Сердце Арронтара. Две судьбы

* * *

— Мам!

Громкий шепот Эдди возле моих коленок заставил меня вздрогнуть, прекратить размышлять и наклониться к мальчику.

— Да, волчонок?

Маленькие ручки обняли за шею, шмыгающий нос уткнулся в грудь.

— Мне приснился кошмар.

— Бедный мой, — я погладила ребёнка по волосам. — Что тебе приснилось, расскажи? Когда рассказываешь, сон уходит и больше никогда-никогда не потревожит тебя.

— Честно?

— Честно. Пойдём, ляжешь со мной, а потом расскажешь, что приснилось.

Я отнесла Эдди в кровать, уложила, легла рядом и, укрыв нас обоих одеялом, прижала мальчика к себе.

— Мне снились котята, — прошептал Эдвин, сдавленно всхлипывая. — Много-много мёртвых котят. А потом один из них зашипел и оцарапал меня. Было больно, мам!

Что-то кольнуло сердце, какое-то невнятное чувство, будто я где-то это слышала или читала... Мёртвые котята. Мёртвые котята...

— Это всего лишь сон, малыш. Выдумка. Нет никаких котят, ни живых, ни мёртвых. Здесь только я и Элфи.

Мальчик судорожно вздохнул.

— Он тоже так сказал.

— Кто? — я оцепенела.

— Мужчина. Я закричал и он... вошёл. И сразу стало совсем не страшно, мам! Но он сказал, что как только уйдёт, мне опять будет жутко, и велел идти к маме. Я и пошёл. Я правильно сделал, да?

— Да, — я положила ладонь на лоб Эдди и, закрыв глаза, осторожно прикоснулась к сознанию мальчика. — Расскажи мне об этом мужчине. Какой он был?

— Хороший. Большой. И глаза на твои похожи. Голубые.

Сон не был наведённым, Эдди действительно приснился кошмар. По крайней мере он не был наведённым с помощью магии Разума, наоборот, кто-то с её помощью убрал страх мальчика.

Кто-то... Я очень хорошо знала, кто.

Мне даже казалось, что от Эдди немного пахнет Дэйном. Почерк своего "невидимого учителя" я всегда узнаю. Но что он делал здесь, в мастерской? Зачем приходил?

— Он дал мне вот это.

В полумраке я еле разглядела, что протягивает мне Эдвин в своей маленькой ручке. Но когда разглядела, мысленно изумилась.

Дудочка! Дудочка, которую я отдала Лирин. Деревянная, незаконченная, небольшая дудочка, принадлежавшая её умершему брату. Как она оказалась здесь, у Эдди? Ведь я же сама подарила её Лирин!

Я взяла дудочку и погладила давно потемневшую поверхность большим пальцем, недоумевая — зачем?

Дэйн никогда и ничего не делал просто так.

— Только грустный он был очень. Болит у него... здесь, — и Эдвин прижал ладошку к левой стороне груди, серьёзно глядя на меня. — У папы тоже так раньше болело.

— Раньше?

— Теперь не болит. Как ты вернулась — не болит.

Я глубоко вздохнула и улыбнулась.

Как же меня обрадовали слова Эдди о Грэе!

— Давай спать, волчонок. Больше никаких страшных снов, обещаю.

— Никогда-никогда?

— Никогда-никогда, — я засмеялась и, легко коснувшись сознания Эдди, погрузила мальчика в крепкий здоровый сон. Пусть уже светало... пару часов поспим всё равно.

Я повернулась на другой бок и, по-прежнему улыбаясь, закрыла глаза.

* * *

Второе моё пробуждение было совсем другим.

Тепло разливалось вокруг тела и души, окружало, проникало в каждую клеточку. Запах кислого молока... сладкий, такой сладкий, что хочется съесть, и родной... Запах моего волчонка.

Я зарылась носом в мягкие волосы Эдди, поняв, что вновь не хочу вставать с кровати, но теперь уже совершенно по другой причине.

Громкий стук в дверь просто оглушил, заставил поморщиться, Эдвин заворочался в постели и даже застонал.

— Ронни!

Я медленно открыла один глаз.

— Ронни, Эдди пропал!

