— Дима, одно дело, когда на тебя нападают, и совсем другое — нападать самим, мы же их провоцируем.
— Вы, Борис Степанович, на миротворца не слишком похожи, а заговорили, словно рефлектирующий интеллигент. Может быть, вы решили меня проверить?
— А почему бы мне тебя не проверить? Кстати, а что это ты так основательно перешел на 'Вы'? Не стоит, — насмешливо закончил Федотов. — Берись-ка ты лучше за подготовку 'встречи', в этом деле ты сильнее. Тебе и рулить.
Через неделю к вечеру их встретили.
Три силуэта впереди перегородили подворотню. Секундой позже — два сзади. Пятеро против двоих, как и предполагалось.
Никаких наглых ухмылок или предложений от шпаны не последовало. На это у нападающих попросту не оказалось времени. Зверев сделал резкий выпад, после чего один бугай сполз по стене, а второй упал от удара в кадык. Третий, плюгавый, успел махнуть лезвием, но Димыча там уже не было.
Сзади послышались топот и сиплое дыхание прокуренных легких.
Позже Борис вспоминал, как появилось четкое представление, кто и где находится. Безошибочное знание, что надо делать в каждое следующее мгновение. В этом не было никакой мистики. Такое отчетливое видение окружающего всегда возникало в критические моменты.
Заточенная деревянная трость, пропоров брюхо ближайшему нападавшему, сместила его под ноги второму. Неловко перескакивая через подельника, второй схлопотал удар ногой по печени. Бить из этой позиции было неудобно, поэтому нападавшего только отбросило.
Первый тонко визжал, держась за распоротый живот. Увидев разгром передовой троицы, второй пытался убежать. Не удалось. От подножки он, пропахав полметра, растянулся. Ему на спину в прыжке двумя ногами обрушился Федотов. От такого удара в лучшем случае лопаются ребра, в худшем наблюдаются фатальные повреждения внутренних органов. С момента начала движения тростью прошло не более пяти секунд.
Боковым зрением Борис увидел двух лежащих и удар кулака Дмитрия, добивающего третьего. У одного лежащего была явно свернута шея.
Противно защипало голень. 'Наверное, зацепило, когда ногой махал', — мелькнуло в сознании Федотова.
* * *
Дверь в полуподвал старьевщика оказалась открытой. Видимо, мордатый был уверен в своих кадрах. Напрасно. От Диминого удара он отключился. Пришлось приводить мордатого в чувство, выясняя, где лежат волшебные часики и тарелочка с голубой каемочкой. В жизни за все надо платить, а за подлость надо платить втридорога. К счастью, крутых мер применять не пришлось. Мордатому хватило пары оплеух и одного удара по почкам. Зачет на 'добровольное сотрудничество' был засчитан. Жить хотелось или решил пожертвовать малым, разбираться в тонкостях не хватало времени.
Оба понимали, что свидетеля оставлять нельзя, но одно дело калечить, защищаясь, и совсем другое — хладнокровно зарезать человека. В решающий момент за стеной заревел малыш, это решило исход дела. Мордатому была предоставлена возможность встретиться со своими подельниками.
Позже друзья подсчитали, что они стали обладателями почти трех тысяч рублей. Как выяснилось, это соответствовало годовому заработку инженера средней руки.
У местных умельцев Федотов со Зверевым сделали себе сносные документы. Приоделись. Обзавелись съемным жильем.
В паспортах, выданных сроком на пять лет, значилось, что их владельцы из мещан. Были указаны рост, цвет волос и особые приметы. Как показало будущее, документы были выполнены вполне прилично. При регистрации и получении вида на жительство документы подозрений не вызывали.
Тогда же переселенцы попытались легально заработать на продаже изобретений. Из затеи продать молнию ничего толком не вышло.
В итоге друзья приняли решение провести акцию, подготовка к которой съела почти все средства.
Опять 30 марта 1905. В доме на Марьиной слободке.
— Я полагаю, имеют место быть последствия того происшествия, — 'высоким штилем' заговорил Зверев. — Наивно было надеяться, что мордатому удастся утаить причину побоища от своих покровителей.
