Печать Волка. Книга 1

Поделиться с друзьями

Глава 1

Они прятались за портьерой из тяжелого бархата, обмениваясь выразительными взглядами, а порой и не менее красноречивыми улыбками. Девушкам мерещилось, что они вжились в образ опытных шпионок, уловками и обманом проникших во вражеский штаб, и сведения, которые им предстояло узнать, могли решить исход битвы, если не целой войны. Штаб на поверку оказался хозяйским кабинетом, заваленным бухгалтерскими книгами и пожелтевшими от времени счетами, роль генералов противника пришлось взять на себя отцу и его старому слуге, а сами шпионки были не кем иным, как двумя взбалмошными подростками. Но это не меняло сути дела.

Одно Летиция знала точно: за непроницаемым лицом отца скрывалась какая-то тайна. Неосторожный взгляд, сказанное невпопад слово или внезапно опущенные веки непременно таили в себе загадку, а этот случай был и вовсе особенным. На ее памяти отец никогда не выглядел настолько отстраненным и далеким. Летиция с самого рождения слыла его любимицей: старшая дочь Натана ди Рейза давно выросла, вышла замуж и покинула отцовский дом; вдобавок Эвелин, слывшая тихоней, была не чета своенравной, а иногда и вовсе сумасбродной Тише. В бытность ребенком Летиция не раз попадала в переделки: то за ней приходилось лезть на деревья, с которых она не могла самостоятельно спуститься, то вылавливать из пруда, потому что девочка предпочитала барахтаться до посинения в остывающей воде, то снимать с козырьков крыш, откуда открывался захватывающий вид на город. Сидя на ветке дерева в сгущающейся темноте, Тиша не позволяла себе разреветься, и это усложняло задачу для прислуги, рыскавшей по окрестностям в поисках хозяйской дочки.

Из прорези в портьерах лился яркий свет. Со двора можно было заметить две макушки, торчавшие над подоконником, — черную и темно-рыжую, — но слуги ни за что не стали бы сообщать хозяину об очередной выходке любимой дочурки. Ей в худшем случае грозил нагоняй, а вот доносчик рисковал потерей места: узнав о наводке, мстительная Летиция не дала бы ему житья.

Отец выжидающе молчал, поглядывая исподлобья на старого Тобиаса. Тот долго переминался с ноги на ногу, затем вскинул глаза и робко возразил:

— Негоже это... приставлять молодого мальчика... — и умолк, встретив насупленный взгляд хозяина.

Камеристка, приходившаяся Летиции не только горничной, но и близкой подругой, толкнула ее локтем в бок. Они одновременно зажали ладонями рты, заглушая невольный смех. Молодой мальчик! Любопытство в груди Летиции разгоралось все ярче. Она нетерпеливо заерзала.

— Не так уж он и молод, — холодно произнес отец. — Да и не думаю, что он станет позволять себе... некоторые вольности.

Натан ди Рейз собирался стукнуть кулаком по столу от досады, но в последний момент передумал. Ему хотелось, чтобы его уверенность передалась и Тобиасу, чьими советами он редко пренебрегал. Но в этот раз Тобиас не знал и половины всей истории, поэтому Натану пришлось полагаться исключительно на собственную оценку.

На слове 'вольности' Вилл хихикнула в кулачок, и Летиции пришлось на нее шикнуть. Следовало вести себя тихо. Отец, обнаружив за ширмой озорниц, немедленно выставит их за дверь.

— И все же, господин, — старик поднял глаза только затем, чтобы снова уставиться в пол, — я смею высказывать неодобрение. В поместье больше тридцати слуг, исключая охрану, мужчины умеют обращаться с мечом или копьем. Какая бы опасность ни грозила госпоже Летиции, они сумеют ее предотвратить...

Опасность? Девушки изумленно переглянулись. На душе у Летиции внезапно заскребли кошки. Что или кто посмеет угрожать ей здесь, в родном доме? Неужели ее добропорядочный отец, за которым сроду не числилось никаких грешков, влип в какую-то неприятную историю?

Отец отмахнулся от слов Тобиаса, нашарил рукой трость и тяжело поднялся с кресла. Летиция затаила дыхание, боясь шевельнуться: если Натан подойдет ближе, то непременно обнаружит их за портьерой. Но отец, ковыляя, приблизился к противоположному окну, выходившему на сад. Много лет назад, во время сезонной охоты, под Натаном вздыбилась лошадь, и результатом несчастного случая стала сломанная нога, а в итоге — пожизненная хромота. Летиции тогда было пять или шесть лет, и любознательная девочка сначала пыталась добиться подробностей от прислуги, но те упорно молчали, как будто кто-то невидимый лишал их голоса, когда разговор заходил на эту тему. По ночам маленькой Тише снился один и тот же сон: отец стоит под лестницей, и отблеск холодного света падает на его бледное лицо. Он легонько постукивает по полу тростью, ставшей неизменным атрибутом его облика, и гулкое эхо разносится по коридорам фамильного поместья, в котором нет ни единой живой души. Тише казалось, что отец ожидает гостя; что кто-то должен прийти и разорвать эту звенящую тишину, прерываемую лишь размеренным стуком трости и его отголосками. Но никто так и не явился на его зов.

Натан ди Рейз получил неизлечимое увечье и навсегда попрощался с радостями охоты и прогулками верхом, но никто бы не назвал его калекой, не опасаясь получить тростью промеж глаз. Разглядывая чуть сгорбленную фигуру родителя, Летиция поневоле вспомнила этот сон. За кошмар его не примешь, как ни крути: во сне ее не посещало чувство надвигающейся опасности, колдовской голос не звал отца в свое лоно, присутствовало только чувство этого необъяснимого, томящего ожидания.

— Пригласи его, — сказал Натан, не отрывая взгляда от пейзажа за стеклом. Весна давно вступила в свои владения, в саду распустились первые цветы, наполняя окрестности поместья своим благоуханием. Но окно было наглухо закрыто, и в комнату не проникал ни этот ласковый аромат, ни нежные соловьиные трели, словно они могли потревожить отца или помешать его планам.

Вилл снова пихнула Летицию в бок, и странная тревога отодвинулась на задний план, уступив главенство любопытству. Они просидели на корточках более получаса, цепляясь за подоконник, и боль в затекших ногах понемногу усиливалась.

Тобиас отвесил низкий поклон, выглянул за дверь и сообщил кому-то неприветливым, изменившимся голосом:

— Можете войти.

Незнакомец, чью фигуру скрывал длинный, бесформенный плащ, шагнул за порог и замер в нерешительности. Летиция вцепилась в руку Вилл, та в свою очередь крепко стиснула в ладони пальцы госпожи. Девушкам было одинаково любопытно, кто этот парень и какое место ему предстоит занять. У Вилл, ко всему прочему, были и другие чаяния. Госпожу ди Рейз рано или поздно выдадут замуж за знатного аристократа, а вот ее служанка не станет любить по принуждению. Впрочем, о любви говорить рано — может, незнакомец внешностью позавидует пугалу, а ума в его голове не больше, чем в пустом казанке из-под каши.

Натан обернулся к гостю, сердито махнул рукой: в его кабинет не пристало входить в шапке или с покрытой головой. Да и приличные люди в такое время по чужим домам не шастают, подумала Летиция, если только не попрошайничают. Гость не сразу подчинился просьбе хозяина, словно раздумывал — делать или нет; потом резким движением откинул капюшон на плечи.

На шее отца дрогнула жилка, Вилл сдержала судорожный вздох, а Летиция пошатнулась, едва не рухнув головой в портьеру и не выдав себя. Что в этом лице показалось ей таким отталкивающим? Она и сама толком не знала.

Натан разглядывал незнакомца долго и с пристрастием, не спеша составлять окончательное мнение. Гость ничем не обнаружил своего недовольства, на время оказавшись в роли музейного экспоната.

— Имя есть у тебя? — строго спросил Натан.

— Есть, — отозвался незнакомец.

Голос у него оказался приятный, чуть хрипловатый, но разговаривал он сухо и безо всякого выражения, как солдат в строю. Летиция поежилась за ширмой, впилась в незнакомца взглядом, стараясь найти в его облике хоть одну мало-мальски привлекательную черту, но не смогла.

— Какое? — Натан ди Рейз не скрывал своего недовольства. Ему приходилось выдавливать из гостя слова, как остатки мази из тюбика.

— Ланн.

С таким же успехом это безликое имя могло принадлежать камню или клочку земли. Отец сощурил темные глаза:

— Как дальше?

— Никак, — сказал гость. — Нет у меня ни семьи, ни несметных богатств. Были, да сплыли. Я ничем не владею, кроме своей жизни.

Дерзит, гневно подумала Летиция. Моему отцу, в его доме!

— Так ты безродный? — Натан недоверчиво повел бровью. — Плебей?

Ланн промолчал. Отец продолжил досмотр, обошел гостя справа, затем велел ему сбросить плащ. Ланн безропотно повиновался, расстегнул застежку у горла: накидка с шелестом соскользнула на пол. Свет лампы отразился от гладкого лезвия на бедре гостя, на мгновение ослепив наблюдателей, и Летиция снова подивилась безрассудности отца — никогда прежде Натан ди Рейз не открывал двери дома для незнакомого вооруженного человека.

— Смотри! — шепнула ей на ухо Вилл. — У него серьги.

На левой щеке мужчины была сеточка из тонких белесых шрамов: не сказать, что они сильно уродовали гостя, но и нисколько не красили. В его ушах, как и говорила Вилл, обнаружились серьги — и Летиция внезапно поняла, что ее неприязнь к незнакомцу имеет свои основания. Изящные висюльки и яркие украшения были уделом женщин, и даже самые законченные франты не позволяли себе втыкать серебряные гвоздики в мочки ушей или щеголять в жемчужных ожерельях. Серьги Ланна, состоящие из пары тускло поблескивавших цепочек, на конце которых гнездилось по три камушка разного размера, вполне могли считаться верхом неприличия. Впрочем, как и его черные локоны, зачесанные назад и лежавшие на плечах. У самой Летиции волосы были не намного длиннее.

Он не из наших краев, поняла Летиция. Пришлый. В памяти всплыли слова старого Тобиаса, и она кисло улыбнулась: назвать Ланна 'молодым мальчиком'! С тем же успехом можно признать певчей птицей цыпленка.

Натан указал Ланну на плащ — по лицу отца невозможно было определить, пришелся ему гость по душе или нет. Не исключено, что эта беседа была всего лишь формальностью. Ланн не спешил наклоняться, и Летиция снова вспыхнула гневом, скрытая ширмой, — неужели он рассчитывает, что ее отец сам подаст ему плащ, как слуга?

— Расскажите мне о клятве и печати, — сказал Ланн.

На внезапно постаревшем лице Натана промелькнуло беспокойство. Ограничившись быстрым взглядом на портьеру, за которой находились девушки, отец потащил гостя к выходу. Сердце Летиции тревожно забилось в груди — неужели они с Вилл чем-то выдали себя? Беседа с гостем становилась все интересней, но она уже не сможет незаметно последовать за отцом.

— Не здесь, — сказал Натан. — Иди за мной.

У выхода Ланн оглянулся. Позже Летиция могла бы поклясться, что ее взгляд на мгновение встретился с колючим взглядом гостя, и ее обдало непривычной волной холода. Тонкие губы Ланна исказились в снисходительной усмешке, и этот красноречивый жест предназначался ей одной.

После ужина Летиция забралась под одеяло, и, натянув его до самого подбородка, крепко зажмурилась и попыталась уснуть. Но сон, как назло, не шел: мысли упорно возвращались к неучтивому гостю. Летиция раз десять пожалела, что не удостоилась возможности протолкнуть улыбочку, которой на прощание одарил ее Ланн, как можно глубже ему в глотку. Пожелав Ланну скорейшей кончины, она вообразила себе вереницу овец, прыгающих через низенький заборчик, но сбилась со счета уже на шестой овце. Летиция поворочалась в постели, стараясь найти удобную позу, и девушку в конце концов начала одолевать дрема.

— Эй, Тиша, — негромко позвал кто-то.

Летиция приоткрыла один глаз, и неясная тень мигом скользнула к ней в постель. Вилл сбила подушку и подложила ее под спину, устраиваясь для разговора. Летиция зевнула, прикрыв ладошкой рот.

— Он похож на айля, — без предисловий начала подруга.

— Что? — немедленно вспылила Летиция. Сон как рукой сняло. — Никакой он не айль!

На зубах Вилл хрустнуло печенье. В темноте камеристка ткнула в лицо Летиции один из крекеров, щедро смазанных медом, но госпожа отказалась от угощения.

Айли, носившие длинные белые плащи и, по рассказам стариков, отличавшиеся завидной доблестью и благородством, не водились по эту сторону каньона. Вполне вероятно, что в Сильдер Роке, Городе-на-Скале, не нуждались в их услугах. С ворами и разбойниками здесь привыкли справляться собственными силами, браконьеров не выносили на дух и вешали на суках в сосновом лесу, а знаменитые виноградники ди Рейзов, бурно разросшиеся у подножия горы, великолепно охранялись двумя собаками размером с лошадь и одной немощной старушкой. Горожане кормились в основном дичью и дарами моря, один-единственный трактир, носивший гордое звание гостиницы 'На Утесе', славился дырявой крышей и клопами в тюфяках, а из зрелищ можно было выделить ежегодную ярмарку и сезонную охоту. Иначе говоря: приключений на свою голову в Сильдер Роке полагалось искать годами и в итоге убраться из города ни с чем, кроме разочарования. А что до айлей, Летиция испытывала серьезные сомнения касательно их существования. Не видел — не знаю, в подобных случаях отвечала она.

Вилл уплетала очередной крекер с громким чавканьем, и Летиция, передумав, взяла кушанье из подола подруги. Повертела печенье в руках, лизнула мед на верхушке.

— У айлей, — задумчиво сказала Летиция, — латные перчатки и кольчужные рубахи. А у этого из снаряжения только узкий меч и кинжал на бедре. — Вилл тряхнула рыжими кудрями, соглашаясь: рот у нее был забит крекерами. — Меня беспокоит другое.

— Что? — Подруга дожевала и вытерла ладонью крошки на губах.

— Это что же он, теперь постоянно таскаться за мной будет? Да и с чего это вдруг отцу вздумалось приставлять ко мне охрану?

— Ну-у, — протянула Вилл, — мало ли что старику в голову пришло. Может, угрожал кто...

Летиция едва не подавилась печеньем, выпучив глаза.

— Угрожал? Моему отцу?

— Ой, — мигом смутилась Вилл, — да это я брякнула, не подумав...

Какое-то время тишина прерывалась лишь хрустом печенья и воем ветра за окном. Потом Вилл, придерживая подол, вылезла из господской кровати.

— Я к себе спать пойду, — решительно заявила подруга, — не маленькие ведь уже... — Летиция, к пущему огорчению камеристки, согласно кивнула и сразу повернулась к ней спиной. — Так что он? Совсем не понравился тебе?

— Мерзкий, — подытожила Летиция, зарываясь головой в подушку.

Глава 2

Летиция приложила ладонь козырьком, прикидывая расстояние и силу удара, затем согнула колени и примерилась молоточком к шару. Благодаря стараниям Вилл они уступили противникам одно очко, а игра близилась к завершению: черный шар Коула на следующем ходу пройдет сквозь 'разбойничьи' воротца, а голубой шар, принадлежавший его неумелой сестренке, остановился неподалеку от восточной границы. Но у Летиции еще оставались надежды на победу: если только Вилл не подведет ее, как делала на протяжении всей игры, и сумеет заработать два очка, 'заколов' свой желтый шар.

Летиция замахнулась для удара и... прорезала молотком воздух, так как что-то мелкое и лохматое протиснулось меж ее лодыжек, схватило красный шар зубами и потащило его в сторону сада. Коул при виде собачки издал короткий смешок, Урсула сдавленно охнула, метнувшись за флажком и пометив место, откуда был украден шар: результат игры интересовал ее больше всех. Ты бы играть сначала научилась, мрачно подумала Летиция, а уж потом лезла флажки втыкать.

— Бобик! — всплеснула руками Вилл, радуясь неожиданной передышке. 'Бобиками' звались у нее все собаки от мала до велика, включая двух огромных волкодавов, охранявших виноградники ди Рейзов. Щенок остановился, лукаво глянул на камеристку и приветливо замахал хвостом. Шар выпал у него изо рта и покатился по траве.

Летиция вытерла пот со лба. Солнце нещадно грело в спину. Девушка намеревалась сбросить пару одежек еще до начала партии, только явившись на поле, но Урсула приехала не с подругой, как обещала, а притащила с собой брата. Светить бельем перед предположительно воспитанным, симпатичным парнем Летиции не особенно хотелось, но главной причиной ее стыдливости было вовсе не это. Они с Коулом издавна были врагами: будучи неплохими игроками, когда-то они играли в паре, и Летиция так и не смогла простить ему горечи последнего поражения. Теперь же Коул запросто мог заявить, что она разделась, чтобы увеличить свои шансы на победу.

— Локс, фу! — крикнула Летиция щенку. — Принеси! — И топнула ногой, указывая на траву перед собой.

Песик глянул на шар, потом на хозяйку, и снова завилял пушистым хвостом. Вилл тем временем добралась до собачки, подхватила ее на руки и чмокнула в холодный влажный нос. Летиция брезгливо поморщилась: подобным издевательствам подвергалось все мелкое зверье, которое Вилл сочла хоть чуточку милым.

Коул сплюнул, глянув на солнце. Игра затягивалась.

Вилл, вдоволь потискав песика, опустила его на землю, но на очередное требование Летиции вернуть шар на место Локс не отреагировал. Вместо этого он поднял заднюю лапу и приготовился оросить священный инвентарь свежей струей мочи. Урсула в ужасе закрыла рот ладонью, вытаращив глаза, а Летиция метнулась к собаке, отчаянно размахивая руками. Локс подумал-подумал, опустил лапу и засеменил прочь.

— Чего только не придумают, чтобы оправдать проигрыш, — заявил белокурый Коул, когда Летиция вернулась с шаром и остервенело выдернула флажок из земли. — Научили собаку мячи воровать.

— Катись к лешему, — зло ответила Летиция, приноравливаясь к шару.

Цок! Красный шар остановился напротив правой боковой опоры 'разбойничьих' воротец, и следующим ходом Летиция планировала его 'заколоть'. Вилл, помахивая молоточком с двумя желтыми полосками, подошла к своему шару. Прицелилась.

— Я тебя тянула всю игру, — зашипела Летиция, видя, с какой небрежностью Вилл оценивает расстояние. — Если мы проиграем... — Не успев договорить, она ахнула.

Удар получился слишком сильным, и желтый шар вылетел за пределы поля. Коул расхохотался, предвкушая радость победы, Урсула последовала примеру брата и хихикнула в кулачок. На языке у Летиции вертелись самые грязные ругательства.

— Не получилось, — виновато опустила голову Вилл. — Ну, сейчас...

Желтый шар вернули на поле и поставили в ярде от западной границы, как можно ближе к тому месту, откуда он вышел из игры. Коул поглядывал на Летицию свысока, ковыряя в зубах палочкой, госпожа ди Рейз не скрывала дурного настроения, время от времени бросая на подругу испепеляющие взгляды.

Вилл водила молотком взад-вперед, плохо имитируя качели, пока Коул не вышел из себя и не прикрикнул на нее, требуя ударить по шару. Вилл испустила тяжелый вздох, потом еще один. Летиция сжала кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней.

Рыжие локоны Вилл, подсвеченные солнцем, растрепал поднявшийся ветер. Цок! Желтый шар остановился в дюйме от шара Летиции. Камеристка, вытерев лоб, широко улыбнулась и победно подняла вверх мизинец правой руки. У госпожи ди Рейз подогнулись колени, и Коул, внезапно утративший интерес к состязанию, поддержал Летицию под локоть. Придя в себя, девушка вырвала руку и нарочито отряхнула рукав: так, для виду, а то еще подумает, что ей пришлась по душе его забота.

Черный шар Коула прошел сквозь 'разбойничьи' воротца, коснулся колышка и вышел из игры. Летиция выругалась про себя. Теперь они с Вилл отставали от Коула с Урсулой на целых три очка, но сестрица промахнулась на своем ходу: голубой шар всего лишь переместился от восточной границы к южной.

— Вы проиграли, — невозмутимо заявила госпожа ди Рейз, беря в руки молоток. — Я играю лучше тебя, Коул.

— Лучше моей сестренки, ты хотела сказать? — усмехнулся юноша. — С этим не поспоришь.

Летиция на миг задумалась, а не найти ли молотку применение, не описанное в правилах, но сдержала себя. Колотить противника подло, это признак слабости; заявление, что ты не можешь одолеть его в честном поединке. Да и все равно после игры придется сесть с Коулом за один стол, а багровый синяк на месте глаза не придаст ему очарования.

Красный шар коснулся желтого, легонько подтолкнув его к воротцам и заработав дополнительный ход. Следующим метким ударом шар Летиции превратился в 'разбойника' и коснулся центрального колышка.

— Оппа! — Взмахнув молотком, Вилл поскользнулась на мокрой траве и шлепнулась на задницу. Шар прокатился несколько дюймов и замер. Ход считался завершенным. — Не виновата я! — попыталась оправдаться подруга, потирая пятую точку.

Летиция с ненавистью следила за Урсулой, которая готовилась сделать удар, когда внезапно ощутила спиной чужой взгляд. Она резко оглянулась — что-то мелькнуло в цветущих зарослях возле западной границы поля, как раз там, где скрылся песик. Но разве любящий взгляд собаки мог посеять в ее сердце такую тревогу? Со времени визита Ланна прошло уже больше недели, и Летиция справедливо рассудила, что он просто вконец разонравился отцу, и тот решил отказаться от услуг наемника. Впрочем, может Ланн и вправду айль, но тогда они как-то перевелись, поистерлись, утратили изрядную долю своего рыцарского обаяния: мужчину красили доспехи, а не бабские украшения. Вспомнив серьги Ланна, Летиция громко фыркнула. Придумал тоже, камни в ушах!

Пока Летиция мысленно поносила гостя, ее команде улыбнулась удача. Голубой шар крокировал желтый, приблизив его к последним воротцам: теперь по центральному колышку мог не попасть только слепой. Шар Урсулы болтался у южной границы.

Когда желтый шар миновал 'разбойничьи' воротца и толкнул колышек, Вилл издала победный клич и бросилась к подруге обниматься. Урсула пустила скупую слезу, прижимая к глазам кружевной платочек, а Коул всего лишь передернул плечами и нахлобучил шляпу на самый лоб.

