| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Извини, Саэки, но я действительно не могу. Мы могли бы сходить в другой раз, — он улыбнулся одной из своих самых очаровательных улыбок, да так, что (клянусь богом!) я чуть ли не услышала восхищенный вздох молоденьких куноичи за своей спиной.
— Обещаешь? — с надеждой вопросила я, но гений клана не успел ответить, так как детей отпустили, и маленький Саске уже мчался к брату, ловко лавируя среди толпы. Вот я что угодно была готова поставить на то, что маленький мститель просто собьет брата, ан нет — Итачи просто подхватил его на руки, а у меня чуть снова не выступили слезы. Я и подумать не могла, что когда-нибудь увижу, как эти двое поддерживают друг друга и искренне любят, просто и незатейливо, без громких речей. Просто. Как семья.
Торжественная часть прошла быстро и как-то сумбурно. Выступили несколько сенсеев Академии, затем было распределение по классам и обращение к ученикам от Хокаге (которого, кстати, не было, но была его "правая рука"), после чего все стали медленно расходиться по домам. Саске был доволен донельзя, все еще возбужденно рассказывая нам о своих новых одноклассниках и "странных преподавателях". Мне оставалось только тихо посмеиваться в кулак, тихо удивляясь про себя, как же из такого прелестного мальчика могла получиться такая большая задница?
— Спасибо, что проводила Саске до Академии, Саэки-чан, — поблагодарил меня Итачи, когда мы уже возвращались в родной квартал. Младший Учиха тихо сопел за спиной старшего брата, пригревшись на полуденном солнышке. Все-таки, дети — они и в Конохе дети.
— Не за что, — скромно улыбнулась я в ответ, мерно покачивая на весу сумкой Саске. — Это было совсем не сложно. Я бы делала это каждый день, видимо, мне тоже нужен младший брат. О Шисуи-сама особо не позаботишься. Он же — признанный гений, АНБУ...
— Ты очень любишь Шисуи, — это прозвучало как утверждение, да и не собиралась возражать.
— Он мой брат, моя семья, — пожала я плечами, опуская взгляд. — Если кто и сможет меня защитить, то только он. И ты, — чуть помедлив, добавила я, чувствуя, как пламенеют уши.
— Ты действительно так считаешь?
Мы дошли до резиденции главы клана, Итачи снял со спины заспанного Саске, который ну никак не хотел отцепляться от старшего брата. А потом снова были долгие разговоры, упрашивания и обещания, к которым я не имела ровным счетом никакого отношения.
— Да, я так считаю, — наконец ответила я, когда Саске отошел от нас на приличное расстояние. — Возможно... тогда, помнишь? Тот поцелуй, я все еще надеюсь, что для тебя это что-то значит...
— Извини, Саэки-чан, но это не значит ничего, — ровно и сухо отрезал Итачи, отвернувшись от меня. — Мне жаль, что я дал тебе повод для каких-то иллюзий.
Вот так просто. Всего пара предложений, а я уже чувствую себя как в воду опущенная. Нет, не надо драматизировать — никаких разбитых сердец, выскочивших внутренностей или других побочных эффектов от слов будущего нукенина не было. Просто паршиво стало так, что я была готова утопиться в речке вместо брата. И пусть умом я понимала, что никакой любви в двенадцать лет и быть не может, а вот сердцем все-таки хотелось почувствовать себя... особенной?
— Вот и закончилось счастье твое, Саэки...
Глава 4
О том, как рушатся карточные домики.
Встречать весну в одиночестве — уж ни это ли самый верный признак настоящей депрессии и весеннего авитаминоза? А там — в моем мире — я бы встречала свой двадцатый день рождения. Были бы гости, подарки, шумные поздравления и голопередачи от родителей, которые опять где-то у черта на куличиках. Признаться честно, настолько сильно мне еще ни разу не хотелось домой. Шисуи пропадал на каких-то особо секретных заданиях, о которых не рассказывал даже маме, сама мама стала реже улыбаться и все реже выходить на улицу по вечерам. А я уже не знала, куда сунуться, чтобы не быть лишней.
Безумно одиноко.
— Мам, тебе помочь? — от моего голоса, женщина чуть не подскочила на месте, выронив из рук пустую кастрюлю. — Ох, мама!
