Символ Веры (полная версия)

— Искусства? — переспросил гость и коснулся мочки уха, словно сомневался в собственном слухе.

— Да. Именно поэтому мы были самым страшным врагом для всех этих 'платиновых' и 'бриллиантовых'. Мы превратили терроризм в театральные постановки, непредсказуемые и яркие. И устрашающие. 'Морлоки' не надеялись изменить мир, потому что понимали — это невозможно. Наши действия в глобальном масштабе — как булавочные уколы, сколь бы яркими они не были. Мы просто творили возмездие максимально ужасным способом. Поэтому ничего не 'пошло не так'. Все именно так и задумывалось.

— Пожалуй, я не ошибся в выборе, — внезапно сказал безымянный гость после краткого молчания. И с неожиданным пониманием вымолвил:

— В свое время мне довелось встретиться с одним необычным человеком. Это было давно, и все же я запомнил его слова — 'Люди спрашивают, где был Бог, когда на свете творилось то или это? Они не видят очевидного ответа. Что бы ни происходило, Он всегда на своём месте — в элитной ложе. И человеку следует играть свою роль как можно лучше' . Я с ним не согласился, по очевидным причинам, но думаю, вам нашлось бы, о чем поговорить.

— Да, умно сказано, — согласился старый террорист, обдумав слова неизвестного философа. А затем вернул разговор в изначальное русло одним кратким вопросом.

— Итак?

— Итак... — эхом повторил гость.

— В библейских текстах я не силен, зато наслушался восточной мудрости. 'Не делай человеку того, чего не желаешь себе. И тогда исчезнет ненависть в государстве, исчезнет ненависть в семье'. Так сказал Конфуций. Теперь я хочу услышать твой рассказ.

— Что ж...

В темноте зашуршало. Пришелец устраивался поудобнее. Слепец тоже сменил позу, надежнее пристраивая гранату, чтобы скоба не сорвалась случайно, раньше времени.

— На самом деле все началось еще раньше, — не совсем понятно начал свою повесть рассказчик. Однако старик явно понял, что тот хотел сказать, он склонил голову и кивнул, словно кто-то мог увидеть этот жест.

— Трем людям, в разных концах света, совершенно незнакомым друг с другом, оказалось суждено встретиться. У каждого из них была своя дорога к этой встрече. Но как я со временем узнал... это удивительно, почти невероятно. И все же — для всех троих этот путь начался в один день, много лет назад...

Часть первая

Дорога, что нас выбирает...

Глава 1

Город был прекрасен. Он возник на пустынном побережье, менее чем за два десятилетия, как цветок из арабской сказки. Сверкающий огнями мегаполис, бриллиант делового мира.

Поначалу здесь не было ничего, кроме бедности, грязи, пустошей, да убогих лачуг. И, еще хлама, который оказался настолько стар и бесполезен, что не заинтересовал даже немыслимо нищих и потому крайне изобретательных обитателей окрестностей. Еще хватало пиратов — не технологичных флибустьеров, действующих по наводке страховых компаний и взаимных конкурентов, а самого гнусного отребья. Настоящих отбросов, готовых убивать даже за пригоршню обесцененных послевоенных денег — не говоря о более существенных ценностях.

Затем пришли хищники покрупнее, которые сочли, что именно это место подходит им больше всего, потому что открывает прямой выход к одной из двух ключевых точек морской торговли — на великий перекресток тихоокеанского региона и Азии. Нищих аборигенов и мусора стало меньше, зато прибавилось оружия, современных быстроходных кораблей и отпетых головорезов всех цветов кожи.

Но за крупной рыбой всегда приходят акулы. И сильные мира сего ступили на землю, где не осталось ни закона, ни порядка, а были только деньги и возможности. Вольницу самоорганизованных негоциантов и пиратов — тех, кто не понял перспектив нового порядка — зачистили в ноль всего лишь за несколько месяцев. Там, где недавно теснились ряды лачуг и кособоких ангаров из картона и рифленого железа, поднялись к небу первые здания нового, сияющего индустриального мира.

Как зубы дракона из легенды о Медее и Ясоне.

У новорожденного града имелось официальное название — Дашур, но для местных это был просто Город. А для многочисленных обличителей — адские врата, Содом и нечестивый Вавилон. Территория, где не действовали правила национальных государств, не имели власти президенты, короли и их цепные 'народные' представительства. Мекка свободного бизнеса, в которой каждый может вырвать у жизни все. Или отдать более удачливому сопернику — опять же — все.

В Городе, ставшем одним из ключевых звеньев мировой торговли, покупались и продавались услуги и судьбы — оптом и в розницу. Здесь можно было найти все — ценные бумаги, любые активы, товар живой и мертвый, вышколенных гувернеров в ливреях под восемнадцатый век, элитных проституток с экзотическими навыками, ассасинов, наемников на любой карман. Даже то, что, как считается, нельзя купить за деньги — любовь до гроба и бескорыстную дружбу.

Главное — знать, где искать и сколько заплатить.

