Расслабились...
Минуты две он обводил всех непроницаемым взглядом, особо уделив внимание побледневшей Маринке и ее ноше, потом молча развернулся и вышел.
У добытчицы даже слезы на глазах выступили:
— Я ж не знала, — пролепетала она, прижимая к себе бутыль наподобие грудного ребенка.
— Так не пойдет, девочки, — решительно поднялась Ирка, — последний день все-таки! Я пошла за Вано!
— А за ним не надо идти, — раздался голос куратора, надо сказать — веселый и очень ласковый. — Он сам пришел... Что? Купились? А ну давайте стаканчики ищите, не из горла же хлебать.
Под мышкой у него были зажаты две палки копченой колбасы, а в руках — две буханки хлеба и трехлитровая банка соленых огурцов.
Дружный крик "Ура", сделал его еще более благодушным. В пять минут девчонки все организовали. Из коридора притащили два столика, койки раздвинули, столы застелили одноразовой простынкой из санчасти, Колбасу и хлеб нарезали, пластиковые стаканчики наполнили.
Совсем уже собрались пить, когда заглянул прапорщик Денисов, не с пустыми руками — добавилось и горячительного, и закусок — в виде нарезанной толстыми ломтями буженины.
Одним словом, когда Маринка взяла в руки гитару и полились задушевные мелодии, стало совсем хорошо.
Дара слушала песни, и в горле стоял комок. Пила она мало, не хотелось предстать перед Примой в дурацком виде. Но еде должное внимание уделила. А потом — глянув на часы и обнаружив, что спать осталось всего три часа, просто улеглась на свою койку, с головой завернувшись в одеяло, да и заснула сразу, несмотря на окружающий гвалт.
Уже после завтрака за периметром курсантов ждали встречающие, автобусы, и даже парочка коптеров. Дара заметила Приму сразу, как только прошла КПП. Пробираясь к ней сквозь толпу отъезжающих, девушка внезапно столкнулась с этим парнем, Бероевым. На этот раз тот узнал её сразу. Дернулся обойти, да тут их толкнули с криками: "Посторонись!", и ребята оказалась отжатыми к самому забору.
— Привет, — спокойно улыбнулась Дара с видом пай-девочки.
Парень нахмурился, растерялся на пару мгновений, но все же выдал:
— Здорово. Это ты тот вертолет сбила?
Настала очередь Дары удивляться.
— Допустим, а что?
— Ничего. Просто... Откуда ты такая взялась?
Он прямо впился в неё взглядом, задавая этот вопрос. Даре понравились его глаза, и вообще, черты лица, хоть и резкие, но приятные.
— Что? — переспросила она, опомнившись, — откуда? Из интерната. Или ты о другом?
— А, ясно. Сиротка, значит?
— Я за такое бью, — сочла нужным его предупредить. Бить его больше совсем не хотелось.
— Извини.
Он вдруг протянул руку и провел большим пальцем по ее щеке. Даре стало жарко.
— У тебя тут... — парень показал волосок. Глаза стали ласковыми, но лишь на мгновение. — Ну пока. Увидимся!
Миг, и его уже нет рядом, растворился в толпе курсантов, которых стало еще больше.
А ведь она даже имени его не знает! Только фамилию... И теперь... Только бы ей никогда не пришлось воевать против него! Это желание было таким сильным, словно молитва. Дара тряхнула головой, отгоняя наваждение, и решительно стала протискиваться к тому месту, где видела Приму.
Нанимательница разговаривала с каким-то хмурого вида дядькой в черном. При приближении девушки он сразу отошел и смешался с толпой.
А Прима приветливо улыбнулась:
— Ну привет, Серая. Выглядишь отдохнувшей.
Это она так шутит?
— Привет. Куда мы сейчас?
— Сейчас? А как хочешь. Давай для начала слетаем куда-нибудь отдохнуть. Где море и много солнца. Как тебе идейка?
