Об увиденном он и докладывался на "вечернем" собрании, сонно зевая и для порядку потирая когда-то затекшую шею. "Твикс" сидели порознь и от пола глаз не отрывали — Солеан опять их обозвал, на сей раз амебами: "Эй, амебы, выползайте живее!" Так он крикнул, чуть позже удосужившись объяснить с иллюстрациями. Плут хорошенько запомнил, пригодится.
— Никакой суеты, обычная возня, — вынес Хмырч заключение. — В пещере десять входов-выходов, все дыры патрулируются вплоть до трещин в ширину ладони, — продолжил он. В памяти живо встал образ комка слизи, бодро ползущего по одному ему известной траектории. Сожрал кусок густо растущего на потолке мерно светящегося мха, и вернулся в свою нору, долго исходя волнами рядом с Хмырчем. — Все пути вперед сужаются до непролазного состояния, боковые к вентиляции. Мною замечены явно сигнальные руны.
Вор как-то раз натыкался на них. Закорючка-закорючкой, а попробуй инкантнуть вблизи или применить амулет, как подаст сигнал. Механизм его не заинтересовал, запомнился сам факт.
— А вы чего молчите, Солеан? — Пытливо стреляя глазками из-под ресниц.
Сам плут не спешил нарушать унылую тишину, плохо соображая. Все реплики он заготовил загодя, став безынициативным после предельного сосредоточения.
— Полагаю, решение за нами, — за создающего видимость отсутствия интереса к происходящему ответил Хмырч, заразительно зевнув. — И утро вечера мудренее, как говорится, — вставая и уходя за свою ширму.
Солеан
Превалирующее раскаяние и тоска остались за ширмой. Когда покачивающая бедрами подобно мне не меняющая одежд (за их отсутствием, пекские тряпки ее не прельстили) удалилась, я честно выждал минуты три и свалил следом. Вру, я опять самую малость опередил, а у них духу не хватило начать говорить в спину. Между собой парочка поиграла в молчанку и разошлась по своим комнатам минут через пять. Грустно. Вроде взрослые. Отчасти их понимаю — окружение давит. Лично на меня как раз этот клятый межпространственный пузырь, напоминающий период добровольного заточения в Лейо — все вокруг волшебное и живое, но то сравнивать с желудком пошло, а этот "особняк", переделанный мною из лежащего в тубусе для магических свитков образца, именно эти ассоциации и навевает из-за бьющего внутри чародейского родника.
На самом деле пережитые воином страдания связаны с коррекцией его эфирного тела с топорно привязанным окном в личное подпространство. Не люблю признавать ошибки — ритуал не удался в полной мере из-за влияния, пусть будет, проклятья. Напрочь отгородиться не получилось, моя излишняя осторожность вышла ему боком.
После глубокого сна Танпелард будет постоянно ощущать этот несчастный вещмешок, но никогда его не увидит. Попытки его вызвать станут выворачивать наизнанку, хаотично вытряхивая содержимое. Я оставил на его тонком теле постепенно рассасывающийся пластырь, рассчитанный на месяц — думаю, с его усердием этого хватит. Танпелард должен научиться: всегда помнить каждый предмет, отправленный внутрь, дабы не засоряться, что грозит истощением; полностью опорожнять подпространство; захватывать аурой и в ее пределах аккуратно вынимать. После сна его начнут донимать боли всякий раз, когда мысленный образ не четок или не точен.
Танпелард
Проснулся мужчина рывком, весь сон царем над златом чахнув. Вдруг налетели воры, взрывом снеся створки сокровищницы, сразу раздались возгласы боли и недовольства относительно чьих-то невообразимо откуда растущих невообразимо каких рук, мозгов и прочих талантов. Танп успел пересчитать весь полтос даймов монетами разного достоинства и чеканки, перелистать десятки свитков, частью полезных и доступных ему, кольца для пальцев рук и ног, браслеты, шикарный набор иголок, отвергнутый Кешниафой... Да, это ее возмущающийся цветистым восхвалением способностей магсучки голосок, и некоего жида, разбросавшего свои побрякушки и железяки с грязными портками — самое безобидное из эпитетов. Последние были чисты, и в самом деле оказывались последними, так, к слову.