— Слабак, — сделала неутешительный вывод Летиция. Коул предпочел отмолчаться и подмигнул ей правым глазом: в действительности он тосковал по временам, когда они с госпожой ди Рейз играли в паре. Можно было вызвать на поединок братьев Алмеров и не ударить в грязь лицом, а теперь серьезное состязание превратилось в дурацкую игру, которую оживляли только взаимные подначивания.

За обедом отец, как водилось, предложил гостям вина из личных погребов ди Рейзов. Летиция сделала глоток, и, поморщившись, отставила кубок, а Коул выпил два бокала и немного захмелел. Наклонившись к Летиции и дохнув на нее винными парами, он спросил:

— Замуж не зовут?

Урсула, захлопав ресницами, изумленно уставилась на брата. С чего это он так разоткровенничался? Вилл мельком глянула на Летицию и продолжила трапезу: в кругу молодых аристократов госпожа ди Рейз слыла выскочкой и недотрогой.

— А тебя? — парировала Летиция, и, встретив недоуменный взгляд парня, выдавила кислую улыбку. — Прежде чем предлагать свою кандидатуру, научись играть в крокет.

Коул смутился и уставился в тарелку, не придумав, как ответить на это колкое, но несправедливое замечание. Летиция слишком трепетно относится к игре, которая давно стала всего лишь развлечением. От бабки-сказительницы он слышал истории об амазонках, воинствующих женщинах — они соглашались согреть постель лишь тому, кто сумел одолеть их в поединке. Что же, если Коул выиграет у Летиции в крокет, у него будет такое право?

— Чего это ты там ухмыляешься? — подозрительно глянула на парня госпожа ди Рейз. — У меня от этого мороз по коже. Если есть что сказать, говори.

Коул ответил ей дерзким взглядом, не переставая скалиться. Натан отодвинул тарелку, с минуту тер небритый подбородок и жевал губами, а потом сообщил:

— Я уже присмотрел Летиции мужа.

— Из городских? — сухо спросила она. Отец отличался строгостью нрава и о предстоящем замужестве говорил без улыбки, но вряд ли он собирался выдать Летицию за сморщенного, больного старика. Что до остального... Стерпится — слюбится.

— Нет, — сказал Натан, и на этом обсуждение и закончилось.

Подкрепившись, они решили сыграть еще одну партию. Норты не торопились покидать гостеприимный дом и трястись в карете на дорожных ухабах, а заняться больше было нечем. От обсуждений литературы и поэзии, приличествующих молодым образованным аристократам, в доме ди Рейзов давно отказались: спорить с Летицией было делом бессмысленным и трудоемким, так как девушка привыкла составлять мнение о книге по двум страницам, открытым наугад, а о стихотворении — по первой попавшейся на глаза строчке.

Жара стала донимать особенно сильно, и Летиции пришлось снять вельветовый жилет, небрежно швырнув его на траву. Коул бесцеремонно уставился на два холмика под ее рубашкой, и госпожа ди Рейз, решив не оставаться в долгу, ответила ему неприличным жестом. Потом юноша предложил для разнообразия поменяться партнерами. Летиция отозвалась мгновенно, доходчиво объяснив Коулу, куда он может пойти со своим предложением. Вилл, конечно, не была идеальной напарницей и нередко сводила на нет тактику Летиции, просчитанную до удара, но оценка Урсулы Норт всегда оставалась неизменной: вопиющая бездарность.

Красный шар успел пройти двое воротец подряд, невзирая на неожиданную помеху: Локс выскочил из кустов в самом начале игры и теперь путался в ногах у хозяйки. Летиция придирчиво наблюдала за Вилл, примерявшейся к шару, когда вновь ощутила на себе чужой, колючий взгляд. Девушка успела подумать, что благодаря совместным стараниям отца и Ланна у нее развился критический случай паранойи, когда Локс, оставив в покое ноги Летиции, поднял лохматую, перепачканную в земле морду, потянул носом воздух и громко тявкнул. Спустя секунду песик припустился в сторону западной границы поля, по пути задев лапой черный шар.

Коул осыпал проклятиями неугомонного щенка, а Летиция, бросив молоток на землю и позабыв об игре, побежала к зарослям наперегонки с собакой. Воришка, думала она, продираясь сквозь орешник, сейчас как поймаю и надаю ему по щам! Но не успела госпожа ди Рейз залихватски закатать рукава, как кто-то поймал ее за локоть и резким движением притянул к себе. Сначала она увидела голубые камни на тонких цепочках, ловившие редкий свет, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, и только потом разглядела самого 'воришку'.

Ланн стиснул Летицию в объятьях, и в серых глазах на мгновение зажглись лукавые огоньки. Летиция с остервенением вырвалась, хлестнув его волосами по лицу, глянула волком. Все слова, вертевшиеся на языке, одновременно вылетели из головы. Обвинить его в том, что наблюдал за ними из кустов? Так ведь отец и велел ему присматривать за девушкой, только не удосужился ее предупредить. Иначе зачем ему тут ошиваться? И тогда Летиция спросила первое, что пришло на ум, впоследствии неоднократно об этом пожалев:

— Ты — айль?

Ланн глянул на нее с легкой примесью удивления, а потом разразился громким смехом. Летиция неприязненно разглядывала мужчину: Ланн так и расхаживал по поместью ди Рейзов с обнаженным клинком, болтавшимся в поясном ремешке в такт его движениям. Лезвие меча было испещрено рунами от кончика до рукоятки, а ножны на бедре, из которых робко выглядывал кинжал, оказались украшены изящной насечкой.

— Конечно, — ответил Ланн, и выражение ее лица вызвало у него новый приступ веселья. Во время разговора с отцом наемник держался подчеркнуто холодно и деловито, словно ему подсовывали работу, которая была ему не по нраву. Именно поэтому теперешний всплеск эмоций основательно обескуражил Летицию. — И как тебе такое в голову взбрело?

Летиция сердито топнула ногой. Смех и возня в орешнике привлекли внимание остальных. Урсула вырвалась вперед, подстрекаемая любопытством, и в спешке порвала платье об куст. Солидный кусок подола волочился по земле, открывая ноги до колен, но тощие икры Урсулы не удостоились чести быть осмеянными. Все взгляды приковывала сцена, разыгравшаяся между госпожой ди Рейз и подозрительным пришельцем.

Коул подоспел следующим, судорожно ощупал стилет, надежно спрятанный под камзолом, и теперь взирал на Ланна исподлобья. Вилл с молотком на плече вошла в непомерно разросшийся кустарник последней, твердо намереваясь прикончить негодяя, помешавшего их игре. Встретив откровенно оценивающий взгляд Ланна, камеристка попятилась и залилась краской.

— Ты кто? — нахально выпятив подбородок, спросил Коул. — А ну-ка проваливай отсюда! — Пальцы юноши незаметно поглаживали рукоятку стилета, оружие приятно холодило кожу и придавало уверенности в своих силах.

Ланн посмотрел на Коула как на мокрую, облезлую курицу, которая обнаружила, что ее место на насесте занято петухом и раскудахталась от возмущения. Спокойно отодрал от штанины щенка, докучавшего ему в разы больше, чем эта четверка. Локс неохотно отпустил добычу, нашел пристанище у ног хозяйки и теперь осмотрительно тявкал с расстояния.

— Прогони меня, — мягко, почти ласково сказал Ланн.

— Да как ты... — начал Коул и осекся. Лезвие клинка ненавязчиво уткнулось ему в шею. Урсула коротко взвизгнула, едва не лишившись чувств, а юноша сглотнул и продолжил жалким, срывающимся голосом: — Я охрану позову.

Ланн лениво передернул плечами.

— Да хоть мать свою позови, мне без разницы.

Летиция встала между ним и Коулом, насколько позволял клинок, и твердой рукой отвела лезвие от горла юноши. Ланн, не проронив ни слова, продел меч сквозь ремешок и оперся спиной на дерево.

— Что ты себе позволяешь? — гневно спросила Летиция. — Не смей наставлять оружие на моих друзей! — Коул скромно потупил глаза: госпожа ди Рейз впервые величала его 'другом'. — К тому же, — продолжила девушка, — подглядывать неприлично! А если бы мы устроили купания или решили позагорать на солнышке, раздевшись догола?

— Тогда бы я наблюдал с интересом, — серьезно заявил Ланн. — А вы собирались?

Госпожа ди Рейз опешила от такой наглости, Урсула ограничилась еще одним взвизгом и принялась обмахиваться бумажным веером, Вилл покраснела гуще, озадаченно ерзая пальцем по гладкой рукоятке молотка. Коул решил блеснуть остроумием и заодно поддеть бесстыжего незнакомца:

— Что, и на меня бы посмотрел?

— Почему нет? — изогнул бровь Ланн. — Чем ты хуже других? Девица как девица.

Урсула глупо хихикнула, чем заслужила три ледяных взгляда, и с удвоенным рвением принялась обмахиваться веером. Коул не нашелся с ответом, только побледнел от гнева. Они с Урсулой родились двойняшками, и, чего греха таить, в детстве его часто принимали за девочку. 'Какая милашка!' — восклицали дальние родственники или случайные знакомые, восхищаясь его белокурыми локонами и большими карими глазами.

— На себя посмотри! — зло выкрикнула Летиция, защищая честь друга. Коул благодарно посмотрел на нее. — Навешал бабских побрякушек и как будто даже гордится этим!

— Это серьги, — невозмутимо отозвался Ланн.

— Идем играть! — скомандовала госпожа ди Рейз. Вилл торопливо подхватила на руки Локса: со стороны казалось, что она пытается защитить песика от случайного пинка, а на самом деле камеристка от смущения не знала, чем себя занять. — А он пусть продолжает таращиться, если хочет!

Они вернулись на поле в дурном настроении, отдирая от одежды колючки, и игра дальше не клеилась, как и беседа. После того, как Вилл в четвертый раз промахнулась мимо воротец, Летиция раскрутила молоток за ручку и запустила его в сторону западной границы, целясь в лоб Ланну, скрывавшемуся в орешнике. Деревяшка не подчинилась отчаянному призыву наказать мерзавца и приземлилась в пределах поля.

Утратив всякую надежду на приятное времяпровождение, молодые господа разошлись по комнатам. Коул нашел покой и утешение в семейной библиотеке, уткнувшись в одну из тяжеленных книг в кожаных переплетах, Вилл вжилась в роль мученицы и героически терпела пустую болтовню Урсулы, так как госпожа ди Рейз решила вздремнуть после обеда и оставила девушек наедине.

Когда Летиция проснулась, солнце уже садилось за горизонт. Норты успели плотно отужинать и забирались в карету во дворе поместья. Камеристка решила не будить госпожу ради трогательного прощания с гостями, которые приезжали в Сильдер Рок не реже раза в месяц, но Летиция, не удосужившись причесаться и привести одежду в порядок, сама вышла их проводить. Локс, столкнувшись с госпожой ди Рейз в полутемном коридоре, с радостным лаем выскочил за ней во двор.

Девушка облокотилась на дверцу кареты, запустив пальцы в окошко. Урсула полулежала на подушках, сонно щуря глаза. Летиция не представляла для нее никакого интереса, и младшая Норт небрежно махнула ей рукой на прощание и прикрикнула на кучера, чтобы трогал с места. Окрик вышел таким тихим и неубедительным, что не долетел до адресата.

Коул неловко коснулся руки Летиции, покраснел и смущенно заерзал на сиденье. Госпожа ди Рейз не обратила на это внимания. Закатное солнце позолотило его вьющиеся волосы, ярким пятном отразилось в глубине карих глаз — ни дать ни взять, смазливая девчонка. Коул и сам считал себя излишне миловидным и худосочным для парня.

Юноша долго собирался с мыслями. Наконец сказал, глотая буквы и от этого смущаясь еще больше:

— Если отец все-таки найдет тебе жениха... — В ответном взгляде Летиции было неподдельное удивление; потом она поняла, в чем дело, ободряюще улыбнулась. — Отправь мне весточку.

Подруга, памятуя о недавнем унижении, поманила его пальцем. Когда Коул высунул лицо в окно кареты, Летиция легонько чмокнула его не в губы, как он надеялся, а в нос. Впрочем, этого оказалось достаточно: молодой Норт уехал осчастливленным.

Грохот кареты и топот копыт быстро затихли вдали. Госпожа ди Рейз вернулась на крыльцо дома и удобно разместилась на перилах, любуясь закатом. Локс вскочил хозяйке на колени, и, не удержавшись, соскользнул вниз по подолу, безнадежно испортив юбку. Летиция наклонилась, чтобы погладить песика, но Локс не дождался ласки. Со стороны кухни потянуло съестным, и песик умчался на другой край поместья в надежде получить лакомство. У девушки тоже заурчало в животе, ведь с обеда она и крошки во рту не держала.

Интересно, Ланн уже отправился на боковую или все еще наблюдает за ней? Если да, то откуда? Летиция придирчиво осмотрела окрестности, но навязчивое ощущение не возвращалось. Угас последний свет дня, перед домом раскинулись тени, и в памяти поневоле всплыли прощальные слова друга и его растерянное лицо.

Летиция спрыгнула с перил и быстрым шагом направилась к дому. Выйти замуж за Коула Норта? Вот еще не хватало.

Когда Натан ди Рейз шагнул в пустой, темный кабинет и зажег лампу, Летиция уже ждала его там, вольготно расположившись в отцовском кресле. Хозяин дома привык к проделкам дочери, но стоит отдать ему должное: обнаружив посетительницу, он не схватился за сердце и даже не вздрогнул. Натан сожалел лишь о том, что не успел как следует подготовиться к предстоящему разговору, а в реальность неотложного дела, о котором он только что вспомнил, Летиция бы ни за что не поверила.

Неровный отблеск света упал на ее не в меру задумчивое, сосредоточенное лицо. Натан прекрасно знал, о чем пойдет речь.

— Сегодня после обеда, — госпожа ди Рейз делала вид, что придирчиво рассматривает свои ногти, а на самом деле краем глаза следила за папочкой, — я встретила подозрительного незнакомца.

— Неужели? — Натан выразил удивление, высоко вскинув брови. Летиция бросила на него выразительный взгляд, и отец с горечью понял: переиграл. — Где именно?

— Мы с Нортами играли в крокет, а он шпионил за нами из орешника.

Девушка положила руки на подлокотники кресла, сплела пальцы в замок.

— Как он выглядел? — спросил Натан.

Пока его мозг лихорадочно работал, он тянул время. Летиция уставилась на отца и уже не отводила глаз.

— Ты знаешь, о ком я говорю, — медленно произнесла она.

— Ладно, — спустя минуту согласился Натан, отчаявшись вырваться из плена ее взгляда. Правдоподобную историю за это время придумать не получилось: мысли путались в голове, не желая облекаться в слова. — Знаю.

Натан ди Рейз любил и баловал дочурку, но их отношения трудно было назвать доверительными. Жестокую правду жизни отец предпочитал утаивать до последнего. Когда Тиша впервые узнала, что детей не находят в капусте, и для их появления необходимы два человека разного пола, она пристала к отцу с вопросом о местонахождении матери. Натан долго прятал глаза и выдумывал небылицы — одна краше другой. Когда его фантазия истощилась, и проникновенные истории свелись к коротким оправданиям 'ушла и не вернулась', девочка обратилась к старому слуге. Тобиас, давно получивший разрешение хозяина, с завидным рвением растолковал девочке, что да как.

Мать действительно ушла и не вернулась. С другим мужчиной. Если верить Тобиасу, ухажеров у нее было пруд пруди, и с одним из них она и укатила, прихватив с собой приданое и часть денег отца.

— Что случилось? — уже мягче спросила дочь.

— Ничего особенного, — соврал Натан. — Тебе не о чем беспокоиться. Не обращай на него внимания. Я нанял его... на всякий случай.

— На случай чего? — попыталась уточнить Летиция.

— На случай неприятностей.

Разговор зашел в тупик. Кресло скрипнуло под легким девичьим весом: Летиция поднялась и гордо направилась к двери. Натана захлестнул внезапный порыв объясниться, излить душу, в конце концов, и он сдержался невероятным усилием воли. В итоге отец обратился к Летиции с вопросом, никак не относящимся к делу:

— Как игра?

— Мы с Вилл взяли партию, — сказала она, остановившись на пороге. — А после обеда твой наемник испортил нам игру.

Глава 3

Ей снились мрачные, холодные коридоры и тихие шорохи внутри полых стен. Летиция двигалась на ощупь, стараясь не сбиться с пути, и смутно сознавала, кто она и куда идет. Это знание пряталось в самой глубине и не желало подниматься на поверхность.

Летиция шла на стук: приятный, размеренный, знакомый, приносящий чувство покоя. Ровный стук трости по деревянному полу. В помещение не проникало ни лучика света, но она и не боялась темноты. Чего ее бояться? Темнота несет с собой вечернюю прохладу и отдых для глаз. Темнота таит в себе вечность.

Коридор сворачивал направо, выходил в большой, пустой зал. Стук трости стал отчетливее, громче: а вот и лестница, под которой стоит отец. Натан улыбнулся чуть натянуто, напряженно, дрогнула отцовская рука, едва не выронив трость. Стук прекратился. Он указал тростью куда-то позади нее, и Летиция, оглянувшись, судорожно выдохнула и прижала ладонь ко рту.

Тень отделилась от мрака зала, как нить, оторвавшаяся от полотна, разбухла и выросла в размерах за считанные секунды. Перед Летицией предстало что-то огромное и лохматое, мало напоминающее человека, хоть и стояло на двух полусогнутых ногах. В нос ударил звериный дух.

Тень приблизилась, запах усилился, стал резче. Летиция отшатнулась, из ее горла вырвался хрип, постепенно перерастая в крик — и проснулась.

На лбу блестели капли пота, а Локс сосредоточенно вылизывал ей лицо. Девушка спросонья столкнула его рукой, песик в ответ разразился возмущенным тявканьем, спрыгнул на пол и гордо удалился, помахивая пушистым хвостом.

Летиция села на кровати, подперев голову руками. Что это было? Продолжение детского сна? Она отмахнулась от этих мыслей, но упорно продолжала прокручивать кошмар в голове, цепляясь за детали, которые хотела запомнить. Стук трости, странное, чужое лицо отца, свет одинокой лампы, большая тень, накрывающая их обоих. Ерунда какая-то, не имеющая ничего общего с действительностью. Летиция потрогала лоб, холодный от пота: нет, не горячечный бред. Приснится же такое здоровому.

Вилл не пришла будить госпожу, и Летиции пришлось расчесываться и одеваться самостоятельно. Как оказалось, камеристки вообще не доискаться: она серьезно обиделась на подругу за то, что Летиция вчера оставила ее развлекать Урсулу Норт. Совсем от рук отбилась, думала госпожа ди Рейз, накидывая на плечи длинный, широкий плащ. Сегодня отсутствие Вилл было ей на руку — Летиция собралась в город прогуляться. Эти прогулки не одобрял никто, а особенно хозяин дома. Летиция же покидала поместье Рейзов в полной уверенности, что в простом платье и волосами, небрежно стянутыми в пучок, никто не признает ней высокородную аристократку.

Она выбралась из дома на цыпочках, прячась в нишах и за занавесками. Не исключено, что кто-то все-таки видел госпожу ди Рейз шныряющей по углам, но прислуга в таких случаях скромно опускала глаза и торопилась по своим делам. Ведь неизвестно, чей гнев принесет доносчику больше бед: Летиции или ее отца.

В кухню Летиция проникла через заднюю дверь, взглядом заправского воришки скользнула по горшкам, накрытым полотенцами, и безошибочно угадала тот, в котором были пирожки — горячие, недавно из печи. В один она жадно впилась зубами, несколько штук рассовала по карманам платья, а затем поспешила к выходу.

На пороге Летиция столкнулась с кухаркой: сильной, дородной женщиной невысокого роста. Пирожок выпал у госпожи ди Рейз изо рта, и она, потирая рукой ушибленное плечо, принялась шарить по полу в поисках утраченной добычи.

— Завтрака дождаться не можешь? — спросила кухарка, сердито уперев руки в бока.

— Да уж никак, — сказала Летиция, не отрываясь от своего занятия.

— Надавать бы тебе по рукам, — ответила Рут, которой давно перевалило за сорок. — Вот только взрослая уже.

— Я справлюсь, — пообещала Летиция, нащупала злосчастный пирожок и выскочила через дверь. Слава Богине, что Рут целыми днями торчала на кухне, и не знала, зачем госпожа по утрам ворует пирожки. Не с голодухи же, в самом-то деле, и не нищим подавать. Кухарка служила семье Рейзов больше десяти лет, никого не боялась и немедленно доложила бы обо всем Натану. Результатом сорвавшейся вылазки стал бы трехдневный домашний арест Летиции и ее камеристки — Вилл за то, что не углядела.

Перебросив плащ через железную ограду, Летиция ловко взобралась по дереву, удобно растущему у самого забора, и спрыгнула с ветки на другой стороне. Спрятала лицо в глубине капюшона, обошла ограду справа и начала спускаться с утеса по широким, каменным ступеням, густо поросшим травой. Отец говорил, что ступени были здесь с самого начала, когда Сильдер Рок только-только начинал строиться. По переезде Натан ди Рейз первым делом велел проложить дорогу для всадников и карет, идущую к главным воротам поместья.

От этих ступеней веяло древностью и тайной. Может статься, на том месте, где сейчас раскинулось поле для крокета, когда-то возвышался каменный алтарь, на котором приносились кровавые жертвы во имя Богини, и во время ритуалов Трехликая взирала на жрецов с небес, одаряя их своей милостью. Летиция не верила в проклятья. Только в благословения.

В Сильдер Роке здания возвышались шаг за шагом в сторону утеса, и Летиции пришлось долго идти по наклонной, чтобы добраться до центральной площади. В городе царила праздничная атмосфера: проходила весенняя ярмарка. Летиция, жуя пирожок, с минуту таращилась на тощего артиста, жонглировавшего апельсинами, и на смешную девчонку, корчившую забавные рожи с высокого помоста — как почудилось госпоже ди Рейз, эти ужимки предназначались ей одной. Летиция медленно шла вдоль купеческих рядов, нисколько не интересуясь товаром, когда ее внезапно схватили за локоть.

— Позолоти ручку, — сказала старая цыганка в цветастом платке. — Погадаю. На суженого, хочешь? Ты девушка молодая, красивая. Не хочешь узнать? — Летиция застыла с очередным пирожком в руке, таращась на цыганку во все глаза. Попыталась вырвать руку, но старуха держала крепко. — Шейлой меня кличут, — подмигнула цыганка, надеясь этим расположить к себе госпожу. Платьишко-то у девки простое, но кожа на ручках гладкая, шелковистая, на лице — ни веснушки. Шейлу нипочем не провести. — Вон мой шатер, — указала цыганка на палатку, скроенную из разного тряпья. — Позолотишь ручку? — повторила она, потому что госпожа явно не знала, чего хочет.

