Ведьмина тайна

Я с детства мечтала о журналистике, и отнюдь не о "культурной" или "социальной". Но "криминальной" боялась, в "экономической" и "политической" ничего не смыслила, и экшеновое "колдовство" меня вполне устраивало. Еще бы выходные иногда случались... но это фантастика. И сойтись с бывшим во взглядах на совместную жизнь — тоже. В свое время мы здорово друг друга выручили: он меня — с жилплощадью, пока я училась и набиралась опыта, а я его — с почти бесплатной раскруткой "квестового" бизнеса через дружеские и редакционные связи.

Без сожаления отключив телефон, я неспешно побрела домой. Да, наверно, для этого мы и встретились. А потом "выручка" исчерпала себя, а походящей замены ей сходу не нашлось. А к счастью или нет, я определиться не могла. Это всегда зависело от количества денег на счету и степенью хронической усталости с депрессивным "всёдостало". Пока первого было стабильно мало... и второго тоже. Наверно, когда второго будет много... но при моей работе это снова фантастика. С колдунами не соскучишься.

По дороге я заглянула в магазин и отстояла еще одну очередь — на сей раз из припозднившихся "шашлычников". Расплатилась за "сухой паек" занятого человека (молоко, блины, пельмени...) и побрела домой. Я, конечно, иногда готовила — мама вбила привычку питаться "правильно", — но чаще обходилась субпродуктами. А то приготовишь, уедешь на день в деревню к знахарке и застрянешь там на неделю, конспектируя бесконечные истории про наговоры, призраков и чупокабр. Надоело выбрасывать пропавшее.

Июльский город тонул в горячем закатном золоте — густом, липком и тягучем, как подтаявшая карамель. В пыльном воздухе, наполненном шумом машин и радостным гомоном сбегающих за город людей, лениво, точно медузы на мелководье, плыли крупные хлопья тополиного пуха. Суровые монументальные "сталинки", выстроившиеся вдоль гудящего проспекта, совершенно не давали тени, как и обрезанные, едва опушившиеся шарики тополей. И заходящее солнце жарило, иссушало, выпивало последние силы. Невыносимый зной стоял уже почти месяц, и никакого намека на дождь...

До дома я дошла, обливаясь потом и жалея, что не выбрала троллейбус. Ненавижу городскую жару — вообще дышать нечем... Свернув меж двух "сталинок" в свой проулок, я пересекла детскую площадку и с облегчением нырнула в тень дома. Ура... Душ, холодный чай и спать. Завтра... планерка.

Заползти на четвертый этаж, нашарить в забитой блокнотами сумке ключи и зайти в душную квартиру — дело десяти минут. Длинный коридор с обшарпанными обоями, буквой "г" уводящий на кухню, и единственная комната с разрисованными стенами. Собственно, из-за обшарпанности и рисунков мне и сдали хату недорого. Очень недорого.

Поставив пакет на пол и разувшись, я заглянула в комнату и привычно поздоровалась:

— Привет, бабуля.

Злющая Баба-Яга, намалеванная поверх старых светлых обоев, гордо промолчала. Огромный нос картошкой, крохотные глазки-жуки, лицо — печёное яблоко, острый, выдающийся щетинистый подбородок, сухо поджатые губы, сгорбленная фигура, лохмотья платья, тёмная косынка, повязанная "ушками" над шишковатым лбом. И, само собой, метла, которой бабка замахивалась на некоего невидимку. А рядом — и избушка на курьих ножках в дремучем лесу, и дуб с черным котом и русалкой, и сундук с яйцом Кощея, и царевна-лягушка с золотой стрелой в пасти, и пенек-леший.

Да, яркое и красочное Лукоморье — на всю стену. Внуки хозяйки рисовали. А потом дочь забрала ее к себе, а квартиру сдали — не сразу из-за страшной Яги. Но да я не привередливая. Заодно сказала хозяевам, что мне вполне хватит пары комодов и дивана с креслом — большую часть древней бабушкиной мебели разобрали да выбросили. Всё равно я здесь только вещи храню и сплю. Сезонные вещи под диваном, повседневное — в комодах и на кресле...

