"Вот как".
— Но не думаю, что ты пришла сюда для того, чтобы разговаривать о риллу. И не пустое любопытство подвигло тебя отправиться в Ад. Чего ты хочешь от меня?
— Ответов на вопросы.
— Если смогу, отвечу. Спрашивай.
"Да. Этот и впрямь благороднее большинства магов и власть имущих".
— Знаешь ли ты, кто мешал Железному Когтю донести до тебя Око Владыки?
По рядам собравшихся демонических существ, как искра возбуждения, пробегает непроизвольная дрожь. Но ещё мгновение — и всё успокаивается, словно в торжественном зале, кроме Кайель и Хос-Кэббода, нет никого живого.
— Я знаю, что мне, руками своих миньонов, мешал Островитянин. Но помешать мне он так и не смог. А на кого работало Изменённое существо, убившее одного из лучших моих агентов, я так и не выяснил. В очередной раз риллу обыграли меня...
— Но кто занимался выяснениями? И что именно узнал твой агент?
По молчаливому приказу князя шаг вперёд делает один из высших демонов его свиты. Хотя назвать это "шагом" нельзя, ибо демон лишён ног. Опорой ему, да и самой его сущностью, служат переплетения Света и Огня, слитые в тесном союзе, почти лишённом косной плоти.
При виде этого демона Кайель объяла дрожь предчувствия.
— На этот вопрос тебе, Кайель Отрава, отвечу я, Храсси Вспышка. Когда часть души Железного Когтя, принадлежащая Нижним Мирам, вернулась в Кэббод и доложила о провале и его прямой причине, мой коронованный брат был разгневан. Чтобы утишить его гнев, я вызвалась проникнуть в Пестроту. Я способна свободно перемещаться везде, где есть место силам, родственным моей сути. Мой коронованный брат долго не хотел отпускать меня, опасаясь очередной ловушки. Но я настаивала, и в итоге он напутствовал меня так: "Лети, сестра. Не оставь без наказания оставивших нас без Ока: если не риллу, то хотя бы того или тех, кто послужил Воле властительных, как одушевлённое орудие".
Предчувствие забилось пленной птицей.
— Сначала я побывала во владениях Хозяина Леса, и этот высший маг не скрыл от меня своих подозрений. От него я переместилась к другому высшему магу, Островитянину. И там я нащупала конец паучьей нити. Островитянин даже не скрывал, что пытался завладеть Оком, но признался, что его слуги оказались слишком слабы. Так как активные личные действия среди именующих себя Бессмертными Круга не приняты, Островитянин стал искать, кто мог бы перехватить Железного Когтя на его долгом пути к Кэббоду через Врата и миры Пестроты. Перебирая в своих мыслях одного высшего мага за другим, он решил обратиться к Князю Гор...
Внутренняя дрожь встряхнула Кайель с удесятерённой силой.
— Ради элементарной предосторожности сообщать все обстоятельства Островитянин не стал. Он описал полудемона, охарактеризовал его возможности и спросил, кого можно нанять, чтобы отнять шкатулку. Потребовав и получив плату за совет, Князь Гор сообщил, что знает некую молодую ведьму, неоднократно доказавшую свои таланты убийцы, могущества которой может хватить для победы над Железным Когтем. И ведьма эта — Ниррит Ночной Свет, агент не столько тайной службы островного королевства Энгасти, сколько лично принца Айселита. Услышав это, я, Храсси, обрадовалась, потому что это имя — Ниррит — сообщил и дух Железного Когтя. Но на мой прямой вопрос Островитянину, не он ли нанял убийцу и не он ли завладел Оком, маг отвечал отрицательно, и я не ощутила лжи в его словах...
"Ну ещё бы! Он ведь просто послужил наводчиком!"
— Отправившись к Князю Гор, я спросила его: не он ли нанял Ниррит Ночной Свет для убийства Железного Когтя? Но этот маг поклялся мне биением своего сердца и целостностью своей души, что никогда упомянутая Ниррит не получала от него платы ни ценностями, ни артефактами, ни знаниями, ни магической Силой.
"О да. Чего не получала, того не получала!"