Летиция растерянно кивнула, и ее потащили сквозь нескончаемую вереницу лотков. Монетка у нее была, дело вовсе не в деньгах: ей не давал покоя вчерашний сон. Летиция не верила в предсказания, хотя Богиня благоволила к гадалкам. Но что может знать о будущем эта старая сморщенная цыганка в застиранном платье? Неужели оно откроется для нее — а заодно и для затаившей дыхание Летиции?

Из шатра гадалки веяло приятной прохладой и ненавязчиво пахло травами, и после ярмарочной духоты Летиция вошла в него почти с удовольствием. На грубо сколоченных полках стояли сосуды с разными снадобьями, на столе, покрытом фиолетовой тканью, ярко горела свеча. Пламя было не желтым, привычным, а голубым и холодным. Девушка почему-то съежилась, испытав необъяснимое желание уйти, но цыганка быстро усадила Летицию на низкий табурет, а сама расположилась напротив, водрузив локти на столешницу.

— Монетку. — Среди крошек в кармане Летиция нащупала металлический кругляш и положила его на ладонь старухе. Губы Шейлы растянулись в улыбке. — На суженого? — спросила она, глядя девушке в глаза.

Летиция несмело кивнула. Шейла спрятала монетку и снова протянула руку, нетерпеливо шевельнув пальцами. Госпожа ди Рейз долго, непонимающе смотрела на смуглую морщинистую ладонь. Потом поняла, простерла руку навстречу цыганке, и шершавые пальцы змеями обвились вокруг кисти Летиции, повернули ее ладонью вверх.

Ощущение было неприятным. Старуха внимательно водила пальцем по ладони госпожи ди Рейз, почти касаясь ее носом. Холодный огонек вспыхнул ярче, Шейла что-то пробормотала себе под нос, и не успела Летиция переспросить, что именно, как свеча внезапно потухла, погрузив шатер во тьму.

Летиция испугалась, но не подала виду. Старуха отпустила ее руку медленно, словно нехотя, потом направилась к выходу из шатра, откинула полог, впуская свет.

— Ну что? — спросила Летиция, поднимаясь. Ждать ей было невмоготу. — Как там мой суженый?

Старуха посмотрела на нее пустыми, бесцветными глазами, напоминавшими рыбьи. Ничего зловещего Летиция в облике цыганки не увидела, как ни старалась, но позже, вспоминая этот взгляд, ее невольно пробирала дрожь. Шейла чуть пошамкала губами, затем произнесла:

— Не будет у тебя человеческого мужа, девочка. — Летиция попятилась, не веря своим ушам. Шейла сложила руки на груди, кивнула на выход. Вместо того чтобы требовать объяснений или возвращения монетки, госпожа ди Рейз ошеломленно побрела прочь. На пороге Летиция споткнулась, и цыганка, воспользовавшись моментом, добавила: — Ты достанешься зверю.

Летиция брела куда-то вперед, не обращая внимания на дорогу. Может, солнце нагрело девушке голову, и цыганка сказала вовсе не это? Или старуха имела в виду, что Летиция ступит на пустошь незамужней? Ну и Богиня с ней, если так. В самом деле, что за чушь, подсказывал здравый смысл, какой, к лешему, зверь? Это сгодится в лучшем случае на страшилку, которую рассказывают перед сном непослушным детишкам, но на предсказание? Невозможно.

— Эй, гляди, куда прешь!

Госпожа ди Рейз, утонув в раздумьях, смотрела только себе под ноги, и не заметила идущего навстречу мужчину — или, точнее, он шел ей наперерез. В Сильдер Роке трудно было нарваться на неприятности, но Летиции это удалось. Они даже не столкнулись: мужчина просто швырнул на мостовую перед ней горшки, которые нес в обеих руках. Горшки с грохотом разлетелись на десятки осколков, вывалив на землю содержимое.

Летиция подняла голову, огляделась. Грязные улицы и помои под окнами выдавали окраину города, шум и веселье ярмарки остались далеко позади. На Сильдер Рок опускались сумерки, перекрестки стараниями фонарщика озарялись желтыми огоньками, колышущимися в тумане. Напротив девушки стоял противно ухмыляющийся незнакомец, из соседней улочки ему на подмогу вышел еще один. Конечно, об убийстве не могло быть и речи — но грех не взять денег с одинокой путницы, затерявшейся в чужом городе, и заодно показать ей дорогу домой. Взять пару монеток... а может, и что-то еще.

— Смотри, что ты натворила! Хозяину своему нес! — деланно возмутился мужчина, а его напарник прислонился к стене и отвлеченно наблюдал за ними. — Теперь плати!

Летиция посмотрела на месиво из осколков и темной густой каши — такую не то, что хозяину, свиньям не предложат. Нож на бедре? Арбалет за спиной? Стилет, спрятанный в голенище сапога? Ничего подобного у девушки не нашлось. Имя отца? Не поверят. Кричать? Стыдно, но на худой конец сгодится.

— И сколько же стоит это... — Летиция на миг задумалась, подбирая слово, — угощение?

Грабитель подмигнул дружку и сообщил, не переставая ухмыляться:

— Все, что у тебя при себе. — И, видя, что Летиция не торопится вытаскивать кошелек, прикрикнул: — А не то хуже будет!

— Что может быть хуже двух идиотов, прицепившихся к беззащитной девушке? — со вздохом произнес кто-то. Летиция вздрогнула. Со вчера она успела позабыть о его существовании. Ланн вышел на свет, рассекая туман, остановился в нескольких шагах от разбойников и их невинной жертвы. — Может, вам еще по шлюхе привести?

— Было бы неплохо, — сказал 'пострадавший', ничуть не смутившись. — Одна у нас уже есть.

— Это моя, — невозмутимо отозвался Ланн, и, перехватив испепеляющий взгляд Летиции, с трудом сдержал улыбку. — Моя... госпожа. — Он небрежно взял в руку меч, воткнул острием в щель между камнями и оперся на него. — Вы точно хотите взять ее деньги? Или лучше предложите нам свои?

Грабитель вынул из-за пазухи кинжал и бросился в атаку, но клинок описал сияющую дугу и остановил его на полпути, оцарапав бок. Второй разбойник попятился и шагнул в тень, так и не подключившись к беседе.

— Нет, — посоветовал Ланн, когда неудачливый грабитель дернулся в сторону. — Мне велели по возможности избегать насилия... — Клинок медленно чиркнул по шее мужчины, оставляя за собой неглубокий кровавый след. Разбойник тяжело сглотнул. — Но иногда оно так привлекает.

Госпожа ди Рейз громко и сердито затопала сапогами, удаляясь от места происшествия, и Ланну пришлось прервать забаву и последовать за ней. Чего доброго, опять ввяжется в какую-то историю. Он быстро поравнялся с Летицией. Судя по ее лицу, госпожу не впечатлило ни его остроумие, ни искусство владения мечом. Летиция была мрачной, как грозовая туча.

— Гнусная работенка, — бросил Ланн, шагая рядом с госпожой.

— Защищать девушку? — спросила Летиция, пребывая в полной уверенности, что наемник имел в виду совсем другое.

— И это тоже, — согласился Ланн.

Летиция стиснула зубы, но сочла ниже своего достоинства затевать спор. Как она могла подумать, что Ланн принадлежит к айлям? Они честные, благородные, уступчивые, у них культ дамы сердца, в конце концов! В действительности никому не нужен простофиля, вздыхающий под окном, но ведь это же красиво, об этом слагают песни! Неважно. Вот ведь увязался за ней, дурак, спокойно по улице не пройдешь, все оглядываются.

Госпожа ди Рейз преодолела негодование только на подходе к каменной лестнице.

— Зачем отец тебя нанял? — строго спросила она.

— Мне нравятся настойчивые девушки, — отозвался Ланн, — особенно те, которые раз за разом задают одни и те же вопросы.

— А что мне остается делать, если все уходят от ответа? — вспылила Летиция.

— От меня ты его точно не получишь. — Ланн поразмыслил и предложил ей руку.

Тишину разрезал громкий шлепок. Девушка в ярости ударила его по ладони, подобрала юбки и стала подниматься самостоятельно. Ланн закатил глаза, мысленно отметив падение нравов среди молодежи, и заторопился следом.

— Старого папочку не жалко?

— Нотации читать вздумал? — не осталась в долгу Летиция.

— Шатаешься по ночам где ни попадя. — Ланн подавил зевок. — Мало ли что могло с тобой случиться.

— У нас в Сильдер Роке все умирают от старости.

— И счастливыми? — съязвил наемник.

Как правило, обратная дорога кажется короче, но лестница насчитывала не менее пяти сотен ступеней, и Летиция, сердито взбиравшаяся наверх, вскоре прерывисто задышала. Ланн шел позади, держась от нее на почтительном расстоянии. А то чего доброго, нажалуется папочке, что приставать начал. От такой можно ожидать любой подлости.

Полнеющий мешочек луны освещал им путь. Девушка остановилась, села на ступеньку, поросшую мхом, подперла кулачками голову. Ланн встретился с ней взглядом. Камни на серьгах наемника слабо мерцали в полумраке, и его глаза, серые при свете дня, теперь тоже казались голубыми. Ланн стоял на три ступеньки ниже и смотрел на нее.

— Откуда ты приехал? — спросила она.

— Издалека.

— Там много таких, как ты?

— Каких?

Летиция на секунду замялась.

— С побрякушками в ушах.

— Не очень, — сказал наемник.

— А айли есть?

Ланн закатил глаза.

— Сдались тебе эти айли.

— А все-таки? — упорствовала Летиция.

— Нет.

— А ты их видел?

— Было дело, — неохотно сознался он.

— И что?

— Твой папаша заждался. Вставай и пошли.

Летиция скорчила недовольную гримасу, но послушно поднялась и стала взбираться по ступенькам. Ее не очень интересовал ответ на поставленный вопрос, просто хотелось слышать чей-то голос — не обязательно Ланна. На луну наползло облако, и вокруг стало совсем темно и мрачно, ветер безмятежно свистел в ушах, пригибая траву, где-то в городе переругивались собаки. Животные. Звери. Она не боялась темноты — раньше не боялась.

— Мнительные сопляки, — с презрением сказал Ланн, и Летиция не сразу поняла, что он соизволил ей ответить. — Те, кто постарше — лучше. Время сбивает с них спесь.

— Тебе самому-то сколько?

— Двадцать семь.

— А порой ведешь себя, как напыщенный старик.

Летиция замедлила шаг, оглянулась через плечо. Ланн не отреагировал на колкость, смотря себе под ноги. Последние пятьдесят ступеней они преодолели молча, думая каждый о своем, а у ворот поместья их встретил сам Натан ди Рейз, сходящий с ума от тревоги.

Летиция взглянула отцу в лицо и ощутила острый укол совести. Он и раньше беспокоился, когда она устраивала вылазки в город, но никогда — настолько сильно. Строптивую дочь захлестнуло раскаяние. Оно длилось недолго.

Когда Летиция рассказала подруге о гадании, умолчав о тревожном сне, Вилл только пожала плечами.

— Не бери в голову, — посоветовала она. Камеристка расчесывала Летиции волосы перед сном, орудуя витиеватым костяным гребнем. — Может, позавидовала тебе.

— Старая цыганка? — изумилась госпожа ди Рейз. — Она сама меня за руку тянула.

— Тем более, — тряхнула рыжими кудрями Вилл. — А что дальше-то было? Ты всегда возвращалась, когда солнце еще не село.

От Летиции не укрылись взгляды, которыми Вилл и Ланн обменялись в орешнике, но она скрепя сердце поведала подруге оставшуюся часть истории.

— Да он просто лапочка, — хихикнула камеристка, мечтательно воздевая глаза к потолку.

— Нахал и мерзавец, — подтвердила Летиция.

Когда с прямыми обязанностями камеристки было покончено, Вилл широко зевнула и направилась к себе. Летиция забралась в постель, натянув на голову одеяло. На пороге Вилл задержалась — ее осенило.

— А знаешь что, Тиша? — Из-под одеяла раздалось недовольное сопение госпожи. — Давай вместе спустимся в город и расспросим цыганку обо всем. Она обязательно признается, если мы вдвоем припрем ее к стенке. Пусть тебе будет спокойнее.

Летиция беспокойно заворочалась в постели. Мысль показалась ей не слишком удачной. Потом девушка высунула из-под одеяла руку и помахала подруге, соглашаясь.

Глава 4

Далеко внизу волны бились о прибрежные скалы, взбивая пену, но до слуха доносился лишь негромкий, равномерный шум моря. Свесив ноги, Летиция любовалась солнечными бликами, дробящимися на воде: золотая дорожка тянулась от горизонта и до подножия горы. Когда они перебрались в Сильдер Рок, все это уже было: и скалы, и море под ними, и истрескавшиеся от времени ступени, и два черных моста, переброшенных через каньон. Она не бывала так далеко от дома и не ступала на эти мосты, побоялась бы: но, если верить поверьям, мосты возводили древние, они были прочнее камня и не рухнут до скончания времен.

Вообще-то сидеть здесь запрещалось, но Летиция по обыкновению перелезла через ограду, наплевав на осторожность. Можно ненароком поскользнуться на насыпи из щебня и сигануть в море, широко раскинув руки в полете, освободиться от земных оков... Раньше ей были чужды подобные желания. В чем дело? — спросила Летиция у себя, но ответа не получила. В груди словно поселился мелкий древоточец, который изо дня в день истязал ее изнутри. Девушка попыталась прогнать странные, тревожные мысли, удобнее устраиваясь на камнях.

— Тиша.

Натан ди Рейз стоял по ту сторону забора. Летиция велела подать завтрак в спальню, избавив себя и отца от неприятной беседы за столом. Но он все равно нашел ее, отложив в сторону дела. Забота о дочери была важнее.

— Что? — мрачно осведомилась она. Домашний арест сохранял силу — но Летиция находилась во владениях Рейзов, за оградой или нет. За три дня цыганка могла свернуть шатер и скрыться в неизвестном направлении. Летиция не возлагала особых надежд на затею Вилл, но это многим лучше, чем сидеть сложа руки и мучиться сомнениями.

— Прекращай эти вылазки. — Натан казался строже обычного. — Тебе скучно?

— Нет, — рассеянно отозвалась она.

Отец помолчал. Когда он заговорил снова, в голосе послышались нотки вины:

— Ну, хочешь, устроим прием? Бал какой-нибудь? Пригласим Нортов, Алмеров, еще кого-нибудь... Или нет, танцевать ты не любишь, — спохватился он. Подумал еще. — Ну, тогда — большую партию в крокет.

Летиция отрицательно покачала головой. Взглянула на отца, собираясь улыбнуться, но уголки губ упорно не желали расползаться в стороны. Отец лжет, утаивает от нее что-то важное — иначе к чему эти разговоры, к чему наемная охрана?

Натан не очень разбирался в развлечениях, и его фантазия быстро иссякла. Не хочет — и Богиня с ней, но он все еще рассчитывал добиться от Летиции послушания.

— Не ходи больше в город одна.

— Угу, — раздалось в ответ.

— Обещаешь?

— Угу, — без зазрения совести соврала она.

Если в начале томительного заточения Летиция маялась от скуки и бесцельно бродила по дому, не зная, чем себя занять, то следующие два дня ей выходить никуда не хотелось. В Сильдер Роке по обыкновению начались затяжные весенние дожди. Тяжелые капли барабанили по крышам, за окном неистовствовал холодный ветер, весь мир окутала серая сумрачная пелена. Ярмарка закончилась вчера, но Летиция надеялась, что цыгане не станут срываться с места в такую непогоду, а предпочтут пересидеть ливень в тепле и под надежной крышей. Она даже помолилась Трехликой, обратившись к ней с просьбой о пособничестве. Молитва получилась не слишком рьяной, но Летиция убедила себя, что боги принимают любые.

— Тяни карту. — Госпожа ди Рейз помахала перед лицом Вилл карточным веером. Когда камеристка несмело потянулась к картам, не переставая следить за выражением лица госпожи, Летиция отдернула руку. — Не эту, — мягко сказала она. — Только не эту.

Подруга хмуро сдвинула брови, но взяла другую карту. Понять, врет Летиция или нет, было невозможно: за время знакомства с Вилл госпожа ди Рейз серьезно поднаторела в этом ремесле. В одном Вильгельма не сомневалась: сейчас за ангельской улыбкой Летиции, осветившей ее лицо, скрывался сам дьявол.

— Твоя очередь, Джо.

Джоанна, которую Летиция спасла от мытья ночных горшков исключительно ради карточной игры, испустила тяжелый вздох. Служанка то и дело бросала алчущие взгляды на комод: там стояло блюдо с теплыми мягкими булочками, посыпанными сахарной пудрой, и закончивший игру первым получал право скушать одну из них. Другие игроки при этом оставались ни с чем.

Булочка не досталась служанке еще ни разу. Джоанна зажмурилась, протянула руку к вееру Вилл и долго щупала холодные картонки, прислушиваясь к своему сердцу. Потом открыла глаза. На ладони лежал Черный Питер. Сколько Джоанна ни старалась корчить рожи и подмигивать госпоже ди Рейз, подталкивая ее к ошибке, через два хода пиковый король так и остался у служанки в руке. Она обреченно выложила его на стол рубашкой вниз.

— Мне работать надо, — сказала Джоанна, рискуя навлечь на себя гнев госпожи. Булочки пахли просто одуряюще и не давали ей покоя. Лучше убежать прочь, сглатывая слюну, чем и дальше терпеть это унижение.

Летиция пожала плечами, буркнула:

— Насильно не держим.

Какое-то время служанка надеялась, что госпожа сжалится и позволит взять лакомство. Хруст булочки на зубах у Вилл, которая вышла из игры первой, стал последней каплей. Джоанна поклонилась и вылетела из комнаты, сдерживая подступившие к горлу слезы. Летиция и не подозревала, какие страсти бушуют в душе служанки, иначе охотно бы ее угостила.

— Что слышно от Коула?

Камеристка сглотнула хлебный комок и покачала головой.

— Он не приедет. Пишет, что дороги сильно размыло.

Летиция хмыкнула. Норту следовало явиться по первому зову, невзирая на дождь или ураган. Теперь у него точно нет шансов заполучить ее руку, что уж говорить о сердце. Госпожа ди Рейз потянулась за булочкой и целиком запихнула ее в рот.

Вилл подошла к окну, небрежно отдернула занавеску и уставилась на что-то за стеклом. Веснушчатое лицо камеристки мгновенно приобрело мечтательное, чуть глуповатое выражение.

— Что там? — спросила Летиция.

Вилл не ответила, рисуя пальцем узоры на стекле. Госпожа ди Рейз сама подошла к окну, проследила за направлением взгляда подруги. У Летиции сжалось сердце.

Сутулая одинокая фигура сидела под деревом, которое долгие годы помогало Летиции перебраться через ограду. Вместе с порывами ветра на голову мужчины обрушивались грады брызг, дождь ручьями стекал по его плащу. Из-под капюшона торчали мокрые черные пряди и кончик носа, покрасневшего от холода.

В такое ненастье следовало греться у теплого очага, а Ланну приходилось мокнуть под деревом, выполняя приказ отца. Вряд ли он назавтра будет шмыгать носом или свалится с горячкой, но Летиция все равно почувствовала себя виноватой.

— Может, вынести ему одеяльце? — робко предложила Вилл.

Госпожа ди Рейз отвернулась от окна.

— Оно вымокнет за минуту, — ответила Летиция резче, чем ей бы хотелось. — Давай лучше еще разок перекинемся в карты. Раздавай.

Камеристка вздохнула, бросила на Ланна прощальный взгляд и принялась тасовать колоду.

Два дня Летиция не устраивала мятежа и не пыталась выскользнуть из дома, по большей части из-за непогоды. В комнате госпожу ди Рейз не запирали, хотя слуги на время домашнего ареста приглядывались к ней пуще обычного. Никто из них и помыслить не мог о доносе: они всего лишь пытались выслужиться перед хозяином. Примерное поведение дочери принесло свои плоды. Натан ди Рейз наконец-то утратил бдительность и разрешил Ланну впредь не караулить под деревом.

Отец смягчился и поверил Летиции. В этот раз она твердо решила вернуться заблаговременно, пока ее не хватились.

Вилл ждала Летицию по ту сторону забора с корзинкой в руках. Камеристка, в отличие от госпожи ди Рейз, не лазила по деревьям, как кошка, и вполне могла свернуть себе шею, рухнув с ветки. Охране Вилл сказала, что идет за особыми редкими фруктами для госпожи, и те без лишних расспросов выпустили ее за ворота. От сопровождения камеристка отказалась, прихватив с собой Локса. Песик наматывал круги вокруг ее ног, а потом, ощутив вкус свободы, понесся вниз по ступенькам и скрылся из поля зрения.

Летиция спрыгнула на землю, оправила платье, задравшееся до колен. Нельзя сказать, что ее ничего не мучило: отец выглядел ужасно взволнованным до того, как вырвал у нее обещание. Но раз он не желал выложить все начистоту, придется докапываться до правды самой. Летиция сама не могла понять, почему так серьезно отнеслась к словам какой-то цыганки. Но мир, где невеста на свадебном пиру сидит рука об руку со зверем, представлялся ей особенно ярко.

Для подобных случаев у них с Вилл были одинаковые плащи. Если кто-то и заметит девушку, бегущую вниз по ступенькам, то в первую очередь подумает на камеристку, а уж потом начнет вспоминать, где он ее сегодня видел. Большинству стражников хватало первого этапа раздумий. Спешит девушка по делам, может, по распоряжению хозяев. Незачем ее беспокоить.

Встретившись у подножия лестницы с госпожой, Вилл сбросила плащ-обманку болотного цвета и затолкала его в корзину, а после облачилась в потрепанную короткую накидку. Конечно, их все еще могли уличить во лжи: но наличие двух идентичных плащей должно было остаться в тайне. Девушки были примерно одного роста и похожей комплекции, волосы убирались под капюшон, который низко надвигали на лоб. Госпожа? Служанка? Леший их разберет.

— Думаешь, они еще не уехали? — выразила опасения Летиция, поглядывая на город из тени капюшона. — Как-никак три дня прошло.

— Цыгане обычно путешествуют табором, — уверенно ответила Вилл. — Ты видела только гадалку, но остальные наверняка болтались где-то поблизости. Они, как правило, задерживаются на несколько дней.

Невзирая на предполагаемую спешку, первым делом Вилл заглянула не на рыночную площадь, а в ткацкую лавку. Летиция поддалась на уговоры и уныло смотрела в окно, пока камеристка примеряла очередное платье, а юная помощница ткачихи начиняла его шпильками и рисовала на ткани мелом: где добавить, где убрать. Перемерив с полдесятка нарядов, не включая туфелек, перчаток и шляпок, Вилл наконец угомонилась.