В голосе Грэя чувствовалась паника, и я поэтому постаралась как можно громче прокричать:

— Он у меня!

Получилось плохо — голос со сна был хриплым.

После этих слов дверь с грохотом распахнулась, и порог перешагнул совершенно взъерошенный и полуодетый отец Эдвина. Увидев спящего ребёнка, он немного успокоился, зато рассердился.

Я села на постели, прижимая к себе Эдди, и мягко улыбнулась Грэю.

— Ему приснился кошмар.

— Это не причина убегать из детской! — возмутился мужчина, сложив руки на груди. — Эдди, ты слышишь? В следующий раз буди меня, а не Рональду!

Проснувшийся мальчик открыл глаза и теперь с обидой смотрел на отца.

— Я... — начал он, но Грэй не дал ребёнку сказать, опять взорвавшись:

— Я чуть с ума не сошёл, когда проснулся и не обнаружил тебя в кровати! Дарт и Тор уже открыли магазин, Ари ещё не пришла, Гал дрыхнет без задних ног! Я думал, тебя похитили, Эдди!

И вроде всё правильно говорит, а так обидно...

— Больше никогда так не делай!

Вместо ответа ребёнок зашмыгал носом и громко разревелся.

Несколько секунд Грэй растерянно смотрел на Эдвина, который, заплакав, прижался ко мне и теперь комкал в кулачках ночную рубашку, а потом вдруг вновь начал возмущаться:

— А ты куда смотрела, Ронни? Неужели не понимала, что утром я проснусь и, не обнаружив рядом сына, после недавних событий могу предположить самое худшее?! Тебе было так трудно отнести Эдди в постель, когда он уснул?!

Я разозлилась. Ух, как я разозлилась!

И вовсе не из-за слов Грэя — они были справедливы — а потому что Эдвин плакал! И мужчина, видя, что ребёнок расстроен, продолжал кричать, отчего Эдди плакал всё сильнее!

Я вскочила с кровати и встала напротив Грэя. Если бы я могла, ткнула бы его в грудь пальцем, но руки были заняты — мой волчонок продолжал прижиматься и всхлипывать.

— Не кричи! Расстроил ребёнка! Испугал! Ему и так ночью кошмар приснился, а ты! — я возмущённо вскинула голову, чтобы смотреть Грэю в глаза.

Но вместо глаз посмотрела почему-то на нос — ноздри его раздувались, как у породистого скакуна.

— Я не собираюсь потакать его капризам! В следующий раз он захочет пойти гулять, никого не предупредив, и пока вернётся, меня успеют трижды похоронить!!

Грэй был прав, но от осознания этого я почему-то рассердилась ещё больше.

— В четыре года?! Не мели чепухи!

— Чепухи?! — мужчина сделал шаг вперёд и попытался отнять у меня рыдающего Эдвина. — Всё это идёт с детства, Рональда, и если не привить ребёнку понятие об ответственности за собственные поступки, через пару лет мы получим неуправляемое чудовище! Сразу видно, что у тебя никогда не было нормальной семьи, поэтому ты и...

Меня кольнуло такой болью, что я непроизвольно разжала руки и выпустила Эдди. Грэй подхватил сына и обнял плачущего ребёнка, который уже, кажется, не соображал, из-за чего всё началось, но продолжал рыдать просто потому, что мы кричали...

И мне было больно. Больно, потому что Грэй был прав — у меня действительно никогда не было нормальной семьи.

Я прижала руки к груди и отвернулась, позволяя им уйти. И услышала, как мужчина, тяжело вздохнув, пошёл к двери, спустился по лестнице, что-то кому-то сказал...

А я упала на постель и свернулась калачиком, как делала всегда, когда мне было больно, и закрыла лицо ладонями.

Я не плакала. Зачем? Да и к чему слёзы, ведь Грэй не произнёс ничего нового. Ничегошеньки.

Тогда почему так больно?

Почему обычное и привычное причиняет такие страдания, если высказывается тем, кого ты ценишь, уважаешь и любишь?

Камни, которые швырял в меня Джерард, всегда словно были крупнее и ударяли больнее. Презрительные взгляды отца заставляли сжиматься намного сильнее, чем взгляды остальных членов стаи. Злые слова мамы были обиднее всех других слов, сказанных посторонними оборотнями.

