| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Добравшись до трюмо в прихожей, смог наконец спокойно себя оглядеть. Из зеркала на меня внимательно смотрел длинноногий подросток. И чего я комплексовал из-за оттопыренных ушей? Ни фига не оттопырены, нормальные груздочки.
Густые тёмно-русые волосы непривычно длинны, никаких признаков будущих залысин. Прямой лоб, чистая кожа. Слава богу, юношеские прыщи никогда не являлись моей проблемой. Брови... Я погримасничал немного: брови легко заламывались выразительным домиком. Неплохо.
Глаза серовато-зеленоватые, неравномерной окраски, с прямыми, как стрелки, неяркими ресницами. Смотрят серьёзно и немного исподлобья. Нос как нос, обычный. Не большой, не маленький, не картошкой и не вздёрнутый, без горбинки.
Губы... Губы хорошие ‒ девушкам нравились, а подбородок они называли решительным. Вспомнив о девушках, я мечтательно заулыбался и решил не привередничать. Внешность в мужчине ‒ не главное, лишь подспорье. Оно у меня есть, и ладно. Отодвинулся и окинул себя взглядом ещё раз.
"В целом приличный материал, жить можно", ‒ решил я, направляясь назад в свою комнату.
Добрался до письменного стола и начал рыться в ящиках в поисках фотоальбома. Предстояло восстановить в памяти лица друзей, подруг и учителей, попытаться вспомнить их имена... Альбом нашёлся в итоге не в ящиках, а на боковых полках. Я сдул с него пыль и направился к кровати, по дороге сбросив в кресло одежду.
Забился под одеяло и свернулся клубочком, пытаясь согреться. Немного подташнивало, слегка знобило, усилилась головная боль. Всё же шмякнулся об стенку солидно, действительно не помешает полежать пару дней. С этими мыслями начал расслабляться, и тут меня осенило, да так, что застонал:
"Шестидневка, мать её! Здесь же суббота ‒ рабочий день в учебных заведениях. ‒ Я ещё раз мысленно пересчитал дни недели. ‒ Значит, в субботу мне в школу..."
В задумчивости потрогал заклеенную лейкопластырем шишку. Ну, ничего не поделаешь, надо опять выползать из норы. И я закружил по комнате в поисках портфеля.
Устроившись поудобнее в кровати, извлёк из портфеля дневник и чуть покачал им в воздухе. Интуиция подсказывала, что я сейчас узнаю о себе много нового и интересного. Опасливо открыл. "Почерк ‒ как кура лапой" ‒ обо мне. Как же, помню, но не думал, что всё было так ужасно. Корявые буквы разной высоты пьяно шатались в строю, словно революционные матросы после экскурсии по винным подвалам Зимнего.
Красными чернилами выплеснулся на страницы крик души учителей: "Качался на стуле", "Опять качается на стуле", "Пришёл без сменной обуви"... Что значит "плевался на перемене!"? А, жёваной бумагой из трубочек. Интересно, а в меня тоже... плюются?! Что-то я не уверен в своей способности перенести подобное без ответного членовредительства...
Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
Полез в конец дневника. "Тройки" и "четвёрки" в четвертях по английскому, русскому и литературе, черчению и труду. Да, писателем мне не быть... Остальное, слава богу, ‒ "пять".
Пролистал до текущей недели. В субботу меня поджидают геометрия, химия, физкультура, английский и биология, потом классный час.
Отложив дневник, взялся за учебники. Что хоть учим-то в этом сезоне?
Отлично, по биологии ‒ анатомия и физиология человека. Я радостно фыркнул, верхнее медицинское мне в помощь. По химии ‒ неорганика. Сверившись с изредка встречающимися в дневнике заданиями, определил изучаемые в третьей четверти темы: галогены и группа кислорода. Ха-ха, всего тридцать страниц в учебнике, за час вспомню.
‒ Эту неприятность мы переживём, ‒ немузыкально напел я и с тревогой взялся за учебники по геометрии и алгебре.
