— Эй, научная банда! — прикрикнул на них Константин, кивая на открытые ворота. Сарматы не заметили, как Линкен, Хольгер и оба лаборанта обогнали их и прошли вперёд, — теперь только они двое стояли перед входом.

— Отложи излучатели до обеда, — сказал Константин Гедимину, и тот растерянно мигнул. — Сегодня у вас с Хольгером другая работа. Твои плутониевые образцы отлежали два месяца, пора выгружать их и перерабатывать.

Гедимин мигнул ещё раз — за происходящими событиями и разнообразной работой он даже забыл о сроках выгрузки, и теперь ему было досадно.

— Хорошо, — сказал он, догоняя Хольгера. — Готовь разделитель. Сегодня выгружаем плутоний. Интересно будет сравнить его с ураном.

...Две тонкие прослойки обсидиана были брошены в кювету с меей; следом отправились два разобранных манипулятора и детали экспериментальных конструкций. Раздробленные в мелкую пыль остатки плутониевой "слойки" уже всплыли в разделительной ванне, и, судя по пене, реакция шла бурно; деформированный плутониево-ирренциевый стержень ждал своей очереди в плотном коконе защитного поля. Гедимин уже не мог его видеть — кокон был непрозрачным — но всё равно косился на него и недовольно щурился.

— Что не так? Он же не лопнул, — недоумённо пожал плечами Иджес.

— Много микротрещин и каверн, — поморщился Гедимин. — Зря только возился с его формой. Видимо, смеси для промышленного синтеза непригодны. Выход хороший, но выгрузка...

Он отошёл от разделителя, чтобы не мешать Хольгеру работать с установкой, и вернулся к верстаку. Там под защитным полем лежали шесть рилкаровых пластин, с одной стороны покрытых тонким слоем серой пыли. На каждую ушло десять граммов ирренция; отдельно Гедимин подготовил обсидиановые покрытия — пласты из мелкой обсидиановой крошки. Даже в таком виде линзы из вулканического стекла исправно работали — сармат уже проверил их на переносном излучателе. Оставалось закрепить покрытия и окунуть каждую пластину несколько раз в расплавленный рилкар...

... — Есть удельный выход! — громко объявил Константин, развернувшись от телекомпа к сарматам. Гедимин ждал, что результаты скажет Хольгер, и удивлённо мигнул, услышав голос командира. Оставив на верстаке остывающие излучатели, он встал и подошёл к телекомпу.

— Не хотел тебя отвлекать, — вполголоса объяснил Хольгер. — Ты работал с горячим рилкаром.

— Я же не мартышка, чтобы им облиться, — слегка обиделся Гедимин, но в долгий спор вступать не стал — интереснее было послушать, что скажет Константин.

— Твои предположения были верны, — признал командир "научников", повернувшись к Гедимину. — В плутонии синтез идёт быстрее, чем в уране. Ты получил ноль и двести двадцать шесть на "слойке" и ноль и двести девяносто девять на равномерной смеси. Кстати, я не ожидал, что стержень выдержит. Его от одного перегрева должно было порвать.

— Больше стержни делать не буду, — буркнул ремонтник. — Много возни, мало толку. А выход неплохой.

— Ноль и двести девяносто девять? — повторил Хольгер. — Чуть-чуть не дотянул до трёх десятых. Ускорение в полтора раза? А что с более тяжёлыми элементами? Есть смысл попробовать на них?

Гедимин покосился на Константина — по прежнему опыту, тот должен был сузить глаза и сказать что-нибудь резкое, но промолчал и с интересом посмотрел на ремонтника.

— Смысла нет, — качнул головой сармат. — Быстрее, чем с плутонием, не получится. Только усилится побочное излучение. Удобнее всего был бы нептуний...

— Значит, работаем дальше с плутонием, — подвёл итоги Константин. — Ирренций будет нужен, или можно отнести его в хранилище?

— Я отнесу, — сказал Гедимин. — Мне для работы достаточно.