— Нормально, — Даре стало понятно, что за её словами кроется совсем не отдых, и внутри на миг похолодело от нехороших предчувствий. Чтобы скрыть свой взгляд, отвернулась, словно выискивая напоследок знакомые лица, но ничего перед собой не видя.
— Ладно, поздно уже, — Прима потушила каблуком едва закуренную сигарету, — пойдем.
Оказалось, именно их ждал один из двух коптеров.
Заметив краем глаза какое-то движение Дара оглянулась. Как в замедленной съемке двое мужчин спрыгнули из салона второго коптера с логотипами федеральной службы, направляясь прямо к ней. Внутри все сжалось от нехорошего предчувствия, даже нетерпеливый оклик Примы оставил равнодушной. "Не успели!" — билась мысль в разом ставшей пустой голове.
Дернулась посмотреть, нет ли кого за спиной — может и не к ней эти люди? Но равнодушная толпа на приличном расстоянии слилась в массу красок, радостных лиц, мелькания камуфляжа, а Прима успела забраться в коптер. И ведь никому теперь дела до нее нет, кроме этих двоих!
— Дара Морозова? — холодный скучающе-властный голос высокого типа пробился в сознание похоронным колоколом.
— Да, это я! — кивнула Дара.
— Капитан Семёнов, служба исполнения Иммиграционного Департамента Министерства Внутренних Дел. Прошу проследовать с нами для выяснения.
Лицо Примы, оказавшейся совсем близко, исказила гримаса досады. Она сдержанно кивнула, как бы предупреждая, что возражать бесполезно. Щёлкнувшие на запястьях браслеты наручников словно поставили точку на всей прошлой жизни. В голове внезапно прояснилось, и Дара едва удержалась от смешка — оказывается, второй коптер тоже поджидал её — как много чести, однако! Впрочем, эта мысль удовольствия не доставила.
Оглянулась — не видел ли кто? И сразу наткнулась на взгляд Бероева. Сердце трепыхнулось внутри, захотелось спрятаться за спиной федерала, или провалиться сквозь землю. Может, не поймет? Но взгляд парня, стоявшего на подножке военной машины, уже скользнул вниз на ее руки. Выражение лица сразу стало суровым и каким-то чужим.
Что он подумал? Уши горели, словно она и впрямь совершила преступление, достойное тюрьмы. А разве не так? Не выдержав, Дара первая отвернулась и сразу заметила того самого малыша, за которого вступилась в столовой. Ирония судьбы — напомнить ей, как Бероев обращается с оступившимися?! Или? Подленькая улыбочка пацаненка, тут же погасшая, живо поставила все на свои места. Стукач задергался, еще раз испуганно глянул на Дару, и скрылся в толпе. Челюсти девушки сжались. Но как? Как он узнал, что ее пребывание на Земле незаконно? Да и вообще, что плохого она сделала этому слизняку?
— Шевелитесь, ну, — подтолкнули ее к открытой дверце коптера.
Кое-как забралась, цепляясь за поручи скованными руками. Всё зря! Все напрасно! Два месяца учебы, и этот гаденыш... Всё кончено.
* * *
Всё оказалось просто отвратительно. Коптер высадил Дару и "сопровождающих её лиц" в закрытом дворе — этаком колодце внутри большого, построенного замкнутым контуром здания. Арки проездов вели отсюда на все четыре стороны, но запертые решётчатые ворота наводили на грустные мысли. А сбежать было бы неплохо, потому что теперь у неё есть контакты — она не забыла обменяться адресами с Маринкой, Тоськой и Ксюшей. То есть, хотя бы у одной из них сможет перекантоваться, пока определится с работой и планами на будущее, если не отыщет Приму... хотя бы через тирщика.
То есть она уже не одна против всего мира...
Клацнула решетка на двери, к которой её подвели.
— Зайчика привезли? С уловом тебя, Семёныч! — пожилой усач радушно улыбнулся прибывшим, словно долгожданным дорогим гостям. — Куда поселим барышню, в люкс, пять звёздочек? — он явно шутил какую-то местную шутку, на которую конвоиры не отреагировали. Так что дядька продолжал своё сольное выступление:
— Впрочем, нет сомнений в том, что платёжеспособность гостьи достаточно высока, значит — в самые роскошные апартаменты.
