Но он не понял меня. Просто не понял. В их языке не было таких слов, как "в шутку" или "серьезно". Он просто повторил, что сказал — решил, наверное, что я не расслышал.

— Ты полагаешь, я пришел с Цафона? — уточнил я.

— С Цафона или с другой горы, или из глуби морской — но не похоже, чтобы тебя послали морские боги — или даже из бездны, которая под землей, но на это тоже не похоже. Ты сам знаешь, Вестник, где живут твои божества, а я знаю, где живет мой царь и мой народ.

— Ты полагаешь, божества существуют? — спросил я его по-другому.

— Ты полагаешь, существуют море, ветер и суша? — отозвался он.

— Но божества не видны человеку, — ответил я.

— Не виден и ветер, но он рождает волны на море. Не видно дыхание зари, но оно рождает росу на траве. Не видно, как в животе у женщины образуются кости и плоть ребенка, но так приходим мы в этот мир. Такова и воля живущих на Цафоне, даже когда она нам не видна, — ответил он бесстрастно.

— А если, — спросил я его, — придут дни, когда мудрецы откроют путь ветра, исчислят точку росы, заглянут во чрево женщины, не повредив ей? Будут ли тогда на свете божества?

— Будут ли тогда мысли в сердце человека, вестник? Будет ли радость в печени твоей, горе в кишках врагов твоих? Будет ли жить дух в твоих костях, будет ли он стремиться к небу? Будет ли желать счастья дому своему и погибели врагам своим? А это в руках богов.

— Или одного Бога? — продолжал я свой диспут.

— Или одного, — согласился он, — если ведает человек имя своего бога.

Я не знал, что ему ответить. Проповедовать ему единобожие? Но тут нужна была не голая идея, а полноценная религия со всеми подробностями. Изобретать ее как-то не хотелось. И тогда я решил прежде всего разобраться с его собственной религией:

— Ты поклоняешься божествам, но противостоишь их служителям?

— Служители божеств — это люди, и склонны они к порокам. Царь может служить божествам не хуже жрецов! — отрезал он, и было видно, что богословские дискуссии его несколько утомили.

— Давай лучше поговорим о нашем деле, — предложил я, — насчет Вестницы, которую мы будем освобождать из рук жрецов.

— Скажу тебе, что трудно будет нам уйти на этом корабле, — сказал он очень серьезно, — в Библе корабли и больше, и быстрее. Но даже если бы наш корабль летел быстрее ветра, мы не сможем покинуть Библ и направиться в Арвад. На самой пристани в Арваде нас встретят храмовые псы, и... нет, нам надо поступить иначе.

— А ты уверен, что Вестница вообще захочет плыть в Арвад, где с ней обошлись так грубо? — спросил я.

— Разве не захочет она стать царицей Арвада? — ответил он с полной уверенностью, — особенно после того, как мы с тобой спасем ее от смерти.

Я предпочел не развивать эту тему. Главное было сейчас — выцарапать Юльку у библских фанатиков. А там разберемся, в Арвад, или еще куда. В любом случае, в Угарит возвращаться мимо Арвада, и если можно будет по ходу дела устроить маленький государственный переворот и привести ко власти в соседнем государстве законного и дружественного нам наследника, это нам, я полагал, пойдет на пользу.

— Умеют ли посланцы Цафона плавать? — уточнил Иттобаал.

— Умеют, — ответил я уверенно. Сам я плавал неплохо, Юлька, по моим наблюдениям, тоже держалась на воде. Хотя, если море будет таким, как сегодня...

— Это хорошо. Если нам и удастся уйти из гавани, то уж корабль точно придется покинуть. Его слишком легко заметить в море, не уйти ему от погони.

— А что будет с ним?

— Он пусть возвращается в Угарит. Его догонят жители Библа, обыщут — но что можно взять с бедных торговцев? Впрочем, что можно будет, то и возьмут. И отпустят их домой.

— А мы?

— А мы переждем всю это погоню на берегу и доберемся в Арвад по суше. Возможно, кружным путем. У меня есть с собой серебро, и я умею договариваться с жителями суши — наше путешествие не будет долгим и трудным.

