Когда котелок, подвешенный над бездымным пламенем, стал издавать томительно-аппетитные ароматы, все подтянулись к огоньку, приготовив ложки. Ужинали быстро и молча, закусывая толстыми ломтями черного хлеба.
Посуду сразу после еды вычистили песком и золой, а ямку с горящими углями закопали, и отправились спать в домик.
— Варенье поставил? — уже засыпая, спросил Макс.
— Ага, сразу две банки, — Ванька покрутился, устраиваясь поудобнее на своей подстилке.
— Где?
— Там же, где всегда.
— Думаешь, придут?
— Не знаю.
— Тише вы, — шикнул Димка, — дайте уже поспать!
В домишке установилась тишина, только звуки леса стали чуть слышнее, прорываясь сквозь щели меж неплотно пригнанных брёвен. Даже слышалось далекое завывание волка. Да Алинка что-то тихонько бормотала во сне, пока не перевернулась на бочок, уткнувшись лбом в плечо брата.
* * *
Ванька проснулся первым, поднялся бесшумно, стараясь не разбудить друзей, и на цыпочках подошел к двери, но все же его услышали.
— Куда? — Макс открыл глаза и сразу вскочил одним гибким движением — удивительно бодрый и решительный. — Вместе пойдем, как договорились. Алин, Димка!
— Сколько времени? — недовольно пробурчал рыжий Матвеев, протирая глаза.
— Почти шесть утра, давайте уже! — Ванька нетерпеливо приплясывал на пороге.
— Пить хочется, — это уже Алинка. Пока поднимался брат, она с благодарностью взяла фляжку, протянутую Максом, и с жадностью пила подслащенную чем-то вкусным воду.
Наконец все тихонько выбрались из хижины. До нужного бугорка тут рукой подать.
— Есть! — закричал Ванька, заметив что-то еще издалека.
И действительно, когда все подошли к холмику — обнаружили пустые, словно вылизанные, банки из-под варенья с плотно закрученными крышками.
А сбоку на траве лежали четыре почти одинаковые метлы. И записка на куске коры, выведенная русскими буквами: "Летайте на здоровье! Потом положите на место!"
— Ага, — Ванька уронил руку с запиской и с грустью оглянулся по сторонам, — значит, опять не покажутся, раз подарки оставили.
Любопытная Алинка присела возле крайней метлы и осторожно ткнула в нее пальцем:
— А как на этом летать? Это магия?
— Никакой магии, — рассудил по праву старшего Максим. — Скорее всего, где-то тут запрятан антиграв. А стилизация выполнена просто по приколу... ну, чтобы было похоже на сказки про ведьм.
— А инструкции нет? — жалобно спросил Димка, вслед за остальными поднимая с земли метлу.
— Сами разберемся, — широко улыбнулся Макс. — Не сложнее, чем в прошлый раз! Видишь, сучья развилки торчат спереди — ясно же, что для рук. Где-то тут и органы управления. — Макс оседлал свою метлу, и немножко поковырявшись с рукоятками, вдруг плавно поднялся над землей. И радостно скомандовал: — Бероев! Отставить грусть! Подумаешь: "Не покажутся!". Какие твои годы!
— Слушаюсь, синьор Моретти! — вытянулся в струнку Ванька. — Тогда уж и ты спустись с небес на землю, да покажи нам, как на ней летать.
— Мне покажи! Макс, мне сначала! — нетерпеливо воскликнула Алинка, и вдруг, сложив руки рупором, звонко закричала: — СПА-СИ-БО!
* * *
Из-под настила клетушки выбралось нечто, более всего напоминающее стог сена — искусственная шерсть из торчащих в разные стороны "хамелионистых" ленточек размывала контуры фигуры, заодно выравнивая температуру с окружающей средой. Не абы какая защита от чутких электронных глаз, но вот человека и зверя обмануть способна вполне.
"Стог" некоторое время смотрел вслед улетевшим детям, затем покачался с пяток на носки — "шерсть" послушно заволновалась и качнула ленточками вверх-вниз, сохраняя видимую неподвижность размазанного силуэта, а потом заглянула под настил.
— Совсем умаялся боец. Вадим, вставай, — прошептал тихий женский голос, пока руки стягивали верхний слой маскировочного комбинезона, — Вставай, милый, проспишь не только завтрак, но и обед.
Облепленная обтягивающим нижним комбинезоном, худенькая, но что называется, "точеная" фигурка от души потянулась, хрустнув суставами, да так и замерла посреди движения от ткнувшегося в шею носа.
— Совсем ты видно его загоняла, Дара... — окатило щёку горячее дыхание в ухо, а цепкие лапки ухватили поперек туловища. Лобастая голова, покрытая короткой шерсткой, от души потерлась сбоку, кольнув шею жесткими усиками. Девушка, а точнее — молодая женщина, закинула левую руку назад, в ответ почесав за ушком мурлыкнувшую от удовольствия "фурь".
— Ёжка? — неуверенно спросила она.
— Ёжка-Ёжка... — лизнули ей в ответ ладонь шершавым языком, — хоть горшком назови, только в печь не ставь.