— Тогда я, Храсси, отправилась к острову Энгасти, где ощутила знакомую мне силу большого чёрного меча по имени Тен'галж. Рядом с мечом обнаружился и смертный по имени Айселит. Но разговора у нас не получилось. Смертный принял меня за убийцу и атаковал; меня же не ко времени настигло проклятие вспыхивающего гнева, наложенное риллу и отмечающее меня со времён падения нашего Владыки. Забыв об уязвимости холодной плоти, я ответила ударом на удар — и даже чёрный меч в руках Айселита не выдержал моего гнева. Забрав то, что осталось от Тен'галжа и продолжая пылать гневом, я швырнула погубленный клинок к ногам Островитянина и вернулась сюда, где призналась своему коронованному брату в неудаче.
— Довольна ли ты рассказом Храсси Вспышки? — спросил князь.
— Я... да. Я довольна.
— Ты подобна поражённой проклятием вспыхивающего гнева, Кайель Отрава. Успокой свой дух, не позволяй ему толкнуть тебя на необдуманные поступки.
— Не стоит беспокоиться, Хос-Кэббод. Мишени моего гнева находятся далеко отсюда.
— Ты не вполне честна, но я приму этот ответ. Итак, рассказ моей сестры помог тебе?
— Могу ещё раз повторить: да. Помог.
— В таком случае я спрошу тебя: знаешь ли ты, кто стоял за смертью Железного Когтя? Кого из высших магов, приближённых риллу, следует винить в происшедшем?
Под сводами торжественного зала, в самом сердце инферно Кэббод, раздался свободно звучащий человеческий смех. Но веселья в этом смехе не было.
— Я знаю. Кому, как не мне, знать это? Ведь некоторое время назад я, Кайель Отрава, отзывалась на имя Ниррит Ночной Свет!
Демонические существа по обе стороны трона взволновались. Но огромная, возрастом в сотни тысяч лет, Сила Хос-Кэббода вновь смирила его подчинённых.
— И ты осмеливаешься признаться в этом?
— Да. Ведь моя вина в смерти Железного Когтя не больше, чем вина Храсти Вспышки в смерти моего господина и возлюбленного, Айселита Энгастийского. Твоей сестрой двигало желание помочь своему коронованному брату; мною — желание подняться в глазах Князя Гор.
— Но ведь он дал клятву! — вспыхнула Храсси.
— И клятва была истинна. Я ничего, ровно ничего не получила от Князя Гор... кроме трёх слов: "Благодарю за работу"!
— Что ты сделала с Оком? — спросил Хос-Кэббод. И, казалось, весь Нижний Мир затих в ожидании ответа.
— Следуя пожеланию Князя Гор, — отчеканила Кайель мрачно, — велевшему уничтожить шкатулку вместе с содержимым, я бросила её в Багровую Бездну.
Тишина не взорвалась ни криками, ни яростью, ни атакующими заклятьями.
Только скорбь — ничего более.
Скорбь глубокая, как сама Багровая Бездна; скорбь, постичь которую смертный до конца не мог, и в которой равны были как Хос-Кэббод, так и ничтожнейший из его подчинённых.
— Не скажу, что правда радует меня, — вздохнул почти по-человечески адский князь, — но правда всё же лучше неведения. Ступай, Кайель-Ниррит, отмеченная риллу. Оставь нас.
...Уходя тем же путём, каким пришла, она думала, и думы её были странны.
"Она сражались — и были повержены. Они сражались — и остались живы лишь потому, что победители сочли возможным пощадить жалкие остатки сил своих противников. Бессмертные обломки падшего величия. И, наверно, кое-кто из демонов действительно впал в ничтожество до самого дна, измельчал душой, испаскудился до предела. Но сумевшие удержаться, такие, как эти, из инферно Кэббод, с особым отчаянием цепляются за свою честь.
Потому что, не считая жизни, честь — это единственное, что им оставили...
Единственное, что оставили НАМ".
Раньше Кайель представляла его только по словесному портрету. Но нисколько не удивилась, ступив на чёрный песок одного из Огненных островов и обнаружив его среди встречающих.