На этом он прервался и принялся задумчиво перекладывать бумаги, заглядывать в ящички стола и делать ужасно занятой вид.
"Он же ожидает предложения взятки!" — сообразила Дара. — И ведь не стесняется, гад такой, двух посторонних".
Денег у неё, по-прежнему, не было ни гроша, поэтому оставалось только скромно молчать. И осматриваться.
Крашеные унылой масляной краской стены указывали на то, что здание это очень старое. Луч солнца, пробивающийся сквозь расположенное под потолком небольшое полуподвальное окошко, смешивался со светом люминесцентных ламп, отчего возникало неприятное, дёрганное ощущение. Древний зелёный сейф у стены и четыре двери, кроме входной.
— И как же зовут нашу новую постоялицу? — устав ждать посула, усатый погрустнел, потерял радушие и теперь явно спешил поскорее закончить с неизбежными формальностями.
— Дарья Руслановна Морозова, — никакого смысла хитрить не было. При современных средствах связи любой чиновник может за долю секунды добраться до её "досье" и сличить хоть фотографию, хоть отпечатки пальцев. Да любые биометрические данные. Но усатому это не потребовалось, он спросил только дату и место рождения, после чего, заглянув в служебные визоры, расписался в толстой книге вместе с провожатыми. То есть, засвидетельствовал принятие задержанной под свою опеку.
Щелкнул замок наручников, отпуская запястья. Провожатые так же молча покинули помещение, а усатый ворчливо завозился с ключами.
— Ишь, носы позадирали, губы оттопырили и важность свою выпятили, — это явно в адрес капитана Семёнова и его напарника. — Как же, как-же, исполнители. Им-то за твою поимку премиальные капнут, а ты для меня даже малой денежки пожалела! — это уже в адрес Дары.
— Так нет у меня бабла, — непонятно, почему ей ни капли не весело?
— На травку, небось, всегда найдётся.
И что, прикажете, отвечать?
* * *
В камере сидело человек пятнадцать. Впрочем, некоторые лежали. Лавка была устроена вкруговую вдоль всех стен, и некоторым досталось достаточно места, чтобы вытянуть ноги и вздремнуть. Поздоровалась и выслушала несколько ответов. Свободное местечко тоже нашлось. Публика, кстати, разноплановая: любые возрасты и манеры одеваться. От "бабулек", до "пигалиц". Против ожиданий, никто не попытался к ней приставать или учить правилам. Может быть, сыграла свою роль камуфляжка и берцы? Она ведь не переодевалась в цивильное, а так, в чём ходила в учебке, в том и угодила прямо сюда.
Вместе с рюкзачком. С рюкзачком! Хм, слышала она, что при помещении "клиента" в каталажку, его "освобождают" от всех вещей, которые описывают и прячут в сейф. Могут и обыскать, кстати. А тут записали имя и заключили под стражу.
Надо подумать. Куда это её засунули? Что за исполнители, и откуда вообще, взялись на её голову эти парни в коптере?
Открыла рюкзак, у неё тут были прихвачены крекеры на дорожку. Достала пачку, вскрыла и пустила по кругу. Ну принято было в детдоме делиться, а тех, кто жрал под одеялом, били.
— Ты откуда вся такая военная? — поинтересовалась тётка самого пролетарского вида.
— Учебку закончила, а тут вдруг барабан, фанфары и добры молодцы из Иммиграционного Департамента.
— У всех одно и то же, — подвела итог девушка лет двадцати пяти. — Только, кажется, начинает всё налаживаться. Вроде, и работу себе приличную подыщешь, и устроишься более-менее, как откуда ни возьмись, прилетают выдворители, хватают под белы рученьки и волокут прямиком к трапу прямого рейса на родную планету.
— А когда нас отправят? — поинтересовалась бомжеватого вида среднего возраста тётушка, устроившаяся у самого окна.