И собеседница перевернулась на настиле клетки на спину, намекая, что и пузико надо бы почесать. Что и было проделано.
— Ну ты, Ёжка, даешь! Подкралась так, что я и не услышала. Навыка вижу, не потеряла. Что тут делаешь?
— Да вот, после малыша решила форму восстановить. И заглянула по памятным местам...
— И у тебя ребенок? И где он??
— Да по округе с друзьями носится. Он ведь тут каждую кочку знает по рассказам отца, да по записям, вот теперь проверяет. Уже массу нового узнал заодно...
— Надо же, и ты взрослая стала, мать семейства...
— Какие наши годы, — насмешливо фыркнули в ответ, — а вот дети на самом деле — растут.
— Да, растут.— Задумчивый взгляд мазнул по верхушкам деревьев в той стороне, где скрылись сорванцы. — Знаешь, я совсем не чувствую себя повзрослевшей и умудренной.
— Какие наши годы, — повторила собеседница, сворачиваясь мохнатым клубочком на настиле клетушки, — хотя дети уже выросли...
И, неожиданно встрепенувшись, решительно добавила:
— Пора делать следующих! Впрочем, я вижу, вы уже над этим работаете. — И полюбовавшись покрасневшей до корней волос подругой. — Вот теперь я тебе верю. Что, сестра — каждый раз, как в первый? Зато какие детишки получились — счастливая ты!
— Как в первый, — прижав ладони к пламенеющим щекам, Дара прикрыла глаза, вспоминая.
* * *
— Ну что, никого не забыли? — поинтересовался седой, но отнюдь не старый мужчина у парнишки, возящегося с аппаратурой противодиверсионного комплекса, одновременно обозревая окружающий разгром.
Ночной налет батальона десанта на госпиталь и последующая спешная эвакуация соблюдению идеального порядка не способствовали. Ранее стройные ряды палаток зияли прорехами там, где эвакуирующиеся успели снять их, и кучами рваного брезента и брошенной мебели в местах, где было не до того.
Повсюду виделись следы ночного боя: разбросанные стреляные гильзы и воронки от разрывов гранат, развороченные и выжженные попаданием термобарических зарядов пулеметные гнезда, а то и оставленные прямо на месте смерти трупы.
Ближе к окраине госпитального лагеря красовалось несколько приличного размера воронок. Это уже постарались свои — разлет самодельных реактивных мин большого калибра был приличным. Поспешность, с которой производился залп, тем более не прибавила точности.
Осмотрев в бинокль "оспины" разрывов, испятнавшие склоны соседних высот, седой только сплюнул, оценивая результаты ночного применения "резерва верховного" — между соседними воронками местами было под две сотни метров.
— Зато хоть напугали... — буркнул он себе под нос.
— Чё? — оторвался от вождения из стороны в сторону приемным детектором недослышавший оператор.
— Не "чокай", а работай, давай. Всё что подчинённому надо слышать — доводится до его сведения громко и четко. Остальное бойца не касается. И, сменив гнев на милость: — Напугали мы десант, говорю. Не рискнули они под артобстрелом атаковать, да отошли от греха — честно говоря, я наших криворуких артиллеристов сам теперь боюсь. Не дай бог придется просить их о поддержке ... Ну что, есть отметки?
— Чисто практически. Вот только от той кучи идет восходящий поток. Вроде — теплый воздух поднимается, как от дыхания. И сквозь стенки тоже угадывается тень.
— Ты что, думаешь, наши эскулапы кого-то живым в ящик положили?! — удивленно поднял брови Седой, рассматривая гору, образовавшуюся из рухнувшего от близкого попадания мины штабеля гробов.
— Может, привалило кого? — с сомнением ответил парнишка, колдуя над настройками комплекса, в попытке сделать картинку четче, — надо бы вблизи посмотреть.
— Не вопрос. Петр, Федька, Андрей Петрович — прогуляемся.
Поименованные двинулись вперед, разворачиваясь стандартным порядком с командиром и оператором в центре.
— Не, вроде живые. Двигаются... — сосредоточено произнес парнишка, да так и замер с отвисшей челюстью.
Седой быстро переключил канал сканера на себя, глянув "через плечо" на выдаваемую аппаратурой картинку, и тут же прижал датчик вниз, вместе с рукой застывшего столбом оператора:
— Остальную округу давай смотри внимательней, — бросил он, подзатыльником приводя оператора в чувство и разворачивая его на сто восемьдесят градусов. А сам быстро подошёл к неустойчивому развалу из ящиков и заглянул внутрь кучи.
Назад он вынырнул красным как вареный рак и, быстро отойдя, начал выуживать из пачки непослушную последнюю папиросу.
— Кхе. Вот дают, блин. Нашли время, а главное место, — пробурчал он, наконец прикуривая.
— Эт ты зря, — возразил ему Андрей Петрович, спокойно прислоняя к ближайшему гробу верную "десятку". Без спешки достал кисет и обрывок бумаги для самокрутки. — Когда ж еще о детях думать? Война, она ненадолго, а дети — это вечное.
— Конец.
