Ее звали Алиса

— Дура старая...

— Заткнись тварь малолетняя. Вырастила на свою голову настоящую шалаву.

Дюжий санитар тащил за плечи худенькую девчушку. Чуть в стороне стояла красная от чувств мать с качественно пропитым опухшим лицом.

— Посидишь тут неделю, чтоб тебя в чувство привели окаянную...

Новая пациентка была не высокого роста, 166 или 167 сантиметров молодой плоти.

— "Школьница-бунтарка и мать-алкоголичка, знакомо".

Агрессивная черная косметика на лице, темные круги под глазами.

— "Похожа на эмо".

Светло-золотой тонкий волос. Красивая точеная форма головы. Не широкое лицо, без скул и без массивных челюстей, идеальный подбородок, тонкие губы. Приятная белозубая улыбка, повезло с ровными здоровыми зубами. Хоть сейчас сниматься в рекламе зубной пасты.

Еще несколько лет назад я прошел бы мимо и не смог бы вспомнить о ней ни одной точной детали. Но после симбиоза с памятью Анны — многое изменилось. Почти все привычки и особенности характера девушки — стали моими привычками и чертами характера. Многие взгляды на жизнь перемешались, мысли и эмоции... я уже не мог разделить, где находится моя реальная личность, а где мной управляет наносное... чуждое моей сути, можно сказать я растворился в Анне. Она оказалась более сильной личностью, во многом более сильной и более жесткой. Всего один аспект ее жизни — половой, продавил все мои аспекты личности вместе взятые, прискорбный результат глупого ментального эксперимента. Хорошо хоть не издох.

Женская внимательность к деталям, да? Мне достаточно было бросить мимолетный взгляд, и я уже видел — выражение глаз, ровность кожи, наличие косметики, прическу и здоровье волос. Мог определить ведет ли человек ночной образ жизни или нет, высыпается ли, имеется ли лишний вес. Определял по походке — имеется ли у женщины личная жизнь или нет. Во что одета девушка. И даже вычислял примерную стоимость всей ее одежды. Целая куча нюансов, при анализе которых вначале с непривычки шла кругом голова...

Тонкие черты лица, прямой классический чуть вздернутый носик. Большие чуть наивные ярко синие глаза. Кожа лица нежная, чистая от прыщей, бородавок и родинок. Прекрасный профиль, в мочках симпатичных ушек продеты серьги-кнопки.

— "Красивая, явно не моего полета птица... а жаль..."

Соблазнительно нежная шея, узкие худенькие плечи, привлекательно обтянутые курточкой очертания не маленькой груди — третьего или даже четвертого размера. Серьезное конкурентное преимущество для столь юного возраста. Глянул на мать, похоже это у них наследственное, у той вообще пятый или шестой размер, огромная в своей необъятности грудь, вон как санитары жадно глазами косят. Гибкая узкая талия, близкая к идеальным 60 сантиметрам. Роскошные широкие бедра как у хорошей испанской гитары, с такими бедрами только и рожать детей. Чувствуется сильная женская конституция.

— "Нужно будет с ней познакомиться".

Девушка капризно повисла на руках огромного санитара желая вырваться из цепких рук, но не тут-то было.

— "И попка у нее ничего, накачана как мячик".

Короткое платье задралось в этот момент борьбы девушки с санитаром, и упругие аппетитные молодые ягодицы были отчётливо видны, став доступными похотливым взглядам всех наблюдающих. Впрочем, нас было немного, пара санитаров да один смотрящий на все это дело настоящий (да, теперь уже настоящий) псих.

Великолепные ножки, развиты как у теннисистки, длинные и ровные, изящные колени, маленькие стопы, с аккуратными ухоженными пальчиками ног. И в завершение — голос, молодой высокий сексуально привлекательный женский голос. Молоденькая нимфетка кричала и говорила чуть с придыханием. И похоже не осознавала какой это эффект производит на окружающих мужчин.

— "Мда... женская красота, а особенно молодая женская красота — это конечно неодолимая сила..."

