Наташа молчала, только про себя переводила историю Радима на язык эзотерики: старушка жила возле кладбища и не могилки своих пошла проведать, а потянуло её на колдовскую силу Радима, неизвестно как попавшего на то кладбище, — надо бы посмотреть по карте, далеко ли Верхнее что-то от Радимовки. Сила у парня не просто громадная, но неупорядоченная, стихийная. Блоков он ставить не умел... Глупо говорить — не умел. Не знал вообще, что с ним. Поэтому сила стихийно распространялась вокруг него, и женщина почуяла её тоже на уровне инстинктов. Вот почему она смогла дотащить парня до дома, да ещё и на печь сумела поднять. А когда Радим на печи оказался, дом начал наполняться силой, которую ощутили соседи. И пошли в дом, а чтобы объяснить себе странное притяжение, придумали причину — помочь одинокой старушке.

И ещё раз вспомнила: Радимовка при Кирилле Радимове процветала.

То же начало происходить с деревней с полузабытым парнем названием "Верхнее неизвестно что". Сила Радима начала подзуживать жителей деревни, наполнять их и требовать от них действия.

И ещё. Если Радим не помнил первых дней после побега, значит...

Наташа вздохнула. Может, она и не права, но, кажется, переданная дедом или самостоятельно отошедшая от умирающего колдуна сила начала приноравливаться к парню, совмещаться с ним, адаптировать его к себе — или наоборот. Поэтому Радим не помнил первых дней осознанно. Сила-то с ним осталась неуправляемой, стихийной.

— ... В общем (Наташа улыбнулась: кажется, любимое словечко у Радима), они ей за три дня, пока я лежал на печи, сделали много чего. Когда пол перекладывать начали, я уже очнулся, и она меня в садовую баньку перевела. Банька была ещё меньше, но у неё преимущество перед избой было: она была глухой совсем — то есть звук из неё не слышен. А это было хорошо, потому что как я очнулся, я орать начал. — На этот раз он усмехнулся нехотя. — Ну, то есть не всё время, а по ночам, когда спал. Я-то сам не знал, что ору. Спал же. Бабулька сказала. Я её здорово напугал в первую ночь. Мы с ней поговорили насчёт того, откуда я и кто. Она глуховата была. Решила, что меня Дмитрием зовут, Димой звала. Ну, я что? Сам тогда не оклемался. Дима и Дима. Ещё думал, а если и в самом деле меня так зовут? Она рассказала, что нашла меня на кладбище. А я... Я пытался вспоминать — и ни фига не вспомнил. Знаешь... жутко было. Думаешь-думаешь, что там — всего несколько дней назад. И — будто стенка... Ну, бабулька рассказала про мужиков, что они ни с того ни с сего начали ей помогать, а завтра будут разбирать пол в избе, и я согласился переехать в баньку. А что? Там хорошо было. Там сухо было, вениками пахло и яблоками. Она устроила меня в предбаннике. Маленькое такое местечко, как раз, чтобы вытянуться на полу. А я немного погулял по саду, а потом — так спать захотелось... И лёг, хотя знал, что она должна принести мне ужин. В общем, я просыпаюсь, а меня трясёт по-страшному — и воет кто-то надо мной. Я сам испугался, вскочил, а бабулька плачет надо мной. Как успокоилась — рассказала. Принесла мне ужин, только дверь в предбанник открыла — а я плачу и кричу в полный голос. Как будто меня бьют изо всех сил, но кричал не защищаясь, а другое... — Он замолчал, словно снова переживая то потрясение, которое испытал, услышав впервые о себе странное и даже страшное.

Наташа помолчала, поглядывая на осунувшееся лицо. Но не выдержала, спросила:

— А она не сказала, что ты кричал? Что это было — другое?

Он пожал плечами.