— Послушай, — сказал я как можно тверже, — ты считаешь меня посланцем божеств с Цафона. И при этом ты всё решаешь сам, и даже не спрашиваешь моего согласия. Как это может быть?

— Когда я попаду к тебе на Цафон, — невозмутимо ответил Иттобаал, — я вручу душу мою в твои руки, пойду по стопам твоим и сделаю, что ты скажешь мне, Вестник. Но пока мы по финикийскому морю плывем из одного города финикиян в другой их город, это я буду указывать тебе дорогу. Да если бы знали Вестники наши пути, знали коварство наших жрецов и жадность наших торговцев, разве плыли бы мы с тобой теперь на поиски сестры твоей Вестницы?

— И то правда, — пришлось согласиться мне.

Замысел его выглядел вполне подходящим. Впрочем... Была в нем одна деталь — неясная, но очень существенная.

— Хорошо, — сказал я, — только скажи мне, как собираешься ты вытащить Вестницу из лап жрецов?

— А вот этого я не знаю, — простодушно ответил Иттобаал, — вы с ними ведете переговоры, вы им читаете письмена, вы называете себя Вестниками богов — значит, вы сами разберетесь, как именно избавиться от них. Молния с небес или что-нибудь такое...

— Иттобаал! — я аж поперхнулся.

— Вот я, — отозвался он вполне по-библейски.

— Иттобаал, разве называл я себя Вестником богов?

— А разве возражал ты, когда тебя так называли?

Вот уж действительно: назвался груздем... назвался посланцев богов — полезай к жертвеннику. Не на том ли и Юльку заловили?

— Я человек, Иттобаал, как и ты, — решительно сказал я, потом помолчал и добавил, — и почитаю Единого Бога, сотворившего небо, море и сушу, и нас с тобой. Я не верю Баалу и Астарте, не верю Ададу и Илу...

— Не хочешь, не верь, — спокойно ответил Иттобаал, — если твой Бог достаточно силен, тебе это и не нужно. Он скажет тебе, как вызволить вестницу, сестру твою?

— Не сказал пока, — вздохнул я тяжело, — нам самим придется с этим разбираться. А Его... Его будем молить, чтобы всё у нас с тобой получилось.

— Хорошо, — согласился Иттобаал, и добавил, промолчав, — А я еще призову Владыку Морского и Лунную Госпожу, может быть, они нам помогут. Так надежнее. Только как мы будем с тобой спасать Вестницу?

Следующий час, и другой, и третий мы провели в разговорах о Библе. Иттобаал рассказывал мне о жителях его и нравах, чертил на палубе угольком план города, описывал, как охраняются и когда закрываются ворота, где расположены храмы и дворцы, как поднимается в городе тревога и как собирается городское ополчение. Выходило, что для успешного штурма хватило бы всего-то одной роты спецназа при поддержке вертолетов и катеров... За полчаса бы управились, не вопрос. Один взвод поднимает шум у городских ворот, в это время с другой стороны ставится дымовая завеса, саперы делают пролом в стене, два взвода идут на поиски... Только не было у нас этой роты и этой завесы. Были только хилые моряки и землепашцы, и тех немного, да мы с Иттобаалом, да верный мой Петька — вот и весь спецназ. И техника раннего железного века, местами переходящего в бронзовый. Только и всего. Любая попытка штурмом взять что бы то ни было в Библе привела бы только к стопроцентным потерям в нашем отряде, и при этом уже было абсолютно неважно, куда бы мы успели за это время проникнуть и сколько врагов положить.

Так что в Библ мы торопиться не стали. При таком ветре мы, пожалуй, могли бы дойти до него к закату того же дня, но Иттобаал за пару часов до заката показал нам место стоянки — небольшую бухточку под защитой каменного мыса с песчаным пляжем и парой домиков неподалеку от берега. Никого, кроме нас, не было видно до самого горизонта. Иттобаал уверенно показывал нашему капитану, куда направлять корабль (тот при помощи еще одного морехода едва управлялся с тяжеленным кормовым веслом) и минут через пять таких маневров корабль мягко ткнулся носом в прибрежный песок. На мель налетели!

