Крылья Тура.

— ... капитана Россохватского и лейтенанта Туровцева...

Стоп! Это еще что? Что я прослушал?

— ...Это недопустимо, товарищи! Почему командование полка не выполняет требование инструкции о ежемесячной смене позывных для летчиков? Почему в качестве позывных используются слоги и слова, раскрывающие настоящие фамилии летного состава?

— О чем это он? — шепнул я, склонившись к уху комэска.

— Да нас песочит за позывные. Говорит, из допросов сбитых фашистов и радиоперехватов их болтовни в воздухе установлено, что немцы нас с тобой теперь знают, как облупленных.

— Эт-то есть хорошо! Пусть боятся, гады! — удовлетворенно улыбаясь, откинулся на стенку землянки я.

— Зря вы так улыбаетесь, товарищ лейтенант! — сурово посмотрел на меня бравый разведмайор. — Абсолютно зря! Есть данные, что вашему полку немцы готовят какую-то подлость, расквитаться хотят. В том числе — и персонально с вами. Что вы на это скажете?

Я встал и с вызовом уставился на начальство.

— А что они мне сделают, товарищ майор? Мне и летать-то не на чем, самолета у меня нет! А на земле они меня не достанут! А был бы у меня истребитель, я бы на нем еще и картинку какую нарисовал, что бы знали, сволочи, с кем дерутся. Не пристало нам их бояться, теперь пусть боятся нас!

— Как это нет? — обернулся подполковник к нашему комполка. — Это надо поправить! Летчик молодой, активный. Ему летать и летать. Да и результаты у него хорошие. Двух асов уже сбил.

— Вот, что, Туровцев, — хлопнул замкомандира дивизии ладонью по столу, — будет у тебя самолет. "Як-1б" — слышал? Нам сорок машин для войсковых испытаний перегнали, так и быть — выделю и вам.

— Нам восемь машин нужно, — тут же подсуетился комполка.

— Хорошо! Получишь восемь. За проведенный бой — получишь, заслужил!

— А картинку можно нарисовать, товарищ подполковник? — это уже я подсуетился.

Подпол захохотал.

— Рисуй, уговорил, лейтенант! Можно и картинку, но лучше — почаще звездочки на борту рисуй! Так оно вернее будет...

* * *

Вот так! Праздник пришел и в наш кишлак. Мне дали самолет! Да еще какой — "Як-1б". Сразу по завершению визита начальства из дивизии, комполка снова собрал комэсков и командиров звеньев.

— Товарищи командиры! Благодаря несдержанному на язык и нахальному перед начальством лейтенанту Туровцеву, мы получили новую технику. Это как нельзя кстати. Как будем распределять? Ваши предложения? Давай, Туровцев, ты эту кашу заварил — тебе и расхлёбывать. Начинай.

— Товарищ майор! Я уверен, что новые машины должны дать новые, более высокие, боевые результаты. Нельзя их размазывать по эскадрильям. Может, сформировать какую-то группу? Из опытных летчиков и хороших стрелков? Так, на мой взгляд, мы можем добиться большего.

— Комэски, что скажете?

— В предложении лейтенанта Туровцева что-то есть, товарищ майор. Но с нашей численностью по штату... какую особую группу мы сможем организовать? Этот вопрос надо решать на уровне дивизии. Создать, например, особую эскадрилью из летчиков двух-трех полков, да посадить ее поближе к городу, как бы в засаду. Машины, конечно, должны быть с рациями. И по наведению с земли вылетать на перехват бомбардировщиков. Или "мессеров" гонять, если они на наших навалятся.

— Можно курить, товарищи, — задумчиво проговорил майор, доставая пачку "Беломора". — Давайте-ка все еще раз прикинем. А не ослабим ли мы этим полк?

В общем, после долгих пересудов приняли такое решение. Насчет сводной группы или эскадрильи — переговорить в дивизии, предложение интересное, что-то за ним просматривается. В полку же провести временную рокировку — перевести в 1-ю эскадрилью капитана Россохватского двух опытных летчиков из 2-й эскадрильи и создать усиленное звено. Командовать звеном, после некоторых сомнений и колебаний, поручили мне. Я, было, заявил самоотвод, но комполка и слушать не стал. Ты, мол, подготовленный, теоретически грамотный, вошебойку только что прошел — тебе и карты в руки.