Стянув под подозрительным взглядом бабки платье, я строго заметила:

— Не подглядывай! — и пошла в душ.

Не помню, когда обзавелась привычкой беседовать с Ягой. Она, изображенная в человеческий рост, казалась такой живой и натуральной, что миг — и шагнет со стены на пол. Но это, конечно, фантастика. А тараканам, решила я однажды, не сумев побороть свою странную болтливость, надо давать волю хоть по мелочи, чтоб они не сходили с ума в рамках бесконечных "надо".

А еще я по дому скучаю, по семье, живущей в другом городе... по бабуле-ведьме и деду-колдуну. Родители-то обычные, а вот бабуля — известная гадалка. Третий год я пытаюсь раскрутить ее на интервью, но она не дается. Смеется только: дескать, нашла ведьму — одними травками да наговорами балуюсь... Но я-то помню, как она лечила меня в детстве: затемпературю, а бабуля по головке погладит, на ночь поцелует, и утром просыпаюсь — хвори и в помине нет. А дед мысли читает, и ничего от него не скроешь.

Помню, лет в десять я спросила с надеждой, не наследуется ли магия. И тогда-то мне и раскрыли "страшную" семейную тайну: мой папа не родной их сын, а приемный. Я расстроилась — но не из-за крови, очень уж любила дедов, а из-за "ненаследственности" силы. И особенно в юности переживала, когда симпатичного парня приворожить хотелось или мысли преподавателя на экзамене прочитать, чтобы билеты не зубрить. А потом поработала с оравой колдунов, магов, чародеев, шаманов, ведьм, ведуний, ворожей и прочих экстрасенсов да решила: ну ее, магию эту. Человеком быть спокойнее. Призраки не шастают, озабоченные "проклятьями" придурки жить не мешают...

Сходив в душ, я переоделась в домашнее, разобрала покупки и настрогала салат, обдумывая простейший план на завтра — редакционный слет и, если повезет, хотя бы не очередная командировка в очередную глушь. Шефа страсть как любила нарыть некую ведьму в деревеньке-три-дома за пятьсот километров от города и заслать меня туда. Хорошо, разрешала подсобный материал собирать в отдельные статьи да командировочные хорошие платила. И где она только брала этих "ведьм"...

Поужинав, я с чувством выполненного долга растеклась по дивану, вооружившись сказками Пушкина. Яга наблюдала за мной с привычным подозрением. Я качнула головой и заметила:

— Вслух читать не буду, извини. Устала.

Бабка наградила меня очередным хмурым взглядом, и "дискуссия" сошла на нет. Я уткнулась в "Руслана и Людмилу" и через пять минут уплыла в мир сказки. Ровно до десятой страницы, где нашелся сложенный гармошкой лист формата А3. Которого прежде в книге не было... или мне пора в отпуск, раз упускаю столь очевидные вещи.

Сев, я положила томик на колени и осторожно взяла лист. Порой люди отдают книги, не проверяя их содержимое, а прежние читатели прячут в них и деньги, и дневниковые заметки, и понравившиеся цитаты, и второпях написанные стихи. И иногда попадались весьма занимательные записи. Я даже одно время их собирала — просто так, из чувства коллекционирования, присущего всем людям. Слишком часто попадались — жалко выбрасывать. И они до сих пор ездят со мной, сложенные в старую папку, найденную в первой съемной хате.

С развернутого листа на книгу ссыпалась мелкая труха, слабо пахнущая сушеными березовыми листьями. Чернила выцвели, став бледно-серыми, а почерк — такой страшный... Даже моя мама-врач писала разборчивей. Прищурившись, я с трудом разобрала несколько слов — "работа", "цель" (или все же "цепь"), "три года", "бабочки"... Слово в шапке листа явно означало "введение". Видать, в какую-то научную работу. По бабочкам.

Я прищурилась. Однако — почерк. Он показался странно знакомым. Несмотря на уйму модных девайсов, журналисты по старинке пользовались блокнотами, а на стажировке мне постоянно приходилось расшифровывать чужие записи — и диктофонные, и бумажные. И память на почерки выработалась отменная. Где-то я видела подобные каракули. На одной такой же забытой в книге странице с заметками?..