Ы-ы-ы... Как чувствовал! Теоремы косинусов и синусов, вписанные и описанные многоугольники, квадратные уравнения. А слова-то какие! Дискриминант, теорема Виета, разложение квадратного трёхчлена. На последнем я хихикнул, потом взгрустнулось. Может, в школе я это и сдавал в своё время на "пять", но сейчас к такому подвигу не готов категорически.
‒ Что ж вы, товарищ Барсуков, ‒ ласково говорю обложке, ‒ такой курс написали сложный-то?
Шутки шутками, но светит мне все каникулы изучать алгебру с геометрией заново...
С русским ещё хуже. "Сложноподчинённые предложения с придаточными обстоятельствами степени и образа действия", "сложноподчинённые предложения с придаточными обстоятельствами следствия, цели и сравнения". Это же филология, в восьмом-то классе... Ужастик. Что-то мне видится неправильным в обучении детей грамоте через тонкое знание морфологии языка. Верно Алла Борисовна спела: "Нынче в школе первый класс вроде института", святая истина.
На таком фоне программа по физике выглядела стройной и лаконичной: второй и третий законы Ньютона, закон всемирного тяготения, момент силы, закон сохранения импульса. Готов за день выучить.
"Итак, ‒ подвёл я итог, ‒ алгебру и русский придётся восстанавливать на каникулах. Грустно, девушки. Кстати о девушках... Нет, стоп, поручик, первым делом ‒ самолёты". Я волевым усилием сначала отогнал горячащие мысли о непотребном на задний план, а потом и вовсе выкинул их из головы. Сейчас есть задача поважнее.
Откинувшись назад, задумался. За неделю каникул, конечно, начитаю всю программу года по всем предметам. Всё-таки учиться ‒ тоже навык, и если у школьников он ещё недоразвит, то к окончанию института отполирован до блеска. А это ‒ как езда на велосипеде ‒ если уже научился, то не разучишься.
А вот суббота меня напрягает. Может, аггравировать симптомы? Опасно, можно загреметь в больницу, чего категорически не хочется. Ладно, биологию я и сам могу вести, химия страха не вызывает, геометрию придётся выучить ‒ в конце концов, там всего сорок страниц. Осилю за три дня. А вот с английским надо что-то придумывать, там могу проколоться на слишком хорошем знании, и объяснить это будет сложно.
Вздохнув, сложил учебники в портфель и взялся за изучение прихваченной с кухни стопки газет. "Правда", "Красная звезда", "Советский спорт" и недельной давности "Литературная газета".
Я потянулся к было "Правде", и тут в коридоре резко затрезвонил телефон.
‒ Алло.
‒ Ну что, поел? ‒ решительно раздался из трубки незнакомый девичий голос и продолжил, не дожидаясь моего ответа: ‒ А я стрижку сделала, завтра увидишь. Под Мирей Матье. Как ты думаешь, мне такая идёт?
Началось! Мгновенно взмокнув, я поволок телефон в комнату, на ходу лихорадочно перебирая в уме варианты ответа. Версия, что кто-то перепутал номер, не принимается.
‒ Ну, если ты споёшь так же, как она, то даже короткий "ёжик" будет неплохо смотреться, ‒ осторожно забросил я ответ.
‒ А? Короткий "ёжик"? А это идея... ‒ В трубке колокольчиком разливается смех. ‒ Эриковна заикой сделается, меня увидев.
‒ Да, популярность будет тебя преследовать. Не будешь знать, куда от неё спрятаться, ‒ подтвердил я, пиная зацепившийся за край двери телефонный шнур.
‒ Сейчас, погоди, я чай заварю... А то ещё не ела после школы...
Смутные подозрения начали оформляться в гипотезу. Да, этот голос я не слышал тридцать пять лет, но интонации припоминаю. Да и кто ещё мог мне так звонить?!
Это Света Зорько. Умненькая, весёлая и некрасивая девочка, по какой-то неведомой причине избравшая меня в восьмом классе в качестве объекта любви и сохранившая верность своему выбору до конца школы. Потом пути-дорожки разошлись, и я с облегчением выдохнул. По слухам, Зорька вышла замуж и родила сына. В школе мне, к счастью, удавалось удерживать её на расстоянии вытянутой руки и даже чуть дальше, но нервов на это ушло немало.