— Счастливчик, ты, Виктор! — подмигнул мне комиссар.

Я же особой радости не испытывал. Ответственность уж больно большая, и сопротивление со стороны старичков будет. Я это задницей чувствовал. Не всем были по душе мои новации, не всем...

А потом был праздник. Утром в полк позвонили и по секрету сказали, что вечером у нас будут гости, так что боевая готовность у полка с 16.00 снимается. Командир взвился вихрем, забегали начальники служб, загремела посудой столовка. Полк начал готовиться к приему начальства. Должен был приехать командующий воздушной армией — вручать ордена, заслуженные за бои над Сталинградом, и те награды, которые полк заработал еще на Калининском фронте.

Что тут говорить! О себе я, кстати, не говорю — сам я на эту суматоху смотрел с некоторым снисхождением. Ну, не было у меня пиетета перед наградами! Вот красной нашивкой за ранение я искренне гордился. Но народ ждал свои знаки отличия с настоящим чувством. И они их действительно заслужили. Да и на самом деле — быть отмеченным медалью или даже орденом было сейчас, в тяжелейшие дни обороны Сталинграда, во время, когда фашистская военная машина еще нас ломит... Скажем честно, положа руку на сердце — пока это еще так, но — ПОКА! Так вот, получить сейчас орден или даже медаль — это, конечно, почетно! Ордена сейчас были в цене. За ними был подвиг и кровь, и доставались они нелегко.

Так что, радость наполнила и мое суровое сердце. Особенно — когда нам сказали бежать на вещевой склад и получать новенькую форму, чтобы выйти на глаза начальству настоящими орлами. Под это дело я вырвал себе голубые петлицы и красные кубики и пришил их, невзирая ни на какие требования ходить с полевыми знаками различия. Это у меня не полевая форма, это — парадная!

Но командующий воздушной армией генерал-майор Хрюкин не приехал. Наверное, в преддверии подготовки к контрнаступлению, у него были и другие, более важные дела. Награды начищенным, наглаженным и отмытым ребятам вручал член Военного Совета генерал... забыл. Забыл я его фамилию. Да это и не важно.

А так — все было очень торжественно. За генералом суетились штабные, подавали ему коробочки с орденами и документы. Наш полковой самопальный оркестрик в разнобой дудел туш, красные от волнения и духоты ребята выходили, получали награды, обещали служить трудовому народу и спешили на свое место, чтобы побыстрей отрыть эти коробочки и привинтить долгожданную награду на грудь. Несколько человек, в том числе и я, выходили за наградами дважды — кроме орденов нам вручили еще медали за работу на Калининском фронте. Что мне понравилось, наградили и несколько человек из "темной силы". Это было абсолютно правильно — технари очень многое делали для боеготовности полка.

Я же опозорился. После вручения мне ордена я не нашел ничего лучше, как сказать генералу "Спасибо", а не рявкнуть, как полагается: "Служу трудовому народу!" Генерал недовольно посмотрел на меня, на мои голубые петлицы с красными кубиками, потом улыбнулся и вежливо ответил: "Пожалуйста!" Правда, когда меня вызвали во второй раз, все прошло гладко, в соответствии с требованиями устава. Так, пожалуй, и привыкну. А когда начали говорить "Служу Советскому Союзу"? Не помню... Ну, ничего, — подскажут! А скоро вообще погоны введут. Правда, золотые, с голубым просветом, наверное и не найти, защитного цвета будут, наверняка.

После награждения нас пригласили в столовую. Генерал провозгласил первый тост за Сталина, за победу, все дружно выпили, и армейские с нашим полковым начальством куда-то быстренько исчезли. Нам же лучше — спокойнее без них. Народ немного расслабился, забулькал по стаканам, зашумел. Все, так или иначе, косились себе на левую сторону груди, где на защитной ткани гимнастерок багрянцем сверкали новенькие ордена.