День клонился к закату, но солнце, казалось, и не собиралось на покой. Чернокожий мужчина, стоящий у окна на тридцатом этаже одного из небоскребов, взирал на Город через огромное — во всю стену — окно. Обманчиво тонкое стекло идеальной прозрачности на деле могло бы выдержать попадание из противотанкового ружья. На кофейного цвета лице не отражалось даже тени эмоций. Бесстрастный взгляд скользил по зеркальной чешуе окон в зданиях напротив.

Совет градоуправления, который сформировали основатели Дашура, изначально подошел к вопросу крайне организованно. Город застраивался не по прихоти арендаторов и пайщиков, а согласно строгому плану, в едином стиле, по проектам лучших архитекторов восточного побережья США (никто лучше американцев не умел строить небоскребы, даже парижские проектировщики сдавались перед искусством янки). Широкие улицы перекрещивались под прямыми углами, давая простор и пешеходам, и автомобилям. Многоэтажные постройки чередовались с прямоугольниками крошечных парков и просто 'зеленых зон' отдыха. Говорили, что по степени озеленения Дашур соперничает даже с Балтимором, который считался эталоном для всех крупных городов первого мира. Общественного транспорта как такового не существовало, однако вдоль центральных проспектов уже возводились первые мачты, на которых со временем суждено было подняться линиям воздушных — по немецкому образцу — трамваев.

Заходящее солнце сверкало невероятно яркими бликами в полированных стеклах, но с отраженным солнечным светом эффектно соперничал блеск морской воды вдоль береговой линии. Впрочем, океана как такового почти не было видно. Дашур с самого начала развивался как транспортный терминал, буквально отталкиваясь от разветвленной системы причалов и складов. Пирсы уходили все дальше, новое поколение высотных зданий проектировалось уже на свайных фундаментах, заглубленных в морское дно. А вода сверкала и переливалась только при взгляде издалека. Приблизившись, наблюдатель узрел бы густую, студнеобразную жижу, в которой вполне можно было растворять трупы.

По слухам, 'береговые бароны' — объединения пирсовладельцев, так и поступали. Впрочем, эти люди со времен закладки Города пользовались славой неисправимо сумасшедших. И немудрено — самые быстрые, большие и опасные 'черные' деньги крутились в основном именно на границе суши и моря, поэтому там человек мог показать слабину только единожды, в первый и последний раз.

Негр у окна демонстративно взглянул на часы и поборол инстинктивное желание одернуть пиджак. Он и так знал, что костюм сидит идеально. Их было заказано два — близнецы консервативного серого цвета. Под белоснежную рубашку и темно-синий галстук 'рыхлой' фактуры, оттеняющей приятную и естественную гладкость ткани пиджака.

Один костюм чернокожий надел сегодня, в другом прожил две предшествующие недели. Именно прожил — хозяин даже спал в объятиях мягкой шотландской шерсти (фланель и синтетика — это не для серьезных людей). Все для того, чтобы сжиться с новой одеждой, ощутить ее как вторую кожу, с абсолютной естественностью. Он пришел в чужой мир, чтобы общаться с людьми иного круга, и должен был стать для них своим. Не казаться, а именно стать.

Испытание дало результат, теперь он чувствовал себя так же удобно и естественно, как в привычном камуфляже со старой брезентовой разгрузкой. Легкость и новая привычка естественным образом отражались на мелкой моторике, создавали надлежащий вид преуспевающего и достойного господина. А запонки белого золота в случае непредвиденных сложностей легко превратить в деньги...

Однако ожидание затягивается.

Черный человек в сером костюме оторвался от созерцания Дашура и со скучающим видом окинул взором помещение. Гостя с самого начала удивило, почему встреча должна была пройти именно здесь, а не в стандартном переговорном кабинете. Этот зал более подходил для отдыха высокопоставленных персон — или переговоров неформального образца, из тех, что ведут меж собой главы региональных представительств. Изящная компиляция европейского и японского стиля настраивала на благодушный лад. Обилие прямых линий, углов и плоскостей не резало глаз, как это обычно бывает в скверно продуманных интерьерах. Очень низкие диваны, рабочие столы в виде 'домиков', наподобие тех, что складывают из игральных карт. Несколько прямоугольных колонн делили зал на своего рода 'рекреации', одну из которых украшал огромный куст в большом горшке.

'Вазе' — поправил себя визитер. Не горшке, а лакированной вазе, высотой почти по пояс.

Наверное, в вазе 'росла' сакура. По крайней мере, белые и нежно-розовые цветки походили на японскую вишню. Только очень внимательный взгляд мог бы заметить, что куст был искуснейшей подделкой, соединением изящного декора и тончайшей механики. Точнее — произведением искусства, потому что при таком уровне работы природный оригинал блекнет в сравнении с творением рук человеческих. Подчиняясь работе сложнейшего механизма, сакура находилась в постоянном движении — шевелились ветки, дрожали лепестки, выступали капли влаги, имитирующие росу. Негр попробовал представить, сколько могла стоить подобная игрушка, но так и не придумал. На таком уровне слово 'дорого' совершенно определенно теряло смысл. Механическая сакура воплощала деньги и власть, которые уже нельзя просто представить, их можно было только выразить математической абстракцией.