Но моряки мои были совершенно спокойны. Они попрыгали в воду, потянули с носа корабля толстый канат, вытащили его на берег, а там перекинули его через невысокий и толстый столбик, торчавший на границе песка и камня и, пользуясь им как блоком, стали вытягивать корабль на сушу. А как, интересно, собираются они его обратно тянуть? Руками толкать? И зачем так мучатся, если есть якорь?

— Море неспокойно, — пояснил Иттобаал, — если Владыка Морской ночью разъярится, якорь нас не удержит. Так будет спокойнее.

Он распоряжался настолько уверенно, а моя команда слушалась его с таким доверием, что сомнений у меня больше не возникало. Пора было заняться ужином. В ближайшем домике нашлась простая глиняная посуда, бронзовый котел (ценность по нынешним временам!) и несколько глиняных статуэток, ну куда же тут без них... Божества. Так что первым шагом при подготовке к ужину стало возлияние: капитан с Иттобаалом налили в глиняную чашу немного вина, и, бормоча что-то очень благочестивое, опустились перед статуэтками на колени, потом и вовсе пали ниц, но лежали недолго — секунды две — и сразу встали. А потом вылили вино на земляной пол — и с удивлением оглянулись на меня.

— Ты плаваешь по морю, Вестник, и не хочешь почтить его Владыку? — с удивлением спросил меня Иттобаал.

Религиозные чувства своих спутников я уважал, но... теперь, когда мы плыли выручать Юльку, когда всё было настолько всерьез, я не хотел играть в такие вещи. Особенно после той ночи.

— Мой Бог — Бог Ревнитель, и не желает он, чтобы у меня были другие боги перед лицом Его, — ответил я, цитируя, как мог, первую заповедь. Которая, между прочим, в этих краях прозвучит еще не скоро.

— Понимаю, — с уважением отозвался Иттобаал, а капитан и вовсе ничего не ответил. Он вообще попался мне неразговорчивый. Я даже не был точно уверен, как его зовут — команда называла его "старшим на корабле" или просто "старшим", по-угаритски Раббу-Анийи или Раббу. Было то имя или должность — да какая, в сущности, разница? Так его называли, и мне этого было достаточно. В конце концов, "Иттобаал" — это тоже целая финикийская фраза, переводится "с ним Ваал" или "с ним господин". С ним и был его бог Ваал, с ним был и его царь Мальки-Адад, чье имя тоже имело свое значение ("мой царь — Адад"). В этом мире границы между именами и прочими словами, и между словами и явлениями были вообще довольно прозрачны и условны...

Поужинали мы на скорую руку, вяленым мясом и уже довольно черствым хлебом, попили вина. Я попытался вернуться к обсуждению завтрашних планов, но Иттобаал сказал что-то вроде "завтра будет виднее" и стал готовиться ко сну в тесноте маленького домика — караван-сарая финикийских мореходов. А я вышел к берегу подышать и полюбоваться закатом.

Волны с мощным шуршанием накатывались на песчаный пляж, совсем рядом темнела туша нашего корабля, а над горизонтом багровели закатные облака. Завтрашний день не обещал быть ясным. В другой части неба, над горами, уже бледнел тоненький серп месяца — буквой С, значит, "стареет". Совсем уже состарилась луна, скоро новолуние.

Вода была уже по-осеннему прохладной, но все равно захотелось искупаться. Морская вода мне обычно проясняет мозги, особенно такая — прохладная, бурная. Выгребая на берег, пытаясь нащупать в прибое дно под ногами, я уже не переживал. Владыки моря и луны, говорил Иттобаал... ну что ж, он прав. Владычица Библа нам точно не союзница — а вот море наше. И ночь может быть нашей. Выцарапать Юльку на ночную морскую прогулку, пока луна не выросла, пока не видно ни шиша — и ходу, на веслах, в полной темноте. Иттобаал тут все знает, он и ночью корабль проведет. Помогите нам, влады...