Следующую остановку пришлось сделать уже через десять минут: на этот раз внимания камеристки удостоился парфюмер. Изнывая от восторга, Вилл перенюхала все ароматы, стоящие на прилавке: нежный, едва уловимый запах 'Слез Зари', изысканно тонкая 'Белая Леди', сладкий, дурманящий 'Ночной Полет' и тяжелая, пряная 'Охота на бабочек'. Летиция понемногу теряла терпение, от букета разнообразных ароматов, не всегда удачно сочетающихся между собой, у нее ужасно чесалось в носу. Окончательно расчихавшись, госпожа ди Рейз со слезящимися глазами выбралась на свежий воздух, оставив Вилл наслаждаться парфюмерией на пару с продавцом.

Глухой шум рынка подействовал на Летицию успокаивающе. Ярмарка кончилась, цветные флаги сняли, на мостовой сиротливо лежали одиночные кружочки ярких конфетти. Жонглеры убрались восвояси, прихватив с собой апельсины, девушки в откровенных нарядах больше не изгибали в танце соблазнительные тела, наслаждаясь вниманием толпы, силачи не предлагали помериться силами мимо проходящим мужчинам, а на месте шатра, в котором Летиция получила предсказание, жилистый бородатый старик торговал целебными травами и настоями.

Она с минуту тупо смотрела на прилавок, покуда купец не осмелился с ней заговорить. Слова долетали до ее слуха медленно, откуда-то издалека, словно преодолевая расстояние в тысячи миль.

— Чего печалишься, красавица? — добродушно поинтересовался старичок. — Есть зелья от хворей разных, от женского недомогания, ребеночка сбросить, если случайно понесла. Что будет сладким, не обещаю, но облегчение принесет.

Летиция подняла на него глаза.

— Здесь раньше шатер стоял цыганский.

Старичок, видя, что покупать она ничего не собирается, сразу поменял отношение. Приветливое, почти раболепное выражение сползло с его лица, как заскорузлая маска. Немного потеребив бороду и хмуро сдвинув брови, он спросил:

— Стоял. А зачем тебе? Свернулись они рано утром и убрались к лешему. Туда им и дорога. Обманули тебя, что ли? Теперь ищи ветра в поле. Забудь лучше.

— Нет, — мотнула головой девушка. — Мне очень надо. А куда поехали, в какую сторону?

— Да откуда мне знать-то? — вконец рассердился старик. — В сторожа не звали. Иди своей дорогой, — он махнул на Летицию рукой, как на шкодливую ворону, которую пытался спугнуть, — покупателей только разгонишь. Нечего было связываться! Да у тебя и самой, — пригляделся купец к девушке, — дурной глаз.

Глаза у Летиции действительно были необычные, но обнаруживалось это только при внимательном рассмотрении. От зрачка расходились пять серых лучиков, похожие на раскрывшиеся лепестки цветов в зеленых озерцах, подернутых тиной.

— А у тебя башка дурная, — раздалось у девушки за спиной. Вилл уперлась руками в бока и состроила недовольную гримасу. — Только и знает, что чушь пороть.

Вилл, удержавшись от соблазна презрительно плюнуть старичку под ноги, схватила Летицию под локоть. Увела в сторонку, в тенек под раскидистым деревом, заглянула в глаза.

— Хочешь, к другой гадалке сходим?

— Нет, — мрачно ответила Летиция. — Зачем?

— Как зачем? — растерялась Вилл. — Ты же хотела знать...

— У меня правда дурной глаз?

— Не знаю, — серьезно сказала подруга. — Меня пока не сглазила.

Какое-то время они провели в молчании. Летиция взирала на ретиво торговавшихся купцов, на людей, спешащих по своим делам, на бурлящую повсюду жизнь. Цветные каменья сверкали на солнце, над фруктами кружили мухи, мелькали ноги в истертых, поношенных башмаках. Пахло выделанной кожей, людскими телами, овощами и рыбой. Неясно шумели голоса, спорящие, отвечающие, смеющиеся. Эта мешанина звуков, видимых образов и ощущений захлестнула ее тошнотворной волной, пытаясь подмять под себя, вызвала желание убежать и спрятаться, только бы не стать частью этого беспокойного и вместе с тем такого равнодушного мира.

— Я устала, — сказала Летиция. — Идем домой, пока отец меня не хватился.

Вилл не стала возражать, хотя чувствовала себя подавленной. Где теперь искать цыганку? Надо было переждать денек для осторожности, а на следующий спуститься в город. Ланн под деревом сидел? Он же не зверь, с ним можно договориться. Зверь. Свирепое, хищное животное. Вилл внутренне содрогнулась. Чего только цыгане не придумают.

— Эй, девчонки.

Подруги одновременно ускорили шаг, не оглядываясь.

— Да обождите вы, куда убегать! — Паренек лет тринадцати обогнал их и раскинул руки, загородив дорогу. Рубаха у него была грязная, зато талия оказалась лихо перехвачена ярко-зеленым кушаком с бахромой. — Знаю я, где цыгане ваши. Они табор раскинули в лесу. Провести могу. Не бесплатно.

Девушки переглянулись. Им неожиданно улыбнулась удача.

— Неужели проведешь?

А о цене и не спросили, подумал мальчишка. Не подвело чутье, богатенькие попались, надо заломить побольше. Кивнув, он выпятил грудь и непреклонно сообщил:

— Четыре сребрика.

Они и не подумали торговаться. Летиция запустила руку в карман и высыпала ему на ладонь целых пять серебряных монет. Лишнюю забирать не стала. Мальчишка изумился — заплатили сразу, не половину, как принято, а ведь он и сбежать может. Почесал в затылке, обдумывая эту идею, но потом махнул на нее рукой. Если бы дядька какой денежный, смылся бы без угрызений совести, а тут — девушки...

— Сейчас идем? — уточнила Вилл.

— А когда еще! — возмутился парень. — У меня работы невпроворот.

Путь выдался недолгий. Через полчаса они выбрались за пределы города и оказались на дороге, изрезанной продольными колеями телег. Парень прошел с ними до указателя, а дальше не захотел. С вершины утеса, на котором находилось поместье Рейзов, деревья казались крохотными пушистыми иголочками, но вблизи лес стоял непроглядной стеной: исполинские сосны тянулись вверх, как темно-зеленые пики, пронзающие облака.

— Вот тропка, — парень указал на узкую, извилистую полосу земли. — Не сворачивайте никуда, в лесу легко заблудиться. Если что — не докричишься.

— А ты чего не с нами? — спросила Вилл, хватая подростка за рукав. — Деньги-то взял!

— Не люблю я цыган, — помотал головой тот. — Заходить далеко не надо, они на окраине леса обосновались. Костры, небось, зажгли, пляшут. Не увидите — так услышите. Ну, бывайте. — Парень зашагал обратно в город, сунув руки в карманы.

— Тиша, ты чего? — окликнула подругу Вилл. Летиция не ответила, глядя на лес. Древоточец очнулся ото сна и истязал ее душу с удвоенным рвением. — Может, ну его, этих цыган? Вернемся в поместье, сыграем в Черного Питера...

— Идем, — решительно сказала Летиция. — Двум смертям...

— Перестань! — перебила ее камеристка. — С таким настроем я не сделаю и шагу.

— Тогда я пойду сама, а жалование ты получишь в следующем году.

— Вот поганка эдакая, — сказала Вилл тихо, чтобы подруга не услышала, но послушно засеменила за ней.

Сосны подступали близко к тропе, их раскидистые кроны закрывали небо и неохотно пропускали свет. В глубине леса жалобно перекликались канюки, мимо девушек, ничуть не опасаясь людей, прошмыгнула рыжая белка. Вилл жалась к госпоже ди Рейз, постоянно озираясь, и нервно вздрагивала при каждом шорохе. Мальчишка не обманул, и девушки услышали музыку, не пройдя и двух десятков шагов. Кто-то наигрывал на гитаре лирическую, незатейливую мелодию, ему аккомпанировали кастаньеты, из мужских уст неторопливо лилась странная песня: голос менестреля временами снижался до шепота, а в следующем куплете почти срывался на крик.

Двигаясь на звук, девушки сошли с дорожки и свернули в чащу. В прорезях ветвей замаячили яркие полотнища шатров, табор оказался немноголюдным: палаток насчитывалось не больше десятка. Молодой цыган, сидящий с гитарой перед костром, прервал песню и мрачно взглянул на пришелиц. Смуглая танцовщица продолжала плясать, постукивая кастаньетами и ослепительно улыбаясь.

— Мы ищем старую цыганку, — сказала госпожа ди Рейз. — Она назвалась Шейлой.

— Шейла? Со тукэ трэби? — грубо спросил цыган.

Летиция нисколько не сомневалась, что цыган прекрасно ее понял, но деньги послужат дополнительным стимулом. Она извлекла из кармана горстку момент и продемонстрировала ему. Поколебавшись, начала объяснять:

— Она мне гадала. Я забыла спросить, что это значит. — Цыган смотрел равнодушно. — Ты просто позови Шейлу, ладно? Я заплачу, — она потрясла монетами. — И ей, и тебе.

Парень что-то буркнул себе под нос, видимо, витиеватое цыганское ругательство, отложил гитару и направился к одной из палаток. Цыганка зажала кастаньеты в кулаке, приблизилась к Летиции и осторожно потрогала ее волосы. Потом воскликнула:

— Шукар! — И звучно рассмеялась.

Цыган пришел один. Летиция с надеждой протянула ему деньги, но он только презрительно искривил губы. Взяв танцовщицу за тонкое запястье, он настойчиво потянул ее вглубь табора, но та заупрямилась, кивнула на Летицию — мол, сначала реши дело с ней.

— Нат! — зло сказал цыган. — Шейла не говорить с тобой.

Возвращались девушки молча. Летиция шла первой, сердито топча ногами мягкий покров из упавших сосновых веток. Вилл уныло тащилась позади. Гордые какие, денег им не надо! — мрачно думала Летиция. Потому и не захотела встретиться с ней старуха, что болтнула глупость, а оправдываться поздно!

Тропка все не показывалась впереди, хотя девушкам следовало уже добраться до указателя на перекрестке. Вилл поняла это первой. Она поравнялась с подругой, несмело дернула ее за рукав. Летиция остановилась, обвела взглядом лес. В груди девушки тревожно екнуло сердце.

— Кажется, мы заблудились, — тихо произнесла Вилл.

— Быть не может, — возразила Летиция, сопротивляясь нарастающей панике. — Здесь идти минут пять, не больше.

— А прошло пятнадцать.

— Почему ты не следила за дорогой? — взвилась на подругу Летиция.

— А сама? — в свою очередь спохватилась Вилл.

— Я думала о другом!

— Я тоже, — кивнула камеристка.

— Дай угадаю, — Летиция сделала круговое движение пальцем, словно инициируя сложный ритуал чтения мыслей, — о нахале с побрякушками?

Вилл немедленно залилась краской — то ли от смущения, то ли гнева. Лес поймал их в невидимые сети и не хотел отпускать домой, а они стояли на месте и продолжали ссориться по пустякам. Госпожа ди Рейз с язвительной улыбкой напомнила Вилл все ее неудавшиеся романы, на что камеристка упрекнула Летицию в чрезмерной холодности и даже бездушии. Сидела ли госпожа когда-нибудь у окна, лелея мечты о статном айле на белом скакуне? Тратила ли часы перед зеркалом, примеряя различные платья и закалывая волосы так и эдак — только ради того, чтобы понравиться милому? Просила ли покровительства у Богини, собираясь на свидание? Нет, нет и еще раз нет.

Под сильной, мохнатой лапой хрустнула ветка. Он смотрел на двух человеческих самок, потревоживших мрачное спокойствие леса своими криками. Волк медленно обошел их по кругу, потянул носом воздух. Самки пахли соблазнительно, но он не испытывал голода: только желание наброситься на одну из них со спины, повалить на сосновый ковер и впиться в мягкое безволосое горло, разрывая артерии. Архен запрещает здесь охотиться, но разве Архен ему указ? Пусть руководит своей стаей.

Девушки были слишком увлечены перебранкой, чтобы заметить подкрадывающегося к ним хищника. Он не спеша наметил жертву — вот эту, с вьющимися черными волосами, ниспадающими на спину, вопящую особенно недовольно и громко. Волк пригнулся для прыжка, оскалив пасть, когда к навязчивому запаху живой человеческой плоти примешался другой, звериный. Его братья поблизости? Нет, этот запах исходил от девушки, которую он избрал своей добычей. Но ведь она не была одной из них. Волк колебался.

— Надолго вы сцепились?

Шерсть хищника вздыбилась на загривке. Волк скользнул за дерево, обдумывая дальнейший ход: скрыться в чаще или напасть. Мужчина, четвертый участник действа, появился из леса неслышно, словно летел над землей, а не ступал по ней. От него не разило ничем: ни человеком, ни животным. На правом бедре вяло покачивался клинок.

Волк принял решение. Сначала — человек с оружием, затем можно полакомиться рыжей девчонкой. Странно пахнущую брюнетку трогать не стоит. Волк присел на мощных, пружинистых лапах и совершил прыжок.

Девушки одновременно заметили хищника, но предупреждающие крики прозвучали многим позже того момента, в который волк ударил Ланна в грудь. Единственное, что успел сделать наемник — обернуться и смягчить толчок, вцепившись пальцами в волчьи лапы, и это спасло ему жизнь: в противном случае удар раздробил бы ему грудную клетку. Ланна сбило с ног, человек и волк покатились по земле, соединившись в тесном объятии.

Зверь рычал, извивался и норовил схватить наемника за горло. Ланн не давал ему сомкнуть челюсти, руками держа пасть раскрытой. Он успел порезаться об острые клыки, собственная кровь капала ему на лицо, но Ланн стоически терпел боль, стараясь не упустить шанс, когда он сможет нанести ответный удар. Волк весил двести тридцать, а то и двести пятьдесят фунтов, и этот вес целиком находился на Ланне, придавливая его к земле. На руках наемника напряглись мускулы: Ланн знал, что ему недостанет сил разорвать хищнику пасть, и все же волк, ощутив сильную боль, мог отпрыгнуть в сторону и дать человеку передышку. Хищника, крадущегося между деревьями, Ланн заметил давно, но он не ожидал, что волк станет нападать на людей так близко от города.

Волк отскочил назад — Ланн не стал ему мешать. Собравшись с силами, зверь напал снова, но наемник к тому времени успел подняться на ноги и выхватить меч. Ланн проворно пригнулся под телом волка и подставил клинок, распоров мягкое брюхо от шеи до задних лап. Хищник взвыл от боли, кувыркнулся в воздухе и рухнул наземь, вывалив из раны бледно-розовые внутренности. Предсмертная судорога сотрясла его тело.

Вилл притиснула дрожащую ладонь ко рту. Глаза Летиции широко распахнулись — в них стоял немой ужас. Ланн, весь забрызганный кровью, сорвал лопух и старательно вытер им лезвие.

— Ланн... — прошептала Летиция онемевшими губами. — Кого ты убил?

В пяти ярдах от нее лежал человек со вспоротым животом. Его застывшие, остекленевшие глаза с укором смотрели в никуда, лицо навеки исказила гримаса ярости и боли. Вся схватка заняла не более минуты, и на земле лежал мертвый человек, но разве не бурый волк выпрыгнул на них из чащи? Летиция могла бы поклясться Богиней, что зверь казался исключительно злым и громадным.

— Ланн...

— Ты хотела знать правду? — спокойно произнес он. — Так вот она, прямо здесь. — Летиция попятилась, яростно замотала головой, отказываясь верить глазам.

— Это оборотень, — словно прочитав ее мысли, сказал Ланн. — Ликантроп. После смерти они принимают человеческий облик — тот, которым обладали до проклятья. В Сильдер Роке все умирают счастливыми. И всегда людьми.

Труп всецело завладел вниманием Вилл — она не могла оторвать от него взгляда. Летиция, кое-как оправившись от удара, искала в лице Ланна следы раскаяния: искала и не находила. На глазах у двух девушек он хладнокровно убил человека; человека, что скрывался под личиной зверя.

— Но зачем? — спросила Летиция, перебирая в памяти все, что знала об оборотнях. Как водится, днем оборотни вели обычную, размеренную жизнь, лишенную чудес, а по ночам превращались в диких животных, преследовавших лишь одну цель — насилие. Солнечный свет пробивался сквозь кроны деревьев, убеждая Летицию в том, что на дворе стоит ясный день, но от навязанных в детстве верований было не так-то легко отделаться. — Рано или поздно оборотни превращаются обратно, — молвила она.

— Нет. — Ланн выпрямился и с минуту прислушивался к звукам леса — не идут ли сюда другие волки, учуяв запах родной крови? — Есть только два способа вернуть ему человеческий облик: убить самого оборотня или вожака, инициировавшего проклятье. Нередко после смерти вожака людьми становится вся его стая.

Летиция поежилась. Вот, значит, как.

— Так убей его, — холодно сказала она. — Убей вожака.

— Я затем и позволил вам зайти в лес. Надеялся, что он прибежит за моей госпожой, шаловливо помахивая хвостом. Оборотням не чужды человеческие страсти: понюхать, познакомиться. — Ланн криво усмехнулся.

— А это не он? — с сомнением спросила Летиция, указывая на труп.

— Нет.

— Откуда тебе знать?

— Знаю. Не подходит по приметам.

— Как ты нашел нас? Мы заблудились.

— Вы ходили по кругу, — поправил ее Ланн.

Летиция недоверчиво смотрела на наемника. Как ему удается следить за ней так, что она постоянно забывает об этом? Ланн крадется за ней, как тень, но она больше не чувствует взглядов, обращенных в спину. Значит, в первый раз он нарочно выдал себя?

Мертвый человек лежал на старом месте, не собираясь убегать. Летицию пронзила внезапная догадка. Если принять на веру слова Ланна, то ликантропов неподалеку Сильдер Рока водится как минимум двое, но глупо полагать, что они единственные оборотни во всем мире, или, более того, в этом самом лесу.

— А что насчет полнолуния?

— В полнолуние они всего лишь становятся сильнее, — сказал Ланн. — После обращения ликантропам волей-неволей приходится обосноваться в лесу, подальше от человеческих жилищ. Оборотни живут дольше людей, но в итоге и за ними приходит смерть.

— Так ты ждал вожака? — спросила девушка. — Но почему он должен был прийти за мной? Зачем я понадобилась оборотню, именно я?

До Вилл только сейчас дошел смысл беседы между Ланном и госпожой. Незнакомый, чужой мир кирпичной кладкой обрушился на ее несчастную голову. Ликантропы? Стая? Вожак? Перед глазами поплыли сосны, земля пошатнулась, а потом, задрожав, понеслась ей навстречу. Летиция кинулась к подруге, но опоздала: к счастью, пушистые ветки смягчили падение.

Ланн молчал. Госпожа ди Рейз пыталась привести подругу в чувство всеми известными ей способами: рьяно трясла за плечи и немилосердно хлестала по щекам. Вилл бормотала несуразности, не приходя в сознание.

— Это ты у своего отца спроси, — сказал Ланн.

— Не понимаю, — Летиция уставилась на него, отвлекшись от подруги. — Какое он имеет к этому отношение?

— Спроси, — повторил Ланн. — Пусть расскажет, как обещал тебя зверю.

Глава 5

При седле за лапки висели лиса и два зайца-беляка. Одному из них молодой, неопытный Гриф подпортил шкурку, впившись в добычу зубами и не обращая внимания на злые окрики хозяина, но второй отлично пойдет на муфту маленькой Тише. Лисе суждено стать роскошной рыжей горжеткой, они снова вошли в моду после стольких лет и невероятно выросли в цене, а Натану хотелось, чтобы Эвелин покинула родительский дом с дорогим подарком. Конечно, отец будет скучать по ней, но Натан не испытывал горечи в преддверии разлуки: он отдавал дочь в надежные руки, а любовь... Он всем сердцем любил Фэй, и что из этого вышло? Натан осторожно погладил рукой лису. Мертвое тельце пахло кровью и все еще испускало тепло.

Охотники разложили на поляне костер и сидели вокруг огня, негромко переговариваясь. Кто-то травил охотничьи байки, время от времени ударяя себя в грудь, остальные сдержанно смеялись. Один из охотников, Трой, старый знакомый ди Рейза, вгляделся в темноту и окликнул Натана:

— Рейз! Тащи сюда своего зайца, в похлебку добавим!

Натан отцепил беляка от седла и побрел к костру, осматривая пострадавшую шкурку. На худой конец, сгодится на рукавички, зверь мелкий попался.

— Я и медведя однажды завалил, — хорохорился рассказчик. — Дело было так...

Ди Рейз слушал его вполуха. Он принадлежал к старшему поколению охотников, и эти хвастливые речи зачастую вызывали у него одно раздражение. Впрочем, большинство его спутников снисходительно относились к Шону, явившемуся к ним из внешнего мира, а некоторые даже прониклись к пришельцу уважением. Известный Натану мир ограничивали Белые горы, чьи высокие пики терялись в облаках, и полноводная река Ильза, что брала начало из ледников, текла вдоль каньона и впадала в море. Считалось, что за Ильзой живут полчища дикарей, а за венцами гор раскинулась огромная ледяная пустыня, пересечь которую еще не удалось ни одному человеку. По крайней мере, выходцев из пустыни Натан не встречал и никогда не слышал о них.

Во время первой совместной охоты с Шоном его стали расспрашивать о жизни за рекой, и он с большим желанием поведал охотникам все, что знал. Люди обитают в небольших, хорошо укрепленных городах, и за прочными каменными стенами, на которых стражники несут постоянную вахту, не менее безопасно, чем в Сильдер Роке. На такую защиту приходится потратиться: каждый горожанин, стал и млад, платит ежемесячную дань автократору, правителю города. Купеческие обозы охраняются одним-двумя десятками наемников на случай нападения карцев, считающихся опаснейшими противниками. На больших дорогах грабителей хоть отбавляй, но местным обычно удается справляться с ними самостоятельно; женщин учат сражаться наравне с мужчинами, а по окончании обучения бесплатно снабжают оружием и тех и других.

Натан справедливо рассудил, что за Ильзой ему делать нечего, как и его семье. Сильдер Рок велик, в пятидесяти милях ниже по реке расположен Рорх, рядом с ним — Арта, Нисса и дюжина мелких поселков, названия которых были ему неизвестны. Если Летиции когда-нибудь вздумается увидеть мир за пределами родного города, он позволит ей совершить небольшое путешествие. В пустыне смотреть нечего, грабители ее ничему хорошему не научат, а жизнь женщин в свободных городах противоречила представлениям Натан о слабом поле. Девушка должна олицетворять красоту, скромность и невинность, а не размахивать тяжеленным мечом или целиться в людей из арбалета.