Собственно, встречали её двое. Первой была очень рослая и худая женщина, маг из ваашцев — синекожая и черноволосая. Правда, рослой и худой она могла считаться лишь по меркам своего вида, отличающегося, как правило, весьма плотным телосложением и этакой капитальной ширококостностью — как будто природа, выступая в роли скульптора, взяла людей и укоротила на треть при сохранении, а то и увеличении массы тела. Но у этой конкретной представительницы синекожих рост был почти такой же, как у Кайель, а весила она килограммов на пятнадцать меньше.
Второй же встречающий... им был Изменённый. Полуящер без правого глаза.
Сехоро, предатель.
— Назовись! — потребовала на Торговом-прим тройки синекожая.
— Можете называть меня Кайель. А вы кто?
— Я — Лирээш Подкова. Зачем ты здесь?
— Совершенно точно не для того, чтобы ругаться со слугами.
— О! Так ты стремишься увидеть Островитянина?
— Да.
— Ну, тогда иди за нами... просительница.
"Правильно говорили: хочешь узнать господина, посмотри на его слуг. Если к впечатлениям от тесного знакомства с Лирээш и Сехоро прибавить сказанное Хозяином Лесов, впечатление получится довольно пасмурное. А я ещё имела глупость удивляться: как можно при сравнении с одним из адских князей получить характеристику менее лестную, чем демон!
Значит, я очень правильно сделала, приняв меры предосторожности. Если Островитянин меня убьёт... что ж, надеюсь, он не успеет пожалеть об этом опрометчивом шаге".
Тропическое царство вокруг было разительно несхоже с мрачными хвойными лесами Захребетья. Там приглушённый свет и сдержанность красок — здесь яркость и пестрота. Там — плавное течение потаённых сил, однородность, неброская сложность. Здесь — бьющие в глаза, цепляющие внимание диковины, мозаичность, доходящая до кричащего диссонанса...
И вот — эпицентр мозаичности: не таящий своей Силы маг в пёстрых одеждах, восседающий на странном желеобразном троне под пологом ветвей, переплетённых так, чтобы не осталось ни малейшего зазора, куда могло бы заглядывать небо.
— А-а, никак, Ниррит Энгастийская? Как же, весьма наслышан...
— Ниррит мертва. Пожалуйста, называйте меня Кайель.
"Пародия на Хозяина Лесов", — решила она, осторожно исследуя Островитянина магическими чувствами сквозь собственные плотные щиты (ослаблять защиту в самом гнездилище этого высшего мага было бы чистейшей воды безрассудством, если не сказать — безумием). "Не удивительно, что Хозяину он активно не нравится".
Для бессмертного властелина лесов Захребетья природа была той первородной купелью, в которую можно погружаться снова и снова. А вот для Островитянина, очевидно, — бездонным колодцем, из которого можно вечно черпать энергию и вдохновение... и в который можно вложить немалую часть собственной личности. Тело на троне было для высшего посвящённого примерно тем же, чем обычно голова у человека является для остального тела. Центральное связующее звено, сердце здешней Силы — но, кажется, далеко не единственное сердце. Как мастер биотрансмутаций, Ниррит могла бы картировать границы чужого сознания точнее, но мешали её же щиты, отсекающие либо искажающие изрядную часть сенсорных потоков...
Хозяин Лесов был щедр, но не навязывал никому своей воли. Островитянин действовал, точно садовник, а также как скульптор... и, заодно, вивисектор.
Хотя, казалось бы, оба — маги жизни, её высшие посвящённые. Но какая дистанция!
"Похоже, можно быть уверенной в том, у кого именно Князь Гор "одолжил" пауков, иммунных к магии Аг-Лиакка, чтобы устроить мне памятное испытание перед дракой с полудемоном..."
— Кайель? И что же это значит?
— В прямом переводе — Отрава.
— О! Вот даже как? — Островитянин изогнул бровь, одновременно потирая руки и ёрзая на своём желеобразном троне. Кайель не хотелось бы восседать на чём-то подобном. — Люблю ядовитых, да. И колючих... так зачем, говоришь, ты сюда явилась?
— Я хочу задать вам несколько вопросов.
— Ага! Это мы сейчас организуем. Лирээш, Сехоро!