Вот и сейчас...

Да, Грэй, ты прав. И ничего нового. Но почему тогда так больно?

Наверное, потому, что это сказал ты. Сказал, зная, что мне будет невыносимо это слышать — но всё равно сказал.

Что-то мягкое коснулась плеча. Я дёрнулась, думая, что это кто-то из домашних, скорее всего, Гал, но... Но потом вдруг поняла, что рядом со мной нет абсолютно никого!

И обернулась.

На подушке, положив одно крыло мне на плечо, сидела птица Эллейн. И смотрела на меня своими серыми глазами, похожими на мягкий бархат.

— Как ты сюда попала? — прошептала я.

Птица кивнула на раскрытое окно, а потом аккуратно подтолкнула лапкой письмо, что лежало с ней рядом.

Рональда!

Жду тебя сегодня во дворце ближе к полудню. Грэй придёт чуть раньше, ты можешь прийти вместе с ним и подождать меня в библиотеке или саду. В любом случае я надеюсь на встречу с тобой в полдень.

Будь добра, не забудь взять всё необходимое для записей. И надень платье.

Подписи не было. Впрочем, мне и так было понятно, кто автор письма. На такое даже и отказом не ответишь — не посмеешь. Да и слов правильных не найдёшь — меня подобные письма составлять никто не учил.

Я протянула руку и осторожно погладила птицу по голове. Она в это время смотрела на меня с такой снисходительностью, словно взрослый человек, который позволяет ребёнку играть с ним в "дочки-матери", причём взрослый играет роль "дочки".

— Извини, — я попыталась улыбнуться, — просто ты такая мягкая, а я очень люблю животных. Ужасно захотелось погладить.

Клянусь, это была самая настоящая улыбка. Самая настоящая птичья улыбка!

Никогда не видела, как улыбаются птицы.

До этого момента.

— А я вспомнила, как тебя зовут. Линн!

Она кивнула и фыркнула.

— А меня — Рональда.

Она вновь фыркнула.

— Ну да, ты знаешь. Ты, наверное, всё знаешь?

Птица перелетела ко мне на колени и чуть наклонила голову, смерив меня лукавым взглядом.

Ну да, глупый вопрос. Никто не может знать всё.

— А я не хочу спускаться вниз.

Линн ласково клюнула меня в ладонь. "Не хочешь — не спускайся".

— Тогда как?..

Вновь фыркнула и, взлетев, села на подоконник.

— Я же не умею летать, — рассмеялась я, но птица укоризненно наклонила голову и взмахнула крылом. "Глупая! Не летать — через окно!"

Я медленно встала с постели, схватила руками подол рубашки и стянула её через голову. Не хотелось бы порвать эту рубашку, она мне нравилась.

Зябко передёрнув обнажёнными плечами, я посмотрела на Линн.

— Тебе не кажется, что это безумие?

Лукавый взгляд был мне ответом. "Возможно. Но разве кто-то запрещал тебе быть безумной?"

Волчица уже чувствовала, что я собираюсь сделать, и в нетерпении выпускала коготки, царапая меня где-то в области желудка.

— Не бойся. Я буду с тобой.

Я так и не поняла, сказала это Линн или же мне только послышалось — прыгнула вперёд, перекидываясь на лету, зная, что в этот раз не будет больно.

Не было. Только легко.

Легко, будто я родилась такой — с белой шерстью, острыми зубами и когтями, большими и мягкими лапами — быстрая и стремительная...

Впрочем, ведь я действительно родилась такой.

Просто не знала об этом.

* * *

Вдох.

Прыжок.

Подоконник, окно, трава.

Выдох.

Дорога, дома, люди, кареты.

Вдох.

Выдох.

Прыжок.

Хлопанье крыльев над головой и чьё-то радостное чириканье.

Ветер в лицо.

Прекрасно! Свободно!

Чей-то удивлённый вскрик.

Я рыкнула — на всякий случай, чтобы меня не смели останавливать — и бежала, бежала, бежала...

Мысли растворились в этом беге, в скорости, в свисте ветра в ушах...