— Что-то про огонь. — Радим придвинулся к столу, положил руки между тарелками. Кажется, он начал активно вспоминать. Во всяком случае, девушка боялась уже что-либо спрашивать, потому что видела, что он пытается выговориться. — А потом... Она ушла, и я не знал, спал ли, или кричал. Снова уснул. Но баба Стёша утром сказала — она подходила, слушала, дверь приоткрыла — опять кричал. Но она не стала будить. Говорит, хотела, чтобы из меня страх вышел. Мол, слышала такое, что человеку откричаться надо, а потом ему кошмары не снятся. Только со мной по-другому было. Утром просыпался и сразу понимал, что кричал — горло было пересохшим и хрипел сильно.

У бабы Стёши Радим прожил недели две. Вместе с нею обнаружил, что не деревенский: попробовал пару сельских работ — ни лопаты нормально держать не может, ни вил. С топором обращаться тоже не умел, хотя понравилось, и даже, приноровившись, переколол наваленные во дворе брёвна, которые уже в землю врастать начали — так давно лежали, никем не потревоженные: бабулька топила печь угольными брикетами — дешевле стоили. Мужики к тому времени избу бабы Стеши чуть не по брёвнышку-гвоздику перебрали, все заборы подняли. Она сначала всё удивлялась, а потом притихла и как-то сказала Радиму, что он счастливый человек — пусть не для себя.

А он, когда прижился, внезапно затосковал.

— Меня как будто позвали. Иди, мол, — сказал он.

И однажды парень предупредил бабульку, что ему пора. Она снабдила его кое-какой одежонкой и дала в дорогу старый, дырявый рюкзак, в который уместилась краюха свежевыпеченного хлеба — пекла сама, две пластиковые бутылки с колодезной водой и зелень с огорода. Провожая к просёлочной дороге, баба Стёша напомнила: если парень захочет, она пропишет его в избе — живи только.

Радим в своём путешествии шёл по одной линии.

— Меня как будто тащило именно сюда, — объяснил он своё желание идти. — Деревни были, города... А я всё остановиться не мог. Пару раз встречался кое с кем, с кем лучше не встречаться. Было раз, что на машинах подъехали, били. — Он вдруг ухмыльнулся. — Я дрался как псих, но их было больше, правда, один плюс был. Меня так стукнули, что я вспомнил, что я не Дима, а Радим. Девчонка там одна была — пожалела, меня подвезли к городу, бросили у вокзала. А та-ам — нищих... Не настоящих. Алкаши, в основном. Там у них целое братство было. Меня взяли сразу — побитый, мог напопрошайничать много. Я их сразу предупредил, что ору, когда сплю. Не поверили. — Он замолчал, ощерившись и стараясь сдержать злой смешок. — В общем, они меня тоже побили, потому что напугал их всех ночью до уср... извини — до чёртиков.

— Это уже в нашем городе? — медленно спросила Наташа.

— Ну, да...

— А когда дошёл, тебя уже больше не тянуло в дорогу?

— Нет. Как будто дошёл до нужного места, и теперь надо только ждать. Такое впечатление было. Только ждал я слишком долго. Иной раз казалось — придумал насчёт ожидания. А иногда казалось... — Он пожал плечами, поднял глаза на девушку. — Теперь я думаю, что всё дело в тебе.

— Что?! — поразилась Наташа. И сообразила его логику. Но сказать ничего не успела, как он подтвердил её догадку.

— Ты сама сказала, что видишь истинное лицо человека. Ты увидела для полиции адрес того, сердечника. Значит, ты должна сказать мне, кто я. Мне продолжать — про кошмары? Или...

— Продолжай, — сказала несколько озадаченная Наташа. — Мне надо подумать, а твой рассказ будет в тему.

