Зверь лютый. Книга 24. Гоньба

Разнообразные "певцы России, которую мы потеряли", будучи антикоммунистами, не понимают, что воспевают общество, в котором большинство населения жило "по-социалистически". Следующий шаг в этом направлении "к истокам" — коммунизм. Такой... первобытно-общинный.

"Корпус фратрум" звучит в большевистской аграрной программе: "отнять и поделить".

"Вышли мы все из народа. Дети семьи трудовой".

Каждому "детю" в "семье" — равную долю. Так — у большевиков, у народников, у Карла Великого, у Криве-Кривайто... Выражено ещё в раннем римском праве.

Франкское королевство имело ту же юридическую основу: поделить поровну между всеми сыновьями. Так же делится империя Карла Великого в Вердене между его внуками.

Сыновья Карла — не делили. У Карла Великого было штук двадцать детей от, примерно, восьми последовательных жён. Империю поделили между тремя сыновьями при жизни Карла. Но в последний момент двое померли. Остался один Людовик I Благочестивый, провозглашённый отцом соправителем ("императором Запада").

У франков и у славян — сходное родовое право. Франки начали чуть раньше. Сколько веков между крестившимся на Рождество 25 декабря 496 г. Хлодвигом и Владимиром Крестителем? Хлодвиг делил земли именно так. "По-русски". А вот дальше у них, больно и нелинейно, происходит "переход к сеньёральной системе". Так же — Польша, Чехия и Моравия.

На Руси принцип общего семейного владения держится очень долго. У Дмитрия Донского делятся между сыновьями доходы от Москвы — совладение.

Дробление владений ведёт к обнищанию аристократии. Князья и бояре окрестьяниваются — потомки героя России князя Пожарского в 18 в. пашут землю. Но иного — не хотят. Попытки Петра Великого ввести в России майорат натыкаются на мощнейшее, временами — довольно изощрённое, сопротивление дворян. "Не по понятиям" — нарушение традиции.

"Русская Правда" и "Устав Церковный" почти не касаются вопросов наследования. Они оговаривают защиту имущественных прав приёмных ("привенчаных") детей, передачу наследства незамужним дочерям боярским (что противоречит военной функции феодала). В остальном — по духовной (завещанию). Что означает, как правило — "всём сёстрам по серьгам".

Есть детали проявления этого закона применительно к правителям. Например, разделение на коренные и новые территории. Сыновья монарха получают наследство не одним куском, а и в той, и в другой части. "Чересполосица" крестьянской общины воспроизводится на уровне государственного устройства. В "Слове о полку..." князья обязаны защищать Русь за "причастие в Русской земле". "Причастие" здесь имеет смысл не церковный, но имущественный — у каждого во владении часть общего имения.

Есть вещи неделимые. Титул, корона. Корона отдаётся старшему сыну. Передаётся по старшинству между братьями. "Лествица". Поддерживаемая не имущественно (имущество — у всех поровну), но морально. Авторитетом старшинства, традицией уважения. При утрате уважения — рушится полностью.

Через два года именно этим — "корпус фратрум", возвращением "к истокам и скрепам", к "преданьям старины глубокой" — я долбал рюриковичей в Киеве.

Владимир Креститель — Святой? Раньше — было лучше? Так устремимся же в те благословенные, счастливые времена! Когда небо было синее, вода — мокрее, а законы — праведнее.

Набивая те, уже обветшавшие слова совсем раннего, новорожденного феодализма — новыми смыслами.

* * *

— Жиздор на этом латинском обычае — майорат называется — вырос. Ему этот закон, его право Русью править — с младенчества в уши вдували. Там не одно поколение бабья из латинских земель. А дети сперва растут на женской половине. Он знает, он уверен, "с молоком матери восприял", что Русь — его владение. Не потому, что умнее, сильнее, храбрее... Он — старший сын старшего сына. Поэтому он — законный. Любой другой — вор, узурпатор. Как ты веришь в Покров Богородицы, так он верит в своё первородство.

Я хорошенько подумал, вспоминая всё известное мне о Жиздоре. Немного. Как-то у меня других дел... Поташ, знаете ли, хрусталь варёный, чугуний, мездрение с пикелеванием...