10 апреля 44 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Последняя, шестая, экспериментальная установка заняла место у стены. Это была "контрольная закладка" — обычная одинарная плутониевая пластина под облучением, никаких дополнительных источников частиц, ни подогрева, ни охлаждения. Гедимин прошёл вдоль ряда, в последний раз взглянул на установки и накрыл каждую из них дополнительным защитным полем. Несмотря на все усилия по прокладке вентиляции, температура в лаборатории ощутимо повысилась, — тепло распадающегося плутония всё-таки просачивалось сквозь защитные поля. "Как в первом убежище," — Гедимин вспомнил влажную жару, встречавшую каждого, кто пробирался в его первую лабораторию под свалкой, и едва заметно усмехнулся. С влажностью удалось справиться, а вот охлаждение следовало усилить. Сам по себе плутоний так не нагрел бы комнату, — жара добавляли две "расплавленные" установки — облучаемый плутоний в расплаве и расплавленная смесь двух металлов. Последнее вещество, когда Гедимин смотрел на него перед включением дополнительной защиты, уже начинало пузыриться, — гелий, выходя из расплава, приподнимал колышущуюся красную массу. Сармат проверил температурные датчики — вещество пока было достаточно горячим. Оно должно было оставаться жидким до самого дня выгрузки, — Гедимин хотел проверить, как пойдёт синтез в расплаве. От опытов с плазмой пришлось отказаться сразу — не было никакой возможности забрать из неё "готовый" ирренций.

На закрытых изнутри воротах мигнул жёлтый светодиод — кто-то снаружи пытался открыть их, не обратив внимания на знак блокировки. Гедимин, ещё раз проверив подключение всех кабелей, открыл ворота и вышел, тут же закрыв их за собой. Иджес, дожидавшийся его у двери, привстал на пальцах, но ничего не успел увидеть и разочарованно хмыкнул.

— Что, и посмотреть не дашь?

— Один уже насмотрелся, — недобро сузил глаза Гедимин. — Теперь я буду работать без посторонних. Что у тебя? Проблемы с печью?

— Нет, всё работает, — ответил Иджес. — Хольгеру прислали какие-то штуковины для твоего реактора. Хочет, чтобы ты на них посмотрел. А я тут подумал — а если, наоборот, не нагревать плутоний, а охлаждать?

Гедимин мигнул, пристально посмотрел сармату в глаза, — думать о плутонии механику было несвойственно, как правило, он держался от опытов Гедимина как можно дальше.

— Охлаждать? Что это даст? — спросил он. Иджес пожал плечами.

— Ну, может, он сожмётся от холода, и проще будет слепить два атома в один...

Гедимин мигнул ещё раз.

— Маловероятно, — сказал он. — Но хорошо, что ты об этом сказал. Можно будет попробовать.

В последние недели у сармата было много работы, иногда он даже забирал её с собой в барак, — графитовая схема оказалась сложнее, чем можно было подумать по чертежам. Но возня с северянским синтезирующим реактором только отвлекала от досадных мыслей — и то не всегда; чем меньше времени оставалось до его запуска, и чем ближе был доступ к десяткам килограммов плутония, тем яснее Гедимину становилось, что он не знает, что с этим плутонием будет делать. Несколько относительно свободных вечеров он просидел в информатории, копаясь на сайтах "Тёплого Севера" и перечитывая конспекты из Лос-Аламоса, но отсутствию результатов даже не удивился. "Тут нужен человеческий мозг," — думал он иногда, пытаясь охладить перегретую кровь купанием в озере или холодным душем. "Из трёх способов увидеть четвёртый. Придумать что-то совсем новое. Мы так не умеем."

— Эй, атомщик, — Иджес, увидев, что глаза Гедимина потемнели, а взгляд опущен, ткнул сармата в бок. — Хватит! Твой Герберт тоже не спешит похвалиться готовым реактором. А у него там и плутоний, и целый институт ядерщиков. Видимо, не в этом дело.

