Высокого и статного молодого человека наряженного в одежды из дорогих тканей, даже с претензией на дворянское происхождение, но в однотонной расцветке — не выдержанной в расцветках родового герба, за неимением последнего. Да и по лицу сразу можно определить, что он не дворянин. Вот как-то не случалось в истории Германии средних веков евреев дворянского происхождения. Это уже позже стало модным...

Да, купец был типичным евреем. Лицо красивое, даже можно сказать породистое, властное, но с определенными признаками фенотипа, присущим только евреям. Это в двадцать первом веке стало нормой кровосмешение иудеев с остальными нациями, а в пятнадцатом столетии такой выверт пока априори невозможен. Так что все признаки налицо.

Купца сопровождали мужичок постарше, одетый скромнее, но также с явными признаками семитской крови и четыре здоровенных охранника в стальных кирасах, капеллинах, со страхолюдными гизармами* в руках.

................................................

*гизарма, гвизарма — вид короткой алебарды. Копье, соединенное с багром и прямым шипом, поставленными перпендикулярно лезвию наконечника, по его сторонам.

...................................

Отдельно семенила сладкая парочка: эконом и его сынок — такой же толстячок как папенька, только с молодой и более мерзкой рожей.

Покупатель остановился у первого пленника и брезгливо приказал:

— Скажи ему, чтобы показал зубы.

— Пасть открой, пасть... — эконом лично полез африканцу в рот и, раздвинув губы, показал белые как снег резцы, потом зачастил. — Я ж говорил, господин Рафа... Все как на подбор! Сильные и здоровые. Всего четыре флорина за голову, всего четыре...

— И не мечтай, — презрительно бросил купец и перешел к другому рабу. — Три флорина и пять сюрвейеров. И не фартингом больше. 'Черное дерево' упало в цене. Португальские купцы пригнали намедни пять галер забитых под завязку...

— М-м-м-а-а... Я христиан! Алилуа... Алилуа... — вдруг завопил в голос Мвебе, в крещении Гавриил — именно он оказался вторым по счету и отчаянно зажестикулировал.

Я внутренне подобрался — очень уж казался убедительным африканец. Вот если купец сейчас опомниться и все представление полетит, к чертям собачим? Мдя...

— Заткните ему пасть... — небрежно бросил купец, не обращая никакого внимания на африканца, и сразу же охранник сильно двинул Мвебе тупым концом древка гизармы по ребрам, заставив того скрючится от боли и замолчать.

— Сам не знаю, что он такое лепечет... — развел руками эконом

А его сынок угодливо закивал, подтверждая слова папашки.

— Плевать... — работорговец презрительно сплюнул. — Миссионеры сдуру, наверное, перестарались или притворяется, сволочь...

Полностью игнорируя крики африканцев о том что они христиане, купец и эконом, наконец добрались до ломбардцев.

— Я христианин! — гордо заявил мэтр Фиораванти, как только к нему подошли, и торжественно перекрестился. — Немедленно освободите меня. Вы же тоже католик, как и я!

— Откуда он у тебя? — купец поинтересовался у эконома.

— Дык, с шебеки той... — залебезил эконом. — Гребцом у сарацин был, так мы его это... скопом со всеми и определили...

— Корабль продаешь? — поинтересовался работорговец.

— Нет, господин Рафа... он нам самим для делов надобен, сами понимаете, на гуккере много не наработаешь...

— Смотри... хорошую цену дам...

— Отпустите меня, — вмешался в разговор ломбардец. — Это же ваш христианский долг!

— Чей? Мой? — купец присел перед итальянцем.

Говорил, он, цедя слова сквозь зубы, словно выплевывая их.

— Ты вспомнил о моем христианском долге, свинья? Но ты забыл о сотнях и тысячах моих сородичей которых сжигали и разоряли тебе подобные... — купец замолчал, встал, несколько раз вздохнул, беря себя в руки и заговорил опять мрачным голосом. — Я не вижу здесь христианина. Я вижу перед собой только лживого сарацина, готового предать свою мерзкую веру ради собственного спасения.