Для этой девчонки еще ничего не кончено. А вот я здесь навечно, и это обстоятельство уже никогда не изменится. Настроение испортилось, и пациент психушки медленно и обреченно побрел по коридору в свою ненавистную палату-комнату.

Белое марево перед глазами и разрывающая на части головная боль. Клубы тумана вокруг, мимо проносятся невнятные тени. Невозможно сфокусироваться на окружающем мире, все вокруг плывет и искажается, как будто я несусь по кругу в бешеной карусели.

— "Очередной сон-кошмар", — но как же болит голова. Еще никогда я не ощущал себя так отвратно плохо.

— Мы все здесь умрем...

За моей спиной стояла та самая вчерашняя девушка.

— Почему?

— Не знаю, просто есть такое предчувствие.

Она одета, как и вчера, в коротенькое платьице и белые сандалии.

— Знаешь, я рада, что это смерть... я устала жить... нет сил — жить дальше, моя жизнь вечная тоска в которой нет надежды...

— Ты серьезно? Не дури, вот моя жизнь — это действительно дерьмо, но даже я не теряю надежды.

Девушка смотрела куда-то вдаль, как будто увидела там за пеленой белого дыма что-то удивительное... что-то иное...

— Ты видишь этот свет?

Она шагнула куда-то вперед и вся ее фигура, словно осветилась изнутри странным горюче белым светом.

— Стой!

Дыхание смерти. На меня полыхнуло плесенью. Вдруг стало отчетливо ясно — сегодня я умру, и все наконец-то закончится... для меня... навсегда. Так и должно было быть.

— "Неужели это конец... не хочу... только не это..."

Пустые слова отчаянья, все внутри умерло, став не эмоциональным и отраженно холодным. Смерть, которой можно радоваться, но нет сил на то, чтобы изобразить эти тухлые чувства. Я смотрю на нее. Ее глаза горят ослепительным огнем, а руки испускают пламя, от которого становится физически больно.

— Остановись... пожалуйста...

— Зачем... зачем ты меня останавливаешь?

Узнаю эту боль в голосе, неужели такие красавицы тоже могут страдать в этой жизни? Не верю.

— Помоги мне. Пожалуйста. Я хочу жить...

Она смотрит на меня, и ее взгляд пронзает мою душу. От этого взгляда ничего не скрыть. И в этот момент нет никакого стыда. Она видит все самое сокровенное и внезапно грустно улыбается.

— Живи моей жизнью... а я не могу, я слишком устала...

Жить? Но как? Разговор не о чем. Даже во сне эта пустота. И ее все больше, накрывает меня с головой, заражая бессилием и печалью.

— Но почему?

— Ты поймешь... все поймешь... но позже...

Белое пламя ползет по мне, и я ощущаю странную боль во всем моем занемевшем невесомом теле.

— По доброй воле. От души к душе. Во имя справедливости. Отдаю свою никчемную жизнь этому человеку. Призываю вас в свидетели Боги...

Она — такая маленькая и хрупкая внезапно растет в моих глазах, в буквальном смысле увеличиваясь в росте. А маленькие изящные пальчики уже не тонут в ладони. Огромные синие глаза смотрят куда-то вглубь меня, видят... что-то недоступное мне... они притягивают, и зовут... хочется уйти, туда за порог, покончить со всем и уйти вместе с ней...

— Смотри на меня, ты отражен во мне, не отводи своих глаз, — что-то во мне меняется, странное ощущение — будто во мне лопнула какая-то невидимая струна, она отпускает мою руку, и я оглядываюсь, пытаясь понять, что происходит... что изменилось...

Вокруг все тот же туман, все те же клубы дыма и лишь мои руки беспокойно теребят подол коротенького платья...

Что? Платья? Смотрю на руки и вижу, как тонко подрагивают в охватившем тело беспокойстве тонкие изящные пальцы... чужие пальцы... мои пальцы...

— Может, хотя бы ты будешь счастлива... я не смогла...