Его Тиша была неусидчивым, беспокойным ребенком, но ей всего шесть: в будущем она образумится, остепенится и станет идеальной претенденткой на роль супруги. Так размышлял ди Рейз, отведав мясной похлебки и укладываясь на ночь.

Следующим утром Натана разбудил зычный голос Троя. Вдобавок охотник колотил железной ложкой по днищу пустого котелка, поднимая тех, кто имел обыкновение отсыпаться до последнего. Гончие радостно носились по поляне, предвкушая охоту, а Гриф, судя по всему, осерчал на хозяина: он намеревался помочиться на пенек, служивший Натану стулом, только тот вовремя заметил негодника и отвесил ему пинка.

В полдень начался мелкий дождик, дичь затаилась в норах, и гончие метались по лесу, безуспешно выискивая след. Охотники заметно приуныли, начали поговаривать о том, что пора бы ехать домой. Натан и сам был не прочь развернуть лошадь, когда Гриф разразился оглушительным лаем и бросился в чащу. Ди Рейз пришпорил коня.

Куница лакомилась птичьими яйцами из гнезда, упавшего на землю, когда ослепительно белая волчица схватила ее поперек спины. Зверек недолго дергался в челюстях хищницы: спустя секунду на зубах хрустнул позвоночник, и белая морда окрасилась алой кровью. Гриф выскочил из чащи, пронзительно гавкая, и нерешительно остановился в двух ярдах от волчицы. Она не сдвинулась с места, рассматривая его почти с интересом.

Когда Натан с охотниками показались между деревьев, Гриф уже лежал на земле и жалобно скулил. Волчица придавила его лапой, ее челюсти сомкнулись на горле собаки. Другие гончие не осмелились приблизиться к зверю, прятались за лошадьми, заходясь исступленным лаем. Натан молниеносно вскинул арбалет, хотя видел, что собаку уже не спасти, можно только избавить ее от мучений. Стрела вонзилась в мягкую почву в дюйме от волчицы. Она не отвлеклась от своего занятия. Натан не убивал волков, это считалось плохой приметой; но, вопреки здравому смыслу, из груди поднималась ярость. В оскаленной пасти он видел кровь Грифа, его пса, который мог бы стать прекрасной гончей, если бы не волчица. Гриф продолжал скулить, умоляя оказать ему последнюю милость. Натан перезарядил арбалет и прицелился во второй раз.

Но стрела, поразившая волчицу, принадлежала не ему. Шон запрокинул голову и рассмеялся: так может смеяться только тот, кто нарушил запрет и еще не знает об этом. Остальные охотники, последовав дурному примеру пришельца, тоже взвели арбалеты. В мгновение ока волчица оказалась прибита к стволу сосны, под которой она отведала крови Грифа. Натан оказался единственным, кто не спустил стрелу.

Он смотрел на мертвую волчицу и думал о том, что в жизни не видел ничего прекраснее. Белая шерсть переливалась в лучах солнца, острая морда казалась миловиднее личика юной девы, а ее жестокая, бессмысленная смерть от рук людей навевала мысли о мученической кончине. Шон все еще смеялся, и гнев Натана обратился на него: ди Рейз обернулся, намереваясь всадить в пришельца стрелу и тем самым заткнуть ему глотку.

Смех заглох без помощи Натана. Шон вытаращил глаза и закричал. Охотники переполошились, как наседки, узревшие ястреба в вышине, и стали поспешно разворачивать лошадей.

Натан медленно оглянулся. Зрелище оказалось ужасающим: к стволу было прибито стройное женское тело. Изящные руки и маленькие ступни перепачкались в грязи, светлые пряди падали на лицо, скрывая окровавленный рот. Стрелы пробили ей бедро, живот, предплечье, одну из маленьких округлых грудей.

У Натана пересохло в горле. Не сознавая, что делает, он слез с лошади, приблизился к мертвой девушке и опустился перед ней на колени. Трой позвал его, советуя убираться отсюда поскорее, но Натан не обратил на него внимания. Он убрал волосы от узкого белого лица, погладил покойницу по щеке, закрыл невидящие глаза.

Спустя минуту лес огласился человеческими воплями, диким ржанием лошадей и громким рыком зверя. Опомнившись, Натан побежал на крики, но было уже поздно. Гончие бросились врассыпную, волки намного сильнее и больше обычных стаскивали всадников с лошадей и рвали людей на части. Одним ударом лапы Трою разодрали лицо и свернули шею, охристый волк повалил Шона на землю и неторопливо объедал ему уши, светло-серый зверь раскроил другому охотнику живот и лакомился внутренностями под истошные крики последнего.

У Натана подогнулись колени. Что это, как не наказание самой Трехликой? Платой за зло, которое они совершили, была смерть. Волк поднял взгляд от развороченного брюха и встретился взглядом с Натаном. Человек смотрел в голубые глаза зверя и видел в них ум, не уступавший его собственному. Волк направился к нему.

— Я не убивал ее, — просипел Натан. Его голос прозвучал тихо и жалко — на пороге смерти трудно быть храбрецом. Он уткнулся головой в землю, закрывая ладонями лицо. — Я не убивал ее, клянусь...

Волк прошел мимо. Когда Натан оглянулся, не решаясь отнять руки от лица и смотря на мир сквозь растопыренные пальцы, хищник облизал лицо мертвой девушки и принялся зубами вытаскивать из нее стрелы. Обезображенное тело прежней белой волчицы сползло на землю, и зверь прилег рядом, положив морду ей на грудь.

Охотники были мертвы или находились на пороге смерти. Их тела выглядели ужасающе: изуродованные лица, обглоданные конечности, органы, вывалившиеся из распоротых животов. Натан остался один на один с дикой природой, волчья стая окружила его тесным кольцом, подчас лязгая зубами. Натан воздел глаза к небу и помолился Трехликой, умоляя ее о быстрой кончине.

Вожак поднялся на лапы, легонько ткнулся носом в лицо девушки, словно извиняясь за вынужденную отлучку, и медленной рысью подбежал к Натану. Звери расступились перед ним, давая дорогу. Вожак сел на задние лапы, не упуская из виду человека, скованного ужасом.

Сначала Натан подумал, что ослышался. Из волчьей пасти доносился голос, хриплый и иногда срывающийся на рык, но разобрать слова удавалось без труда. Голубые глаза пристально смотрели на человека.

— Мы не такие, как вы, люди, — сказал Архен. — Вы склонны менять партнеров каждые несколько лет или месяцев. Наши пары складываются на всю жизнь. Вы убили мою волчицу. Ты понимаешь?

Натан медленно кивнул. Ему нечего предложить вожаку, кроме своей жизни, он все равно умрет. Архен носил маску зверя, но за обликом волка скрывался человеческий разум. Доселе Натан не верил в существование оборотней, как и во многое другое, о чем знал только понаслышке, но легенды и сказки всегда имеют под собой какое-то основание.

— Мы совершили ошибку, — с трудом ворочая языком в пересохшем рту, молвил Натан. — Я не стрелял в нее.

— Я знаю, — кивнул Архен. — Поэтому ты все еще жив.

— Ты отпустишь меня? — Его голос дрогнул.

Архен издал глухой утробный звук, отдаленно напоминающий смех.

— Моя возлюбленная мертва, а тебя заботит только свое никчемное, жалкое существование... — Вожак задумчиво почесал лапой за ухом. — У тебя есть дочери, человек?

Натан кивнул. Врать зверю, милосердно подарившему ему несколько лишних мгновений жизни, казалось кощунством. Рассказал все, как есть. Старшая, Эвелин. Младшая, Летиция, но ей всего шесть...

— Какая из них милее твоему сердцу? — спросил Архен.

Натан побледнел.

— Одинаково милы...

— Младшая, — решительно сказал вожак. — По глазам вижу.

Лицо Натана приобрело страдальческое выражение. Неужели вожак велит ему привести маленькую Тишу в лес, крепко-накрепко привязать к дереву и оставить на растерзание диким зверям? Жизнь дочери в обмен на свою? Нет, ни за что.

— Мы живем дольше людей, — сказал Архен. — Шесть лет, говоришь? Я подожду десять.

— Подождешь? — переспросил Натан. — Я не понимаю...

— Твоя младшая дочь станет моей волчицей. Но я дам ей время, позволю расцвести... А по прошествии десяти лет ты приведешь ее ко мне.

Но почему она? — едва не выкрикнул ди Рейз. Возьми любую, мало ли женщин забредает сюда, и не всегда старухи... Какая тебе разница? Ты же волк, не человек! Но здравый смысл одержал верх над гневом. Десять лет — немалый срок. Может быть, за это время один из охотников прикончит Архена и тем самым избавит Натана от клятвы; или даже можно специально нанять человека, который сделает это. Например, одного из айлей, рыцарей без страха и упрека.

— Я согласен, — ответил Натан.

Вожак приблизился к человеку вплотную, оскалил пасть.

— Тогда скрепим клятву. Пролей свою кровь.

Ди Рейз без раздумий вытянул охотничий нож, которым разделывал дичь, и резанул по ладони. Сжал кулак — теплая кровь тяжелыми каплями упала на землю. Волки зашевелились, начали облизываться. Архен смотрел равнодушно.

— Есть кое-что еще, — произнес вожак, когда ладонь Натана приобрела мертвенно-бледный оттенок, а поток крови истощился. — Как я узнаю ее? Ты должен отметить ее мною. Моей печатью. Протяни руку. — Ди Рейз послушно простер окровавленную ладонь. Архен склонил над ней морду, подвигал челюстями, а потом выплюнул в руку Натана тусклый неровный шарик размером с горошину. — Серебряная дробь, — пояснил вожак. — Она носит мой запах. Прикоснись этим шариком к телу дочери, где посчитаешь нужным. Если не сделаешь этого, твоя рана будет гнить, в итоге придется отрезать руку, а потом ты умрешь. Понял?

Натан судорожно сглотнул. Слегка наклонил голову.

— Я могу... идти?

Волки недовольно зарычали, словно толпа, которая с нетерпением ждала изощренной казни, а на их глазах узника оправдали и отпустили с миром.

— Десять лет — немалый срок для человека. Людям свойственно забывать. Печать возложишь, рука заживет... и воспоминания понемногу сотрутся.

— Я не забуду, — облизав губы, сказал Натан. — Я поклялся.

— Нет, не забудешь. — Архен подошел к человеку, уже поднявшемуся с земли, медленно сомкнул челюсти вокруг его ноги. — Я уверен, что не забудешь.

Под белыми зубами волка треснули кости, и Натан закричал.

— По-твоему, я должна простить тебя?

Летиция сидела в отцовском кресле, Натан стоял у окна, сцепив пальцы за спиной. Воспоминания разбередили старую рану, сильнее обычного болела искалеченная нога. Лекари сделали все, что было в их силах, но не смогли предотвратить хромоту.

— Я посылал гонцов в Ниссу и свободные города, лежащие за рекой, — медленно молвил Натан, не глядя на дочь. — Я потратил уйму времени и денег на поиск достойного защитника. Одни не верили моим посланникам и смеялись над ними, другие не желали иметь дело с оборотнем. Но я нашел его... нашел ульцескора.

— Это все, чем ты можешь похвастаться? Деньгами?

Летиция понимала, что сейчас она несправедлива к отцу, и ничего не могла с собой поделать. Он так долго скрывал от нее правду в надежде, что Ланн разделается с оборотнем раньше, чем Летиция обо всем узнает. Наемник, в свою очередь, не торопился соваться в волчье логово: от стаи разъяренных оборотней его не спасло бы ни оружие, ни смекалка.

— Тиша... — беспомощно произнес Натан.

— Клятвы надо держать, отец, — сказала она, вставая. В глазах Натана, устремленных на дочь, была боль. — Я пойду к нему сама.

Короткая шерсть отливала серебром в лунном свете. Бледное, испуганное лицо девушки отражалось в голубых глазах зверя. Она не могла кричать: единственным звуком, который издавало ее горло, стал грудной, едва слышный хрип. Волк лапами пригвоздил ее к кровати и ласково, успокаивающе рычал.

Летиция поняла, что не может пошевелиться. Пальцы рук судорожно комкали простыню, бедра онемели от навалившегося на них веса, под вспотевшей ночной рубашкой тяжело вздымалась грудь. Волк коснулся ее щеки шершавым языком. Их союз противоречил самой природе, но разве это имело значение, когда один укус менял все? Зверь схватил зубами тонкую шелковую ткань и рванул ее в сторону, обнажая девичью грудь. Летиция не подозревала, что чувствуют оборотни по отношению к женщинам, но сейчас его действия ничем не отличались от насилия. Она с вызовом взглянула в голубые глаза волка, и тот широко оскалил пасть, словно насмехаясь над ее мужеством.

Госпожа ди Рейз проснулась с гулко колотящимся сердцем. Немного отдышавшись, Летиция пошарила рукой по столику в поисках стакана с водой и ненароком опрокинула его на ковер. На комоде стоял полный кувшин именно для таких случаев, но не успела девушка спустить ноги с постели и повернуть голову, как ночной сон вторгся в реальность и заставил ее оцепенеть от страха.

Кто-то черный и громадный стоял посреди комнаты и смотрел на нее. В темноте светились два ярких голубых глаза. Летиция отползла к изголовью кровати, судорожно прижала одеяло к груди.

Луна вышла из-за тучи. Мягкий серебристый свет выхватил из тьмы очертания человека, в ушах блеснули драгоценные серьги. Ланн переменил позу, сложил руки на груди.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула Летиция. — Я скажу отцу!

— Говори, — спокойно ответил Ланн.

— Я закричу...

— Кричи.

Девушке было тяжело признаться самой себе, что при виде Ланна она испытала облегчение. Его глаза не были глазами зверя; оборотень не пришел к ней в ночи, требуя исполнения клятвы. Из людей, которых она могла обнаружить подле своего ложа в этот момент, Ланн казался предпочтительнее всех. Не какой-то другой человек и уж, конечно, не оборотень.

— Я могу сходить за твоей подружкой, — предложил Ланн. — При условии, что ты останешься здесь.

— Не надо, — поспешно сказала Летиция. Вилл неровно дышит к Ланну и опять начнет запинаться и краснеть. Меньше всего госпоже ди Рейз хотелось присутствовать при этой трогательной сцене зарождающейся любви.

— Я сказала отцу, что встречусь с оборотнем.

— Ясно.

— Ты не отпустишь меня?

Ланн ответил именно так, как ей хотелось. Вожак придет за Летицией сюда, когда истечет срок. В следующее полнолуние? Через одно? Этого она не знала. Не исключено, что смертельной опасности подвергнутся все, кто в это время будут находиться в поместье Рейзов. Джоанна, Тобиас, Рут, Вилл, ее старый, хромой отец могут вскоре оказаться на зубах у хищников и погибнуть.

— Нет, — сказал наемник.

— А как же остальные? — тихо спросила Летиция.

— Это не мое дело.

После такой отповеди Летиция имела полное право выставить его за дверь. Но Ланн был не худшим ночным собеседником, да и, оставшись одна, девушка обязательно заснет. И увидит тот же сон. Сон, в котором волк с голубыми глазами делает ее своей.

Ланн без приглашения опустился на пол в изножье кровати, запрокинул голову, коснувшись затылком постели. Госпожа ди Рейз не стала возражать, всего лишь поджала ноги, чтобы случайно не коснуться мужчины.

— Расскажи мне о месте, из которого ты пришел.

— Это длинная и скучная история.

— Впереди целая ночь.

— Хорошо. — Ланн закрыл глаза, погружаясь в воспоминания о широких дорогах, усыпанных красным песком и осколками костей, о рядах надгробий в высокой траве, о сиянии десятка клинков, поймавших солнечный луч. Черные птицы кружились в вышине, а он стоял посреди тракта в окружении мертвых, окровавленных тел; тел людей, с которыми некогда водил знакомство. — Меня вырастили разбойники высшего порядка — в свободных городах их называют карцами, рыцарями ночи. Нам принадлежала дорога между Кадисом и Циском — по крайней мере, так полагал наш лидер. Во время набегов на обозы мы убивали охрану и забирали у купцов все, включая одежду, которая на них была. Мы делали, что хотели; мы питались изысканными яствами и пили лучшее игристое вино, одевались в дорогие шелка и носили украшения из самоцветов и драгоценных металлов. Мы считали себя сродни богам, пока отряд из трех человек — двое мужчин с серьгами в ушах и женщина в алом плаще — не встретился нам на пути. Я был самым младшим, и то ли меня пожалели, то ли им претила идея убийства детей, но они оставили меня в живых. Женщина подошла ко мне. Я хорошо помню ее лицо: бледная маска, на которой живыми казались только глаза. Наверное, она была красива, но эта красота не вызывала желания. Она возложила ладонь мне на затылок, ее узкая рука была тяжелее каменной глыбы, но я выстоял и не склонил головы. 'Ты не хочешь другой жизни, кроме этой?' — спросила женщина. 'Хочу', — ответил я. И тогда один из мужчин поднял меня за шкирку, как котенка, и усадил на лошадь позади себя.

Летиция рассчитывала, что он станет продолжать, но Ланн замолчал надолго.

— И ты стал... — Она не сумела вспомнить странное, чужое слово.

— Ульцескором. В простонародье нас называют ловцами. Оборотни — не единственное, с чем мы имеем дело, но по силе они далеко не последние в списке. Мои серьги, которые так не нравятся тебе, являются знаком отличия ульцескора. Камни впитывают свет и высвобождают его ночью, позволяя мне отлично видеть в темноте.

— А та женщина? Кем она была?

— Люди боятся их, как огня. Они владеют тауматургией, способной творить чудеса. Чаще всего эти чудеса имеют разрушительный характер, но, говорят, ведьмы в алом могут поднимать мертвых из могил, когда есть необходимость, и извлекать из воздуха пищу.

Летиция привстала на постели.

— Ты умеешь колдовать?

— Нет. Тауматургия доступна только женщинам.

— Почему? — удивилась девушка.

— Откуда мне знать? Почему солнце встает на востоке?

Госпожа ди Рейз не нашлась с ответом. Вместо этого она думала о городах и дорогах за Ильзой, полных чудес, которые ей не увидеть, и опасностей, которых не познать. Сильдер Рок, зажатый между горами и рекой, показался ей крошечным островком в огромном неизведанном океане; он был городом на краю света. Если бы не Ланн, сведенья о внешнем мире никогда бы не долетели до ее ушей. Молодая жена, гордая матрона, почтенная старуха с толпой внуков — вот какая роль была уготована ей здесь. С горечью Летиция осознала, что не хочет становиться ничьей невестой, будь то человек или тем более зверь.

— Теперь твоя очередь, — сказал Ланн.

— Мне нечего рассказывать.

— Тогда покажи печать.

Девушка с минуту колебалась. Затем откинула одеяло, обогнула кровать и встала перед Ланном. Они смотрели друг на друга в кромешной тьме; вернее, на нее смотрел ульцескор, потому что Летиция не видела ничего, кроме его мерцающих глаз. Госпожа ди Рейз повернулась к нему спиной и чуть приподняла подол рубашки.

— Под правым коленом.

— Вижу.

Ланн коснулся серебряного пятна размером с горошину, осторожно погладил его пальцем. Летиция знала, что оно холодное и гладкое, как монета, вдавленная в плоть. Девушка на всякий случай придержала руками подол, чтобы у Ланна не возникло соблазна заглянуть ей под юбку.

Он легонько подул на пятно. Летицию пробрала дрожь, ей сделалось неловко. Они одни, в ее комнате, и на ней — только ночная рубашка... Летиция вернулась в кровать, повыше натянула одеяло. Мысль о предательстве стала невыносимой.

— Ты нравишься Вилл, — сказала девушка, улещивая разбуженную совесть.

— Я знаю.

— А она тебе?

— Сойдет.

Ответ Ланна показался ей неудовлетворительным. Сойдет? Это как? Летиция не решилась уточнить из опасения, что услышит очередную грубость.

— Ревнуешь, что ли? — чуть погодя спросил наемник.

Девушка презрительно фыркнула.

— Еще чего.

— Я твой, госпожа. — По тону его голоса невозможно было понять, он издевается или говорит серьезно. — В любое время дня и ночи.

За окном неистовствовал ветер, срывая листья с деревьев. Летиция прижала к груди подушку. Макушка Ланна чернела на белом покрывале у ее ног.

— Мой отец слишком доверяет тебе.

— Есть вещи похуже потери девственности, — равнодушно отозвался Ланн. — Если ты об этом.

— Замужество со зверем? — язвительно предположила она.

— Смерть, постигшая ту волчицу. Думаю, эта сцена до сих пор стоит у твоего отца перед глазами. Девушка, прибитая стрелами к дереву...

Летиция вздрогнула.

— Прекрати.

— К тому же, если я сделаю что-то против твоей воли, Гильдия меня разыщет и оскопит.

— Замечательно. Скажу им, что так и было.

— Среди нас есть те, кто мигом распознает ложь.

— Те женщины?

— Не только они.

— Ланн, ты осуждаешь моего отца?

— Почему? Он поступил так же, как любой здравомыслящий человек на его месте. Сперва — выжить. Другие проблемы решать потом. Ты же не хотела остаться сиротой?

— Эвелин присмотрела бы за мной. — Летиция немного помолчала. — Ты прав. Это было самым лучшим решением, пусть и не единственно возможным. Но что теперь делать мне? — После паузы госпожа ди Рейз заговорила быстро, возбужденно: — Увези меня за Ильзу. В те города, о которых рассказывал. Пока что я бесполезна, но я научусь владеть мечом, луком или арбалетом. Только нужно время.

— Успокойся, — холодно произнес он.

— Увези меня, Ланн.

— Ты говорила о твоих близких и знакомых, которые умрут на зубах волков. Тебе больше нет до них дела? Вожак приведет с собой стаю. Оборотней убить тяжелее, чем обычных хищников. Можно отрубить им голову или пронзить сердце, кроме того, раны, нанесенные серебром, не заживают. В поместье есть хоть один серебряный клинок?

— Нет. Не знаю. Но зачем оборотню подниматься сюда, если я уеду?

— Отомстить, — сказал Ланн. — Покинув Сильдер Рок, ты будешь знать, что все оставшиеся здесь погибнут.

— Они могут уехать, — упрямо заявила Летиция.

— Куда?

— Куда угодно.

— Навсегда? Оборотни живут долго. А помнят еще дольше.

— Лучше жить в нищете, чем никак вообще.

— Так считают не все, — заметил наемник. — Ты разрушишь жизнь, которую они уже имеют, потому что не доверяешь своему отцу. Не можешь положиться на меня.

— А ты защитишь меня, Ланн?

— Для этого я здесь.

— Значит, не в моих силах что-либо изменить?