— Ты думаешь, он пытался? — с сомнением произнес Борис.
— Эт обязательно! Степаныч, из-за его беспросветной жадности пострадала крыша. Признаться, я рассчитывал, его замочат. Не случилось. Значит, есть там кто-то очень толковый, — авторитетно ответил Зверев.
— Почему толковый? — оторопел Мишенин.
— А потому, Ильич, что обычный пахан должен был в ярости прикончить мордатого. Этот же мистер, по-видимому, обладает завидным самообладанием. Значит, противник сильный. Хреново! — констатировал Зверев. — Я сегодня заскочил на Ямскую. За копеечку местный мальчишка разузнал — мордатый на месте.
— Дима, Борис Степанович, давайте уедем? — заныл Мишенин.
— Погоди, Доцент, разобраться надо, — произнес Федотов. — Да и триодик не закончен.
— Дима, а что нам мешает через Гиляровского привлечь полицию? — не унимался Ильич.
— Ничто не мешает, кроме здравого смысла, — резко бросил Дима. — У городового только полюбопытствуй, что за бандиты пострадали в декабре. Все. Тут же сложит два плюс два и сообразит, что эти любопытные калечили бандитов. А нам это надо?
— Ильич, не мельтеши, вариантов у нас много, — Борис остановил пытавшегося что-то сказать Ильича. — Мы можем уехать в Питер. Быстро нас не найдут, а через год не достанут. Можно прямо сейчас уйти за границу. Отсидимся месяц-другой в том же Киеве, получим хорошие документы и ... прощай, немытая Россия. Но вопрос надо решать здесь и сейчас. Дима, а можно попытаться договориться с бандюками?
— Да, надо бы, — рассеянно ответил Зверев, о чем-то напряженно размышляя. — Знаешь, ни хрена не понимаю. Как ни гляну — везде несуразица!
— Как это несуразица? Уточни, покумекаем вместе. — Федотов достав папиросу, прикурил от лампы. — Показывай свой 'расклад'.
— Смотри. Во-первых, это не местные.
— Согласен, — Борис кивнул. — Мы здесь живем давно, к народу пригляделись.
— Опознать нас мог только мордатый. Больше некому. Так?
— Так!
— Но бандиты за беззащитной халупой сутками не следят. Ночью нагрянули с револьверами — никакое самбо не поможет. Получается, не они?
— Если так в лоб рассуждать, то не бандиты! — согласился Федотов.
— С полицией тоже не бьется. Полицаи кошельками не промышляют. Да это и не филеры за мной ходили. У этих не лица, а морды. Ни хрена не срастается! — саданув кулаком по столу, с досадой воскликнул Дима.
— Дмитрий Павлович, а может, это те, кто нас сюда забросил? — втянув голову в плечи, шепотом предположил Доцент.
Тревожный шепоток еще не затих, а Дмитрий с Борисом разразились гомерическим хохотом. Иногда бывает достаточно одного слова, чтобы разрядить обстановку. Увидев 'такого' Мишенина, удержаться было весьма мудрено.
— Так. Пришельцы. К нам едет ревизор со звезды Немезида. Кличка Навуходоносор, — хохотал Федотов, утирая выступившие слезы. — Ну, ты, Мишенин, даешь!
— Степаныч... . Ой, не могу! Но каков масштаб! Какая железная логика! — захлебывался словами Димон. — Кандидат наук, математик... Вова, ты просто гений, извини, мы смеемся не над тобой, извини дружище.
Мишенин растеряно улыбался.
— Значит так, мужики, будем встречаться с этим хреном Бабаевичем!
— А не слишком ли рискованно? — усомнился Борис.
— Да не рискованней, чем ходить по подворотням. Ты знаешь, чем дольше думаю, тем больше убеждаюсь — нас вызывают на контакт. Если это не так, то я рогатый римский папа. Хотя, конечно, как-то это все до жути глупо. Игрули хреновы.
Глава 13. В ресторации на Старой Триумфальной площади.
1 апреля 1905.