Ситуация разъяснялась просто:
— Это надо умудриться накосячить с разжеванным и в ротик положенным. Ах да, забыл переварить, — умудрившись выдать сарказм о досрочно прервавшемся заклинании серым голосом. Особняк приказал долго жить...
Наниматель сидел поодаль в своей излюбленной позе в своей не мнущейся и не загрязняющейся одежке, скрывающей обманчиво щуплое аристократическое тело, только косички на кисточках ни за что не зацепляющегося кушака и переплетались раз от раза по "утрам".
Пелагея, потупившись, промолчала. Ожидаемая неожиданность. Танп сам промолчал, не вступившись — он прикинулся занятым сборами добра, как и все, заснув одетым и обутым, предвидя нечто подобное.
— Ааа! — Громко вскрикнул мужчина, повалившись на собранное и хватая ртом воздух. Тело ощутимо потряхивало как от удара молнией.
— Припадок? — Жестко задала вопрос вставшая и отряхнувшаяся чародейка, глядя при этом на главнюка.
У Танпа защемило где-то в груди — Пелагея промолчала, и вроде даже не смотрела в его сторону, оправляя плотную курточку — прохлада и сырость коварны при отсутствии амулетного прикрытия. Правда потом он вспомнил горячечный бред — защемление сменила истома. А потом стыд — выглядеть слабым в глазах женщин и вызывать их жалость в высшей степени позорно. Следует предотвращать ситуации... А потом злость.
Вчера цепь обрезали в момент растягивания, подловив миг уязвимости. Вчера сломали клинок, что он ковал — непосредственное участие позволяет так говорить. Он оказал великую услугу, получив у знаменитого мастера-кузнеца разрешение сковать алую слойку из давно припасенной редкой руды. Пластание. Пополам. Пластание — искрящий от магии валик подобен скалке, раскатывающей тесто. Красный металл шипит от пота. Оранжевый металл урчит от пролитой из желоба по всей длине крови, тут же закатанной пластанием. Часть красноватого металла на клинок, часть на бронепластины к доспеху. Гномы на красный металл накладывают руны — человек не гном. Алое лезвие не знало наждачного камня, не ведало зазубрин. Сломан за ладонь до гарды. Каждой пластинке достался удар — мусор. Алую слойку не перековывают — теряет все свойства.
— Почему я сильно чувствую вещмешок, а вызвать его не могу? — Хрипло спросил севший Танп, спрятав лицо в распущенных волосах. Хотелось потереть ушибы и синяки. Хотелось вычеркнуть из жизни вчерашний "день".
— Кешниафа, сырное, пожалуйста, — вполне нормально попросил наниматель, проигнорировав Танпа.
Как-то так вышло, что заветный котелок вращался в руках чародейки. На то две причины: она, как выяснилось, лучше всех готовит, из четверых, из продуктов неродного ей мира; она дает волшебство для вызова готовых блюд.
— После ответа на вопрос, — встала в позу отрядная повариха, не шелохнувшись в сторону валявшейся на боку кухонной утвари среди прочего барахла, усеявшего пол пещеры, в обоих смыслах. В это время плут, посекундно вздыхая, собирал раскатившиеся монеты и прочую мелочевку — у него было железное правило о воровстве у своих, определенных клятвой наемника (достаточно совместного пребывания, а вот при расставании настанет иной разговор — развязанный язык вываливал на уши вынужденных слушателей тонны случаев из воровской жизни, и не понять, что лично с ним случалось, что из "ремеслинского" фольклора).
Танп не знал, как реагировать на эту внезапную защиту со стороны симпатичной женщины, плевать на кровь — уши не заострены, облик прекрасен чисто по-человечески, а о возрасте дам не спрашивают. Он вообще не хотел ни о чем думать, а приходилось. Вот хотя бы о боли, как о самом насущном.
