Хлыщ встал из-за стола и сходил к барной стойке, откуда вернулся с несколькими вкусняшками.
— Здесь не только с орехами. Я позволил себе несколько больше, чем вы просили. Кушайте на здоровье. А партнёрша для послеобеденного траха у меня есть, — его соседка по столу, что сидела по другую руку, встала и улыбнулась Даре, сверкнув из глаз искрами веселья.
"Ну вот, кажется, действительно нормальный дядька, — пришла запоздалая мысль. — Причем находится под неусыпным контролем. Жаль, что отказалась от субсидии..."
Визоры слабо пискнули, сообщая о приёме денег на счёт. Ничего так сумма. Ясно, что не от миллиардера, но и не от скряги... хотя, говорят, это синонимы.
К ужину она вышла в новом туалете — серые брючки и блуза. Как раз на них и хватило "ссуды". Ещё немного осталось на сущие мелочи гигиенического характера. Ну и по приезде на пару поездок в автобусе можно будет себе позволить.
Её появление писатель и его спутница встретили тёплыми взглядами, видимо, одобряя выбор.
* * *
После этого эпизода Дара стала прислушиваться к застольным разговорам — видимо русских нарочно собрали в одном месте, чтобы облегчить им общение. Как-то ушла она в себя после неудачной попытки устроиться на работу, и ни на что не обращала внимания. А тут, оказывается, продолжается жизнь. Обсуждается прибыльность вложений в предприятия, что строятся в новых колониях на далёких планетах. Прерию тоже упоминали, чем разбудили в ней воспоминания детства.
Забытые, затертые наслоениями новых впечатлений, они внезапно оживились. Перед внутренним взором встали деревья-исполины, просторные равнины, заросшие высокой травой, скальные обнажения на склонах крутых гор и постоянная настороженность, забота о том, чтобы ружьё было всегда вычищено и заряжено, стремление увидеть возможную опасность раньше, чем сама будешь обнаружена.
Дядя Ляпа, усаживающий её в челнок и его слова:
— Эх, Дарка-подарка. Когда бы не обещал твоим родителям непременно вернуть тебя на Землю, ни за что бы так не поступил. Ну да, думаю, как вырастешь, да выучишься, обязательно вернёшься.
Когда пришла в каюту, достала и посмотрела на свой билет до Прерии. Именной, но с открытой датой вылета. Что же, на Земле ей, скорее всего, делать нечего. Всё тёплые места здесь давно заняты, а те малые крохи удачи, что выпадали на её долю, быстро приходят к концу, как вскоре завершится и этот рейс, после чего останется она снова без денег, работы, приюта. Никому не нужная ни для чего, кроме как использовать её для каких-то своих надобностей. И избавиться от ненужной обузы любым путём.
* * *
Рейс завершился в северной столице России. До космодрома "Солнечный" Дару довёз рейсовый автобус. А потом она два дня выслеживала тирщика, "сдавшего" её Приме. Дольше заниматься этим было просто невозможно — денег нет, есть нечего, а спать в кресле зала ожидания рискованно. Могут принять за бродягу и пристанут с проверкой документов. Поэтому действовала дерзко, едва подыскала мало-мальски подходящую позицию.
Посреди бела дня через отдушину в стенке технического этажа, загнала пулю в голову вышедшего на обед "рекрутёра", переделала винтовку в штатив, и деловито спустилась в зал убытия. Кутерьма вокруг убиенного проходила в полукилометре — толпа там образовалась такая, что полиции было не до поиска стрелка, народ буквально давился, потому что всем стало надо или туда, или оттуда. А пока проведут анализ записей камер, пока её вычислят, сопоставив результаты работы сканеров с данными видеонаблюдения — её рейс успеет стартовать.