— Ты можешь изменить все. Но жизнь, с твоим вмешательством или без, уже никогда не будет прежней. Твой отец поступил правильно, но сможешь ли ты ему простить? Сможешь выйти замуж за того, на кого он укажет? Захочешь остаться здесь?

Несколько минут они провели в тишине.

— Тебе удобно, Ланн? — еле слышно спросила Летиция. — Ты устал? Ложись на кровать. Она достаточно широка для двоих.

Он не шевельнулся.

— Ты непостоянна и противоречива. Нет. Я мужчина. Не забывай об этом.

— Тогда покатай меня завтра на лодке. Расскажи о городах за рекой. Если мне не суждено там побывать, позволь хотя бы послушать...

Ланн вздохнул, поднялся на ноги. Летиция лежала на спине, сложив на груди руки — не хватало только свечи. Отрешенный взгляд терялся среди складок балдахина. Ланн склонился над девушкой, положил ладонь на нагое плечо. Она как будто очнулась, схватила его за руку пониже локтя, больно впившись ногтями в плоть.

— Так что? — спросила она.

— Я не твой жених и не возлюбленный. Попроси того парня, что... — Ланн осекся. Летиция сомкнула руки у наемника за спиной, прислонившись головой к его бедру. Ощущение оказалось на редкость приятным. Он не ожидал, что его рассказ так подействует на девушку. Ему захотелось тотчас же уйти.

— У тебя была женщина? — Под ее щекой был холодный металл ножен. — Не на одну ночь, а постоянная?

— Конечно, — медленно ответил Ланн. Что еще спросит?

— Что с ней случилось?

— Волки съели. — Летиция вздрогнула, подняла на него взгляд. Ланн выдавил улыбку. — Да шучу я. Не было у меня никого. Постоянство — враг приключений.

Летиция разжала руки, рухнула обратно в постель. Черные волосы разметались по подушке, резко контрастируя с бледным, застывшим лицом. Ланн понял, что его дыхание сбилось, а сердце самовольно ускорило бег. Не хватало потерять голову из-за девчонки на одиннадцать лет младше него, еще и дочери клиента. Он шагнул к выходу.

— Светает. Тебе нужно поспать. Я подожду снаружи.

Летиция ответила ему молчанием. А в последующие ночи свободное место на непозволительно широкой господской постели заняла Вилл.

Глава 6

Архен скользил между деревьев, мягко перебирая лапами и стараясь держаться в тени. В городе бурлила жизнь, обоняние волка различало тысячи запахов, но среди них он не улавливал аромат его будущей самки. Архен знал, что охотник с дочерью живут в большом доме на вершине утеса, ведь в ту памятную ночь десять лет назад он проследил за ним до дверей поместья; понимал он и то, что Натан не приведет ее к нему.

Распоротое брюхо кишело червями, глазницы были пусты: птицы выклевали мертвому человеку глаза. Многие хищники едят и падаль, и все же Архен, невзирая на голод, побрезговал угощением. Вожак предупреждал об опасности волка-одиночку, но тот предпочитал жить по своим правилам и не прислушался к его советам. Архен обошел вокруг трупа, чуть присыпанного землей. Голова была на месте, грудная клетка цела, оборотня поразило не серебро, разъедающее плоть, но нечто похожего свойства — и не менее опасное для собратьев Архена и его самого. Волк призадумался, и спустя время из темного уголка памяти пришло воспоминание об охотнике, специально обученного убивать оборотней и им подобных. Кажется, он перебил почти всю стаю, когда черная волчица разодрала охотника на части, а позже умерла от нанесенных ран. Спустя несколько лет молодой голубоглазый волк победил своего друга, тоже оставшегося в живых, забрал его самку и стал вожаком.

Архен оскалил пасть. Для нападения нужно выбрать трех-четырех волков, включая его самого. Человек схитрил и нанял ловца? Отлично. Пусть выживет сильнейший.

В семейной библиотеке ди Рейзов пахло стариной, пылью и свежей типографской краской: древние книги на огромных стеллажах, возвышавшихся до самого потолка, соседствовали с еженедельными газетами, аккуратно сложенными в стопку под широким, массивным подоконником. Из одного прохода раздалось размеренное шуршание, задержавшее Летицию у двери. Кто-то наводил порядок в библиотеке, орудуя тряпкой и метлой: чистил пол и вытирал корешки книг. В том, что дочь хозяина явилась сюда почитать книгу, не было ничего странного — если бы только эта дочь не была Летицией ди Рейз. Литература давалась ей плохо, через полчаса чтения буквы начинали двоиться и прыгать перед глазами, а девушку неизменно клонило в сон.

Шуршащий звук удалился вглубь прохода. Летиция перешагнула порог и осторожно прикрыла за собой дверь. Когда-то старая нянька, которой вот уже три года не было в живых, усаживала маленькую Тишу к себе на колени и читала сказки из второй по счету секции. Книги по естествознанию находились на соседнем стеллаже, в чем девочка убедилась на собственной шкуре во время игры в догонялки: она с разгону врезалась в деревянную конструкцию, и та опасно закачалась, завалив негодницу дождем из книг. Может статься, что полученная в детстве травма только подогрела ее ненависть к литературе.

На цыпочках прокравшись к нужной секции, Летиция взяла с полки книгу с многообещающим названием 'Дикая природа', уселась на пол и разложила ее на коленях. Она долго и беспорядочно листала страницы, разглядывая картинки, прежде чем вспомнила, что в начале или конце каждой книги есть оглавление с указанием страниц. Это значительно ускорило поиск. Бумага зашелестела под ее пальцами.

Изображенный на картинке волк сильно отличался от зверя, который повстречался им в лесу. Глупая нарисованная морда напомнила Летиции Локса, добивавшегося внимания хозяйки. Девушка принялась за чтение.

'Волк — хищное млекопитающее, крупный представитель семейства псовых, способный убивать добычу значительно больше и сильнее самого охотника. В схватке волк борется до победы или до смерти'.

Летиция зевнула, прикрывая ладонью рот. Быстро поглядела сначала в одну сторону, потом во вторую. Тряпка шуршала за пределами видимости.

'Стая состоит из пяти-одиннадцати зверей. Главенствующее положение в ней занимает родительская пара: альфа-самец и альфа-самка'.

Девушка невольно поежилась. Родительская пара... это что ей, еще и волчат ему рожать придется? Или дети оборотней рождаются людьми? Она перелистала несколько страниц вперед, пропустив подробное описание волчьего рациона и способы охоты.

'Волки моногамны — на одного самца приходится одна самка. Пары образуются на долгий срок — до тех пор, пока один из партнеров не погибает. Новая пара вместе начинает поиск места для будущего зачатия и разведения потомства. В этот период самец и самка держатся бок о бок и заигрывают друг с другом'.

Летиция, прочитав о любовных играх волков, почему-то страшно смутилась, но не отложила книгу. На соседней странице была иллюстрация: склонив головы один к другому, пара волков пила воду из замерзшего ручья.

'На волков охотятся вне сезона для снижения численности...'

— Что это ты там читаешь?

Девушка подняла глаза. Книга увлекла ее настолько, что Летиция позабыла об осторожности, но она бы не призналась в этом под страхом смерти — даже самой себе. Резким движением Летиция захлопнула 'Дикую природу' и спрятала ее за спиной.

— Покраснела, — заметил Ланн, вглядываясь в ее лицо.

— Неправда, — отрезала она, вставая.

Зажав книгу под мышкой, Летиция прошествовала к стеллажу, чтобы вернуть 'Дикую природу' на ее законное место, но Ланн, как назло, оказался у девушки на пути. Когда они поравнялись, наемник ловко выхватил у нее книгу.

— 'Дикая природа', — торжественно прочел он.

— Отдай!

Летиция побагровела и потянулась за книгой, цепляясь за его руку, но Ланн только рассмеялся. Отчаявшись заполучить увесистый томик обратно, девушка с силой ударила наемника в грудь, отошла к окну и отвернулась.

— Зачем это тебе? — уже серьезнее спросил Ланн.

— Не твое дело, — огрызнулась Летиция.

На улице был теплый, солнечный день. Можно поиграть в крокет с Вилл или подремать в саду в тени деревьев... Уж нежиться на солнышке ей-то дозволено?

— Ты читала о волках?

Она нехотя обернулась и ответила ему мрачным взглядом. Надо же, какая поразительная проницательность.

— Ты не веришь в меня, — сказал он.

Это было утверждением, не вопросом.

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты... — Летиция напрягла память, вспоминая слова, которые Ланн употребил в отношении айлей, — мнительный сопляк. Твои дурацкие серьги и твоя дурацкая история для меня ровным счетом ничего не значат. Все, что я знаю, — ты таскаешься за мной, как привязанный. Если бы ты действительно хотел защитить меня, ты бы отправился в лес и перебил их всех, включая вожака.

Ланн долго молчал, потом разлепил губы:

— Это безрассудно.

— Благородство и храбрость идут рука об руку, — гордо вскинув голову, произнесла Летиция. — Только тебе не ведомо ни то, ни другое.

Летиция толком не могла понять, за что на него злится. Потому что тогда ночью открылась ему, какому-то проходимцу, который исчезнет из ее жизни так же легко, как появился? Потому что задавала Ланну личные вопросы, и наемник отвечал, и все выглядело так, словно он ей небезразличен? Потому что ей было холодно и страшно, и она искала в его лице тепло и защиту, и поэтому прижалась к нему? Потому что предлагала ему, пусть недвусмысленно, лечь в одну постель? А он отказался?

— Ты говоришь о храбрости, граничащей с глупостью?

— Тебе не понять. — Ланн пожал плечами. Золотые пылинки кружились в ярком луче, шуршание тряпки давно стихло: возможно, слуга прислушивался к их разговору. Летиция продолжила, шагнув к наемнику и понизив голос: — Ты использовал нас как приманку, тогда в лесу, меня и Вилл. Теперь ты ждешь, когда оборотни явятся сюда. Они привыкли к широким, свободным пространствам, и в узких коридорах поместья им будет неудобно передвигаться и нападать. — А потом, — она сделала еще шаг, не отрывая взгляда, — ты по очереди перережешь им глотки своим клинком.

Серьги дернулись в ушах Ланна, сверкнув на солнце, его пальцы впились ей в предплечья. Летиция распахнула глаза, не успев отпрянуть.

— Тебя не устраивают мои методы? — зло спросил он. — Их придумали люди гораздо умнее тебя. А может, все дело в том, что в действительности ты совсем не против стать подружкой оборотня?

— Отпусти. Мне больно.

Ланн повиновался не сразу — только когда она медленно и отчетливо повторила приказ. Летиция понимала, что наемник всего один, а оборотней не меньше пяти-шести, знала и то, что на своей территории сражаться предпочтительнее. Доблесть, героизм, честный поединок... все это — пустые слова. Ланн не умеет высекать огонь из пальца или швыряться молниями, но в Гильдии посчитали, что он прекрасно обойдется без волшебства, иначе вместо ульцескора прислали бы колдунью.

Летиция смотрела на шрамы на его левой щеке, не подозревая об их происхождении, — они не походили на рубцы от ожогов или любого известного ей оружия, — и убеждала себя, что Ланн страшен, как смертный грех, патологически груб и абсолютно невыносим. Лучше зверь. Лучше вечное одиночество.

Оттолкнув наемника с дороги, Летиция зашагала к двери.

— Нам не обязательно быть врагами, — бросил Ланн ей вслед.

Летиция задержалась на пороге. Глянула на него через плечо.

— Ошибаешься, — сказала она. — Мы уже враги.

Госпожа ди Рейз удалилась в свои покои в надежде отвлечься от мыслей о Ланне с его волками и мирской суеты заодно, но там ее поджидала Вилл. Озорной огонек в глазах подруги не предвещал ничего доброго, а нарядное платье и руки, которые Вилл нарочно прятала за спиной, и вовсе заставили Летицию насторожиться и держаться поближе к выходу на случай внезапного нападения. Девушка хорошо помнила случай, когда кто-то из мальчишек смастерил для Вилл игрушку, стрелявшую струей воды; это было в середине зимы, и камеристка с азартом преследовала Летицию по коридорам поместья, дико хохоча и поливая госпожу ледяной водой. В итоге они выскочили на улицу и около получаса бегали по снегу в домашних туфлях, пока в опасной игрушке не закончилась жидкость. Вилл неделю держали на хлебе и воде, так как Летиция подхватила простуду и сутки пролежала в горячке.

— В чем дело? — осведомилась госпожа ди Рейз. Тактически попятилась к двери. — Что-то произошло?

— Да, — сказала Вилл, широко улыбаясь. — Твой отец просил, чтобы ты надела лучшее платье.

— С какой это радости? — угрюмо отозвалась Летиция. — А сама-то чего вырядилась? Что за спиной прячешь? Покажи руки!

— Да это всего лишь ожерелье, — помрачнела та. — Вот, смотри! — Вилл добавила чуть смущенно: — Нашла у тебя в шкатулке...

Летиция коротко вздохнула, глянула на хрустальное колье в ладони подруги, затем подняла глаза на Вилл. Камеристка явно хотела его себе. Не иначе, как покрасоваться перед Ланном. Вот ведь мерзавец, сердито подумала госпожа ди Рейз, явился непонятно откуда и привез с собой смуту, которая может обернуться раздорами с подругой.

— Не хочу я его, — махнула рукой Летиция, тяжело опускаясь на кровать. — Можешь надеть, если нравится. — Вилл не надо было упрашивать дважды: со счастливой улыбкой она нацепила ожерелье на шею и принялась вертеться перед зеркалом. Самолюбование сопровождалось томными вздохами. — У отца гости? — осмелилась предположить госпожа ди Рейз.

— У тебя, — ответила Вилл. Летиция подносила к губам стакан, когда камеристка продолжила, не отрываясь от зеркала: — К тебе жених приехал.

Летиция, отражавшаяся в зеркале за спиной у подруги, поперхнулась водой, закашлялась; на глазах выступили слезы. Камеристка ограничилась сочувственным взглядом, все еще любуясь обновкой. Теперь Ланн уж точно не отведет от нее глаз! Щеки Вилл красноречиво порозовели, и Летиция по-доброму позавидовала беспечности камеристки. Они с Вилл не говорили о том происшествии в лесу: после обморока у подруги напрочь отшибло память, и Ланн сказал, что лучше ей и впредь оставаться в неведении. Летиция мысленно с ним согласилась — в мире ярких платьев, милых зверушек и пьянящих ароматов оборотням делать нечего.

— Какой еще жених?

— Твой отец говорил о нем за ужином, — объяснила Вилл. — Помнишь, когда в гостях был Коул с сестрой? Он приехал из какого-то городка вблизи Арты и желает видеть тебя.

У меня уже есть нареченный — волк, невесело подумала Летиция. Этому придется встать в очередь. Вслух она спросила:

— И где же он сейчас?

— На поле для крокета. Утверждал, что неплохо играет.

— Все так говорят, — уныло произнесла госпожа ди Рейз.

— Тиша! — возмутилась Вилл, оборачиваясь. — При чем здесь крокет? Иди и посмотри на него! Вдруг понравится? После свадьбы уедешь с ним и будешь жить в богатом доме среди суматохи оживленного города! Там уж побольше развлечений, чем у нас!

— А ты?

— Что я? — растерялась подруга.

— Ты-то что будешь делать? Когда я уеду?

— А я... — Внимание Вилл опять всецело приковало зеркало. — Я выйду замуж за Ланна.

— О, ужас! — воскликнула Летиция. — Храни нас Богиня!

— Что? — обиделась Вилл. — Почему нет?

— Да потому что уши вянут от разговоров о нем. Так и быть, взгляну на этого вашего жениха. Только вот боюсь, ему придется уехать ни с чем, — добавила она уже тише. — Ты идешь?

— А я не помешаю? — смущенно спросила Вилл. — Может, вам лучше побыть наедине? — Летиция встала с кровати и потянула подругу за руку, отрицательно покачав головой. Она нуждается в любой моральной поддержке, даже если Вилл будет просто стоять в сторонке и глазеть на них. — А платье сменить?

— К лешему платье, — сказала госпожа ди Рейз. Меньше всего ей сейчас хотелось разбирать гардероб и переодеваться. — И это сойдет.

На зеленом поле для крокета под жарким полуденным солнцем девушки обнаружили незнакомца, облаченного в скромный темно-серый камзол, брюки для верховой езды и высокие сапоги. Он самовольно взял из кладовки инвентарь для игры и расставил воротца не так, как привыкла Летиция: двое центральных воротец стояли перпендикулярно друг к другу, образовывая так называемую 'мышеловку'. Сам пришелец стоял к ним спиной, примеряясь молотком к шару. Он предпочел черный шар, как и Коул. Летиция ощутила неприязнь к гостю прежде, чем он обернулся, услышав шаги.

Он сделал рукой жест, приподнимая воображаемую шляпу, слегка поклонился обеим девушкам. Вилл приветливо улыбнулась, Летиция, напротив, плотно сжала губы, всем своим видом излучая враждебность.

— Меня зовут Кейт. Как величать прекрасных дам?

Госпожа ди Рейз с трудом удержалась от какого-нибудь жеста, не очень подобающего леди: например, плюнуть ему на сапоги, развернуться и уйти. Насколько могла судить Летиция, Кейт казался женщинам привлекательным, при этом его лицо было лишено девичьей миловидности, присущей Коулу. Каштановые локоны обрамляли лицо и высокий лоб, кончики волос отливали медью в солнечных лучах, уголки тонких губ были чуть приподняты, а взгляд темных глаз, как померещилось Летиции, словно говорил: любая девушка упадет к моим ногам, стоит мне лишь захотеть.

— Я Вилл, — представилась камеристка. Она никогда не называла своего полного имени, справедливо считая, что оно слишком вычурное для прислуги. — А это — Тиша. То есть, — быстро поправилась Вилл, поймав на себе грозный взгляд госпожи ди Рейз, — Летиция. Ваша будущая невеста.

— Это вряд ли, — сказала Летиция, сложив руки на груди.

Кейт усмехнулся. 'Невеста' показалась ему забавной.

— Сыграем? — предложил он.

— Нас только трое, — отозвалась госпожа ди Рейз.

— Тогда по очереди? — предложил Кейт. — Можно мне называть вас Тишей?

— Не стоит.

Кейт снова ответил ей улыбкой. Вот ведь гоблин, все ему смешно, мрачно подумала Летиция. Да еще и хочет сыграть со мной один на один.

— Мы играем по другим правилам, — заявила она.

— Я объясню. Шар должен пройти через скрещенные воротца в ту и обратную сторону, за их прохождение начисляется два очка вместо одного. Начинаем мы с разных концов поля. Вот и вся разница. Так что? Или леди боится проиграть?

Вилл про себя отметила, что жених уже нашел к Летиции подход, и послушно отошла в сторону. По мнению камеристки, сидеть на мягкой траве в тени дерева намного лучше, чем бить молотком по шару, истекая потом. К тому же, Вилл часто промахивается и госпожа недовольна ее игрой.

Летиция посчитала воротца, раскрыла рот:

— Я закончу эту игру, не отдавая тебе ход.

— Леди желает пари? — весело спросил Кейт. 'Невеста' поставила себя в очень невыгодное положение и сама не понимает этого. Кейту достаточно стоять в сторонке и наблюдать за ней, ожидая ошибки.

— Желаю, — кивнула она. — Если я выиграю, ты больше ногой не ступишь на наш утес. Согласен?

— А если выиграю я? — ничуть не обиделся жених. — Что тогда?

— Ты все равно не победишь, — пожала плечами Летиция. — Проси что хочешь.

— Тогда, — он помедлил, — леди поцелует меня в случае своего поражения?

Летиция поморщилась. Темные глаза смеялись над ней. Вот наглец.

— Конечно, — кисло улыбнулась она. — Молотком в нос.

— Судя по характеру леди, молотком в нос можно получить и за меньший проступок. Так как? Вы согласны?

— Да, да, — нетерпеливо махнула рукой она. — Вилл, подай шар.

Не успела госпожа ди Рейз взять в руки молоточек и замахнуться, как Кейт помешал ей, положив ладонь на ее руку. Летиция вздрогнула от неожиданности и чуть было не отпихнула жениха локтем, но вовремя вспомнила наставления отца. Вилл затаила дыхание, наблюдая за сценой издалека.

— Нежнее, — сказал Кейт, дыша ей в затылок. — Вы слишком сильно сжимаете рукоятку. — Госпожа ди Рейз повернула голову, оказавшись нос к носу с Кейтом. — Не надо на меня так смотреть. Я всего лишь хотел помочь.

— Свои советы оставь при себе, — отрезала Летиция. — Я в них не нуждаюсь.

Кейт отошел. Прежде чем замахнуться снова, госпожа ди Рейз поневоле бросила взгляд на орешник — и вытаращила глаза от изумления. Ланн, выбравшись из зарослей, неспешной походкой направлялся прямиком к ним, клинок покачивался у него на бедре. Проходя мимо Вилл, Ланн наклонился и шепнул ей что-то на ухо, отчего лицо камеристки стало похоже на спелый помидор. Наверное, похвалил ожерелье или Вилл в нем, решила Летиция.

Кейт разглядывал пришельца с нескрываемым интересом. Особенного внимания удостоились Ланновы серьги, а немного погодя — и его клинок.

— Ты бросил свой пост, — язвительно произнесла Летиция. — Что случилось? Война?

— Я хочу сыграть, — сказал Ланн.

— В вашем захолустье играли в крокет? — удивилась она.

— Нет, — мотнул головой наемник. — Но я уже достаточно насмотрелся. Мне скучно. Развлеките меня. — Он позвал камеристку, которая все еще пыталась совладать со смущением: — Вилл! Составишь компанию одному неотразимому мужчине?

Летиция фыркнула. Камеристка вскинулась, с готовностью закивала.

— Но Ланн, — нерешительно прошептала Вилл, приблизившись. — Мы, наверное, проиграем...

— Мы? — переспросил Ланн. — Под 'неотразимым' я имел в виду его, — указал он на Кейта. — Я буду в паре с нашей горячо любимой госпожой.

— А пари? — заметно приуныл Кейт. Это шло вразрез с планом. — Как же пари?

— Пари в силе, — сказала Летиция. Вилл все равно не сможет сосредоточиться на игре, если рядом Ланн, да и ради унижения противника можно на время позабыть о размолвке в библиотеке. Вдобавок присутствие наемника избавит ее от приставаний потенциального мужа. — Но только на победу. Я не могу отвечать за этого олуха, который впервые возьмет в руки молоток.

— Что это? — покосился на нее Ланн. — Неужели ты в меня веришь?

— Еще чего, — отозвалась госпожа ди Рейз. — Я просто не верю в них.