— Полагаю, в этом виноваты те бессознательные чудеса, что он вчера творил, перевооружаясь и меняя доспехи прямо во время, эм, спарринга, — не прекращая любовно собирать давно собранные монеты. Теперь ровными столбиками, по достоинству и чеканке. — Сознательное усилие, видимо, теперь вызывает противление...
— Связь между мешком и телом стала слишком сильна. Он повредился от обилия полученных телесных ран. Наверняка... мешок, поначалу, сам вываливался... и его... задевали. Вот и... залип в подпространстве после... исцеления, — расставляя подразумевающими голимую нецензурщину запинками акценты, тихо проговорила Пелагея, перебив плута.
— Я хочу услышать версию сэра Солеана, — допытывалась Кешниафа, выделив "сэр". Соответствующее графскому титулу обращение по молчаливому соглашению не применялось. Вне светского общества и регламентированных этикетом случаев играло роль поведение аристократа — этот ясно дал понять не желанность подобного вежливо-церемониального к нему обращения. "А не подпевал" — читалось на лице продолжение.
— Ты хочешь меня разозлить? — Скучающе. Кешниафа вспыхнула, Пелагея тоже дернулась — видимо имел место подслушанный приватный разговор между женщинами.
— Не прикидывайся пнем, — пошла ва-банк Кешниафа Тешпаунит Наиульсуаэль Кварцевая, явно не ожидавшая так в лоб узнать, что личный диалог достиг чужих ушей.
— Танпелард будет постоянно ощущать этот несчастный вещмешок, но больше никогда его не увидит. Попытки его вызвать станут выворачивать наизнанку, хаотично вытряхивая содержимое. Я оставил на его тонком теле постепенно рассасывающуюся таблетку, рассчитанную на месяц усердных тренировок с лучшим наставником — болью. Танпелард должен научиться: всегда помнить каждый предмет, отправленный внутрь, дабы не засоряться; знать и помнить влияние их количества и качества на себя, иначе это грозит спонтанным и тотальным истощением с впадением в коматозное состояние; за миг полностью опорожнять свое подпространство; захватывать предметы для отправки внутрь аурой и в ее пределах аккуратно вынимать нужным числом. Боли будут донимать всякий раз, когда мысленный образ не четок или не точен. Моя ошибка в недооцененном влиянии местного "проклятья", как результат появление прямой ассоциации между тварной оболочкой и неодушевленным предметом по типу куклы вуду. Данная фатальная уязвимость устранена, с сохранением желанных способностей. И... я хочу извиниться за сложившееся у вас превратное мнение обо мне как о лидере группы — это противоречит моим потребностям. Для всех сторонних вглубь должна продвигаться группа из четырех человек с одним котом-фамильяром. Цель — спуск к центру аномалии сиречь проклятых земель, ключевые решения по ее достижению за вами. До встречи у цели.
И исчез. Просто взял и исчез! Танп моментально вскочил и заозирался, сжав кулаки. Нет, все же наниматель остался незримо присутствовать — два осветительных шарика, поглощающих звуки, разделились на четыре факельных пламени, подплывших к каждому его наймиту. Сержа он вообще редко видел — взгляд Хмырча говорил о том, что он тоже исчез, вслед за хозяином.
— Он мог еще столькому научить... — без притворства пожалел плут. — На разведку, — прошелестел голос растворившегося в тенях вора, успевшего слямзить что-то съестное, помимо сушеных фиников. Последовавшее за ним пламя почернело.
— ... ! — Выругалась на неизвестном наречии Кешниафа, распинав взрезанные мечами пластины, вполне пригодные, если постучать молотком по походной наковальне, захваченной в ремонтных целях.
— Это я виноват, — произнес воин, только чтобы хоть что-нибудь сказать. Было пакостно и муторно, прежний его опыт пасовал.
— Умолкни! Ты хоть представляешь, в какой опу нас послали?! — Вскричала Пелагея, разразившись следом так, что у Танпа уши завяли.