Я смотрю на свои пальцы, внезапно понимая, что это не сон, я ощупываю себя — все еще до конца не веря. Это не правильно, почему она так поступила?

— "Это все сон. Бред. Такого просто не может быть".

— Я буду жить твоей жизнью?

Чуждость Анны во мне вновь взяла вверх. Сознание зацепилось за слова, пытаясь найти точку опоры.

— Возможно. Нет уверенности, что этой ночью выживет хоть кто-то. Но ты сможешь отдать мне свой долг.

— Долг? Как?

Все что угодно, лишь бы выйти из этой психушки на свободу. Я хочу жить... я хочу жить... не важно в какой форме, лишь бы не в этой тюрьме... хочу жить как другие нормальные люди... жить и осуществить свои мечты... жить, и больше никогда не видеть эти ненавистные толстые лица проклятых богом санитаров.

— Стань счастливой и роди дочь... роди меня заново... я хочу нормальную мать и нормальную семью...

Она шутит? Ну и пусть. Такая удача может быть лишь раз в жизни. Отказываться не только глупо, но и элементарно обидно... возможно это именно тот шанс, о котором я всегда просил Создателя.

— "Прости меня Творец, но я воспользуюсь этим ветряным предложением. Простите меня... забрать чужую жизнь... сделать это... пока она не передумала... молодые девушки слишком переменчивы... слишком быстро меняют свое решение... когда-нибудь я отвечу за свой грех, обещаю... но не сейчас, я слишком хочу жить... прости меня верная совесть..."

— Клянусь. Если я смогу, я это сделаю...

Она смотрела в мои глаза и улыбалась, видела все мои мысли и улыбалась... откуда у меня это ощущение глобальной подставы?

— Принято, — каркающий голос из тумана прозвучал неожиданно резко.

— Возьми себе мою память, она тебе пригодится и... удачи мама...

Ее глаза погрузились в меня и в эти мгновения меня не стало. Ушла ли она в свет? Я этого, скорее всего никогда не узнаю. Потому что в этот момент врачи скорой помощи запустили мое сердце, и я вернулся к новой жизни в несколько ином для себя качестве.

— Одну вроде откачали. Можете увозить.

Голоса укачивают, голоса баюкают, голоса утягивают...

— "Я все же выжил... какой странный сон..."

Сладкое забытье спасительно раскрыло свои объятья. И на некоторое время мне было все равно — где я и что со мной. Возможно, это был лучший момент моей жизни.

— Просыпайтесь милочка, вам вредно так долго спать, — расплывчатое пятно неспешно превратилось в лицо добродушной женщины в медицинском халате.

— Я... где я...?

— В больнице. Вам повезло, в пожаре погибло больше пятисот человек. Мало кто там выжил. Говорят, даже президент прилетал, сказал, чтобы разобрались. Вот глотните немного воды, вам будет полезно.

— Я...

Не знаю, что я хотел в тот момент сказать, бешено вращая глазами.

— Целая и невредимая. Никаких ожогов. Просто чудо настоящее, на втором этаже вас нашли. Немного отравились, но это пройдет. Пару дней полежите, в себя придете, и домой отправят.

— Спа-си-бо...

Женщина еще что-то говорила про пожар, но я уже провалился в новый сон. Обычный бессмысленный сон. При следующем пробуждении вокруг кровати стояло несколько незнакомых врачей.

— Гхм...

— А вот и пациентка проснулась. Ты можешь говорить деточка?

— Да... ммогу...

— Скажи нам свое имя и фамилию.

— Имя?

Хотелось сказать свое привычное имя, но изо рта вырвалось нечто иное.

— Алиса... Алиса Парфенова.

— Можете вспомнить номер вашего домашнего телефона, и адрес проживания? Больничные архивы потеряны, и мы не можем установить точные данные выживших. Поможете?

Губы, язык и голос жили самостоятельной жизнью. Я наблюдал за происходящим со стороны, впервые слыша незнакомый номер и адрес.

— "Отдаю свою жизнь этому человеку".