Поборов лень и расслабленность, я встала и пошла к комоду. В среднем ящике я хранила бумаги — диплом, договоры и гору блокнотов с привезенными из командировок описаниями символов, ритуалов и прочего. Который год собираюсь разобрать информацию и сделать цикл статей... но на праздничных каникулах я всегда уезжаю в родной город, к семье, а потом руки не доходят.

Папка нашлась под блокнотами, но открывать ее я не стала. Неряшливый почерк на папке — абсолютно нечитабельные имя и дата, трудноразличимое слово "бабочки" — один в один с тем, что на альбомной странице. Бывают же совпадения... Повертев лист и разобрав еще несколько слов научной направленности, я убрала находку в папку, а папку — в ящик комода. Забавно. Будет время — постараюсь прочитать. Хотя — кого я обманываю? Свободное время — да, это фантастика. Снова. В моей жизни ее навалом и без колдунов.

Сходив на кухню, я отряхнула над мусорным ведром книгу, налила воды и, зевая, отправилась в постель. Переставить будильник на попозже — и до утра меня нет.

— Доброй ночи, — я улыбнулась Яге и выключила свет.

Улеглась, уткнулась лицом в подушку и мгновенно вырубилась.

Чтобы сразу проснуться — от странного звука. Сев, я огляделась, но ничего не увидела — вокруг меня плотным кольцом сомкнулась тьма. В которой не было ничего, кроме... Я шевельнулась и услышала. То, что меня разбудило. Шорох сминаемой страницы. И внутренне я сразу угадала — страницы научной работы про бабочек. Сейчас она находилась не в папке, а в моей руке.

Я невольно сжалась, прислушиваясь к шороху. И к себе. После безумных басен "колдунов" мне всякое снилось, в основном мрачное и тревожное. А в этом сне — так тихо. Уютно. Спокойно. Я не относилась к особо верующим, но после всевозможных интервью по бабушкиному совету научилась отгонять кошмары молитвами. А сейчас я только коснулась свободной рукой старого крестика и сжала теплую цепочку. Боже, пронеси мимо очередной дряни...

На полу вспыхнули свечи — одна за другой, ярко, тепло, дружелюбно. Заключая меня в круг. В первый. Во второй. В третий. А потом свет устремился к потолку... нет, к небу. Я подняла голову, наблюдая за каскадно вспыхивающими рядами свечей, и увидела Млечный путь — густую молочно-белую тропу, обрамленную мириадами сияющих звезд.

...а куда подевались квартира и диван? Откуда взялся ровный земляной пол? А важно ли это?

Каскадная стена из свечей выстроилась мини-амфитеатром, поднялась выше моего роста. Золотистые язычки дрожали, колебались, и на секунду почудилось, что из огня на меня кто-то смотрит — сотнями любопытных теплых глаз. И, наверно, чего-то хочет.

Я села по-турецки, аккуратно расправив смятый лист. Удивительно осязаемый сон — настоящий до дрожи... Мне снились подобные при сильной болезни с высокой температурой. Дико явные и натуральные. Просыпаешься после них, спрашиваешь у близких — случилось ли это, а на тебя смотрят как на идиота. Или просто больного. Дескать, нет, всё привиделось. И я снова выдохнула. Да, и теперь "видится"...

Язычки пламени шевельнулись, и я пропустила момент, когда в круге появилась... женщина. Она словно из густого мрака соткалась, ветром просочившись в освещенный круг. Длинное черное платье, густые светлые волосы по плечам, руки, сложенные на груди — и сразу бросилась в глаза ослепительная белизна кожи. А лицо я, как ни щурилась, не рассмотрела. Оно терялось в густой тени широкополой шляпы, и я ощущала лишь взгляд — изучающий, тяжелый. Свысока — даже когда я встала ей навстречу. Пришелица ростом едва ли не с мою шефу.

— Кто ты? — хриплый женский голос.

Вообще-то это мои вопросы, подумалось сразу, но я ответила:

— Рада.

— Чему рада? — переспросила она.

Я хмыкнула, расслабляясь. Подобные оказии случались постоянно.