Жаль, никакой радости не ощутила. Даже мысли о справедливости были какими-то тоскливыми — быть может она спасла кого-то из своих интернатских приятелей, тех, кто подарил ей напоследок сигареты... Но ведь найдутся для них другие — свято место пусто не бывает. Прочь отсюда! Правильно она решила уехать.
* * *
Билет зарегистрировали, выдали посадочный талон и указали на дверь, за которой оказался загончик-накопитель, напичканный школотой. Она сразу растворилась в этой толпе, став её частью. На посадку это стадо погнали буквально через десять минут прямо пешком через лётное поле к пандусу, выехавшему из борта похожего на чуть сплюснутое яблоко вертикальника.
Два километра, хорошо, что день был не знойный. Салон встретил пассажиров тесными рядами продавленных кресел и устойчивым запахом никогда не стиранных носков. Дара втиснулась между отвязного вида девицами, затолкав свой тощий рюкзачишко под сидение и устроив между ног штатив.
— Что, крутая камера? — поинтересовалась соседка справа.
— Лучшая из недорогих, — буркнула Дара.
— Много нафотила? — проявила интерес вторая спутница.
— Пара удачных кадров есть. Но, блин, за оба так и не заплатили!
— Да, уж! С акулами пера дела иметь нельзя. А у тебя жрачки нет?
— Схавала всё, пока тут загорала. Говорят, в полёте хавчик выдают.
— Говорят — кур доят.
Разговор увял. А покормили в полёте дважды. И очереди в сортиры не было — видимо конструкторы хорошо продумали многие "мелочи".
— Глава 7. Черная метка
Взгляд из поднебесья — классная штука, но и он начинает приедаться спустя миллион часов. Перепады настроения во время боевого дежурства — дело обычное. Особенно если принять во внимание, по скольку эти дежурства длятся. Каждый борется со скукой и напряжением, как может. Например — некоторые часами крутятся перед зеркалом, вычесываясь до полной шелковистости, а потом укладывают волосы во что-нибудь эдакое... Просто ради того, чтобы увидеть изумленные спросонья глаза сестры. Ее очень редко удаётся удивить — сестра-близнец. Это и благословение, и наказание одновременно. Зеркала не надо — мы даже любимым вареньем умудряемся вымазаться одинаково.
Одинаковые мысли, одинаковые мордашки, один человек на два тела. Шалости в голову тоже приходят одинаковые — выходит порой забавно, особенно если рядом никого больше нет.
"А дежурства действительно достают..." — Морена задумчиво отвела взгляд от тактического экрана, потом преобразовала его в зеркало, послушно отразившее примятые после двухчасового сидения в шлеме ушки, повисшие от тоски усики и уставшие глаза. Попробовала причесать вихры между ушами, используя собственные когти вместо расчески — вполне закономерно запуталась, нетерпеливо дернула и зашипела от боли. "Тут своими граблями явно не обойтись, надо чесалку брать и лучше всего — после длительного отмокания в ванной".
Тяжело вздохнула — корыто, на котором они с сестрой несли службу, уже успело надоесть, а пляжи вращающейся под боком голубой планеты были недоступнее, чем если б располагались на другом конце галактики. И до конца дежурства еще четыре месяца, семь дней, тринадцать часов, пятьдесят две минуты и сорок секунд...
Взгляд еще раз обежал знакомую до последнего предмета обстановку внутренностей тяжелого карантинного крейсера, ставшего на полгода даже не домом — скафандром, который невозможно снять потому, что вокруг пустота, и остановился на втором (и единственном кроме нее) члене экипажа. Сестра свернулась клубочком и сладко посапывала. Будить ее жалко, и совершенно не за чем, пусть спит и видит сны — с морем, в котором можно спокойно плавать сколько тебе угодно, солнцем, лучи которого греют, а не проникают через защитное стекло, и ветер, напоенный запахами цветов, а не сквозняк от вентилятора, пахнущий металлом и статическим электричеством...