Ворота "чистой" лаборатории были открыты настежь, с них временно сняли дозиметрическую рамку. В проёме стоял небольшой робот-перевозчик. Из лаборатории доносился непрерывный гул, перемежаемый приглушённым грохотом, — Иджес и Линкен поработали над звукоизоляцией для шаровой мельницы, и шума стало гораздо меньше. Механик заглянул в дверь, помахал Линкену и ушёл к печи. Гедимин вошёл в лабораторию и огляделся в поисках Хольгера.

Рабочий стол химика передвинули к другой стене, подальше от угла, занятого шаровой мельницей; вместе с ним переехал Константин со своим телекомпом. Он был в звукоизолирующем шлеме и появления Гедимина не заметил. Хольгер, тоже в шлеме, стоял рядом с Линкеном у грузовой шахты, проделанной в одной из внешних стен и помогал прикреплять ящик, обмотанный чёрным непрозрачным скирлином, к спине робота-уборщика. Гедимин подошёл и посмотрел на ящики, сложенные у выхода из шахты. Никаких маркировок на них не было, и они выглядели чистыми, но на полу рядом с ними осталось немного чёрной пыли.

— А! — Хольгер, заметив какое-то движение, повернулся к ремонтнику и приветственно пошевелил пальцами. — Ты уже здесь. Последний месяц тут громко. Тебе прислали что-то — вон те ящики ближе к двери. Константин не хотел, чтобы их вскрывали без тебя.

Гедимин кивнул и покосился на шаровую мельницу. Робот-уборщик уже поднялся вдоль стены к приёмной шахте и теперь, вскрыв ящик, вытряхивал из него остатки сырья. Гул стал громче.

— Помочь? — спросил Хольгер, кивая на запакованный груз. Гедимин отмахнулся и поднял один из ящиков. Кажется, внутри были крупные детали, судя по весу — стальные или из плотного сталистого фрила.

Возвращаясь за третьим ящиком, сармат столкнулся с Константином — тот нёс ему навстречу четвёртый. У телекомпа сидел Альваро и что-то набирал, поминутно сверяясь с листком из ежедневника.

"Не надо," — жестом сказал Гедимин. Константин положил ящик на платформу, махнул рукой и пошёл за следующим.

Через три минуты они вышли в коридор, и перевозчик выехал за ними. На платформе уже не осталось места для сарматов, но и ехать ему было недалеко — до конца коридора, к помещению с графитовой печью. Все конструкции для реактора Гедимин обрабатывал там, за стеной защитного поля. Она немного защищала от перегрева — воздушные насосы плохо справлялись с охлаждением графитовой печи.

— Не лаборатория, а угольный трюм! — выдохнул Константин, на минуту сняв наушники и отстегнув респиратор.

— Ещё полмесяца, если не задержат поставки, и мы уйдём, — пообещал Гедимин. Командир отмахнулся.

— Я помню, что сам всё это предложил, — сказал он. — Сиди в лаборатории, сколько нужно. Теперь уже поздно убирать оттуда твои агрегаты. Но в следующий раз ставь их в своих помещениях. Их у тебя целых два.

...Ящики были вскрыты; Гедимин, увидев их содержимое, в этот раз даже не поморщился, а только пожал плечами.

— Не то? — спросил Константин, подбирая одну из железяк и роняя её обратно. — Да, вижу, что не то. Использовать можно?

— Всё можно использовать, — буркнул сармат, недовольно щурясь от лязга металла. — Я думаю — надо было сразу ставить сталепрокатный цех.

Константин хмыкнул.

— Да, по снабжению мы от Лос-Аламоса пока отстаём. Ну что, будешь работать? Прислать тебе кого-нибудь?

Гедимин качнул головой.

— Все заняты. Иджес поможет, если что. Он предложил охладить плутоний — сделать охлаждаемый образец.

Константин мигнул.

— Что, и механик уже под твоим влиянием?.. Смысла не вижу, но плутония у нас много — попробуй. Я по-прежнему за шар холодной плазмы.

— Рванёт, — уверенно сказал Гедимин.

— Да? — Константин посмотрел ему в глаза и пожал плечами. — Ладно, тебе решать. Я пойду — новое задание из Порт-Радия...

