Прайд. Книга 2. Пыль под ногами.

— Очень интересно,— прокомментировала Ольга, заглянув в темноту и сверкнув на меня ярко-жёлтыми глазищами, — темно, как в заднице! Ночное зрение бесполезно. А-а, я поняла — всё это сделано для пущей секретности: залезем под землю и пойдём в полной темноте. Предлагаю напялить на головы чёрные мешки, тогда нас точно никто не узнает.

— Предлагаю тебе наконец, заткнуться и следовать за мной, — прошипел я погружаясь во тьму, — и не бойся наступить мне на пятки — я пойду очень быстро.

Продолжала возмущаться спускавшаяся Галина, но я уже не слушал её, стремительно удаляясь от входа. Песок скрипел под ногами, тёплый сухой ветерок веял в лицо, путаясь своими цепкими пальцами в волосах, а непроглядный мрак стоял вокруг сплошной стеной, не позволяя проникнуть взглядом под своё покрывало. Странное ощущение: я перебирал ногами, чувствовал встречный ток воздуха, но мне начинало казаться: движение — всего лишь иллюзия. Словно я неподвижно повис в центре вселенной, и кто-то огромный дул мне в лицо.

А потом начались видения. Мне чудилось будто я вижу лицо этого исполина. Лик этот оказался похож на женщину-львицу. На Наташу. Она с невыразимой печалью в огромных глазах смотрела на меня. Оказывается, она не дула мне в лицо — просто её губы шевелились, произнося неведомые мне слова. Кажется — это было предупреждение. Предостережение об опасности.

Но стоило немного отвлечься и облик изменился. Теперь — это была Ольга, но не та, следующяя за мной, полная ненависти и сарказма, а другая...В жёлтых глазах плескалась нежность, а губы приоткрылись, для поцелуя. Но, вместо этого произнесли непонятные слова. И в этот раз, я хорошо их различил.

"Милый, — шептал двойник Ольги, — я всё ещё близка, всё еще рядом. Даже если ты не веришь, даже если всё забыл, я постараюсь спасти. Прости за всё..."

Лицо вспыхнуло голубым светом и превратилось в луч лунного сияния, озаривший песчаный язык, высунувшийся из распахнутого люка впереди. На этом призрачном ложе, повисшем в бездне темноты, неподвижно распростерлась человеческая фигура, следящая за мной широко распахнутыми глазами. Мёртвыми. А какими ещё может смотреть человек с перерезанной глоткой? Хм, и не обычный человек, а особый агент Настигана. Отлично обученный головорез, которого визирь посылал на задание лишь в особых случаях. Этот парень был способен учуять врага во сне, против ветра и на большом расстоянии.

Всё интересатее и интересатее!

Кошки одновременно появились из мрака и остановились рядом со мной, рассматривая находку. Галька задумчиво пнула мертвеца и поинтересовалась:

— Что-то особенное случилось? Кто-то знакомый?

— Да нет, — я покачал головой, — просто кто-то оказался не в том месте и не в то время. Хотя было бы интересно узнать, кто помог ему уйти на небеса.

Ольга наклонилась и провела пальцем по алому галстуку сползающему из разрезанного горла на грудь. Потом, не говоря ни слова, показала палец, измазанный в крови. Впрочем, всё и без слов было понятно: кровь только начала сворачиваться. Значит настигановского прихвостня прикончили совсем недавно.

Одним прыжком я оказался снаружи и приземлился на гребне небольшого бархана, полого спускающегося в низину. Недалеко от меня отчётливо просматривалась цепочка следов какого-то животного, уходящая прочь от города. Отпечатки сапог соединяли её с дырой секретного хода. Ещё одно доказательство того, насколько недавно всё произошло: даже лёгкий ветерок пустыни очень быстро превращал следы в нечто неразборчиво оплывшее. Стало быть, наш ещё неизвестный, друг находится где-то недалеко. Не знаю почему, но мне казалось — его стоит догнать и доверительно побеседовать.