— Но... — итальянец попытался возразить.

Как сразу получил удар тупым концом гизармы в грудь и скрючился, зайдясь в кашле.

Ну как бы все... Тут уже купцу никак не отвертеться от ответственности. Вместо положенных по закону трех свидетелей, налицо целых два десятка, готовых подтвердить, клянясь на Евангелии, уже свершившееся преступное действо.

Может показаться, что весь затеянный спектакль лишний, мои люди и так подтвердят все что угодно, но дело тут в основном во мне лично. Вот как-то не готов я окунуться в полный беспредел, хотя и очень заманчиво это. Да и хочется до конца убедиться, что купец действительно собирается торговать христианами. Я не очень-то верил в это, все-таки подобные делишки чреваты очень большими неприятностями, да и хлопотный это процесс. Ляпнет кто-то из христиан о своей вере при транспортировке кому-то со стороны... и все. Готовься к медленной прожарке на открытом огне. Но, в данном случае, похоже, у этого семита есть личные причины так поступать. А ненависть, очень плохой спутник осторожности и разумности.

Но с причинами я разберусь потом. Пора... Мой выход.

— Опомнись, купец. Тебе не удастся скрыть твое злодеяние. Мы молчать не будем, — произнес я как можно убедительней, смотря работорговцу в лицо.

— Еще один сарацин умеет разговаривать на человеческом языке... — купец ухмыльнулся. — Да хоть кричите, все равно это вам не поможет. Хочешь, я уделю немного своего драгоценного времени и расскажу тебе о твоей дальнейшей судьбе?

— Попробуй.

— Тебя сейчас погрузят на корабль, отвезут к устью Шельды, где, не выгружая на землю, передадут на другое судно, которое прямым ходом отправится в Левант... Или в Магриб. Кричи... Вопи... хоть облупись. Все равно никто тебя не услышит, кроме чаек. Твоя судьба гнить в рабской неволе...

— Ты! Мерзкий жид! Да как ты смеешь так разговаривать с благородным нобилем, кавалером ордена... — вскинулся Тук, играя свою роль, но, так же как и ломбардец, получив тычок древком гизармы, замолчал.

— Мне нет дела до того, кто вы есть... — купец расхохотался и вдруг осекся.

На его искаженном весельем и ненавистью лице, медленно стала проступать растерянность.

По краям бухты, дымя фитилями, встали на ноги аркебузиры, нацелив него свое оружие, а из-за поворота показался мой обер-капеллан Гуус ван Бромель в полном церковном облачении, с распятием в руках и в сопровождении стрелков.

— Что здесь происходит! — грозно заревел капеллан и обличающе направил распятие прямо в лоб купцу.

— Да ничего особенного, Гуус... — я встал и сбросил с себя так и не застёгнутые кандалы. — Обычное дело. Святотатство. Оскорбление христианской веры, торговля христианскими душами, ну и все сопутствующие мерзости.

— Еретик! Христопродавец! — прогудел обер-капеллан и, перехватив медное распятие поудобнее, ловко двинул им купца по голове, с одного удара сбив его с ног. — Тащите его на костер. Всех их на косте-е-р! Пла-а-амя очистит вас от скверны! Аллилу-у-уйя!

М-да... обер-капеллан немного переигрывает, но очень убедителен, собака. Однако актерский талант у Гууса определенно присутствует.

Я улыбнулся и принял от Иоста свою одежду.

Стрелки мигом разоружили охрану, надавав им попутно тумаков, и поставили их всех на колени на кромке пляжа.

— Да! Свидетельствую! Я свидетельствую! — завопил эконом, тыча пальцем в купцов. — Этот еретик собирался продать мерзким магометанам христианские души!