— Говори.

Андрей принял свою обычную позу: откинул голову, смотрит прямо в лицо полуприкрытыми глазами, рука крепко вцепилась в посох.

— У тебя, Андрейша, правда — святая. А у него — родовая. Оба вы упёртые. Миром вам не разойтись. Жиздор будет биться. Потому что верит в своё право. Потому что очень не любит Юрьевичей. Помнишь, как его из Курска выгнали? Куряне тогда сказали: "Любы нам мономашичи. Но из всех мономашичей более всего любим мы юрьевичей. Вот бог, вот порог. Уходи".

И плевать было тем ребятам в Курске, что прислал князя — его папа, "лично товарищ государь", Великий Князь Киевский.

"Закон? Воля государева? И чё? Не любо. Пшёлты".

— Мачечич против Жиздора... мусор с гнилью. Киевляне Жиздора призовут. И Киев, и Рось будет за него. Он неровен и порывист, он не хочет разбираться в сути, в реальности. Не хочет понимать, что ты сильнее. И не будет. Пока не сдохнет.

Тут я снова хорошенько подумал. Я так всё равно сделаю. Просто потому, что этот, лично мне незнакомый Жиздор — вот такой человек. С такими тараканами в голове, с такой властью в руках. В вот такой ситуации.

— Прикажи. И он умрёт. И многим добрым людям — его смерть жизни спасёт.

Факеншит! Болтанул неподумавши! Прорвало Ваньку сдуру.

Сказанное — ересь! Государственное преступление! Измена и крамола! Рюриковичи неприкосновенны! Одна только мысль — основание для смерти. "Замыслил худое на государя" — покойник. Но... Но ведь правда же!

— "Княжья смерть" поиграться хочет?

Вспомнил. Обычно это моё прозвище, полученное после убийства Тверского князя Володши Васильковича на пиру после взятия Янина, вспоминают только шёпотом. И — не часто.

В устах Боголюбского, самого — князя, есть и особый оттенок:

— Сегодня его зарежешь, а завтра меня?

Я подымаю глаза.

Ему в лицо.

Давай поиграем.

В гляделки.

Как ни тяжек твой взгляд, а мне — не в новость.

Я тоже умею глядеть в глаза.

И ещё — улыбаться.

Я не пирожок с надписью "Съешь меня" в сказке про Алису. После чего можно прощаться со своими ногами, оставшимися где-то далеко внизу. Те, кто пытались меня съесть — попрощались. Не с ногами — с головами.

Это — не угроза.

Просто — информация.

Знак на трансформаторе.

"Не влезай — убью".

Кажется — дошло. Кажется — наши гляделки внушили... "наличие границ допустимого".

— Нет. Родную кровь проливать — грех.

— Как скажешь. Государь.

Чётко — фиксирую статусы. Ты, в это момент, мне не брат, не Андрейша, не князь суздальский. С этими — я могу поболтать. Спорить-договариваться. Но никто из них мне не указ, не "высочайшая воля". А вот тут я — сам! — объявляю тебя государем. Не — суздальским, не — русским.

Своим.

Первый? — Не знаю. Один из немногих. Пока.

Помни.

Цени.

А по теме...

Ответ я получил. Прямого приказа — не будет.

Твоё решение, Андрей... интересно. Его смысл... Я истолкую "своеобычно".

Точное слово — согласно "своему обычаю". Обычаю думать и делать по-своему. Не — "все это знают". Потому что меня воротит от средневековой, святорусской "всехности". От набора сию-местных, сию-эпохнутых как-бы всеобщих стереотипов.

Исполняя "букву" приказа, я наполню её своим "духом". "Дьявол кроется в мелочах". Вот туда и отправимся.

Прямого приказа — не будет. Но и прямого запрета — нет.

"Если встретишь Джавдета — не убивай его" — не прозвучало.

Свобода действий.

Если я не рюрикович, то греха на мне нет. Мне Жиздор — не "родная кровь". Дальше мелочи мелкие — сделать и не попасться. Ну, это-то мы... вопрос техники.