Плечи дрожайшей моей дрожали, она выглядела крайне взволнованной. Хотя, кажется, я сейчас выглядела не лучше. Шисуи ушел на миссию несколько дней назад, и после этого от него не было никаких вестей. Словно моего брата корова языком слизнула. Это не первая миссия, на которой мой брат мог пропасть на неделю с лишним, только вот в этот раз ни меня, ни маму не покидало тревожное чувство. Словно в нашем доме натянулась невидимая струна, готовая в любой момент лопнуть и ударить по нам.
— Нет, милая, я сама, — зачастила мама, поспешно подбирая кастрюлю и отставляя ее на стол. — Тебе скучно? Может, погуляешь с девочками?
— Мам... — начала я, печально покачав головой. — Шисуи...
— Он вернется! — категорично отрезала она, упрямо поджав тонкие губы. — Он вернется, Саэки-чан, а потом мы вместе поедем на источники, отпразднуем его день рождения, и, может быть...
Я молча обняла ее, ласково погладив по голове. Я часто слышала, читала, видела, представление людей о жизни шиноби. Их чувствах, переживаниях, чаяньях и надеждах. Но хоть кто-нибудь, хоть раз подумал о тех, кто ждет своих героев, забившись в угол, чтобы хранить в руках болезненно обжигающую надежду на благополучный исход. Мне интересно, дорогие наблюдатели, хоть один из вас задумался на мгновение, какого это — упрямо твердить в пустоту, что человек, ради которого вы живете, жив и здоров. Твердить, даже когда ты сам уже не веришь в это.
— Конечно, мам, — шепнула я, чуть улыбнувшись. — Вернется.
Но Шисуи не вернулся. Ни через неделю, ни через две. А через три дня поисков, после того, как его посчитали официально пропавшим, полиция Конохи выловила тело моего брата. Они выловили его обезображенное тело, лишенное глаз.
~~~
О том, что Шисуи умер, нам рассказал сам Фугаку-сама. Он пришел в середине дня, как ни в чем ни бывало поздоровался со мной, и увел маму в комнату брата. А после того, как он ушел, мир рухнул, осыпавшись тонкими карточками харифуда. Больше в нашем доме не пахло вкусным обедом, а некогда просторные комнаты внезапно оказались просто пустыми. Как будто вместе с Шисуи умерла душа этого дома, оставив уродливый каркас голых стен. Темных, холодных комнат. Наверное, так было и после того, как умер папа.
А я так же ходила в магазин, убиралась и стирала, ухаживала за мамой как могла. Старалась отвлечь себя, чтобы продержаться до вечера, когда я могла запереться в своей комнате и реветь, как подстреленная собака, прижимая к себе подушку.
— Мамочка, пожалуйста, тебе надо поесть, — я зашла в ее комнату, держа поднос. Моя любимая, ненаглядная мама сидела на футоне, растрепанная и заплаканная, сгорбившаяся фигура ее мерно покачивалась из стороны в сторону. Я поставила поднос на низкий столик, осторожно присев рядом.
— Мама...
— Кото Амацуками... Кото Амацуками... Кото Амацуками...
— Мама, перестань!
— Он не умер... Нет, нет... Кото Амацуками... Не сам...
— Мама, пожалуйста, хватит! — я крепко обняла женщину, прижав ее к себе. Запоздало я подумала о том, что слёзы мои уже давно стекают по щекам и подбородку, опадая на грязное кимоно матери. Конечно сам, мам. Сам. И сейчас мы с тобой остались одни, и никто нам не поможет, любимая моя. И никто не защитит, поэтому мы уйдем. Далеко-далеко, в страну, где даже не слышали о клане Учиха. Мы уйдем на рассвете, мамочка, чтобы никто не узнал. Из этого дома, провонявшего горем и ложью. И ты про все забудешь, мамочка. И будешь счастлива так, словно никогда и ничего с тобой не было.
— Кото Амацуками, Кото Амацуками, — все повторяла она, легко покачиваясь в моих объятиях. А потом резко замолчала, заголосив в голос, безвольно роняя голову на грудь, словно бы вся тяжесть мира свалилась ей на голову, прижимая к земле.