Его сынок в полном обалдении вертел головой по сторонам не понимая, почему его бьют по голове и одевают в кандалы, но потом тоже сориентировался и стал яро обличать купца во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Вот же сволочи, подумал я, в спешке одеваясь. Даже уже не знаю кто тут хуже? Купец, ведомый местью и честный в своей ненависти к христианам, либо эти мерзкие продажные твари? Да, работорговец вызывает большее уважение... А этого скота эконома я все-таки на кол завтра посажу... Да, именно на кол, при полном стечении народа. А сынка его в рудники... ну, или еще на какие-нибудь каторжные работы пожизненно.

— Будьте вы прокляты и горите в аду! — прошипел купец, зажимая ладонью рассеченный ударом лоб. — Грязные мерзкие гои...

— Заткните ему пасть и волочите в темницу, — приказал я. — Эконома бывшего с его сыном тоже туда.

Подошел ко второму еврею и спросил, приставив кинжал к его шее. — Ты хочешь жить?

— Хочу... — купец нервно сглотнул кадыком и покосился на клинок.

— Быстро отвечай. Твое имя? Имя твоего спутника? Сколько на дромоне команды, сколько охраны и какой груз?

— Я, Томас Велингер, приказчик. Спутник — Рафаэль Цимлер, купец, — сын Иофеля Цимлера, главы гильдии торговцев тканями Антверпена. Точно сколько команды я не знаю. Примерно два десятка. Охраны столько же. Груза нет... — бодро и четко стал отвечать приказчик...

Мда... похоже, с мыслью взять судно штурмом придется расстаться, а у меня возникала такая идея, когда стало известно, что пришел за товаром и рабами не большой когг, а гораздо меньший размером весельный дромон. Задумка выглядела довольно просто, вооруженные африканцы разбавленные моими стрелками под видом купленных рабов поднимаются на борт, ну а дальше как бы все понятно...

Конечно, судно я-то возьму, но смысла в этом уже не вижу. Сам этот корабль мне и даром не надо — своих хватает, в отличие от гребцов. А груза нет... Ну и как поступить? Да просто и без излишних затей...

— Ты сейчас вернешься на корабль и отправишься назад в Антверпен, где сообщишь этому... Иофелю, что тут произошло. Запомни, купец, мое имя и в точности повтори его отцу этого... негоцианта хренова. Я — кавалер Ордена Дракона, кондюкто лейб-гвардии его светлости герцога Фландрии, Брабанта и Бургундии Карла Смелого, барон ван Гуттен. И стою на своей земле. Запомнил?

Приказчик побледнел как мел при упоминании моего полного титула и имени владетеля Фландрии и, заикаясь, робко спросил:

— Ч-что еще ему передать, господин барон?

— Скажи так. Господин барон чинит пока дознание личной властью без привлечения представителей инквизиции, но это до бесконечности продолжаться не будет. Ты все понял?

— Д-да, ваша милость?

— Отец знал, чем занимался его сын?

— Вряд ли... отец его уважаемый человек в Антверпене и никогда бы не стал потворствовать подобному. Тем более, что он — выкрест. М-мы все свято исповедуем христианство, не смотря на свои корни. Но молодой господин ведет уже свое дело отдельно от отца и... — приказчик, колеблясь, замолчал.

— Говори.

— У него есть причина испытывать ненависть...

— Лучше не испытывай мое терпение.

— У него была невеста... Из уважаемой богатой семьи переселившихся сюда кастильских конверсос*... Но так случилось, что они попали под подозрение в тайном оправлении иудейских обрядов... Следствие доказало, что это так... и их всех отправили на костер... А Хелен... девушка эта, скончалась при пытках на следствии. Э-эт-то случилось пять лет назад и с тех пор...

................................................

*конверсос — люди иных религиозных воззрений, принявшие христианство.Выкресты.

............................................