Я даже не поняла, почему ворота открылись будто сами собой. Не поняла, почему стражники расступились, пропуская меня вперёд, в закрытый императорский парк... я ничего не понимала, пока навстречу мне не вышел человек, к которому я бежала.

Он вышел из-за деревьев и остановился, словно я не могла сбить его с ног. Словно он не боялся. Хотя это, скорее всего, так и было.

Я резко затормозила и уткнулась носом прямо в его тёмную рубашку.

— Рональда, — в голосе звенел смех, — вставай-ка со своих замечательных четырёх лапок на две. Если в парке можно бегать в любом виде, то во дворец волкам, даже таким хорошеньким, вход заказан.

Внутри меня что-то завибрировало. Волчица хотела рассмеяться, но не могла — волчицы не умеют смеяться.

Поэтому я выпрямилась и улыбнулась, но уже в человеческом обличье. А Эдигор просто накинул мне на плечи темный плащ, и я благодарно запахнула его поплотнее.

— Как вы узнали, что я бегу?

Император кивнул на птицу, в тот миг севшую рядом на спинку скамейки.

— Спасибо, что предупредила. Через такие высокие ограды я пока не умею прыгать.

— Пока? — его величество расхохотался. — А ты нахалка, Рональда. Пойдём, я уделю тебе время, Грэй всё равно будет только через два часа. Но сначала заглянем кое-куда, тебя обязательно надо одеть. Или ты предпочитаешь заниматься танцами, завернувшись в плащ?

Я испуганно вздрогнула.

— Танцами?..

— А как ты хотела?

Вздохнув, я обречённо пошла следом.

Спорить с этим человеком бесполезно. Всё равно ведь научит. Лучше согласиться сразу — сэкономим время и мне, и ему.

— Умная девочка.

И как он понял, о чём я подумала?..

Император обернулся и подал мне руку, чтобы помочь подняться по лестнице. Как настоящей леди.

— Знаешь, у Интамара тоже всегда было такое лицо, когда я собирался его научить чему-нибудь, с точки зрения принца совсем не нужному. Только вот он в то время ещё возражал. Ты же уже вышла из возраста бесполезных и бессмысленных возражений.

— Ваше величество!

— Да?

И несмотря на ситуацию, мне было смешно. Нет, я совершенно не могу сердиться на этого человека!

— Вы просто невозможны!

Эдигор положил мою руку себе на локоть, ухмыльнулся и начал подниматься по лестнице. Слуги наверху уже начали распахивать входные двери, резные и безумно красивые, когда император вдруг ответил, продолжая ухмыляться:

— Боюсь, это самое приличное из всего, что обо мне вообще можно сказать.

И я не выдержала — рассмеялась.

* * *

Лицо у неё было такое же круглое и сияющее, как солнце. И волосы вокруг этого лица — кудрявые, светло-рыжие, как... облако.

И вся она была такая ясная.

— Познакомься, Рональда. Это Дженна, моя племянница.

С дивана поднялась девушка, широко и радостно улыбаясь. Она была одета в лёгкое зелёное платье с широким поясом на талии и выглядела свежей, как весенний цветок. И волосы пушистенькие...

А потом меня как ударило. Дженна! Принцесса Дженна...

— О-о-о... о-о-очень приятно, — всё-таки нашлась я, кивая и не ведая, что делать дальше — кланяться? Протягивать руку? Император прав — такие вещи нужно знать...

— Дядя! Как здорово, что ты привёл Рональду! Но почему на тебе такой странный плащ? — она с недоумением оглядела моё одеяние.

— Вот поэтому я её и привёл, Джен. Подбери Рональде что-нибудь из своих запасов, хорошо? Такое... изящное, но удобное. У нас сегодня будет первый урок танцев.

— О! — просияла Джен. — А можно мне тоже посмотреть?

— Тебе пока нежелательно танцевать.

— Я только посмотрю! Ну пожалуйста, дядя!

Я с изумлением смотрела на Дженну, сложившую ладошки в умоляющем жесте, и Эдигора, на суровом лице которого то и дело мелькала совершенно удивительная улыбка.

— Хорошо. Только не больше часа.

— Да! — принцесса победно вскинула кулачок, заставив императора усмехнуться, и вновь обратила внимание на меня. — Пошли скорее!