‒ Слушай, ‒ начал я вкрадчиво, ‒ у меня тут неприятность.
‒ Что, опять? Во что теперь вляпался?
‒ Э-э-э... Судя по всему, в сотрясение мозга.
Интересно, что она имела в виду под "опять?"
‒ Ой... Как угораздило?
‒ Классически. Поскользнулся, упал, очнулся ‒ ан гипса-то и нет. Зацепился за бортик ванны, вылезая из душа, и спикировал головой в стену напротив. Теперь лежу, жду врача, мама в поликлинику побежала.
‒ Я сейчас приеду!
Меня ещё раз окатило холодным потом. Только не это...
‒ Стой! Не надо. Я себя плохо чувствую, голова болит и всё такое. Сейчас с тобой поговорю и спать завалюсь. Скорее всего, меня врач на три дня дома оставит. Значит, я выйду в школу в субботу. Напомни, ‒ добавляю в голос просительных ноток, ‒ у нас там что из контрольных будет? А то у меня в дневнике ничего не записано.
‒ В твоём дневнике ‒ да чтоб что-то было записано! Сейчас... Летучка по геометрии, контрольная по химии и темы по инглишу. Кстати, не забудь тогда в субботу принести книгу, что обещал на каникулы.
‒ Какую книгу? ‒ спросил я, нервно сглотнув.
‒ Ты не придуривайся. Обещал ‒ значит, неси.
Думай, голова, думай... Нет, не угадаю.
‒ Слушай, напомни...
‒ Ты что, головой стукнулся?
‒ Ты запомнила, правда? ‒ восхищаюсь я.
‒ Андрюх, ‒ на выдохе с ужасом в голосе, ‒ ты что, серьёзно?
Так, надо использовать ситуацию. Насколько я помню, она ради меня в фольгу была готова раскататься. Столько мне не надо, но от небольшой товарищеской поддержки не откажусь. Жаль, не помню точно, "Джентльмены удачи" уже вышли на экраны или нет.
‒ Обещаешь молчать? Я даже маме пока не говорил.
‒ Да-да, обещаю! Давай колись, ‒ запритопывала подружка от нетерпения на том конце провода.
‒ Только чтобы действительно молчок, по-серьёзному. Не хочу родителей огорчать. Короче, у меня от удара лёгкая амнезия развилась.
‒ Тут помню, тут не помню? ‒ паролем откликнулась Света.
Ага, значит, вышел фильм. Тем легче, концепция посттравматической амнезии в массы внедрена.
‒ Знаешь, странное ощущение. Как будто память на кусочки разбилась, разлетелась и сейчас складывается постепенно обратно. Большинство уже встало на место, а некоторые ещё нет. Надеюсь, что пазл соберётся, пока я отлёживаюсь, но некоторые вещи сейчас действительно не помню.
‒ Пазл?
Чёрт, слово не в ходу сейчас. Внимательней, Андрюха, внимательней...
‒ На Западе так называют головоломку, когда картинку режут на фрагменты, мешают, а потом их надо собрать в правильном порядке. Короче, какую книгу тебе обещал принести, я действительно не помню, ‒ улыбнулся в трубку.
‒ Ты мне "Пером и шпагой" обещал.
‒ Ага, хорошо. Сейчас поговорим, найду и в портфель положу. Так... А какие темы по инглишу надо учить?
‒ Знаешь... ‒ задумчиво отозвалась трубка. ‒ Я сегодня, так и быть, не поеду, но завтра после школы точно зайду, что-то ты совсем плох стал. И лучше бы тебе всё самому вспомнить к моему приходу!
‒ Ой, уже боюсь, ‒ заулыбался я. ‒ Ты ж на раненого руку-то не поднимешь? Ладно, договорились, буду стараться. Давай, Зорька, теперь ты спокойно попьёшь чай без телефонной трубки у уха, а я полежу.