— Можешь не продолжать... — прервал я приказчика. — Отправляйся... Стоп! А где деньги на оплату товара?

— В лодке под охраной... — с готовностью ответил приказчик.

— Дамуазо Логан, решите этот вопрос, только без смертоубийства... — обратился я к Туку, ждавшему рядом со мной распоряжений. — Охрану всю разоружить полностью, до вилок и ножиков, и отпустить. Выполняйте.

— Деньги пока останутся здесь, — сообщил я приказчику. — Как доказательство вашего преступного замысла. Все, свободен пока... И запомни, если через двое суток посланцев от Йофеля здесь не будет, этот его сукин сын отправится прямиком к инквизиторам. И не в местную конгрегацию в Барабанте, а в особый трибунал Бургундии. Пшел, — пнул я его ногой.

Мда... вот это замес получился. Даже не знаю, как бы я поступил, если бы мою девушку до смерти запытали в инквизиции... Хотя почему не знаю? Как раз нечто подобное и случилось с бастардом д'Арманьяком, то есть со мной... Только там инквизиция была не причем. Руа франков Луи постарался, но я почему-то не режу первого попавшегося мне под руку француза... Но я — это я, а работорговец — это работорговец ...

Ладно, все сомнения от лукавого, особо тиранить Рафу я не собираюсь. Спесь сбить определенно придется, но товарный вид ему сохраним. Что-то мне подсказывает, что в указанное мною время приедет представительная делегация... Ну а дальше... дальше посмотрим. Моя судьбинушка порой такие выбрыки устраивает, что планирование чего-либо далеко наперед, затея наиглупейшая.

Но вот, как бы в бухте на сегодня и все... Распорядился выставить на всякий случай двойные посты и отправился в замок. А там у меня, мама дорогая, сколько всего надо сделать. Жуть.

Начинаю себя чувствовать будущим неутомимым рассейским прогрессором — Петькой, который номер первый. Он тоже, говорят, об отчизне радея, по два часа в сутки спал. А у меня времени гораздо меньше, чем у него, но... но и масштабы, честно говоря, не те. Значит, справлюсь.

По прибытию в замок распорядился взять бывших пленников в работу, то есть: отмыть, одеть и накормить досыта. Завтра же будем и думать, куда и как будет выгодней их пристроить к делу. С ломбардцами и китайцем понятно, а вон насчет африканцев пока не знаю, но определюсь.

Проконтролировал начало процесса и отправился ужинать с Логаном. Остальная старшина ела за моим столом только по особому приглашению, а так питалась за своим, тоже отдельно от рядовых. Субординация, ебтыть...

Матильда, сославшись на какие-то заморочки по хозяйству, отправилась их исправлять, обещавшись прибыть позже.

Вымылся и, напялив халат, еле добрел до стола. Устал...

Гранд-повар сегодня расстарался особо и запек целиком большую семгу целиком с лесными орехами, специями и травами. Ну и заедок разных, в основном даров моря и разных сыров на стол навалили изрядное количество. Заботятся об отце-командире, что не может не радовать. Пожрать я люблю...

Отрезал себе приличный ломоть рыбы и плюхнул на тарелку. Попробовал... и отправил в рот сразу большой кусок. Вкусно... М-м-м-м-м!

Отпил вина и приказал Туку:

— Докладывай, братец.

— Чфто... — шотландец чуть рыбой не подавился от неожиданности вопроса.

— Чфто... — передразнил я его. — Кто обер-казначей я или ты? Докладывай о состоянии казны.

— А... Так это завсегда, пожалуйста, — шотландец тщательно прожевал еду и, наморщив лоб, стал говорить. — Значится, так... В казне компании триста флоринов с небольшим... да, триста флоринов и пятнадцать патаров и жалование за месяц вперед уже выдано, да и обещанные вами пенсии тоже. Опять же, бочонок с гульденами не тронутый по особому вашему распоряжению, монсьор...

— Сколько в нем?