Встреча решилась вполне просто. В тот же день у трактира, где всегда брали извозчика, Дмитрий свистнул выскочившего на улицу щуплого паренька. Распахнув одежонку и сунув руки в карманы, шкет чинно направился к Звереву. Откинутая назад голова позволяла недомерку смотреть на мир сверху вниз. Дополнила картину вихляющая походка. По всему было видно — такой пронесет знамя преступности сквозь века.
Виртуозно цикнув зубом, будущий 'вор в законе' задал очень мудрый вопрос: 'Ну чо звал-то?' — 'А то и звал. Спроси, куда подойти. Да скажи, голодны будем!'.
Развернувшись, Зверев пошел к кучеру, поджидавшему его на своем месте.
Вечером в ворота постучали. Вышедший открыть Зверев, вернулся с запиской. В глаза бросился ровный почерк без грамматических ошибок. Текст был предельно лаконичен, были указаны дата, время и место встречи.
* * *
Ресторан "Три медведя" находился на углу Тверской-Ямской и Большой Садовой. Имел он два входа: со стороны Старой Триумфальной площади и со стороны Тверской улицы. Выйдя из любого, легко можно было затеряться в лабиринте узких улочек. В этом смысле место было выбрано грамотно. Ресторан, или как здесь говорили ресторация, занимал два этажа. На первом располагался ресторанный зал, на втором — две бильярдные.
Судя по убранству, ресторан был из недорогих, но вполне респектабельных заведений. По всему было видно, что 'Три медведя' посещает публика достойная, хотя и не самого большого достатка. Столы были застелены льняными скатертями. Вокруг каждого торжественно стояли стулья с высокими резными спинками. На столах красовались керамические подсвечники в форме 'трех медведей'. Судя по комплекции, керамическая живность не голодала.
Меж газовых светильников висело несколько акварельных пейзажей. Выполненная маслом копия шишкинских королей леса, смотрелась респектабельно.
В дальнем от входа торце зала возвышалась небольшая сцена с пианино и пустыми пюпитрами. Глаза тщетно искали коробки звукотехники и змеящиеся по полу жгуты проводов.
Обеденное время еще не наступило, и публики было мало. Ближе к сцене, в углу, сидела компания из четырех собутыльников. Сидельцы были явно навеселе и, судя по всему, пребывали в этом состоянии уже давненько. Внимание привлекли два простовато одетых господина, занимающих столик недалеко от гуляющей четверки.
У окна вполоборота к друзьям располагался прилично одетый господин. На вид ему было около тридцати лет. Был он в темно-сером двубортном сюртуке дорогого сукна, при белой рубашке и в галстуке. Из-под стола выглядывали лакированные штиблеты. Встретив такого на улице, трудно было бы отнести его к людям сомнительного рода занятий.
Подскочил халдей в белом фартуке, из-под которого нелепо торчали брюки в продольную полоску. Через руку было перекинуто ослепительно белое полотенце. Деланно смахнув со стола невидимые крошки, он привычно затараторил: 'Что изволите-с? Есть свежая-с осетринка...'. Договорить ему не дали, потребовав заливной язык, фрукты, красное вино и три прибора.
Еще дома Борис с Димой попытались смоделировать предстоящую встречу. Ничего толком не получалось. Сейчас оба были немного 'на взводе'. Бориса била легкая дрожь. Зверев был спокойней — сказывался опыт. Заметив состояние товарища, Зверев локтем обозначил свой револьвер. Борис с благодарностью прижал локтем свой, спрятанный в такой же наплечной кобуре.
— Все же хорошо, что Ильича оставили дома, — произнес Федотов. Фраза получилась пустой, как бы для заполнения паузы. Оба это почувствовали.
На всякий случай перед выходом Дмитрий провел с Доцентом очередной сеанс психотерапии.
— Ильич, как ты думаешь, если бы нас хотели побить, стали бы нас приглашать в ресторан?
Дима намеренно выбрал столь неуместный в данном случае глагол.
— Ну, наверное, все-таки нет, — вынуждено согласился Мишенин. — А если их не устроит итог разговора?
— Ты хочешь сказать, что они попытаются устроить большой шухер с битьем хозяйской посуды? — уточнил Дмитрий.