... кажется, Кайель отвлеклась на стоящих за спиной миньонов мага. А может, память просто лгала. Ясно было лишь одно: после этой реплики Островитянина в памяти образовался непроницаемо чёрный провал.
"О-о-ох..."
На стон вслух нет сил. Сил вообще нет. В том числе и тех, что пишут с большой буквы.
Всё выпито.
"Гадёныш... тварь... хвост слизня, плевок гнойный, абсцесс неоперабельный!
Но жизнь оставил. Уже хорошо.
Дышать глубже... ох! ну, хоть немного глубже. Муть в голове надо как-то разгонять, и побыстрее. Новый обморок был бы совсем некстати. Вот так. (Кстати, а как я вообще выкарабкалась из беспамятства? ладно, отвечать будем потом). Теперь простые упражнения из старой брошюры. Такие простые, что работают даже у бездарностей. Или при нуле Силы, как у меня.
Стоп. А с какой радости у меня — нуль? У любого живого существа всегда есть хоть сколько-то витальной энергии. Иначе оно уже не живое. Чтобы я, целитель, и вдруг да не воспользовалась своей собственной витальной энергией? Ну-ка, что там в закромах...
Ага. Есть крохи. Как во время глубочайшего физического истощения. Плюнь — погаснет. И трогать боязно. Малейшее напряжение меня сейчас просто убьёт.
Но что с того? Естественным образом я всё равно не восстановлюсь. Пока организм будет вяло мобилизовать остатки физических резервов, я подохну на этом славном солнышке от жары. Или сперва ослабею от жажды, потом снова в обморок, а потом... нет, такой сценарий — не для меня. И если уж рисковать, то как можно раньше.
Пока крохи энергии, невесть откуда взявшиеся, не испарились окончательно".
Взнуздав чуть окрепшей волей жалкие остатки жизненной силы, Кайель спустя ровно пять секунд провалилась уже не в обморок — в кому. Но этих пяти секунд ей хватило, чтобы сымпровизировать очень слабенькое и простенькое (по её меркам простенькое), но надёжное заклятье. Оно питало организм именно тем, что медленно убивало его: преобразованным в усвояемую форму светом солнца и раскалённым жаром вулканического песка.
Через минуту вызванный заклятьем прилив витальной энергии запустил сердце. Ещё через сорок секунд вернулось дыхание. И почти одновременно с дыханием — сознание.
А энергия продолжала прибывать.
Выждав, пока сердце сократится ровно сто раз, Кайель модифицировала заклятье, благо энергии для этого уже хватало. Очень слабенькое и простенькое заклятье стало слабеньким и несложным. А витальная энергия начала прибывать намного быстрее.
Ещё сто ударов сердца. Отменив сыгравшее свою роль заклятье, Кайель сотворила новое. Слабое, средней сложности. Помедитировала немного.
И встала: медленно, осторожно, как впервые после месяца в постели встаёт выздоравливающий. Впрочем, именно выздоравливающей она сейчас и была. Разве что выздоровление шло со скоростью совершенно неестественной... ну так что с того?
Маги, как известно, очень живучи. А целители — самые живучие маги из всех. Если не умерли на месте и ног не лишились, скоро снова будут ходить. И даже бегать.
Подняв руку, Кайель сняла с шеи почти исчерпавший себя одноразовый амулет. Тот самый, который вернул ей сознание. И отбросила прочь, не глядя, куда бросает.
"Дар милосердия, чтоб его!.. но без амулета — загнулась бы, не приходя в сознание. Так что, конечно, спасибо полуящеру за садизм. Или всё-таки не Сехоро, а Островитянину персонально?.."
Вокруг простирался чёрный пляж, характерный для Огненных островов. Но вернувшееся чувство пространства шептало: это уже не тот остров, где окопался её бессмертный враг, а другой, расположенный южнее километров на семьдесят, если не больше. По левую руку, по правую руку и впереди высились чёрные, раскалившиеся под свирепым южным солнцем, местами стеклянисто блестящие утёсы. А позади шелестело море. Дикий, не осквернённый вмешательством разума пейзаж... за исключением одной только детали.