Тольрапт по прозвищу Хмырч
Ну какого х..?! столько времени чесали языки, а тут всполошились! Ну даже младенец сделает верное умозаключение о светляке, неужто своими куриными мозгами недоперли, курвы?!
Хмырч понимал всю глупость своих намерений. Да, он за деку успел из тряпья и кожи, прихватизированной в ту суматошную ночь, смастерить себе пояс, в пряжке спрятав косарь. Теперь он щеголял в портах, рубахе и куртке, в подкладе коей добавил уйму кармашков, как привык — чудесный швейный набор прихватил с собой вояка, чудесный. Часть места заняли предметы от того же каравана: незнамо как попавшийся складной ножичек, ножницы, заколки, шило и прочая х.. мурня. Львиную же долю занимали сухофрукты: изюм, курага и другие, а так же орехи. Он еще пару дней назад затарился вкусняшками, имея привычку жевать и хрустеть (последнее еще и ориентироваться по звуку помогало, передвигался он в пещерах инстинктивно бесшумно) — тогда лишнее поглощалось, нынче пригождалось как единственные запасы на незнамо сколько дней — в еде он умел быть сдержанным, и в целом непритязателен. Из оружия имелся трофейный кинжал с лезвием в локоть, гораздо качественней прежней заточки, и вроде как подаренные трехгранный кортик с серебром и короткий прямой обоюдоострый меч из мифрила, в пару кортику, ну и метательные стрелки в числе двух дюжин. Заспинный бурдюк и свернутый глубокий плащ-палатка цвета мокрого камня дополняли картину.
Хмырч улыбнулся — ну точно мешок снеди!
Совершив обманный маневр, плут вернулся к прошлой развилке. До сего дня их вел Серж, читай Солеан, а вовсе не он, как сложилось, эх, превратное мнение у его бывших спутников. Натренированное ухо часто ловило посторонние шумы, но все они проходили мимо, лишь дважды за все время неминуемо скрестившись с их маршрутом. Путем сложных вычислений, проведенных вчера, Хмырч вычислил примерный радиус чувствительности Солеана — порядка ста метров, как раз во время спарринга он должен был заметить воздуховод до края купола той небольшой пещерки, тоже где-то такого же радиуса.
Вопреки обыкновению, вор, уходя, обошелся без краж — еда не в счет. Весь путь единственно удерживающим фактором был Солеан. Они давали клятву за себя, а не как группа, потому Хмырч не считал себя чем-то им обязанным и не намеревался дольше потребного терпеть их ё... тупое общество. Ну зачем, спрашивается, донимать вопросами, а? Он относится к необщительному типажу, ответит стребованную правду и замкнется. Такие сами говорят, что и когда сочтут нужным — он имел опыт общения с монахами и понимал, именно такие говорят то и тогда, когда надо. Подчас это незаметно, но уши приделаны не для развешивания.
Хмырч вознамерился в одиночку добраться до цели.
Он вообще предпочитал одиночные рейды, отдыхая душой и телом после нервного натаскивания молодняка. В одиночку с его навыками проще пробраться незамеченным, а сон... вся надежда на светляк и умение искать безопасные ухоронки — во сне он не храпел, после первых шуточек еще в детстве наворовал на отличный заговор и более не страдал этим злосчастным недугом. Тракт куда-то да ведет, по нему Хмырч хотел легко и непринужденно добраться до означенной цели — он захватил порошок от желудочных болей после сырой еды, такой как крысы или другие живые твари, на которых с его ловкостью охотиться сплошное удовольствие, ну, относительно, конечно же. После первого нападения он стребовал защитные руны, препятствующие его обнаружению. Мастер в сокрытии оказывался бессильным перед нюхом и аурным зрением, коим были наделены высшие мертвяки. Тогда магичка предложила после непродолжительного капания на мозги, а Солеан внес поправки — результат простейшим образом татуировали, запитав от организма. С тем слизнем он просто дал промашку, пришлось идти на рекорд с задержкой дыхания, а так руны сыграли свою положительную роль — отрадовался свое он еще во время второй схватки.