— Ну да, — промямлил Мишенин.
— Однажды в студеную зимнюю пору мой бедный приятель, махая крылом, — продекламировал Дима. — Ильич, поставь себя на место нашего Бабаевича. Ты сам предупредил своих оппонентов. Тебе известно, что они могут за себя постоять и наверняка вооружены. Стал бы ты рисковать мордобоем с огнестрелом в присутственном месте?
— Ну, в общем-то это нецелесообразно, только это же бандиты, — не сдавался Доцент.
— Ильич! Вот ты и дал правильный ответ — 'нецелесообразно'! Но других считать полными идиотами не стоит. Это всегда дорого обходится, — Дима заговорщицки наклонился к Доценту. — Я тебе скажу по секрету. Вожак, теряющий своих людей, долго на этом свете не задерживается. Этот же понимает, что готовые к встрече, утащат за собой минимум троих. Отсюда следует, что опасаться нам нечего.
Это воспоминание пробудило в Федотове так не достающую злость. Неуверенность сама собой отступила.
— Ну что, Старый, кого-нибудь высмотрел? — спросил Зверев, пробуя заливное.
— Сложно сказать. Это может быть пьяная четверка или те два хмыря, что рядом сидят. Скорее сладкая парочка.
— Эт точно. Да вот и главарики пожаловали, легки на помине! — Зверев еле заметно кивнул на двух вошедших в зал посетителей.
Первый, с костистым лицом и беспокойными глазами, уверенно направился к столику переселенцев. Его напарник, небольшого роста крепыш, присел за соседний стол, контролируя переселенцев сбоку.
'Костистый', бросив резкий взгляд на друзей, молча сел на свободное место. Со стороны могло показаться, что подошел чем-то раздосадованный и припозднившийся приятель. Не глядя на переселенцев, положил локти на стол. Склонив к столу голову, помотал влево-вправо головой. Не сразу дошло — оглядывался. Из-под косоворотки мелькнула шея с угристой кожей. Стало брезгливо.
— Кушать, значит, хочите, — голос оказался скрипучим. — Кушать все хочут. А че приперлись к нам в слободку?
Глядя на 'костистого', Дима отметил, что они находятся на пересечении двух линий огня. Одна — со стороны пары в углу, другая — со стороны крепыша. Диме показалось, что сидящий у окна господин прислушивается к происходящему. Это толкнуло на импровизацию.
— Кто ест в трактирах по утрам, тот поступает мудро. И там сто грамм, и сям сто грамм, на то оно и утро! — широко улыбаясь, громко на весь зал продекламировал Зверев.
— Семен Семенович, а вы помните графа Дракулу? Тот даже без головы все колбасы просил. Веселый был старик, — подхватил эту тарабарщину Федотов.
Все было произнесено так нарочито громко, что даже четверка забулдыг удивленно обернулась к центру зала. От неожиданности 'костистый' выпрямился, на лице мелькнула злоба и ... растерянность. Стало окончательно ясно — шестерка.
— Батенька, а что у вас с глазами? — спросил Зверев багровеющего лицом 'костистого'. — Ай-ай-ай, как нехорошо. Опять мухоморов нажрались, да забыли главного пригласить. Голубчик, да вот же он сам идет, — Зверев кивнул головой в сторону встающего из-за стола прилично одетого господина.
Судорожно оглянувшись и поймав повелительный кивок, 'костистый' метнулся к сидевшей в углу парочке. Почти сразу из угла зычно раздался разъяренный рык: 'Человек, водки!' Секунду спустя туда же последовал крепыш.
"Главный" неторопливо подошел к переселенцам. Учтиво поклонившись, произнес: 'Приятного аппетита, господа, вы позволите?'
Было очевидно, что говорить подобным образом для него было естественно и привычно. Был он чуть выше среднего роста, с узкими плечиками. Жидкие светлые волосы обозначались ранними залысинами. Мелкие черты лица и серые со стеклянным блеском глаза, выражали напускную уверенность, даже наглость, но рожденную не собственной силой, а какую-то шакалью. Слегка скошенный подбородок придавал сходство с хорьком.