— Мне в братстве дали место — около того магазина, рядом с рынком. И в первый же день подошли двое полицейских. Спросили, кто такой, и потребовали документы. Я сказал, что при себе пока нет, а сам напугался по-страшному. Всё про себя уговаривал их уйти, а они... Они и ушли. Я немного обалдел... Потом стало легче. Я с продавщицами-частниками перезнакомился — они начали предупреждать, когда полицейские приближались. А потом девушки сказали, что полицейские так часто никогда раньше не заглядывали в этот уголок. Подавали мне мало. Сначала. Потом я, осенью, начал расти. Вырос из всех своих одежд, что на мне были. Похудел — и морда стала достаточно жалкой, чтобы мне начали подавать. Пару раз я заметил, что мне подают одни и те же, причём стараются дотронуться до меня — на счастье, как говорили. Говорили, что приношу удачу. А я... Когда до меня дотрагивались, я просто думал: ты бы ещё денежку бросил в мою коробку! Ну и бросали, конечно. А потом стали говорить, что я им снился во сне... И тогда я решил попробовать специально придумать сон, чтобы мне подавали. А для полицейских — чтобы меня оставили в покое. А ещё были нищие из другого братства, которые считали это место очень хорошим и пытались меня согнать с него. Ну... для них я тоже придумал сны. И меня оставили в покое. Все. И я всё ждал, когда же будет то, ради чего я пришёл в этот город. И вот оно — сбылось. Появилась ты. Теперь — ты. Ты узнаешь, кто я? Ты попробуешь разглядеть моё истинное лицо?

Он, наверное, забеспокоился, как бы она наотрез не отказала ему: быстро вытянул руки и схватил её ладони, заглядывая в глаза.

Хуже всего, что, однажды прорвавшись через его внешний взгляд, она теперь с трудом смотрела ему в глаза. Привыкнуть к брызгам крови на его лицо не могла. А постоянно смотреть в глаза, как он неосознанно требовал...

— Радим, — наконец решилась она. — Я могу это сделать. Проблема в том, что я недавний курсант, по словам Алексеича. Если ты видел меня в парке, то, наверное, видел рядом со мной лысого такого мужика с жёсткими глазами. Это и есть Алексеич. Он был рядом со мной, потому что опасался, что я не смогу сама сделать всё, как надо. И... Радим, не обижайся. Там был мертвец. С ним, как ни странно, легче. С живым трудней. Я уже вижу твоё истинное лицо. Но дальше я боюсь заглядывать. Рядом нет Алексеича, который сможет меня вытащить, если что.

— Что значит — вытащить? — твёрдо спросил парень, не отпуская её рук.

— Понимаешь... Техника вглядывания предполагает ментальное проникновение в ауру человека. В слои, которые прячутся очень глубоко. Если человек, в которого надо вглядываться, силён, он может, сам того не желая, поймать вглядывающегося. И... превратить его в раба. То есть закабалить его сознание.

— Не понимаю, — пробормотал Радим.

— Ну, если просто, то всё выглядит так: я заглядываю в твои глаза, пробиваюсь в твоё подсознание, где глубоко прячется твоя память. И — превращаюсь в идиотку.

— Что?!

Наташа опустила глаза.

— Радим, ты очень сильный. Но ты не обучен. Ты можешь интуитивно поймать моё сознание и утопить его в себе, внутри. Это и есть рабство. Алексеич знает это. Поэтому он тебе сказал про вескую причину прийти к нему и про меня, если обидишь. Мы уже кое-что про тебя знаем, но Алексеич боится: если ты узнаешь внезапно про себя, может случиться плохое. И с тобой, и с теми, кто тебя окружает.

Он убрал руки и сам опустил глаза, хмурясь в глубоком раздумье.

Страшась, что она не сумела убедить его, Наташа теперь сама положила ладонь на его руку. И сказала:

— Я не тороплю тебя. Но что, если твоя вера в необходимость прийти именно в этот город, связана с Алексеичем? Он сильный. Он может в момент раскрыть твою память — без последствий для себя. Радим, ты подумай, ладно?

Его ладонь дрогнула и медленно выползла из-под её. Он откинулся на спинку стула, всё ещё глядя на стол. Худое лицо встревоженного мальчишки. После недолгого молчания он вдруг убрал руки со стола. Наташа успела заметить, как по ним прошла крупная дрожь.

— Откуда ты знаешь, что я... сильный?

— Подробностей не скажу. Но ты наделён стихийной силой. В сущности, ты колдун, которому только надо научиться управлять этой силой, — осторожно сказала девушка. — И лучший учитель для тебя...

— Не надо, — тяжело сказал он. — Мне нужно... подумать. Ты же сама сказала...