"Если" или "пока"?

Пока я не признан родом, не объявлен рюриковичем, пока я "ублюдок лысый безродный" — я "в своей воле". Про мою придуманную "рюриковизну" знают четверо: я сам, верный Ивашко, "тётушка" Софья Кучковна, да ты, братец мой Андрейша. И пока ты, только ты, не объявишь меня публично братом своим единокровным — остановить истребление рюриковичей этим аргументом ты не сможешь.

Или — признать меня братом. Пусть младшим, но равным. Третьим среди Юрьевичей. С определённым местом в порядке наследования, с местом "ошую" (у левого плеча, второе место по почётности) во всякой церемонии.

Выбросить кучу рассуждений отцов церкви и пророков о внебрачных детях, их "некошерности", их неизбежных муках в мирах дольнем и горнем, изначальной греховности и естественной, законной второсортности, ущербности...

Выбросить кусок нынешней веры христовой — в мусор.

И отправить туда же вековечные традиции "Дома Рюрика". Где, после ублюдка Владимира Святого, был лишь один случай вокняжения князя-бастарда. Да и то... руки не дошли.

Как такое событие отзовётся на твоих детях? Которые, как мы оба узнали... Мы ни слова об этом не говорим, но... Твой старший и любимый сын Изяслав заплатил за эту родовую традицию своей жизнью. А вот у родственников-скандинавов "магнусы" — законные наследники. Может, следует чего-то подправить? В наших отечественных "нерушимых истоках и скрепах"?

Или — не признавать. Меня. И тогда я — "в воле своей". Тогда я буду истреблять твоих — не своих! — родственников в меру собственного разумения. Как любых прочих посторонних. Буду. Потому что мне все здешние элиты — враги. А князья русские — в первую голову. Потому что я — Не-Русь.

Нет, хуже. Потому что я — другая Русь. В которой всему этому средневековому маразму — места нет. И "маразмо-носители" — такого не переживут. Прирезать их — милосердие. "Чтобы не мучились". Чтобы не проливали в бессилии слёз, глядя как рушится их мир, как расползаются "нерушимые скрепы", "здравый смысл", "отеческие обычаи", иллюзии, "впитанные с молоком матери".

И в каждой такой смерти, в гибели твоей "родной крови", будет и твоя вина. Мог притормозить "клинок смертоносный", мог взнуздать "Зверя Лютого" моральным принципом. Не схотел.

А тупо силой меня нагнуть... Можно. Силёнок у меня маловато. Только... выжечь мои городки? Чего это будет стоить? Ты хорошо представляешь, как после твоей победы надо мной — "Пирровой победы" — все кинутся рвать твоё Залесье в куски. И не какие-то далёкие поганые половцы или булгаре-басурманы — твои соседи, русские люди. Те же ушкуйники новогородские — по каждой речке пройдутся, всё, что строилось немалыми трудами твоими, отца, деда — дымом выпустят.

Правда, забавный у тебя выбор?

А пугать меня греховностью и посмертным наказанием — бестолку. Я уже — в крови людской — по плечи, в дерьме душ человеческих — по ноздри. Моим именем на Волге — детей пугают. Одним грехом — больше, одним — меньше... Даже Сатана не сможет поджарить меня на двух сковородках сразу.

— Ты мне лучше, Ваня, расскажи про сыновей Ростика. Ты ж в Смоленске живал? На княжьем дворе обретался. В этих... в прыщах. Как они про всё это думают. Они ж Жиздору ближние, двоюродные.

Испугался. Увёл разговор в сторону.

Боголюбский испугался?! Смерти?! Он же ничего и никого, кроме Богородицы...! Но смерть... Не в бою от сабли или копья... Не своя, но кровного своего... Грех неотмолимый? — Андрюшенька согрешить боится?! — Младшенький твой братец, Всеволод Большое Гнездо, будет относиться к подобным вещам куда как... шире.

"Взгляды настолько широкие, что не лезут ни в какие ворота".

При полном соблюдении внешней благопристойности.

А у Андрея здесь... "граница допустимости".