Натан ди Рейз, прогулявшись на кухню за чашкой кофе, остановился у высокого окна, выходившего на поле для крокета. Трудно сказать, скучал ли он по сбежавшей жене, но кофе она всегда готовила ему собственноручно, и Натан все еще помнил его отменный вкус. Аромат крепкого кофе и простыни, чуть пахнущие жасмином — вот и все, что осталось в его памяти после восьми лет совместной жизни с Фэй. Иногда в груди возникало неприятное, сосущее чувство пустоты, и тогда Натан с головой уходил в дела, которые специально откладывал для таких случаев, а если и они не занимали все его мысли, писал письма Эвелин или наблюдал за Летицией с места, откуда дочь не могла его видеть.

Кофе стыл в его руке. Натан велел наемнику следить за дочерью с расстояния, по возможности не вмешиваясь в размеренное течение ее жизни, но Летиция подчас запрокидывала голову и тряслась от смеха, когда Ланн или Вильгельма картинно мазали по мячу. Если она счастлива, тогда все в порядке, подумал Натан. Жених выглядел немного мрачным, но целью отца было заставить Летицию на время позабыть об оборотнях, а не поскорее выдать ее замуж. Отхлебнув остывающего кофе, Натан заковылял в хозяйский кабинет.

Ди Рейз поставил чашку и удобно устроился в кресле. Быстро просмотрел разложенные на столе бумаги, а потом его рука самовольно скользнула в верхний ящик и извлекла на свет лунный календарь. Натан, тяжело вздохнув, раскрыл календарь и пролистал его до нужного места.

29 апреля. Первая четверть. Растущая Луна в Чаше.

6 мая. Полнолуние. Луна в Гидре.

Он провел пальцем по выпуклой надписи, словно желая убедиться в ее реальности. Натан заранее связался с тетушкой Вильгельмы, у которой девушка будет гостить на выходных. Остальную прислугу хозяин дома распорядился отправить в коттедж у подножия утеса, рядом с виноградниками ди Рейзов, охране разрешил отлучиться на несколько дней. Завтра утром они останутся в поместье втроем: Натан, Летиция и Ланн. Он не отдаст дочь зверю, даже если ульцескор не преуспеет в схватке с оборотнями. Десятилетний срок истекал на следующей неделе, и шестое чувство подсказывало ди Рейзу, что оборотень явится за Летицией в ночь на шестое мая.

Натан спрятал календарь в ящик и поднес руки к лицу. Ладони заметно дрожали. Ди Рейз откинулся на спинку, сомкнул веки и без труда воссоздал в мозгу образ оборотня с голубыми глазами, впившегося в него взглядом. Лицо Фэй расплывалось перед его мысленным взором, но Архена он видел отчетливо, во всех деталях, словно волк сидел на задних лапах посреди его кабинета. Может, вожак позабыл о клятве? Что, если за десять лет он встретил девушку, которая пришлась ему по вкусу, и сделал ее своей самкой? Почему-то Натану в это не верилось. Но в чем он виноват, хотелось воскликнуть ди Рейзу, в том, что стоял рядом, когда другие охотники застрелили белую волчицу? Остальные расплатились своими жизнями. У него попросили дочь.

Натан стиснул голову в ладонях. Почему волчица не убежала? Если бы, завидев охотников, она скрылась в чаще, никто бы не стал ее преследовать. Эти волки когда-то были людьми, разве они не знают, что у человеческой жестокости нет границ? Люди убивают ради развлечения, денег и красивых вещей; убивают из ревности и насмерть разят в гневе.

Дело сделано, прошлого не переиначить, зато можно изменить будущее. Этот мальчик, Ланн, вызывал у Натана мало доверия, пока Летиция не рассказала ему о недавнем происшествии в лесу. Вместе они что-нибудь придумают. А если нет, сказал Натан самому себе, то за книжной полкой у дальней стены кабинета лежит серебряный клинок. И если он не сможет убить оборотня, то хотя бы сделает так, чтобы Архен прожил недолго.

Луна заглядывала в окно, и, глядя на полосу белого света, пересекавшего комнату, Летиция никак не могла заснуть. Вечером Натан позвал дочь к себе и сообщил, что на уикенд отсылает всех слуг и охранников из поместья. Незачем кому-то, кроме них троих, встречаться с оборотнями — это вызовет ненужную суматоху; могут пострадать люди.

Девушка перевернулась на другой бок. Вилл лежала к ней спиной, едва слышно посапывая. Что она видела во сне? Себя в свадебном платье с длинным белым шлейфом, торжественно шагающую навстречу алтарю под руку с Ланном? Он улыбается, темная прядь падает на лицо, на солнце сверкают серьги. Летиция крепко зажмурилась, а спустя десять секунд с яростью откинула одеяло, выбралась из постели; серебристый луч скользнул по ее белому телу.

У стены стояло зеркало в витиеватой медной оправе. В глубине неподвижной глади зашевелился темный силуэт, и на тонкое лицо, окаймленное вьющимися черными волосами, легла печать грядущей вины. Кейт не пришелся Летиции по душе. Не нравился ей и Коул, как и любой другой парень, которого она имела честь знать. Госпожа ди Рейз положила на зеркало обе ладони, коснулась лбом своего отражения. Девушка в зеркале была лгуньей и обманщицей, Летиции было тяжело смотреть ей в глаза.

Но Вилл влюблялась десятки раз, отдавала сердце знатным и безродным, местным и приезжим, надолго или на пару часов. Например, оборванному мальчишке с лицом, измазанным сажей, который был на три года младше ее самой и помогал матери при пекарне. Привязанности камеристки всегда оканчивались неудачей или отъездом объекта обожания; проще говоря, Вилл отчаянно не везло в любви. И вовсе не потому, что она была патологически некрасива или не могла похвастаться соблазнительным телом. С золотисто-рыжими кудряшками, маленьким курносым носом и наивными ореховыми глазами Вилл была по-своему мила. Возможно, Богиня хранила Вилл для того, кто сможет сделать девушку по-настоящему счастливой. Но Ланн не предназначен ей судьбой. Он уедет за тридевять земель, закончив дела, — в лучшем случае Вилл светит короткий роман без обязательств.

Летиция не скажет никому ни слова. Даже если они станут обмениваться любезностями или обниматься у нее на глазах, внешне она останется безучастной. Кто знает? Может, послезавтра злые оборотни разорвут Ланна на части и тем самым избавят ее от душевных терзаний. При воспоминании о голубых глазах, горящих во мраке, по спине госпожи ди Рейз заструился неприятный холодок.

Они одержали разгромную победу в крокет. Сначала у Ланна получалось неважно, но наемник схватывал на лету и после первых четырех-пяти неудач промахивался очень редко. После поражения Кейт сказал, что это было шутливое пари, и он вовсе не собирался требовать у леди поцелуй. Летиция насупилась и назвала его лжецом. Стерпится — слюбится... Нет. Госпожа ди Рейз не хотела Кейта ни в своей постели, ни в своем сердце. Она раньше не задумывалась над тем, какой тип людей приходится ей по вкусу, что привлекает ее в мужчинах, потому что в этом не было необходимости. А если мятежный нрав Летиции под силу обуздать только волку? Тому самому зверю, которого она так страшится? Может, он станет для нее идеальным партнером?

На лбу осталось красное пятно. Летиция рассеянно потерла его рукой. Интересно, этот олух караулит под дверью, как верный сторожевой пес? Она несмело шагнула к выходу, виновато оглянулась на крепко спящую подругу и повернула дверную ручку.

Ланн поднял голову: серо-зеленые глаза госпожи ди Рейз встретились с ярко-голубым взглядом ульцескора. Сердце замерло и неистово забилось, старательно разгоняя по венам кровь. Летиция боялась, что Ланн протянет руку и заключит в объятья ее непокорное тело, закроет рот поцелуем так, что она не сможет кричать. Боялась или все-таки хотела этого? Длинные пальцы, сомкнувшиеся на рукоятке молотка; эти пальцы проникают в ее волосы, ладонь ложится на затылок и мягко толкает Летицию к себе.

Госпожа ди Рейз судорожно выдохнула, прогоняя видение. Он смотрел на нее, не шевелясь; бесконечно долго тянулись секунды. Что стояло между ней и Ланном? Разница в классовой принадлежности? Влюбленность Вилл? Законы Гильдии? Клятва, принесенная оборотню? Любые другие запреты? Все эти причины, будь они хоть сколько значительными, не имели над ними власти.

Из блаженного оцепенения их вывел слабый, охрипший ото сна голос. Вилл приподнялась на постели, потирая глаза и вглядываясь в темноту. Летиция в своей просторной ночной рубашке и с распущенными волосами казалась привидением, грохочущим цепями на чердаке или в башне старинного замка с заколоченными окнами.

— Тиша? Это ты? — Не получив ответа, Вилл спустила ноги с кровати. — Ты куда?

— Голод замучил, — раздалось из пересохшего горла. Это звучало крайне неправдоподобно, но Вилл, должно быть, не придала этому значения. — Хотела стянуть что-то на кухне.

— Я с тобой, — сказала камеристка, широко зевнув.

— Нет, — чересчур резко ответила Летиция. Отвернулась от Ланна, чувствуя на себе его взгляд, нашарила рукой круглую металлическую ручку и захлопнула дверь. Почему Вилл не пришло в голову вот так выйти из комнаты и переброситься с наемником парой слов? С некоторых пор он сидел здесь каждую ночь. — Я передумала.

Вилл не стала спорить и вернулась в постель. Летиция легла рядом. Всему виной ночные рассуждения и лунный свет, бесцеремонно заливавший спальню; госпожу ди Рейз повергли в замешательство его голубые глаза, так похожие на глаза зверя. Ночью чувства обостряются, становятся обманчивыми, легко сделать неверный шаг или прийти к ложному выводу. В обличающем свете дня все вернется на свои места.

— Он там? — спросила Вилл.

Они лежали спиной друг к другу.

— Да, — ответила Летиция.

— Ты хотела сбежать?

— Нет... нет, не хотела.

— Ланн тебе нравится? — ревниво поинтересовалась подруга.

— Нисколько. — Госпожа ди Рейз помолчала. — Я не знаю.

Вилл ничего больше не спрашивала, и гнетущая тишина становилась невыносимой. Летиция перевернулась на другой бок, тронула камеристку за плечо. Я все равно достанусь зверю, хотелось сказать Летиции. Разве ты не помнишь, что сказала гадалка? Так что можешь не волноваться на этот счет, ведь я тебе не соперница.

— Он уедет через какое-то время. Возможно, через два дня.

— Завтра уезжаю я, — вздохнула Вилл.

— Ты вернешься. Он — нет. Так что если хочешь ему что-то сказать, сделай это утром. Другого шанса может не представиться.

— Что я ему скажу?

— Что хочешь.

Летиции было тошно от того, что она, кривя душой, дает подруге советы. Еще и касательно любви, в которой госпожа ди Рейз сама ни лешего не смыслит.

— Зачем, Тиша? — подчеркнуто весело спросила Вилл. — Если мы все равно больше не встретимся. Или ты думаешь, Ланн станет меня навещать? Кто-то вроде него?

— Тогда к чему были разговоры о свадьбе? Красивые платья, украшения, духи?

— Не надо так говорить, — спустя время произнесла камеристка. — Я не думаю, что ты сможешь меня понять. Тебе и не нужно. Хорошо? Спокойной ночи.

Вилл натянула одеяло до ушей, ясно давая понять, что разговор окончен. Летиция легла на спину. Может, все к лучшему. Это грубиян принесет Вилл только боль и разочарование; он ее недостоин. Увези меня за Ильзу, Ланн. Вспомнив отчаянную просьбу, обращенную к наемнику, девушка крепко зажмурилась и стиснула кулаки. Ей не понять Вилл, это правда: желания госпожи ди Рейз были совсем другого рода. Она хотела убежать от жизни, которую имела, от законов мира, в котором жила.

Летиции удалось заснуть только под утро, когда колдовской свет луны померк, и в комнату протянулись бледные пальцы рассвета. Сон ее был коротким и беспокойным.

Глава 7

Под его пальцами зашуршала бумага. Натан сломал печать и раскрыл конверт, пробежал письмо глазами. Эва писала о погоде, справлялась о самочувствии отца и сестры и уверяла, что приедет навестить их, как только представится возможность. Ответы на свои вопросы ди Рейз не получил. В прошлом письме он как можно более деликатно поинтересовался здоровьем дочери и характером ее отношений с мужем. Прошло десять лет, а детей у пары все еще не было: это указывало на определенные трудности в семье.

Натан считал себя плохим отцом. Не раз и не два он раздумывал о том, почему оборотень не выбрал Эвелин вместо Летиции. Старшая дочь была скромницей и молчуньей: передвигалась по дому тихо, как мышка, и никогда не отвлекала отца от его дел. Если бы Эвелин вздумалось уйти куда-то ранним утром, ее исчезновение заметили бы только после наступления сумерек.

Ди Рейз, снедаемый чувством вины, убрал письмо в конверт и сунул в ящик. Все бросили его — старшая дочь и жена. Осталась лишь Тиша. Обогнув стол, Натан присел на корточки рядом с книжной полкой, пошарил рукой в пыли позади стеллажа. Пальцы наткнулись на металл; клинок показался ему холоднее льда. Натан вытащил меч, поднял его высоко над головой: свет отразился от гладкого лезвия, отбросив на лицо мужчины яркий солнечный блик. Он не пользовался им ни разу, берег специально для этого случая; мечтал о моменте, когда клинок вонзится в раскрытую пасть оборотня, высекая искры от соприкосновения с клыками зверя.

Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сказал он ульцескору. Тот улыбнулся. Натан слишком много позволял этому человеку, пришедшему из дальних земель; одну ночь Ланн провел в комнате его дочери, остальные дежурил у дверей ее спальни. Ди Рейз полагался на честь наемника и на устав Гильдии, к которой Ланн якобы принадлежал, но временами тревога отца обострялась настолько, что в его мозгу возникали идеи, в нормальном состоянии кажущиеся нелепыми: пришелец мог всего лишь притворяться ловцом, чтобы подобраться к Летиции и самому Натану. Мало ли какие цели мог преследовать Ланн.

Натан сделал несколько глубоких вздохов, приводя в порядок мысли; потом отошел на середину кабинета и резко взмахнул клинком. Рубящий косой удар прорезал воздух, и пронзительный, свистящий голос меча пришелся ди Рейзу по душе. Узкий и легкий клинок показался невероятно удобным даже ему, привыкшему к коротким ножам. У этого меча не было имени и ножен, только скромная кожаная перевязь; Натан приобрел его десять лет назад, спустя месяц после встречи с Археном и той памятной охоты, на которой погибли его друзья. В оружейной лавке было так темно, что Натан поначалу даже не понял, что всучил ему торговец, а разглядев покупку при свете, спрятал ее в щель между стенкой и книжным стеллажом, где клинок и пролежал до сего дня.

Ди Рейз и не заметил, как увлекся. Подбросив в воздух одну из деловых бумаг, он рассек ее на четыре части прежде, чем она успела опуститься на пол. На очередном взмахе трость скользнула по паркету, и Натан потерял равновесие — ему пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. На изрезанном морщинами лбу выступил пот. Упражняясь с мечом, ди Рейз позабыл, что уже не молод, что он калека и старик. Не надо быть таким самонадеянным, это может стоить ему жизни.

Утренняя суматоха понемногу рассеивалась, слуги разъезжались кто куда; в поместье скоро станет тихо и пустынно, как на кладбище. Натан вернул клинок на место. Он излишне стар для ребяческих игр с оружием, да и незачем заранее пугать Летицию мечом на бедре отца. Возможно, ульцескору не понадобится помощь Натана, и клинок останется лежать за стеллажом на веки вечные, невостребованный и забытый. В глубине души хозяин дома всерьез на это рассчитывал.

— Не понимаю, почему я должна ехать к тетушке, — ворчала Вилл, держа на руках Локса. Летиция разрешила ей взять собачку с собой, и камеристка, как могло показаться стороннему наблюдателю, собиралась упаковать песика в чемодан. — Мы с ней не виделись уже несколько лет.

— Это всего на два дня, — пожала плечами Летиция. — Потерпишь.

Вилл поджала губы и, вероятно, слишком сильно сжала Локса в объятьях, потому что он обиженно тявкнул и принялся вырываться. Камеристка опустила собаку на землю.

— Что происходит? — насупившись, спросила Вилл.

— Ничего особенного.

— Лгунья.

Солнце стояло в зените, но госпожа ди Рейз еще не соизволила выбраться из постели и лежала в подушках в изголовье кровати, без интереса наблюдая за нехитрыми приготовлениями к отъезду. В последнее время Вилл почти поселилась в комнате Летиции, ее платья висели в шкафу рядом с нарядами подруги, да и немногочисленным украшениям, которые госпожа надевала исключительно по просьбе отца, Вилл тоже нашла применение: теперь они ежедневно красовались на запястьях и шее камеристки.

Летиция широко зевнула.

— Не думаю, что правда придется тебе по вкусу. Не думаю, что ты мне поверишь. — Она хорошо помнила, какой шок вызвало у Вилл происшествие в лесу. — Ты вернешься через два дня, и все будет как прежде.

— Ланн уедет, — сказала камеристка после паузы.

— Ах, да. В конечном итоге все сводится к нему. — Госпожа ди Рейз спустила ноги на пол и приблизилась к окну. — Иди и поведай ему о своей любви. Может, он дождется твоего возвращения. — Глаза Летиции расширились от возмущения, рот приоткрылся. — Знаешь, что делает твой любимый осел? Роет яму на поле для крокета!

Она хотела тут же выбежать из комнаты в благородном порыве спасти поле, но Вилл схватила ее за руку. Взглядом указала на ночную рубашку госпожи. На лице камеристки застыла болезненная гримаса. Летиция, сообразив, что наговорила подруге лишнего, осторожно высвободилась и нырнула в шкаф за платьем.

— Я не смеялась над тобой, — сказала госпожа ди Рейз, когда Вилл угрюмо затягивала шнуровку у нее на спине.

— Я знаю, — раздалось в ответ. Голос у подруги был обреченный. — Если подумать, отъезд пойдет мне на пользу. — Вилл легонько толкнула Летицию в спину. — Все. Иди.

На пороге Летиция обернулась. Камеристка заталкивала вещи в чемодан. Госпоже ди Рейз отчаянно хотелось сказать подруге что-нибудь ободряющее, но она так и нашла нужных слов. Все ее мысли занимало другое. Идя по коридорам поместья, Летиция пыталась решить, что в действительности ее волнует: порча имущества Ланном или возможность взглянуть ульцескору в глаза после ночного свидания. Но ведь ничего не произошло, уверяла себя девушка. Я просто вышла за дверь, мы просто смотрели друг на друга; прошла в лучшем случае минута. Может быть, ему, как и Вилл, показалось, что я хочу сбежать и броситься в объятья волку.

Из ямы глубиной в ярд летели комья грунта. Ланн ожесточенно махал лопатой, его волосы разметались, по лицу струился пот. Черная макушка то исчезала под землей, то снова возникала на поверхности. Летиция, держась подальше от земляных комьев, возомнивших себя птицами, приблизилась к отверстию и заглянула внутрь.

— Прекрати немедленно. Ты испортил поле.

Ланн поднял голову, отер ладонью лоб и оперся обеими руками на лопату. Летиция сама толком не знала, что ожидала увидеть во взгляде ульцескора, но в нем ровным счетом ничего не изменилось. Немного отдохнув, Ланн снова взялся на работу. Госпожа ди Рейз только сейчас заметила несколько тонких, длинных кольев с заостренными концами, лежащие в траве у краев отверстия. Она села на землю, подобрав платье, и спросила:

— Это против волков?

— Звероловные ямы, — ответил Ланн, не отрываясь от своего занятия.

Воображение Летиции немедленно нарисовало волка, насаженного на эти колья. Перед смертью хищник рычал и выл от боли, и звериный вой постепенно перерос в человеческий крик. Из кровавой, изорванной плоти выступали острия шестов. Девушка тяжело сглотнула.

— Так нельзя. Они же люди.

— Примерно на четверть.

— Отруби им головы. Пронзи сердца. Не надо... так.

Ланн яростно отшвырнул лопату.

— Сначала ты просишь меня о защите. Потом называешь трусом и неумехой. Теперь осуждаешь мои методы и даешь советы. Что ты в этом смыслишь?

— Ничего.

Это было чистой правдой, и ее ответ оказал обезоруживающее действие на Ланна. Гнев ушел, не оставив и следа. Ульцескор вернулся к работе. Оборотни умнее обычных волков, но и они склонны больше подчиняться инстинктам, чем голосу рассудка. Охотники смазывают колья тухлым мясом, ловцы же пользуются специальным раствором, привлекающим животных своим сильным, резким запахом. Кроме того, в этом случае не понадобятся предупреждающие флажки, на которые оборотни обязательно обратят внимание, ведь человек, уловив едкий аромат раствора, предпочтет держаться как можно дальше от ямы.

— Ты жалеешь людей, но не животных, — медленно произнес Ланн во время очередной передышки. — Почему? — Наемник облокотился на неровный край ямы и поймал себя на мысли, что любуется девушкой. С закрытым ртом госпожа ди Рейз была удивительно хороша, и Ланн засомневался, стоит ли прерывать эту благословенную идиллию, на короткое время возникшую между ними, ради разговоров о чем бы то ни было. — Думаешь, человеческая боль сильнее?

Летиция придвинулась к нему, несмело протянула руку и коснулась тонкой серебристой паутинки шрамов на скуле ульцескора. Рубцы оказались чуть выпуклыми на ощупь. Когда-то щека Ланна была изорвана в клочья, и не будь в Гильдии тауматург, исцелявших любые раны, кроме смертельных, его лицо осталось бы обезображенным навеки. Пожалуй, Ланну пришлось бы купить маску и носить ее, не снимая.

— Откуда это?

— Крукса на память оставила. — Пальцы Летиции нежно поглаживали его по щеке. Ланн отвел голову назад; эти прикосновения доставляли ему больше удовольствия, чем следовало. Ее рука, ощутив под собой пустоту, безвольно упала вдоль тела. — Наполовину женщина, наполовину насекомое. Верхняя часть тела отличается болезненной худобой, четыре ноги, которые она использует для стремительного передвижения, напоминают лапки богомола, пальцы заканчиваются изогнутыми острыми когтями. Ими-то она меня и задела. Несколько раз. — Летиция молчала, поджав ноги и уткнувшись подбородком в колени. — Они пришли из ледников за Белыми горами.

— Там люди не живут, — рассеянно молвила девушка.

— Люди — нет.

Сделав еще дюжину взмахов лопатой, Ланн высунулся из ямы и собрал шесты. По очереди воткнул их в рыхлую землю, немного прикопал для надежности и достал из поясной ташки раствор во флаконе из мутного стекла.