Это мистификация? Не похоже.

— Здравствуйте. Это дом Алисы Парфеновой? А вы я так понимаю мать? Очень приятно. Дело в том, что ваша дочь только сегодня пришла в себя и смогла сообщить домашний телефон и адрес...

— "Уверена, что эта старая дрянь сейчас не радуется", — эта мысль была одновременно моей и не моей. Странно.

— Ну, вот и все Алиса. Ваша мать объяснила мне вашу ситуацию. Подростковые истерики — это нормально. У меня есть дочь вашего возраста. Можете мне поверить. Все через это проходят. Как только будете себя хорошо чувствовать — отправим вас домой.

— Спасибо.

— Не за что милочка, не за что. Выздоравливайте. Так. Кто у нас там следующий?

— Палата 12, тяжелый, 70% ожогов...

— Давайте вместе посмотрим.

Палата была двухместная, но вторая кровать пустовала. Постель была смята, на тумбочке стояли нетронутые апельсины. Значит, у меня есть сосед.

— "А трудно банально проверить?"

Слабая рука ползла под одеялом по телу все выше и выше, пока не остановилась на медленно вздымающейся груди. Кончики пальцев мелко дрожали, но это было ощущение руки на груди, двоякое ощущение одновременно грудью и пальцами...

— "Расшнуровать ночничку?"

Рука коснулась голой кожи груди, пальцы прошлись по твердым виноградинкам сосков. Тяжелая грудь под пальцами, тяжелая грудь в ладони, настолько полная и большая что не вмещается в ладонь.

— "Это правда... я девушка..."

К вечеру мне удалось встать и самостоятельно сходить в туалет. Где пришлось еще раз на практике убедиться, что в моем теле изменилось окончательно и бесповоротно. Хотелось бы сказать, что исследование себя носило откровенно эротический характер, но меня так шатало от слабости, что все мысли были только о теплой кровати и сне. Вернувшийся сосед, оказался соседкой лет восемнадцати. Говорливая попалась девица.

— Ой, Алиска, какая же ты красивая. И грудь у тебя больше чем у меня. Вот бы мне такую внешность, все парни были б мои.

Сказаться больным человеком было достаточно легко. Потому что вслед за осознанием себя в новом качестве, меня бомбануло еще сильнее — вернувшимися воспоминаниями прежней жизни многострадальной Алисы.

— "Вот это жизнь... пожалуй я погорячился тогда, моя жизнь была полегче..."

Девочка Алиса из фабричного городка была действительно невезучей. Она была единственным ребенком в семье. Отца своего она никогда не знала, так как мать не могла вспомнить, от кого именно она нагуляла свою дочь. Мать была алкоголичкой со стажем. Сколько помнила себя Алиса, столько ее мать и пила горькую. Беспробудно, днем и ночью. В компании и без оной, по любому поводу, и без всякого повода.

В трехкомнатной квартире всегда обреталась толпа немытых бомжей и известных городских алкоголиков. Расплачивалась родительница за спиртное телом, благо творец наградил шикарными природными данными, которые не могли испортить даже долгие годы употребления горячительных напитков. Мать спала со всеми — никому, никогда и ни в чем, не отказывая. Чаще всего спала за водку, иногда снисходила до презренных денег, чего хватало лишь на закуску и на оплату коммунальных. Детство 15-летней Алисы было тяжелым и беспросветным. И очень... очень голодным. И худой она была вовсе не от диеты, а от регулярного недоедания. Один легкий перекус в день, и сон под аккомпонимент урчащего желудка — были обычными спутниками ее жизни.

— "Она меня убьет..."

Мать, которую называли к слову Марией, регулярно крепко избивала девочку по поводу и без повода. Регулярно, это в среднем через день. Кроме того, в последние несколько лет прописавшиеся на постоянной основе бомжи и алкоголики участили свои попытки лишить девочку той самой девственности. Однако тяжелая дубовая дверь, которую когда-то поставил еще покойный дед, была им в этом неодолимой преградой.