— Зовут меня так, — пояснила я терпеливо. — Радой.

— Ведьма? — продолжила деловитый допрос незнакомка.

— Н-нет, — я насторожилась. — Журналист.

— Человек? — её голос задрожал от досады. — Без "угля"? Даже не наказанная?

— Без чего? — пришла моя очередь переспрашивать. — А зачем мне уголь? Мы в современном мире живем, с электриче...

— "Уголь", — сердито перебила меня женщина, — это средоточие ведьминой силы! Сердце магического дара! А у тебя его нет!

Я невольно попятилась. Мощь ее сердитого разочарования била наотмашь хлесткой пощечиной. Пламя свечей взметнулось к темным небесам, заискрило, затрещало, зачадило едким дымом. Но, к счастью, гнев иссяк так же быстро, как и появился. Огонь успокоился, а незнакомка ссутулилась и сдавленно прошептала:

— Господи, за что мне это... Что ж за невезенье-то... Неудача с работой, западня, а теперь еще и человек... Господи, в чём я так согрешила?..

Я собралась с духом и заметила:

— Но ведь и я могу помочь... Что за западня?

— Ты? — устало передернула плечами женщина. — Не лезь в это дело, девочка. Не надо. Ты — человек. Ты не веришь в магию, — и она подалась вперед, коснулась кончиками горячих пальцев моей щеки. — Да, ты работаешь. Вижу, где, — взор из-под шляпы обжигал, и появились глаза — жёлтые огоньки двух свечей в кромешной тьме. — Но все твои собеседники — шелуха. Сброд, возомнивший себя великими чародеями. Настоящих... ты не заметила. Да, были двое, — огоньки прищурились, — из тех, кто выгорел на работе и навсегда потерял силу. Но ты не поняла, что перед тобой настоящее. Не отличила оригинал от подделки.

— Кто? — во мне взыграл журналистский интерес.

— Неважно, — она качнула головой. — Важно, что ты не поняла. Если обычные люди проникают в тайны нашего мира... Им стирают память — иногда лишь об узнанном, а иногда всю. Не рискуй, Рада, — добавила тихо. — Ты — нелепая случайность. Выброси бумагу. И забудь, пока за тебя не взялись. Пока о тебе никто не узнал. Сделаешь?

— Но...

— Сделай, — попросила незнакомка. — Мое письмо нашло тебя — а оно искало отзывчивого, чуткого, доброго сердцем. И я не хочу быть причиной твоих бед. Я верю, что в этом мире еще остались неравнодушные... ведьмы. Или колдуны. Я найду к ним путь. Подожду, если надо. Пять лет жду — и еще потерплю. А ты живи своей жизнью. Хорошо?

Её хриплый голос обволакивал теплом, а круг свечей сжался до ощущения горячего жара за спиной.

— Сделаешь? — повторила женщина настойчиво.

— А если передать письмо? — придумала я, не желая отступать. В кои-то веки — настоящее мистическое приключение... кажется. — Если найти других, кого вы назвали выгоревшими, и...

— Нет, ничего не выйдет, — незнакомка снова качнула головой. — Письма сработают лишь в руках тех, кого они нашли. Сами. Просто выброси. Прощай, Рада. Прости за причиненные неудобства.

И она исчезла. Резко и одновременно потухли свечи, и женщина растворилась во мраке, оставив после себя лишь ощущение ожога на щеке да нервно смятый в кулаке лист послания. Я осторожно села на пол, прислушалась — и услышала. Надрывный звон — противный донельзя. Конечно же, утро. Будильник по ту сторону реальности орал как потерпевший. Закрыв глаза, я вдохнула-выдохнула, расслабилась — и проснулась.

Сев, первым делом я отключила телефон. Тряхнула головой, разгоняя дрему, и поняла, что не спала. Словно не спала. Посмотрела на хмурую Ягу и перевела взгляд на сжатое в кулаке письмо. Ну и ну... Щека, которой касалась незнакомка, горела, и, выпутавшись из простыни, я метнулась в коридор. Отвела с лица волосы и посмотрела в зеркало. На левой скуле отчетливо выделялись пунцовые ожоговые полосы. Приснилась, называется...