Незваные гости пожаловали только на вторые сутки. Видимо, кто-то решил, что нам лучше выплакаться в одиночестве, лучше бы просто оставили в покое. А они все приходили и уходили, приносили какую-то еду и соболезнования, то и дело просили встретиться с мамой. Я благодарила, кланялась и улыбалась, уверяя их, что мы справимся, мы сильные и скоро мама снова будет порхать по кварталу лебедушкой, приковывая к себе завистливые женские взгляды.
Учиха Итачи пришел в мой дом на третью ночь.
Не было ни монотонного стука в дверь, ни добрых слов приветствия — он явился, как член АНБУ, ради выполнения поставленной задачи. В полном обмундировании шиноби, с ниндзято за спиной и протектором Конохагакуре. Мы встретились лицом к лицу в общей комнате, там, где я впервые рассматривала старые фото своей уже семьи.
— Значит, уже? — тихо произнесла я, делая неуверенный шаг назад. Словно еще надеясь на то, что смогу убежать. Хах, дура, даже если Фугаку-сама не смог одолеть Учиху Итачи, то куда уж тебе, неудачнице? Стало так горько и обидно, страшно, ведь для меня все закончилось, так и не начавшись. Но мой убийца не двигался, словно не мог решиться на этот шаг, последний в нашей с ним жизни. Его взгляд блуждал по моему лицу, то и дело, мечась от глаз к губам и обратно. Напряжение, возникшее в воздухе, было подобно ядовитому газу, отравляющему меня не хуже ожидания собственной смерти.
— Итачи, ну... скажи что-нибудь? — шепнула я, грозясь вот-вот сорваться на истеричные нотки. Мой взгляд зацепился за приоткрытую дверь, сорвавшись с места, я метнулась в коридор, но предатель в два коротких прыжка опередил меня, резко захлопнув раздвижную дверь. Я застыла на месте, боясь даже шелохнуться, каждый волосок на моем теле встал дыбом, он был так близко, что я могла чувствовать горячее дыхание на своей шее. Медленно, закрыв глаза, я обернулась, не в силах совладать с собой, бросилась на шею мальчику, горько заплакав.
— Пожалуйста, Итачи.... Пожалуйста... — судорожно всхлипывала я, сжимая пальцами его плечи. Его рука, до того сжимавшая рукоять ниндзято, безвольно опустилась. Я чувствовала, как бешено колотится сердце шиноби, как тяжело дается ему каждый вздох.
— Беги, — отрезал он, отпихнув меня от себя с такой силой, что я пробила перегородку меж комнатами. — Посмотрим, сможешь ли ты быть быстрее своей матери.
Я сорвалась с места, рванув со всей своей силой, пелена слез застила мне глаза, ноги не слушались, но этот треклятый инстинкт выживания, заложенный еще с рождения, никак не давал мне хоть на полшага сбавить темп. Мне казалось он бежит за мной сзади, смотрит на меня из соседней комнаты, наблюдает с крыши. Я выскочила во внутренний двор, готовая вот-вот заорать подбитой косулей, как в землю, прямо у моих ног, вонзился кунай. Он не отпустит меня. Запрокинув голову, я закружилась вокруг себя, стараясь хоть мельком выцепить незримого врага, но видела лишь звездное небо, холодное и безразличное ко всему. Он подошел сзади, занося над собой ниндзято для точного, смертоносного удара.
— Прости, — наконец сказал он, а с меня словно сошло оцепенение. Я обернулась, вцепившись взглядом в своего убийцу. Было ли мне страшно? Да. Словно тысячи тысяч нитей окутали мое тело, сжав до невыносимой, невыразимой никакими словами, боли. Я смотрела в его глаза, пытаясь увидеть в них хоть что-то, хотя бы намек на сожаление. И, как ни странно, я видела в них куда большее, чем просто сожаление — ту же боль и отчаяние.
— Они не защитят Саске, Итачи, — надрывно проговорила я. — Никто его не защитит, им плевать. Ты делаешь это, но... я знаю, как тебе больно сейчас. Как больно тебе будет всю твою жизнь. Прости...