А еще в этом зале не имелось ни одного телефона, слуховой трубы, пневмотрубки, автотелеграфа, телекса и любого иного предмета связи. Даже разъемы для подключения портативного текстовика — и те отсутствовали или очень хорошо маскировались. Это было непривычно...

— Приветствую, господин Торрес.

С этими словами в помещение ступил высокий белый мужчина классического европейского типа.

Новоприбывший наверняка давно и во всех подробностях изучил визитера. Тот же имел буквально несколько мгновений для того, чтобы оценить статус и возможный ранг собеседника. Антуан де Торрес по прозвищу Капитан в очередной раз возблагодарил всевышнего за то, что прежде чем начать свою одиссею, хорошо подготовился. В частности, взял несколько крайне дорогостоящих, но информативных консультаций у известного портного.

Знай место новой охоты.

Корпоративный обычай был крайне жёсток и не допускал послаблений, независимо от континента, страны и фирмы. Форма одежды, стиль, цвет, прическа, допустимые аксессуары — все подчинялось четко прописанным регламентам и ранжирам. Новоприбывший не носил ни цветов какого-либо консорциума, ни даже кокарды на галстуке или кармане пиджака — никакой видимой символики. Значит, не рядовой сотрудник и даже не менеджер. Нет галстука, тонкий белоснежный свитер, белая сорочка и черный двубортный пиджак с вырезом под самое горло. Верхнее облачение сильно приталено, чтобы показать атлетическую фигуру. Это признак принадлежности к сословию, которому с детства доступны лучшее питание, медицина и элитарный спорт. Образ эффектно завершали очки в роговой оправе, небрежно вложенные в нагрудный карман вместо обязательного платка.

Итак, Торреса почтила вниманием весьма и весьма значимая персона. Это обнадеживало — руководители не отказывают, для того есть мелкие клерки, секретари или простое уведомление по почте. С другой стороны — не хвали день до заката.

— Прошу, — обладатель очков радушно указал на стол-контору, солидное сооружение из стекла и никелированных боксов. В зале вообще не было ничего деревянного, только ультрамодные новинки металлургии и химической промышленности. Надо полагать — легкий (или наоборот, очень прямой, это как помотреть) намек на истоки благосостояния.

Торрес не заставил себя ждать и сел на обманчиво-легкий, словно сотканный из стальной паутины стул. Предмет мебели повторял очертаниями классическую форму какого-то рококо, однако сделан был из тонкой блестящей проволоки, заключенной в идеально прозрачную пластмассу. Это придавало классике вид лютого футуризма.

— С кем имею честь общаться? — осведомился Антуан с тщательно дозированной вежливостью.

— Зовите меня Марк, просто Марк, — немедленно отозвался белый. Он улыбался, и даже сдержанная улыбка выдавала в нем человека, давно избавленного от необходимости ежедневно держать многочасовой вымученный оскал, предписанный уставом фирмы.

Главное — не обмануться приятной иллюзией, напомнил себе Торрес. Неважно, как доброжелательный атлет занял свое место в жизни — по рождению или все же выгрыз с боем. В любом случае он будет поопаснее китайских бандитов... Антуан хотел было спросить о статусе 'хозяина' зала, но решил, что не стоит. Постороннему здесь все равно неоткуда взяться.

— Прекрасная погода, — консультант зашел издалека, старым как мир и таким же безотказным приемом.

— Погода всегда прекрасна для тех, кто может позволить себе жить по достойным стандартам, — ответил негр, и Марк качнул головой, отдавая дань откровенной, однако не прямолинейно-грубой лести собеседника.

— Итак, Марк... — Торрес сделал многозначительную паузу, предоставляя собеседнику возможность принять подачу.

— Итак, господин Торрес...

Марк сделал небрежное движение правой рукой, откидывая крышку никелированного бокса, достал тонкую стопку листов, покрытых россыпью черных жучков-букв. Антуан узнал собственную докладную записку, которую печатал два дня кряду — его пальцам были привычнее нож и винтовка, чем тонкий механизм электромашинки. Впрочем, хочешь подняться выше — осваивай новые трюки...

— Не стану скрывать, — ваше предложение весьма заинтересовало... нашу скромную организацию, — голос Марка тек, как вода в ручье. Мягкий, но не слащавый баритон с тщательно выстроенными интонациями. 'В поле' такой голос заставил бы Торреса положить руку на пистолет. Здесь же пришлось состроить еще более внимательную физиономию.

Марк аккуратно, но быстро перелистал стопку, белая морда успевала одновременно и доброжелательно улыбаться Торресу, и просматривать расчеты. Это тоже, наверняка, была тщательно просчитанная игра — иллюзия озабоченности благополучным исходом переговоров.

— В целом мы склонны одобрить вашу идею и выделить необходимые для ее реализации ресурсы, но... — продолжал Марк.