Гедимину стало неловко.

— Что там? Нужна моя помощь? — спросил он.

— Занимайся своим делом, атомщик, — покачал головой командир "научников". — Мы с Альваро справимся. В крайнем случае — Хольгер поможет.

15 апреля 44 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Ёмкость с жидким азотом была всего одна, к тому же тщательно термоизолированная, но в помещении стало ощутимо прохладнее. Гедимин прикрыл последнюю, седьмую, экспериментальную "закладку" защитным полем и отошёл от неё. От остальных она отличалась незначительно — только близостью к жидкому азоту и крайне низкой температурой.

— А не рванёт? — опасливо спросил Иджес, заглядывая в помещение. "Опять двери не заблокировал," — досадливо сощурился Гедимин.

— Может, — хмуро сказал он. — Не ходи сюда.

Он не хотел уходить из лаборатории — здесь было значительно легче дышать, чем в помещении с графитовой печью и частично собранными конструкциями северянского реактора. Последние дни приходилось много резать металл, много варить и паять, и Гедимин сам не отказался бы от переносного сосуда с жидким азотом. "Водяного охлаждения" — нескольких канистр с солёным раствором, каждое утро ожидающих его на рабочем месте — было явно недостаточно.

— Всё как раньше, — сказал Иджес, в очередной раз заглянув на "половину" Гедимина. — Много странной работы — и ты с лучевой сваркой, мокрый, как из озера. И ни одна макака не знает, чем мы заняты.

Гедимин, на секунду отвлёкшийся от мыслей о синтезе ирренция, невесело хмыкнул.

— Не уверен. За Фюльбера я не поручился бы.

Он уже сам не знал, что из его занятий законно, а что — нет, и сейчас ему было не до таких тонкостей. Графитовая печь — а также Иджес, и Линкен, и даже поставщики из Порт-Радия — справлялись со своей работой, и часть "начинки" реактора должна была быть готова ещё до того, как Гедимин закончит внешние конструкции. Константин пообещал помочь с управляющим модулем — то, что мог сделать сам ремонтник, было надёжным, но слишком грубым. Дело было за ураном; с такими количествами урана Гедимин не работал давно, и это были не готовые сборки, и никакой автоматики не предполагалось. В лучшем случае, как говорил Константин, им должны были прислать "лом и некондицию" — бесформенную гору, якобы оставшуюся после аварий, сбоев оборудования и проблем на складах. Гедимин рассчитывал на поставки, но иногда думал, что в случае чего сможет проделать три-четыре незаметные скважины в лесу, — несколько фунтов сольвента всегда под рукой.

...Брошенный в глаза комок земли с остатками растительности пролетел мимо, слегка зацепив щёку Гедимина; в следующую долю секунды он перехватил руку противника и резко дёрнул вверх, одновременно закручивая немного в сторону. С приглушённым шипением Мафдет Хепри откатилась к ближайшему дереву и там уже встала на ноги, выставив вперёд левую, неповреждённую руку. Выпускать её из виду не стоило, но можно было секунду передохнуть.

"На самом деле скорость синтеза не может зависеть от агрегатного состояния или температу..." — додумать сармат не успел — от сильного удара по сухожилию его правая нога согнулась, и он наклонился вперёд. Что-то повисло на его спине, с силой хлестнуло ребром ладони по шее, чуть ниже подбородка, и у сармата зазвенело в ушах. Он хотел впечатать противника в дерево за спиной, но второй уже висел на его плечах, и спустя полсекунды Гедимин лежал ничком, а на его спине сидели сёстры Хепри.

"И вброс электронов тоже не должен на неё влиять," — угрюмо думал сармат. Шея слегка ныла; кто-то из сидящих на спине, так и не дождавшись реакции от поверженного противника, потыкал в неё острым куском фрила.

— Heta, — буркнул сармат, рывком поднимаясь и стряхивая с себя самок. На правую ногу было неприятно ступать — на удары в живот или пах он уже почти не реагировал, и сёстры предпочитали бить по сухожилиям и не всегда соизмеряли силу.