Наверное, я сделала это от отчаяния. Каюсь, я решила, что так моя смерть будет смотреться трагичней, а уж в памяти Учихи так вообще отпечатается на всю его жизнь. Но, как там говориться, — помирать, так с музыкой. И я приникла к нему, не уверенная даже в том, что делаю все правильно, но, впервые, так остро чувствуя его — моего, настоящего. Чувствуя его губы, тепло его тела и соленые слезы, стекающие по щекам предателя и нукенина. Итачи целовал отчаянно, жадно и немного неумело, как настоящий мальчишка, впервые пробующий взрослый поцелуй "на вкус". Мои ладони легли на его плечи, рука шиноби опустилась на мою спину...
Знаете, а умирать — не страшно. На самом деле. Это всего лишь короткая вспышка боли и безликая пустота, которая тянет тебя на самое дно. И вот ты падаешь, падаешь, забываясь и подчиняясь, растворяясь в абсолютном ничто. Мне было только жаль маму и папу, тех, из другого мира. И, может, немного — Саске и наш бедный клан. Хотя, о чем это я? Ведь, все это просто нереально.
Карточный домик рухнул.
Осталось дождаться, когда весенний ветер унесет оставшиеся карты.
Глава 5
О потерянном времени
Это она?
Вы видели когда-нибудь птицу, увязшую в трясине? Такая маленькая, хрупкая, она бьет крыльями, изо всех сил стараясь взлететь. Но, вопреки стараниям, ее продолжает тянуть вниз. Иногда мне снились сны. Кошмары агонизирующего сознания, как вечное цукиеми, терзали меня видениями прошлого — потерянного, но не забытого. Иногда, словно через толщу воды, я слышала голоса. Тихий, шелестящий говор доносился до меня, пробиваясь сквозь вязкую тьму. И тогда кошмары разбивались, осыпаясь мне в руки окропленными кровью черепками.
Учиха...
Бывали мгновения, когда мое сознание оживало: я могла трезво думать, желать, бороться. В эти минуты слепая тьма сотрясалась от криков, она дрожала передо мной, расползаясь по швам, впуская в мой мир тусклый свет и серый пепел. Тогда, высоко под куполом тьмы, воцарялась кровавая луна, липкой пеленой застилая мой разум, снова и снова возвращая в мир бесконечных кошмаров.
~~~
Я открыла глаза, тут же забившись, как рыба, выброшенная на берег. Кто-то поместил меня в огромную, наполненную жидкостью колбу, и теперь я, как безумная, била ладонями в крепкое стекло. Каждое движение давалось с титаническим трудом, а животный страх, казалось, вот-вот парализует тело. Волосы лезли в глаза и открытый рот, я задыхалась, легкие наполнились жидкостью. Темнота...
Тень скользнула к колбе, я не видела, что произошло, что делал этот человек, но, внезапно, какая-то неведомая сила словно вытолкнула меня на ледяной пол. Я отчаянно закашлялась, скрючившись в позе эмбриона, рефлекторно прижимая к голове обе руки, защищаясь. Мысли беспорядочно метались в голове, упорно не желая принимать какую-либо форму, сложиться в определенный вопрос или даже словно. В кожу словно впилась тысяча иголок, врезаясь под сами мышцы, в мягкие ткани, вырвав из моей груди истошный вопль боли. Я была как младенец, только появившийся на свет — обнаженная и совершенно беспомощная, обезображенная собственной немощностью.
— Наконец-то, — мое дрожащее тело подняли с пола, укутали в чистую простыню. — С возвращением в мир, молодая Учиха.
Я запрокинула голову, мои глаза расширись от первобытного ужаса. Змеиный саннин кривил губы в тонкой усмешке, его янтарные взгляд скользил по моему лицу, наконец, вцепившись в глаза. Кажется, он был очень доволен:
— Вот он — легендарный кеккей генкай, — проговорил-прошипел он низким, шелестящим голосом и протянул руку к моей щеке. Я дернулась, неловко поскользнувшись, и снова упала на пол, в панике осознавая, что тело меня не слушается. Орочимару низко засмеялся, а в моей груди словно что-то лопнуло, вонзившись под ребра с противным, ноющим чувством. Я жалобно заскулила, с позором отползая в самый темный угол, который только попался мне на глаза.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