Из-под земли стремительно выпорхнули гибкие тела кошек и мягко опустились на песок рядом со мной. Фиолетовые тени, извиваясь и переламываясь, поползли по барханам и скрылись в лощине. Я ткнул пальцем в цепочку следов и выдал задание:

— Видите — кто-то наследил? — две головы одновремено повернулись и так же одновременно кивнули, — быстро-быстро идём по следу, быстро-быстро догоняем злобного убийцу и задаём ему несколько вопросов. Тоже быстро-быстро. Только я вас очень прошу — обойдёмся без смертоубийства, пока я не закончу задавать вопросы. Потом можете поступать, как вам заблагорассудится. Только быстро.

Поскольку сказано было всё, смысла оставаться на месте и задумчиво смотреть на пустыню, не было.

Легко отталкиваясь от податливой поверхности песка, я помчался вперёд. Для бега в пустыне используется особый шаг, который кто-то назвал гепардовым, уж не знаю, почему. Приходится бежать на цыпочках, посылая слабые сигналы в подошвы. Это несколько утомляет, однако позволяет легко скользить над зыбким морем песка не проваливаясь в него, во время приземления.

Гребни дюн, изрытые ветром, мелькали под ногами, словно спины странных животных, переболевших оспой. Я ступал по их переломанным хребтам и не успевая ощутить податливость песчаной кожи, перелетал от твари к твари. Кошки летели рядом со мной, сосредоточенно глядя вперёд и их белоснежные гривы развевались на ветру, словно рваные полотнища знамён, под которыми мы несомненно победим. В свете двух лун, изумлённо взирающих на нас с высоты, этот бег выглядел, как минимум, впечатляюще. Исчезли все цвета, оставив только чёрный и белый, как это присуще лишь ночной пустыне, и мы превратились в плоские тени, скользящие по картине экспрессиониста.

Процесс бега поглотил меня всего, без остатка. На некоторое время, средство заменило цель: я забыл зачем мы вообще здесь — хотелось продолжать полёт над мелькающими барханами, под недремлющим Оком, в то время, как Лик торговца, распухший до неприличия, сонно возлежал на верхушках дюн.

Именно поэтому чёрная точка, возникшая впереди, не сразу привлекла моё внимание. Очень трудно возвращаться из нематериального мира грёз в грубую реальность вещественного мира, погружаясь в его проблемы и заботы. В данном случае, главной заботой было превращение чёрной точки в силуэт наездника.

Так и случилось. Наша скорость намного превышала ту, с которой передвигался объект интереса, поэтому я достаточно быстро смог рассмотреть невысокого пятнистого скакуна, на спине которого, полулежал, прижимаясь к крупу, маленький человечек в чёрном плаще. В лунном свете мелькнуло белое пятно, обращённого к нам лица и подобно крылу чёрной птицы взметнулась правая рука. Ха, парень пытался подгонять свою лошадку. Напрасный труд: ни одно животное не могло соревноваться с нами в быстроте бега.

Потребовалось ещё некоторое время, и беглец смог осознать эту нехитрую истину. Видимо, убедившись в этом, он решил перейти к более решительным мерам. Тёмная фигура извернулась в седле и бледное пятно лица не отрываясь уставилось на меня. Всадник казалось потягивался, а вот зачем — я никак не мог сообразить...Потом раздался глухой щелчок, а нарастающий свист окончательно прояснил ситуацию. Парень был отлично тренирован, если сумел выстрелить из арбалета, сидя на бешено скачущей лошади. Да ещё и так метко! В промахе его вины не было ни капли.

Второй промах и человечек коротко выругался, повернувшись к нам спиной. Однако теперь я почти дышал ему в спину. Поглощённый охотничьим азартом, я ещё прибавил в скорости, намереваясь самостоятельно изловить добычу. Хриплое дыхание человека, перемежаемое словами проклятий, слышалось совсем рядом.

— Давай! — выкрикнула Ольга из-за спины, — возьми его!