Я как знал, что спешить не надо, и орден не привинчивал. Медаль, правда, прицепил. Хорошая медаль — "За отвагу". Не стыдно носить будет. А сейчас я достал орден и аккуратно опустил его в стакан с водкой. Красивый красный "боевик" горел в преломляющихся лучах света, казалось, он испускал какое-то тепло. Я положил подбородок на руки и замер, глядя на орден.

— О чем задумался, Виктор? — ткнул меня в бок Антоха, который тоже гордо выпячивал грудь с одинокой медалью.

— Да вот, думаю, как нам новые истребители поскорее получить и освоить. Вместе, наверное, поедем получать, а, Тоха? Ты как думаешь?

— Наверное, вместе. Что вы там без нас получите... Смотреть ведь надо, мотор слушать.

— Антон, ты знаешь, что сделай... Ты, когда будем получать самолеты, формуляры на них посмотри. Те, которые завершены к концу недели или месяца, мы брать не будем. Ну их! Там, на заводе, наверное, горячка была. Давай-давай, фронт ждет! Возьмем аппарат, который вышел с конвейера в середине недели, понял?

— Виктор, ты же сам сказал — конвейер! Все этапы одинаковые, контроль одинаковый...

— А ты, товарищ младший воентехник, не спорь с начальством. Лучше давай выпьем за боевые награды. Мы их, Антоха, заслужили.

* * *

Следующей ночью группу летчиков и техников, которым предстояло получить новые истребители, вывезли на разболтанном автобусе в ЗАП. Там был довольно крупный аэродромный узел, армейские ремонтные мастерские, подготовленные специалисты. Ведь нам нужно было не только выбрать самолеты, но и изучить и освоить новую для нас матчасть, сдать необходимые зачеты, провести учебные вылеты и стрельбы. На все это нам выделили аж пять дней. Везли по земле из опаски, что мессера-охотники, которые залетали километров на 60-70 к нам в тыл, могут легко грохнуть одинокий транспортник, перевозящий опытных пилотов, а организовывать еще и воздушное прикрытие было некому, да и сложно все это...

В общем, ночь мы промучились, а утром впервые увидели свои новые машины. Было на что поглядеть! Красивые, изящные истребители. Каплевидный фонарь, превосходный обзор, какая-то явственно ощущаемая легкость. Да-а, недаром говорят, что красивая машина — это отличная боевая машина! Эх, еще бы на Як-3 полетать! Может, когда и придется...

Мы облепили линейку истребителей. Около них мыкалось несколько молодых парней в форме и гражданке.

— Смотри, командир, это, наверное, перегонщики с завода. Пошли, поговорим.

— Здорово, ребята! Что такие грустные?

Оказалось, что бардак крепчает и здесь. Недаром с самого зарождения авиации появилась и очень жизненная поговорка: "Там, где начинается авиация, — заканчивается порядок!" У ребят-перегонщиков и заводских испытателей не было продаттестатов. То ли в суете командировки забыли выписать, то ли они сразу должны были вернуться на завод, в Саратов. А они задержались, и их попросту не кормили. Не нашлось человека, который бы во всем разобрался.

— А ну, пошли в столовку, пернатые! Сейчас разберемся.

Мы устроили шум, стараясь напирать на столовских выпяченными грудями с новенькими орденами. Те что-то слабо блеяли в ответ и ссылались на отсутствующее начальство. На шум подошел комиссар ЗАПа, быстренько разобрался в проблеме, дал своим трюнделей и усадил нас за столы.

— Сейчас вас покормят, ребята! Вы уж не обижайтесь на нас, хорошо?

Столовские засуетились, забегали, и мы дружно застучали ложками. Плотненько так перекусив, мы с перегонщиками вернулись к самолетам. Антоха прилип к худощавому пареньку в гражданке, и что-то ему втирал, не закрывая рта.

— Командир! Иди сюда! Я тут с одним человеком тебя познакомлю...