— Радим, а ты не мог бы объяснить, что с твоими подельниками? Почему они тебя сначала били, а теперь...

— Года два назад они гоняли мою коробку с деньгами, — рассеянно сказал Радим. — Ну, как футбольный мяч. А потом решили, что и мне будет полезно получить. А у меня уже была заготовка для кошмара. Я защищался, но не слишком сильно. Чтобы ещё больше не разозлить... Они ж — вон, какие... Потом они пришли ещё — где-то через неделю, я снова сумел дотронуться до них. И они догадались. И предложили совместную работу. Они находят мне человека, с которого можно слупить денег, а я передаю ему сон. Сначала мне это даже понравилось. Заметил одну особенность. Я не орал во сне, если вечером передавал кому-то придуманный кошмар. А потом надоело. Они забирали себе почти всё. Начал отказываться от дела. Они даже не поняли сначала. А потом... Поняли по-своему. Били. Уговаривали. Всякое было. Привыкли же к лёгким деньгам. А я им поток перекрыл. Ну а после твоих слов... Я им сказал: есть ребята, которые меня предупредили, что умеют снимать мои кошмары. Мы посидели, подумали и решили взять сразу всё. И закончить с этим, потому что такие ребята могут и до нас добраться. И сейчас они ищут по-быстрому тех, с кого ещё можно стрясти.

— А ты... — начала Наташа и осеклась. — Радим, тебе это нравится — передавать свой кошмар кому-то, кто потом мучается? Ведь есть же возможность быстро избавиться...

— Наташа... — снова перебил парень. — Я — с другой стороны. Ты это понимаешь? Ты жила в семье — я помню только улицу. Тебя привели, тебя обучили. Мне сейчас в лоб говоришь, что есть возможность. Ты бы поверила? Ну представь ситуацию: ты идёшь по улице, к тебе подходит лысый тип и говорит: ты умеешь видеть истинное лицо — только надо немного обучиться этому. Поверишь?

— А что мне сделать, чтобы ты поверил мне? — рассердилась Наташа — и сообразила. — Знаю — что, — уже задумчиво сказала она.

Радим с интересом посмотрел на неё, но в этом интересе чувствовалась и насторожённость человека, который боится... зависимости. Пока она размышляла, каким образом провернуть дело и согласится ли Алексеич на такое, он не выдержал.

— Что ты придумала? Учти. Я в эту вашу группу не пойду.

— Сбоку припёка, — пробормотала она. — Согласен? Как... присутствовать, как... даже не знаю, как это дело назвать. Как свидетель происходящего.

— Присутствовать при чём?

— Понимаешь, у меня теперь своя группа. Всего три человека. Время от времени, как сегодня утром, нас вызывают на какие-то дела, связанные с паранормальностью. Но кроме срочных дел, есть дела, которые требуют нашего внимания, но не срочное. Меня на сегодня отпустили. Ты сегодня как — свободен, или у тебя есть дело?

— Позвонят, если что, — сказал явно заинтригованный Радим. — Ты предлагаешь вас сопровождать? То есть можно посмотреть, как вы работаете?

— Именно, — выдохнула Наташа. — Только сначала тоже позвоню — Алексеичу. Как он посмотрит на твоё присутствие в моей группе.

— Стой, а что за группа? Это те двое, которые были в парке?

Наташа отложила взятую было трубку.

— Так. Игорь — наш телохранитель. Пока. Тебе надо знать, что он боец-бесконтактник. Это значит: ты стоишь в нескольких метрах от него, но падаешь, когда он взмахивает рукой. Удар такой, как будто он в самом деле бьёт тебя кулаком. Это и называется — бесконтактный бой. Запомнил? Игорь. Далее — Леночка. Она эмпат-миротворец. При возникающих конфликтах главный человек в группе. Она воздействует на настроение человека и легко усмиряет его, если он разгневан или разозлён. Легко — это, конечно, относительно. Всё зависит от силы человека. Если она, например, попытается повлиять на тебя — а она точно это сделает! — у неё ничего не получится.