"Так, а вот это уже настоящий "кефар". Переключайся мигом, пока "мозговой таракан" усы из ушей высовывать не начал!". (*"le cafard" — переводится буквально как "таракан", стрессовое состояние, вызываемое необходимостью находиться в напряжении. И сенсорным голодом одновременно. Заканчивается обычно приступом неконтролируемой агрессии. Широко известна также поговорка — "от него нет лучшего лекарства, чем заряженная винтовка и куча мишеней").
Взгляд мечтательно остановился на одном из стеллажей, где в неприметной баночке сидели в ожидании своего часа несколько тысяч голодных блох — "Еще рано для таких средств. До конца дежурства почти четыре месяца! Что потом-то будешь делать?"
Морена еще некоторое время помечтала — каково это сидеть в пилотажном кресле несколько часов, не имея никакой возможности почесаться, а потом — как было бы здорово это жгучее желание реализовать!
Со вздохом отбросила возникшую мысль — ловить этих паразитов конечно приятно, но, действительно, еще рано для экстрима. Придётся пока ограничиваться традиционными развлечениями. И, натянув на многострадальные уши шлем, девушка нырнула в сердце их боевого корабля, чтобы вырваться оттуда наружу совсем другим существом — бесплотным духом, способным воспринимать вселенную вне ограниченности человеческих чувств и слышать песню звезд.
Использовать силы, способные словно орех расколоть целую планету (ТКК так и называли "Щелкунчик"), в качестве "длинного уха", способного дотянуться до каждой замочной скважины, было покруче забивания гвоздей микроскопом, но, тем не менее, скорее поощрялось, чем порицалось. Чем дольше оператор проводил времени в состоянии "слияния" (а, тем более, добровольно и с удовольствием), тем выше становились его возможности. Да и, кроме того, в подобном состоянии точно не уснешь на посту.
Вселенная, сияя совершенно невообразимыми красками, демонстрировала все свои соблазны разом. Вот справа переливается тысячами огоньков планета — на ней и живет-то всего около ста тысяч человек, но какой эмоциональный фон! Люди, они же "Хумансы", они же "Адамиты" — одна из самых распространённых рас галактики, бывшие ее хозяева. Несколько десятков тысяч лет назад неизвестная катастрофа отбросила их к самым истокам.
Ходило много теорий, объясняющих причины этого события. Сама Морена склонялась к наиболее простому — эта раса совершенно не ценила единство. Стоило между людьми пролечь хотя бы реке, как они мигом начинали делить себя на "мы" и "они". Объединиться они в состоянии только против общего врага, чтобы потом опять развалиться на сотни враждующих кучек единого целого. В медицине такое называется "аутоиммунным заболеванием" и очень трудно поддается лечению. Это было вдвойне обидно, потому как с любым отдельным "хомо" вполне можно было найти общий язык, а уж какие порой среди них уникальные "огоньки" попадались, как умели ощущать и радоваться!
Так что можно было скользнуть вниз и насладиться хотя бы чужими чувствами, как прикосновениями ласковых волн. Вот только потом возвращаться назад в эту клетку будет невообразимо тоскливо. Можно просто плескаться в вихрях эмоций но, вот незадача! — сильные отрицательные чувства — боль страх, смерть — они воспринимаются гораздо сильнее, а помочь не будет никакой возможности.
Точнее — возможность есть. Когда малейшим движениям твоей души повинуется сила способная погасить звезду, чувствуешь себя всесильной. Однако, вмешиваться-то как раз и нельзя. Слишком тяжелы бывают последствия подобного "участия", когда люди, наделенные подобной силой, начинают жить эмоциями.