Крик послужил неким катализатором, и я тотчас прыгнул, на огромной скорости устремившись вперёд. Мелькнуло, перекошенное от ужаса, лицо и я врезался в обтянутую чёрным плащом спину, сшибая всадника на землю.

Проклятие! Уже в момент столкновения я понял, наша совместная посадка будет чересчур жёсткой, но не предполагал, насколько. Взметнулся фонтан песка, и я услыхал под собой отчётливый треск. Можно было сколько угодно убеждать себя, что это не звук ломающихся позвонков, ситуация от этого не менялась.

Человек, лежавший подо мной, издал отвратительный хлюпающий стон и начал подрагивать. Я неторопливо поднялся на ноги и угрюмо посмотрел вслед осиротевшему скакуну, который удалялся в бездну песчаной ночи, будто не заметив опустевшего седла. Человечек в чёрном последний раз всхлипнул и затих без движения. Я не выдержал и в сердцах, плюнул на мертвеца. Почему эти распроклятые люди такие хрупкие?

Подбежавшие кошки с живым интересом посматривали то на меня, то на труп. По лицу Ольги было хорошо заметно, как она с трудом удерживается от смеха.

— Мы не трогали твоего человека, — хихикнула она, — почему же ты его не допрашиваешь? Быстро-быстро...

— Заткнись! — пробормотал я, впадая в ярость, тем более сильную, что понимал: причиной неудачи был исключительно сам.

Носком сапога я перевернул покойника, и он явил свету лун своё необычайно бледное лицо. В застывших глазах стояли такая ярость и страх, словно жмурик знал, с кем его свела судьба. Впрочем...Я наклонился и отряхнул бледную кожу лица от налипшего песка. Ух ты — да он действительно знал! Я уже видел эту гладко выбритую физиономию, с глубоким треугольным шрамом посреди щеки и хорошо знал, на кого работает её владелец.

Теперь мне стало понятно, откуда взялся мёртвый шпион в тайном лазе. Настиган несомненно заподозрил неладное и отправил лучшего агента, дабы тот проверил его подозрения. Лучшего, ибо ставки были высоки, как никогда. Но его человек оказался рассеян или допустил какую-то другую оплошность. В общем-то допрашивать мертвеца не было, теперь, никакой необходимости: я и так мог сейчас сказать, кто именно является агентом Баджары при дворе падишаха. Агент, ха! Разве его можно так назвать?

— Судя по твоей физиономии ты придумал какую-то смешную шутку, — заметила Ольга, — может быть поделишься?

— Не сейчас, — неопределённо хмыкнув, ответил я, — это очень особая шутка, которую следует рассказывать только в присутствии определённого человека. А вот когда мы притащим Баджару падишаху, я непременно расскажу эту хохму.

На лице Ольги появилось задумчивое выражение, и она посмотрела на меня так пристально, словно пыталась прочитать мысли. Больше кошка не улыбалась.

— Ну и долго мы ещё будем стеречь эту мертвечину, — поинтересовалась Галя, прерывая нашу игру в гляделки, — у меня такое чувство, словно мы столбенеем у каждого дохлого человека, который нам попадается.

— Тебя уж этим определённо не удивишь, — проворковала Ольга, — я видела то количество трупов, которое ты оставляешь за собой.

— А ты, как-будто нет? — искренне удивилась Галя, даже не думая обижаться на соперницу, — мы же — хищники!

— Дурацкий разговор, — прервал я их беседу, отлично понимая, какой хренью она может закончиться, — время уже почти полночь, а мы едва ли преодолели половину пути. Копаниями в своей совести или что там у вас осталось вместо неё, будете заниматься в другое время. После еды, например.

Кошки потряхивали головами, точно выходили из некого транса. На их лица возвращалось осмысленное выражение, а глаза, до этого тускло отражавшие свет лун, наливались собственным свечением. Странно всё-таки, дико даже. Невозможно было даже представить ситуацию, где Ольга начнёт укорять Галю её жертвами, а та в ответ, примется философствовать...Должно быть некая мистика блуждала в воздухе пустыни. Поэтому, следовало как можно быстрее покинуть место, способствующее идиотским разговорам. Возможно тут было иное, глубоко скрытое, но я старался не допускать подобных мыслей.