Стеснительный парень робко поздоровался, уважительно поглядывая на мои ордена и медаль.

— Вот, командир, знакомься! Игорь, испытатель с завода. У него на заводе и отец и мать работают. Он нам поможет аппарат подобрать. Поможешь, Игорь?

— Ага, — кивнул паренек, — а что вам, собственно, надо?

— Чтобы полегче был, мотор чтобы зверь, ну и отделка, в общем... Сам понимаешь.

— Вот этот посмотрите... — он подвел нас к стоящему в конце строя самолету. — Его готовили как именной истребитель для одного Героя Советского Союза, да двигатель забарахлил, а пока с ним возились, Герою другую машину отдали. А на этот новый двигатель поставили, машина — зверь! И чуть-чуть полегче остальных будет — в ней больше дюралевых частей. Рация с передатчиком. Переднее и заднее бронестекло, бронеспинка 9 мм, зеркало для задней полусферы в кабине, что еще...

— А как оружие? Мне ведь и стрелять еще надо, сам понимаешь.

— О-о! Оружие — класс! Ну, пушка, тебе знакома, боезапас — 140 снарядов. А вот пулемет УБС — универсальный синхронизированный, конструктора Березина, 12,7 мм. Почти что пушка, честное слово. 220 патронов. С двухсот метров пробивает броню в 20 мм, безотказно стреляет в глубоких виражах, боевых разворотах, петлях, бочках и на пикировании. Зажигательно-разрывные пули — просто чудо, с дистанции 200 метров дырки делают — голова пройдет, поражение осколками до 40 сантиметров от точки попадания! Говорю тебе — еще одна пушка у тебя будет, во как. Огонь ведешь кнопкой и спусковым крючком на ручке управления. Стреляешь только правой рукой, левой управляешь мотором при маневрировании. Перезарядка оружия пневмоэлектрическая, не надо надрываться и тянуть трос, как раньше. Обещаю — попробуешь, останешься доволен! Для вас ведь все делали, как говорится — все для фронта, все для победы!

— Ну, спасибо тебе, Игорь! Удружил! Здорово ты нам помог. — Влез в разговор Антон. — Вечерком, если не улетите домой, забегай к нам. Выпьем по капле, поговорим. Интересно же, как там, в тылу? Девчата-то на земле еще есть? А то здесь — одни мужики вокруг, глянуть не на что. Одни сапоги да пистолеты на задницах. А хочется чего-то мягкого, нежного...

— Гм-м-м! — прервал я закрывшего глаза, как тетерев на току, Антоху. — Ты, Игорь, верно — заходи к нам вечерком. Поговорим, пообщаемся в мирной обстановке. А помог ты нам действительно здорово. Спасибо тебе большое. Передавай нашу фронтовую благодарность работникам завода, большое дело они сделали! А теперь будет и наш черед. Теперь мы будем знакомить немцев с вашим изделием. Думаю... да нет, уверен, что им ваши истребители понравятся.

* * *

Здесь, на фронте, регулярно платят зарплату. Помню, когда я об этом узнал, сначала несколько удивился. Ведь на всем готовом живем. Как-то этот момент выпал у меня из памяти. Да и мой любимый Симонов об этом не писал, и в мемуарах летчиков про деньги особо не говорилось. Наградные платят — это да. За сбитый истребитель — 1000 рублей, за бомбардировщик — 2000 тысячи. Даже за сожженные автомашины немцев, за паровозы и вагоны, и другую муть тоже полагаются деньги. Все имеет свою цену на войне. У лучшего друга физкультурников и железнодорожников все схвачено. Мудрый все же мужик! И на войне народ к боевым свершениям рублем стимулировал. Правда, как я прикинул, фронтовым Абрамовичем мне стать не суждено. На тысячу за истребитель, я легко мог купить пару бутылок водки. Если добавить еще рублей 600-800. Вот их я и добавил и послал Антошу в мастерские на разведку и за наводкой, где можно взять лучшее средство межнационального общения, а именно — водку советскую, обыкновенную, под которую так легко катится любой разговор по душам.