Так, что это я, языческим божествам молиться начал? Ну точно, с кем поведешься... Хотя... Верит ли в них сам Иттобаал — еще вопрос. Он признает наличие в мире сил, неподвластных человеку, он старается на них повлиять, так не то же ли самое делаем и мы? Не приносят ли в том, другом моем времени жертвы Господину дизайна в виде евроремонтов или Владычице душ наших у психотерапевтов? А уж все эти выборы-выборы, кандидаты — жрецы, избиратели — бараны? Жертвы идолу вертикали, алтарю власти, призраку демократии? Просто чтобы было, потому что надо, чтобы было. Ну, а тут — свои владыки. Другие слова, другие понятия — а по сути похоже.

— Ты хорошо плаваешь, — с удивлением сказал мне Иттобаал, когда я вылезал на берег. Оказывается, он следил за моими процедурами. — Я и не знал, что на Цафоне так умеют плавать! — добавил он, подавая мне какой-то кусок холста, чтобы вытереться.

— Да брось ты про Цафон, — ответил я, — мы из Москвы. Сам я из Сокольников.

— Мос-кеба или Цафон — откуда знать нам имена ваших гор? Но разве подле Москебы есть море?

— Нет, ответил я, — поэтому мы сюда к вам и приехали. Но немного не рассчитали со временем.

— Я не понял твоих слов, Вестник...

— Неважно, Иттобаал. Кстати, зовут меня Веней. Бен-Ямин на вашем языке. И вообще, не в именах дело. Ты тут говорил... в общем, мы можем вытащить Йульяту под каким угодно предлогом из города на берег моря? Безлунной ночью?

— Безлунной?

— Именно безлунной. Или нет, лучше, чтобы был тоненький месяц, чтобы была совсем новая луна...

Иттобаал молчал долго, и его бронзовое в закатных лучах лицо не выражало практически ничего. Но мне было видно: он расслышал вопрос. И у него, возможно, есть даже ответ...

— Вестник... Бен-Ямин... ты можешь подать ей знак? Ты можешь сообщить ей, что должно говорить жрецам?

В глубинах моего походного рюкзачка еще болталась пара бумажек из "прошлой" (а на самом деле будущей) жизни — чья-то визитка, проспект турфирмы и всякое такое. Паспорт я оставил в гостинице, за три тысячи лет после. И ручка моя еще не иссякла.

— Кажется, да. Я могу начертать такие письмена, которые поймет только она.

— Тогда всё просто, Бин-Ямин. Слушай меня. Ты напишешь ей послание, но не будешь никому говорить, что ты вестник. Мы просто купцы, я — из Арвада, ты... ну, на угаритянина ты не похож... на киликийца или аморея тоже... что же, ты купец из далекой страны Москебы, племени Соколь или как его там, хочешь узнать цену на пурпурные ткани. Только и всего. И найдется при храме жадный до пророчеств человек, он пожелает узнать, о чем сказано в послании — и кто же прочтет его, как не Вестница? А если и не будет такого, неужели не найдется в руке твоей серебра, чтобы послание доставили ей за плату?...

Он говорил, и всё становилось ясным и понятным, как после морской воды. Как же мне повезло с Иттобаалом!

Следующим утром море неожиданно успокоилось, накрапывал мелкий дождь — первый в этом году! Мои мореходы ловили его ртом и скакали как дети — боги не оставили их поля и сады без пресной воды! Жив будет Угарит и народ его! И какой же это благой знак для нас — отправляться в путь при первом дожде! Боги точно пошлют нам удачу, иначе зачем подавать такие знаки?

А пока можно было не торопиться с отплытием — Библ был совсем рядом. Час или два можно было потратить на важное дело — в Библе вряд ли удастся "мирным торговцам", какими мы будем нам притворяться, заняться военной подготовкой, не вызывая подозрений. Драться на мечах меня никто и никогда не учил, разве что в детстве мы играли в мушкетеров, размахивая палками. Но там было все очень весело и забавно... А тут — мокрый берег, скользкий и непривычный меч в руках, тяжелое дыхание. Иттобаал, который наносит и наносит учебные удары, и смеется: Вестник с Цафона не умеет драться на мечах! И моряки мои образуют молчаливый, заинтересованный круг. Смотрят, как я учусь убивать. Вот уж никогда не думал, что снова придется...