Лучший способ выбить дурь из головы — это заставить поработать ноги. Поэтому я побежал. Всё быстрее, быстрее и барханы слились в мелкую рябь, а неподвижные звёзды сорвались со своих насестов и помчались вскачь по немыслимым траекториям. И ещё быстрее, чтобы ветер свистящий в ушах приобрёл мощь настоящего урагана, разрывающего барабанные перепонки в клочья и срывающего кожу с лица. Пусть этот дикий поток воздуха ворвётся в голову и выметет её подчистую, оставив только жажду ещё большей скорости.

Львицы ни на шаг не отставали от меня, легко перебирая стройными ногами и их полуприкрытые глаза горели ярче любых небесных звёзд. Волосы плескались на ветру и казалось будто он вот-вот оторвёт их и унесёт в глубь пустыни, играясь этой прекрасной игрушкой. Лица кошек, поднятые к луне, напоминали лики скульптурных богинь, столь же прекрасные и лишённые всяких человеческих чувств. Чувствовалось, это — высшие существа: им можно было поклоняться, их нужно было бояться, за них не жаль было отдать свою жизнь, без остатка. И я хотел одного: пусть они остаются такими же прекрасными холодными богинями, лишёнными даже тени жалости и сострадания. Пусть безмятежно ступают по головам человеческого стада, словно по тонкой и ничтожной пыли. Мы — высшие существа, неподсудные человеческим законам, неуязвимые человеческому оружию и неподвластные человеческой морали. Мы и есть настоящие боги человечества, непохожие на те сусальные лики, которые нарисовали себе эти животные. Мы живём среди них и взимаем необходимую дань. Всё обратится в пыль, а мы пойдём дальше.

Когда я высказываю эти мысли, Илья посмеиваясь, величает меня фашиствующим Заратустрой, но я убеждён, в глубине души он скрывает похожие убеждения. Разница между нами и теми из правителей, которые провозглашали себя сверхлюдьми заключается в том, что мы на самом деле высшие создания, отличные от человека по строению тела, энергетике и возможностям. Кто ещё способен перемещаться с одной грани мира на другую, нигде не задерживаясь надолго и не вспоминая совершённых поступков? И пусть ненависть людишек преследует нас, пусть их! В близком контакте негативные эмоции обязательно изменят свой знак и превратятся в сексуальное влечение: так заложено в нашей природе, своего рода защитный механизм. А секс — это единственный вид общения с человеком (помимо питания) который нас интересует. И какое мне дело до того, что кто-то хотел меня убить, если после общения он оказался в моей постели? Важен лишь конечный результат.

Теперь нам остаётся избавиться от последней угрозы и тогда ничто не сможет нас остановить. Ничто и никто!

— Видишь, как сильно я заблуждался? — горько смеюсь я, — тогда мне, действительно, казалось, стоит избавиться от маленького недоразумения в лице Баджары, и мы сможем пойти вперёд, до самого края вселенной.

— Зачем? — спрашивает женщина, — чем тот край вселенной отличается от этого?

Девочка заползла к ней на руки и теперь дремлет, обняв мать тонкими хворостинками рук. Иногда лохматая голова приподнимается и на симпатичной рожице появляется улыбка, адресованная мне. Маленький человечек не верит в то, что я способен причинить ей вред, скорее она считает врагами вечно пьяных охранников, едва не убивших её щенка. В чём-то зверёныш прав — даже умирая, я бы не стал пить её. Почему? Не знаю.

— Видимо — ничем, — я, с трудом, пожимаю плечами, — но раньше мне казалось, будто в этом путешествии есть некий смысл.

— Знаешь, — человек гладит детёныша по голове, — я вижу десницу всевышнего в том, что ты попал сюда.

— Ну, спасибо, — я задыхаюсь от коротких смешков, — ваш бог воистину милосерден. Двести дней пыток и голода...