцы на рынках, не рекламщики всякой дряни, не ростовщики-банкиры, делающие деньги из воздуха за счет остальных. Нет. Именно в 70-80-е в нашей стране сложился, наконец, социум, готовый к рывку в будущее. Я имею в виду, готовый технически, но, увы, уже зараженный вирусом потребительства. Пусть и не в такой степени, как сейчас, но всё же больной.