— Рейсы каждый день, — вздохнула та, у которой что-то налаживалось. — Только бы выходные пережить, завтра да послезавтра.
* * *
Туалет был в глубокой нише со входом прямо из камеры, отгороженный от нее скрипучей решеткой. Эта крохотная выгородка являлась единственным местом, где можно ненадолго остаться одной. Потому как стоило туда сунутся еще кому-нибудь, как перед камерой мигом появлялась пара крепких охранниц — видимо вход в место размышлений контролировала камера от двери, про другие варианты думать не хотелось.
Еду приносили трижды в день в одноразовых упаковках. Скудные пайки, безвкусные и безликие, хотя и с претензией на какое-то оформление блюд. Матрасов, постельного белья и других излишеств здесь не наблюдалось. То есть даже на тюрьму это заведение не тянуло. Не чувствовалось и усидевшегося коллектива заключённых, где роли распределены, а статусы установлены. Напоминало это сообщество случайных попутчиков, собранных вместе по воле случая.
Одна девица попыталась согнать бабульку с рублёвого места, где можно было вытянуть ноги вдоль лавки, но Дара просто посмотрела на неё, и зарождающийся конфликт рассосался. Тоска, разговоры за жизнь, от которых на душе становится противно, жалобы на судьбу, на чужую подлость или равнодушие властей предержащих. Мимолётное хвастовство, после которого обязательно следует самообличение. Дара стискивала зубы, чтобы не заскрежетать ими от надоевшего хуже горькой редьки переливания из пустого в порожнее.
Через два дня, на третий, не дав разлепить глаза после полубессонной ночи в сидячем положении, её вызвали на "собеседование".
* * *
— Ну-с, милая барышня! Отчего, скажите на милость, вы не изволили явиться в отделение Иммиграционного Департамента для оформления продления разрешения на дальнейшее присутствие в метрополии?
Во барабанит! Дара только плечами пожала. Нечего ей ответить.
— Вот в том-то и дело, что у вас нет никакого формального основания оставаться долее в стране. И возвращаться на родину не желаете. Что же, если вам нечего к этому добавить, — длинная пауза, видимо в ожидании встречного предложения, — то часа через четыре Вас доставят прямо к трапу вертикальника, убывающего рейсом Земля-Прерия. До тех пор — ступайте в камеру.
Дара уже сообразила, что попала в лапы какой-то государственной структуры, действующей не в точности по букве самого демократического в мире законодательства, и даже не в его духе. Тут работает, с одной стороны, стремление поскорее выдворить как можно больше людей куда подальше, а с другой — закреплённые конституцией свободы, декларирующие невозможность чего бы то ни было подобного без желания выдворяемого.
Знай она хорошенько статьи и параграфы, могла бы легко выкрутиться. Но, увы, юриспруденция сейчас настолько запутана, что спорить с этим чинушей бесполезно. Он сделает её одной левой, даже если будет трижды неправ.
* * *
— Морозова! На выход. С вещами, — голос одного из охранников вывел Дару из состояния задумчивости. Кивком попрощавшись с сокамерницами, она подхватила рюкзачок и через минуту снова стояла в кабинете чиновника.
— Что же Вы, милочка, ничего мне не сказали о контракте? Ваш работодатель направил к нам адвоката, — мужчина кивнул в сторону неприметного человека, устроившегося на стуле у стены. — Извольте немедленно приступить к работе.
— Боюсь не все так просто, — сказала неприметная личность, и вытащила из старомодного кейса толстенную пачку бумаги. — Раз факт незаконного задержания и попытки депортации госпожи Морозовой можно считать доказанным, то мы предъявляем претензии за срыв сроков начала выполнения контракта, моральный вред и отрицательный гудвил. Начнем, пожалуй, с недополученной прибыли?
Еще недавно богоподобное лицо чиновника приобрело затравленное выражение. Кажется, этим двоим еще долго будет не до нее. Неприметный тип пересел к столу. Бубнеж с непонятными словами нарастал как девятый вал, грозя утянуть "незаконно задержанную" в бездонную пучину цифр и параграфов.