Впрочем, развлечение есть и поближе — буквально под боком переливается радугой чистых чувства пузырь Базы. Здесь нет риска наткнуться на непонимание или ощутить жгучее желание вмешаться. Там свои же товарищи по службе тоже борются со скукой, но весело и изобретательно — запертый в четырех стенах десант не бездельничает. Вот сияют синими звездами разумы, занятые решением логических задач — судя по всему, это сержанты проводят тактические учения. Вот сплетаются в танце ярко красные язычки — их подчиненные отрабатывают вводные, сгоняя с себя по семь потов на виртуальном полигоне. Кто-то читает книгу, заливая окрестности волнами сопереживания, а кто-то не на шутку сердится, пытаясь достучатся до чьего-то твердолобого разума через местную "сеть".
"А вот этот, похоже, дрыхнет и видит сны", — потянувшись внутрь купола спящего сознания, Морена через секунду вылетела назад, даже в своем "бестелесном" состоянии чувствуя, как перестают помещаться в шлеме отяжелевшие от прилива крови ушки. Было немного стыдно, больше от желания вернутся и... досмотреть.
"Ух ты! А вот это уже не сны, а самая настоящая любовь!" — восторженно воскликнула она в своей "бестелесности", мгновением позже рассматривая, как все ярче и ярче разгорается "костер" переливающийся целой гаммой чувств — от нежности и ожидания, до страсти и желания защищать. "Пламя", пульсируя в такт движения тел и душ, поднималось все выше, и ближайшие к нему огоньки сами невольно начинали гореть ярче — не воспринимая происходящее на уровне "телесных" чувств, но ощутимо согреваясь в отсветах чужого тепла.
"Везет же людям", — подумала девушка, отлетая от все шире расходящегося пожара — попадать внутрь чужого праздника было и некрасиво и небезопасно — она все же на посту, и терять трезвость восприятия ей не положено, — "ну ничего, будет и на нашей улице праздник...".
"Кстати — где он?" — В отличие от сестры, Морена невольно оглянулась за спину, ловя такой родной и знакомый огонек, — "спит вроде". Так вот, в отличие от сестры, которая практически все дежурства проводила в "слиянии", подглядывая за их избранником ("неужели Я это сказала???" — вздрогнула от понимания бестелесная сущность, но врать даже себе в этом состоянии было невозможно, — сказала), она наведывалась к нему "в гости" не слишком часто — не больше восьми раз за дежурство.
"Ну и где ты, наш Зяблик?" — подумал огонек, в который превратилась Морена, выискивая знакомую ауру среди сотен прочих. А Зяблик опять игрался, хвала предкам — в этот раз не в виртуале. Просто сидел перед экраном и сквозь усталость, видимо только сменившись с вахты, решал какую-то сложную логико-психологическую задачу. Полюбовавшись яркими переливами мыслей и ассоциаций, струящимися под серой пеленой усталости, Морена зависла чуть в отдалении, купаясь в волнах дорогого тепла, это конечно не объятия, но все же приятно.
Да и не были они еще знакомы в реальной жизни — всего общего, что их объединяло, это несколько слов, да изображение на экране. И ещё вот такие "походы в гости", после которых потом в реале приходится краснеть и прятать глаза.
Невольно вспомнились первые секунды их знакомства. Когда едва выпавший в нормальное пространство крейсер, вместо приветствия от диспетчерской службы, получил команду нанести удар в совершенно пустую точку пространства. Недоумение недоумением, но не мог же диспетчер системы не видеть, что там ничего нет? Значит, в этом месте затаился враг, не обнаруживаемый даже с помощью аппаратуры крейсера и возможностей его экипажа!
Абсурдность последнего утверждения (База технически оснащена гораздо слабее, а об операторах и говорить нечего), как-то не была осмыслена до самой отмены команды.
Тогда и стало понятно, что дежурный "словил глюк", играя во время дежурства в какую-то стратегию в виртуале, из-за чего при экстренном возвращении в реал не успел "переключиться". Кипя и булькая от негодования, сестрицы вызвали ротозея "на ель", но от вида растерянной мордашки, покрытой забавными пятнышками, мигом растаяли, разом забыв все, что желали высказать.