‒ Как ты опять меня назвал?! ‒ взвилась Света на том конце, словно укушенная оводом.
‒ А что, Зорька ‒ очень красивое имя, мне нравится.
‒ Так коров зовут! Ты хочешь сказать, что мне идёт коровье имя?! Может, ты у меня ещё что-нибудь общее с ними видишь?!
‒ Всё-всё, ‒ я стремительно капитулировал, ‒ пожалей больного на голову. Ну, извини, пожалуйста. Я действительно не хотел тебя обидеть. А имя и правда красивое.
Трубка немного помолчала, потом неуверенно переспросила:
‒ Ты это что, у меня прощения сейчас попросил?
‒ Ну да, почему нет, раз тебя обидел...
Ещё немного помолчав, Света с чувством выдохнула:
‒ Ты запомнил, об какую плитку ударился? Пометь её, пожалуйста, прямо сейчас, пока не забыл, ‒ она волшебная. Иначе потом придётся искать методом проб и ошибок, а голова у тебя только одна.
Из прихожей донеслись звуки открывающегося замка. Приглушив голос, я доложил:
‒ Мама пришла. Давай до завтра, удачи в школе на контрах, ни пуха, ни пера.
‒ К чёрту, тьфу-тьфу-тьфу. Выздоравливай быстрее.
Аккуратно положив трубку на аппарат, я задвинул телефон под кровать и шмыгнул под одеяло. На пороге возникла мама с сумкой в руке.
‒ Повезло: на обратном пути заскочила в гастроном, а там сосиски как раз выкинули. Успела ухватить два килограмма, пока очередь не набежала, ‒ похвасталась она успехами. ‒ А что телефон в комнате, кто звонил?
‒ Света.
‒ Вот неугомонная! ‒ Мама неодобрительно насупилась. ‒ Ты ей сказал, что болен?
‒ Угу, сказал. Завтра придёт после школы.
‒ Зачем это ещё? ‒ насторожилась мама.
‒ Причёску новую показать. Успокойся, успокойся, я пошутил! Темы по инглишу сверим к субботе.
Мама, удовлетворившись версией, направилась в кухню, а я взялся за фотоальбом. Минут за десять, морща лоб и пыхтя, вспомнил имена и клички двух третей класса, но человек пять смог восстановить только по фамилиям, и то не с полной уверенностью. По окончании учебного года из двух классов сделают один, остальных разгонят по обычным школам и училищам. Вот ушедших после восьмого я помню, за редким исключением, плохо.
Раздался звонок во входную дверь, в прихожей что-то забормотали. Судя по всему, подоспела медицинская помощь. Быстро ‒ мама минут тридцать как оставила заявку.
"Значит, ‒ напомнил я себе, ‒ надо получить справку как минимум на три дня".
Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась блондинистая девчонка в отглаженном белом халате поверх тёмно-синего вязаного платья. На шее фонендоскоп, в руке ‒ сумка, на симпатичном лице ‒ строгое выражение. Лет двадцать пять, прикинул я, года два после меда.
"Не окольцована", ‒ на автомате завершил анализ мозг.
"Господи, ну какая мне сейчас разница?" ‒ поразился я вывертам подсознания.
‒ Ну, что случилось? ‒ спросила она, усаживаясь на край кровати рядом со мной и участливо разглядывая шишку.
До меня докатился наивный аромат простеньких духов, вызвав неожиданное сердцебиение и лёгкий румянец на щеках.
‒ Я на кухне готовила, вдруг слышу в ванной глухой удар и как тело упало, ‒ взволнованно начала мама, размахивая руками. ‒ Я туда, а дверь закрыта изнутри. Дёргаю, кричу: "Андрей!" ‒ и ничего... Я...
‒ Мне протокол составлять не надо. Я не милиционер, меня другое интересует, ‒ улыбаясь, остановила врачиха мамин монолог. Затем наклонилась ко мне и положила руку на лоб. Халат немного распахнулся, и на фоне окна совсем недалеко от моего лица прорисовалась обтянутая платьем симпатичная окружность.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