Учтём. Рюриковичей придётся прореживать как-то... изощрённее. Не гильотиной.

* * *

Забавно. Боголюбский повторяет мой приём: упреждающий сбор информации о возможных участниках будущих событий. Только у меня этот процесс куда... системнее. Точильщик с Драгуном занимаются подобным постоянно, захватывая довольно широкий круг.

У меня — лучше. У меня есть бумага и чернила. Что позволяет формулировать и записывать такие повествования значительно легче, быстрее. А значит — детальнее. Прокачивать их неоднократно, анализировать с разных сторон, разными головами. Плюс систематизация по нескольким атрибутам. Конечно, совсем не гипертексты, не контекстный поиск по любому слову. Но пять-десять ключей — уже много.

* * *

Пять братьев. Ростиславовичи Смоленские. Старшего Романа Благочестника — видел и слышал. Второй сын — Святослав Ропак... Краем зацепил историю с его тайной женой. С Давыдом Попрыгунчиком... даже подрался. Рюрика и Мстислава Храброго — не знаю.

Это отдельная тема. Надо подбирать к братьям и их окружению ключики. "Хочу всё знать". И про этих — тоже.

— Ростиславичи поддержат тебя. Потому, что с Жиздором дела вести невозможно. Псих. Будут говорить клятвы, крест целовать, в битвах участвовать. "Почитать в отца место". При первой же возможности — убьют. Люди выученные, на вас, Юрьевичей, натасканные — у них есть.

— Х-ха... А мои? Что, нож сунут?

— Твои... Конечно. Но не сразу. И племянники-Ростиславовичи, и братья-Юрьевичи, да и князья черниговские и полоцкие — будут за тебя. Точнее — против Жиздора. Какое-то время. Дай им похлебать этого... волынского дерьмеца в волю. Они взвоют и к тебе прибегут. А ты должен быть готов.

* * *

Главный "фигурный болт" попаданца — знание дат.

"Янки" остался жив, потому что помнил дату солнечного затмения. Астрономия говорит: "не было в тот день никакого затмения!". Неважно, в сюжете — герой знает "правильно". А что мнение астрономов из 21 в. отличается от мнения сочинителя из века 19... быват. Сюжету — это не помеха.

Коллеги! Учите мат.часть! И календари — тоже. А то отправят на костёр. Как того "тощего Джима".

Ростик — не "Красно Солнышко", но и его "затмение" близко. Он только выехал, а я уже знаю.

Дату смерти государя.

Событие, открывающее дерево возможностей.

Идеал прогрессора — пионер: "Будь готов! — Всегда готов!". Увы, спортсмен берёт рекорд, пребывая "на пике формы". Быть постоянно "на пике" — невозможно.

Проще: чтобы вскочить во внезапно открывшуюся дверь, нужно, хотя бы, предварительно портянки намотать. А то так и растянёшься.

* * *

Все расклады — общеизвестны. Уверен, что Андрей всё это продумывал. И куда глубже, подробнее, чем я. Он знает этих людей. С Мачечичем, например, он воевал:

"Вместе с братьями он подступил к Луцку, где затворился брат Изяславов, Владимир (Мачечич — авт.). Когда они приблизились к городу, то из ворот его выступил отряд пехоты и начал с ними перестреливаться; остальные Юрьевичи никак не думали, что Андрей захочет ударить по этой пехоте, потому что и стяг его не был поднят; не величав был Андрей на ратный чин, искал он похвалы от одного Бога; и вот он въехал прежде всех в неприятельское войско, дружина его за ним, и началась жаркая схватка.

Андрей преломил копье свое и подвергся величайшей опасности: неприятельские ратники окружили его со всех сторон; лошадь под ним была ранена двумя копьями, третье попало в седло, а со стен городских сыпались на него камни, как дождь; уже один немец хотел проткнуть его рогатиной, но Бог спас его. Отец, дядя и все братья обрадовались, увидев его живым, а бояре отцовские осыпали его похвалами, потому что он дрался храбрее всех в этом бою. Конь его, сильно раненный, только успел вынести своего господина и пал; Андрей велел погрести его над рекой Стрыем".