— Отойди, — велел он Летиции. — Этот запах не из приятных. Въедается в волосы и одежду. Отойди, — настойчивее повторил Ланн, потому что госпожа ди Рейз послушно встала, но не сделала и шагу в сторону.

— А ты? — спросила Летиция.

— Мне не обязательно благоухать розой. Волков будет неосознанно тянуть в ямы — или ко мне. Может, ты снова хочешь побыть приманкой? В прошлый раз госпоже это не очень понравилось. Уйди, — в третий раз сказал Ланн, и девушка, уловив в его голосе раздражение, удалилась от ямы на почтительное расстояние.

Плеснув жидкости на тряпицу и обильно смазав острия шестов, ульцескор выбрался из ловушки. Осталось прикрыть отверстие тонкими планками, которые сломаются под весом хищника, а сверху присыпать яму свежескошенной травой. Копать еще одну ловушку не было смысла — Ланн очень сомневался, что кто-то из волков попадется и в эту. Чем старше становились оборотни, чем больше времени они проводили в волчьем обличье, тем больше они руководствовались инстинктами и звериным чутьем; но из рассказа ди Рейза ульцескор сделал вывод, что нынешний вожак сравнительно молод — по людским меркам он был немногим старше его самого. Архен прекрасно понимал человеческую речь и мог отвечать, несмотря на некоторые различия в строении горла волков и людей. В младенчестве его обратить не могли — скорее всего, вожак стал волком в возрасте девяти-десяти лет, и на то время в стае был оборотень, который часто вел беседы с юным ликантропом, обучая его законам выживания в дикой природе.

— Если их боль сродни человеческой, разве правильно лишать их жизни?

От Ланна исходил отвратительный запах. По этой причине он не стал подходить близко, и девушке приходилось сильно повышать голос, чтобы быть услышанной. Чуть ниже по покатому склону из двора выехал экипаж, запряженный двойкой лошадей: Натан ди Рейз любезно предоставил Вилл карету, иначе драгоценной подруге его дочери пришлось бы тащиться несколько миль по жаре. Летиция проводила экипаж долгим взглядом.

— Будучи еще ребенком, я убивал людей, — откликнулся Ланн. — И считался головорезом. Теперь же, по мнению некоторых, я приношу немалую пользу. Правильно ли это? Прав ли палач, отсекающий голову по велению автократора? Я не знаю и знать не хочу. — Он шагнул к Летиции, позабыв о запахе. — Мы вмешиваемся только в тех случаях, когда ликантропы, круксы и подобные им вторгаются в мир, считающийся владениями человека. Цивилизация зиждется на законах, но что делать с теми, кто не подчиняется им? Это не истребление ради удовольствия, всего лишь своеобразная охрана границ.

Госпоже ди Рейз было нечего возразить.

— А ты хочешь приносить пользу? — спросила она после паузы.

— Я не думал об этом.

Рука Ланна лежала на рукояти клинка, и в памяти Летиции невольно всплыли подробности лесной схватки: волк задел ульцескора клыками, и когда они возвращались в город по извилистой тропе, с кисти Ланна сочными каплями падала кровь. Раньше девушка была слишком озабочена другими вещами и не задумывалась об этом, но сейчас ее мозг пронзила ужасная мысль. Разве от укуса оборотня люди не превращаются в волков? Она испуганно взглянула на Ланна.

— Тебя укусил оборотень, — пробормотала Летиция.

Он усмехнулся ее внезапной догадке.

— Тебе нечего опасаться. Я не стану волком.

— Почему?

Он не ответил.

— А я? А мой отец?

— Да, — кивнул Ланн. — Именно это вожак и собирается с тобой сделать. Зачем ему оставлять тебя человеком? — Девушка представила, как людские конечности превращаются в мохнатые лапы, лицо вытягивается и покрывается черной шерстью, из низа спины произрастает хвост; и только глаза ее остаются прежними — острые серые лепестки в окружении зеленой тины — глаза девушки, неведомо как оказавшиеся на морде волчицы. — Ты все еще уверена, что хочешь уйти в лес? Заставить своего отца пожалеть о том, что не окончил жизнь на зубах у хищника? Лишить меня заработка?

— Я не собиралась мстить ему. — Летиция помолчала. — От тебя ужасно воняет.

— Я предупреждал. — Ланн посмотрел на солнце, держа ладонь козырьком. — Иди к себе и поспи, если сможешь. Ночь будет долгой.

Она покачала головой.

— Мне не хочется спать.

— Чем еще развлекаются молодые леди? В карты сыграй.

— Сама с собой? В поместье нас осталось трое.

Ланн помрачнел. Перспектива совместного времяпровождения с Летицией его нисколько не радовала. Вряд ли госпожа ди Рейз преследовала какие-то иные цели, кроме желания убить время, но развлечение господ не входило в его обязанности.

— Тебе неприятно мое общество? — догадалась Летиция, видя его замешательство. Ее охватила досада. — Это мой дом, и я вольна находиться, где пожелаю.

— Не в этом дело. Ты... — Ланн умолк, так и не придумав ответ. — Подожди здесь.

Проклиная себя за нерешительность, ульцескор отправился в сарай за домом и вскоре вернулся с охапкой планок и огромной корзиной подсушенной травы. Он вручил корзину Летиции и велел ей немного притоптать газон и разбросать траву по полю, а сам закрепил планки над звероловной ямой и уложил на них небольшие пласты земли, а оставшееся место присыпал грунтом и свежим сеном.

— Если тебе было все равно, чем заниматься, почему ты ушел с теми мужчинами и ведьмой в алом? — осведомилась Летиция, семеня за Ланном к дому. Опустевшую корзину она несла под мышкой, в горле пересохло от жары. — Женщина ведь спрашивала тебя.

Она в деталях запомнила все, что я говорил, подумал Ланн. И зачем ей это?

— Ты не понимаешь, — вслух сказал он. — Если бы я отказался, они убили бы меня, пусть не хотели этого. Я был мал и глуп, но это я понимал хорошо.

— Зачем?

Они вошли в кухню через заднюю дверь. Ланн обвел взглядом помещение, и, обнаружив в холодном темном углу кувшин с вином, отпил немного и передал его Летиции. Помедлив, она повернула сосуд в руках и припала к нему ртом подальше от того места, где на глиняном ободке остался мокрый след от его губ. Вино приятно обожгло глотку.

— Позже я мог найти их и отомстить за убийство семьи.

— Они испугались ребенка? — удивилась Летиция.

Ланн усмехнулся. Отобрал у нее кувшин, отхлебнул еще.

— Дети имеют неприятное свойство вырастать и становиться сильнее.

Госпожа ди Рейз с сомнением посмотрела на него.

— И зачем я говорю это моей циничной госпоже? Она все равно не поверит. Те люди сомневались во мне меньше, чем ты. Я выжил в гуще сражения, я укрылся от града стрел и убежал от свиста клинков. На мне не было ни царапины, только чужая кровь. Может, в момент рождения Богиня коснулась меня своей незримой дланью, даровав удачу. Может, это было исключительно моей заслугой. Они не могли знать.

— Тем людям следовало убить тебя. Добро, которое они совершили, могло обратиться против них, — задумчиво произнесла девушка. — Ведь Гильдия взяла тебя на воспитание и обучила своим хитростям.

— Силе и мастерству можно найти применение, — сказал Ланн. — Их нужно приручать, а не уничтожать.

— Тебя приручили? — В ее голосе было холодное презрение. — Как дикое животное?

Он смотрел на нее без улыбки. Что эта девчонка, выросшая в тепле и достатке под опекой любящего отца, могла знать о жизни за рекой? Будучи карцем, он имел все, о чем только можно мечтать, — кроме душевного покоя. Он и его семья, которые не приходились ему кровными родственниками, все время ожидали нападения и жили в предвкушении битвы. Терпкое вино имело солоноватый привкус железа, а одежда и драгоценности, которые они снимали с мертвецов, насквозь пропахли кровью. И даже если крошечная комнатка на верхушке башни и узкая кровать с соломенным матрасом не отвечала его представлениям о королевских чертогах, в ней он мог крепко проспать до утра без опасений, что один из 'родственников' перережет ему горло ради красивой безделушки.

— Что же ты молчишь?

— Вопрос идиотский, — нехотя отозвался Ланн.

— У меня, кстати, имя есть.

Он обернулся на пороге. Летиция сидела на табуретке, облокотившись на стол и положив голову на руки. Она предпочитала щадящий полумрак и прохладу кухни с занавешенными окнами жаре и солнцу, слепящему глаза; вдобавок ко всему, поручение Ланна порядком утомило изнеженную девушку, не привыкшую к длительному труду.

— Не понял?

— Ты всегда называешь меня 'госпожой'. И то в каком-то обидном, извращенном смысле. — Летиция подняла на него взгляд. — Меня зовут...

— Тебе кажется, — оборвал ее Ланн. — И мне известно, как тебя зовут.

— Как? — Она прикрыла рот ладонью, скрывая улыбку.

— Некогда мне... — Ульцескор осекся, сам не зная почему. С минуту отрешенно смотрел в потолок, затем встретился с девушкой взглядом. — Госпожа Летиция ди Рейз, — выговорил Ланн по слогам и плотоядно оскалился, обнажив зубы. — Довольна?

— Нет. Тиша.

Он отрицательно покачал головой.

— Я смотрю, тебе отчаянно хочется, чтобы Гильдия и твой папаша всерьез заинтересовались моим мужским достоинством? — Улыбка медленно сползла с ее лица. Летиция уже знала, что он сейчас скажет. — Натан ди Рейз — мой клиент. Ты — его дочь. Ничего более. — Отталкивая ее, Ланн испытывал какое-то болезненное удовольствие. Чего хотела от него эта девчонка? Летиция то всеми силами старалась задеть его за живое, то слишком сильно интересовалась его прошлым; сначала она объявляла Ланна извечным врагом, а затем просила называть ее по имени, словно они давно стали близкими друзьями. Она подчас смотрела на него со странным выражением во взгляде, которое можно уловить, но не понять.— Так что, госпожа Летиция, волей-неволей мне придется сохранять между нами дистанцию.

— Не знаю, о чем ты подумал, наемник, — вскочила девушка, опрокидывая стул, — но это вовсе не то... — Ланн вышел наружу, не дожидаясь, пока она договорит. За ним захлопнулась дверь. — Вовсе не то, о чем думала я, — тихо закончила Летиция, оставшись одна.

Его пренебрежение было неприятно госпоже ди Рейз, но с Вилл ульцескор вел себя иначе — и Летиция не могла оставить это без внимания. Ланн заигрывал с камеристкой и делал ей комплименты, хотя, как можно было догадаться, и это полностью подтверждали его слова, он не испытывал к Вилл ничего, кроме легкой симпатии. Разве основной причиной того, что Ланн стремился возвести между собой и Летицией каменную преграду, не могло быть неосознанное влечение к дочери ди Рейза? Девушка зевнула, глаза закрывались сами собой. Ее клонило в сон, мысли путались в голове, превращаясь в смутные, незнакомые образы.

Резким движением стряхнув с себя дрему, Летиция выпрямилась. Прежде чем сомкнуть веки, ей следовало добраться до своей спальни — не пристало госпоже спать, развалившись на кухонном столе. Она обогнула стол и направлялась к двери в широкий коридор с арками, опоясывавший поместье, когда краем глаза заметила в окне Ланна. Ульцескор ходил вокруг ловушки, временами наклоняясь и поправляя ее обманчивый покров. Ему тоже было нечем заняться. Летиция, отметив про себя его неумелую ложь, широкими шагами пересекла кухню и, миновав два поворота, вошла в свою комнату и легла на мягкую кровать. На девушку тяжелой глыбой навалилась усталость, и, тем не менее, Летиции долго казалось, что она не спит, а только пытается заснуть. Потом она начала проваливаться в короткие, тревожные сновидения; госпожа ди Рейз прекрасно знала, что являвшиеся ей люди и события нереальны, но не могла вырваться из тенет, опутавших ее сознание. В ее кошмарах обитали призраки, похожие на людей; они превращались в животных, а те, в свою очередь, становились ведьмами в алом и высокими мужчинами с серьгами в ушах. Летиция видела девушку с печатью неизлечимой болезни на лице, во время ходьбы она опиралась на крючковатую палицу, прямо как отец на трость с круглым набалдашником, и красная накидка неприглядно обтягивала сутулую девичью спину. Морвена, кто-то окликнул ее, Морвена. Они смеялись над ней — над сгорбленной и некрасивой молодой ведьмой. Летиции захотелось отомстить обидчикам, да так сильно, что ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

Тем временем над утесом сгущались сумерки. Небо окрасилось в пурпур и багрянец; цвета постепенно меркли, свет дня угасал, по земле расползались тени. Натан зажег садовые лампы, осветил пространство перед домом так ярко, как только было возможно, перебросился парой слов с ульцескором и отправился будить дочь.

Натан долго смотрел на спящую девушку, а потом легонько потряс ее за плечо. Проснувшись, Летиция не сказала ему ни слова упрека, вместо этого она попросила у отца какое-нибудь оружие, чтобы защитить себя на случай нападения. Госпожа ди Рейз не представляла, каким образом волки могут увести ее силой; возможно, оборотни собирались одурманить ее гипнозом или обратить прямо на месте.

Отец покачал головой.

— Ты можешь пораниться.

— Тогда я возьму нож на кухне, — рассердилась Летиция. — Я давно не ребенок.

— Если у тебя в руках не будет оружия, они не тронут тебя, — как можно спокойнее произнес Натан. — Пойми это. Тебе не нужно ни с кем драться. Лучшим решением было бы запереть тебя в погребе, — добавил отец, и Летиция чуть не задохнулась от возмущения, — но если мы оба погибнем, тебе придется просидеть там до понедельника.

— Значит, ты не веришь в успех?

— Верю. Всего лишь не исключаю неудачи. — Натан помолчал. — Тиша, ты у меня одна. Я всегда желал для тебя самого лучшего. В ту ночь...

— Идея с погребом кажется мне очень заманчивой, — раздалось из коридора. Ланн шагнул в комнату, держа в руке фонарь. Лампа излучала мутное желтое сияние, глаза ульцескора мерцали холодным лазоревым светом. Запах раствора еще не выветрился, и Летиция с трудом сдержалась, чтобы не закрыть пальцами нос. — Вопреки поверьям, ликантропы не боятся яркого солнца, но они предпочитают держаться в тени. Госпожа Летиция сможет выйти на свет целой и невредимой утром в понедельник. Мы можем снабдить ее пищей и даже водой, чтобы столь благовоспитанной девушке не пришлось довольствоваться одним вином.

Натан испытующе поглядел на Ланна, силясь понять, издевается он или говорит всерьез. Снаружи стояла темень, послышались низкие раскаты грома и начал накрапывать мелкий дождик; сквозь серую пелену во дворе виднелись расплывчатые огни фонарей. Летиция невольно поежилась: они остались втроем в пустом доме, полном шорохов. Кто-то постучал в окно, и она резко оглянулась, ожидая увидеть за ним волка, — но это оказалась лишь ветка, стараниями ветра раз за разом бившаяся об стекло.

— Я вижу, тебе уже удалось познакомиться с нравом моей дочери, — сдержанно ответил Натан. — Иногда полезно промолчать, ульцескор.

Ланн изобразил нечто вроде извинительного поклона, но в его лице не было раскаяния. Он всего лишь счел необходимым высказать свое мнение. Летиция намеревалась внести свою лепту в разговор, и вдруг почувствовала себя так, словно опять стоит за ширмой и наблюдает за ними, не имея возможности вмешаться. Но ведь теперь она знала секрет, который отец разделил с Ланном, а позже и с ней самой.

— Возьмите фонари, — сказал наемник. — Темнота приходится им союзником. — Летиция послушно зажгла свечу. Ланн набросил на голову капюшон, скрывающий лицо. — Господин ди Рейз, пойдемте со мной.

У двери Натан оглянулся.

— Запрись, — сказал он дочери. — Я буду рядом.

Когда они ушли, Летиция впервые за этот день почувствовала страх. Настойчивый стук дождя скорее раздражал, чем успокаивал, — этот звук напомнил ей мерное постукивание отцовской трости из ее сна. Девушка взяла с полки роман, который Вилл читала вчера перед сном, пробежала глазами несколько страниц и отложила книгу. Она медленно обошла спальню, дотошно рассматривая знакомые ей предметы обстановки: широкую кровать с балдахином, два мягких кресла с резными подлокотниками, комод с рядом продолговатых ящиков и овальное зеркало у стены; поворошила пальцем в шкатулке для драгоценностей и долго смотрела на флаконы с духами, стоявшие на комоде. Госпожа ди Рейз опасливо оглянулась, как будто кто-то мог наблюдать за ней в этой полутемной комнате, открыла один из флаконов и поднесла его к лицу. Запах показался ей приятным, и Летиция побрызгала духами на запястье и шею. Ликантропы улавливают и распознают запахи намного лучше, чем люди; и то, что женщины имеют обыкновение пользоваться искусственными ароматами, для них не секрет. Но ведь Летиция все равно была отмечена печатью зверя, вожаку и так не составит труда ее обнаружить.

Девушка подошла к окну и принялась вглядываться во тьму, прислушиваясь к звукам снаружи. Дождь усилился, свечение садовых ламп стало еще более размытым; в какой-то миг Летиции показалось, что она различает неясные силуэты среди мрака ночи: тени разделялись и сходились вновь, словно души непримиримых врагов, продолжающие схватку даже после смерти их земных оболочек. Через непродолжительное время все затихло, но эта тишина была тягостней и тревожней шума дождя и завываний ветра. Госпожа ди Рейз, пытаясь побороть накатывающий страх, вернулась в постель и стала наблюдать за огоньком свечи, колеблющимся от ее дыхания. Я должна выйти и посмотреть, как там отец и Ланн, думала Летиция. Почему никто из них до сих пор не пришел ко мне? Она зарылась лицом в подушку, убедив себя подождать еще немного.

Ночное безмолвие разлетелось вдребезги: тишину расколол звериный вой. Один из оборотней попался в ловушку и теперь издыхал на кольях, смазанных ядом. За голосом волка, полным страдания, последовал звон стекла, треск молнии, разрезавшей небо, оглушительный раскат грома и предупреждающий окрик Ланна, потонувший в этой какофонии звуков. Летиция схватила медную подставку со свечой, дрожащими пальцами отперла дверь и бросилась в коридор. Не сделав и дюжины шагов, она остановилась.

Архен встряхнулся, сбрасывая на пол осколки стекла. С его шерсти капала вода, на левом предплечье была рана длиной в палец. Летиция затаила дыхание, не в силах шевельнуться, полумертвая от страха. Архен медленно повернул голову, встретившись с ней взглядом. Вожак ожидал увидеть тощего, нескладного подростка, но будущая невеста оказалась красивее, чем он представлял. Волк оскалил пасть и направился к Летиции, мягко ступая по каменным плитам. Девушка выронила свечу: подставка с дребезжащим звоном покатилась по земле; обретя власть над своим телом, она метнулась обратно, к двери спальни, но та оказалась запертой — Летиция сама захлопнула ее, уходя. Архен приближался, ей было некуда бежать. У госпожи ди Рейз подкосились колени, и она осела на пол, не отрывая спину от двери, — как будто кто-то, находившийся в пустой спальне, по ту сторону знакомого ей мира, мог впустить ее внутрь и тем самым спасти.

Волчья пасть была в дюйме от ее лица. Архен коснулся холодным носом нежной девичьей шеи, зарылся мордой в мягкие волосы, вдыхая ее аромат. Прямо как человек, промелькнуло в мозгу Летиции, пока она отчаянно скользила пятками по полу, пытаясь как можно сильнее вжаться в дверь.

— От тебя пахнет мертвыми цветами, — сказал Архен, и Летиция удивилась, что без труда может разобрать его слова. В глубине коридора забрезжил свет, послышались шорохи, топот сапог и тяжелое пыхтение бегущего человека. — Я буду с тобой нежен. Так, как не был еще ни с кем.

Натан вынырнул из-за поворота. В одной руке он держал фонарь, во второй — клинок, на который опирался, как на трость. Его колени дрожали. Архен обернулся и прыгнул вперед, на время оставив девушку в покое.

— Беги, — сказал отец. — Беги, Тиша.

В тот момент Летиция не думала о том, что Натан вряд ли сможет противостоять сильному молодому волку. И куда подевалась вся ее храбрость? С трудом поднявшись за ноги, она опрометью бросилась прочь.

— Я сохранил тебе жизнь, а теперь ты выходишь против меня с серебром? — Низкий, грудной голос Архена подчас перерастал в рычание. — Эта девушка принадлежит мне.

Натан поставил лампу и обеими руками стиснул клинок, широко расставив ноги. Ди Рейз решил не тратить силы на разговоры со зверем. Старая рана болела, но если он пошатнется и упадет, битва будет проиграна. Возможно, ему удастся продержаться до прихода ульцескора — если же нет, то он пожертвует жизнью во имя дочери, как должен был сделать много лет назад.

Летиция выбежала во двор, ветер швырял холодные капли ей в лицо и яростно трепал одежду. Фонари больше не освещали площадку перед домом, тучи быстро двигались по небу, гонимые ураганом, и из-за них не было видно ни луны, ни звезд. Госпожа ди Рейз звала Ланна, пока не охрипла и не промокла насквозь. Она вернулась под надежную защиту крыльца, дрожа от холода и ветра, когда чья-то ладонь легла ей на плечо.

Куртка Ланна висела клочьями, на бледном, измазанном в земле лице было несколько мелких порезов, с острия клинка стекала кровь, а взгляд был отрешенным, как у безумца. Летиция до смерти перепугалась, увидев его: ходячий мертвец, недавно вылезший из могилы и собравшийся отомстить всем живым.

— Где он? — хрипло спросил Ланн. Он потряс Летицию за плечо. — В доме?

— Да, — ответила она, и слезы вперемешку с дождевыми каплями покатились по ее лицу. — Я видела его. Он говорил со мной. — Ульцескор хотел обнять ее, прежде чем броситься в дом, но Летиция быстро залепетала, вцепившись в рукава его куртки: — Мой отец. Помоги ему. Пожалуйста.

Ланн понял, что секундное промедление может стоить жизни Натану, отстранил девушку и шагнул в полумрак прихожей. Где-то вдалеке гулко стучала трость — или это был ветер, бросавший камни в окно? Мутный свет луны, выглянувшей из-за облаков, проник через распахнутую настежь дверь; на стене заплясали тени от листвы. Ульцескор пересек прихожую и побежал вдоль бесчисленного ряда арок; он бежал так быстро, как только мог, но все равно опоздал.

Темный силуэт волка, изредка освещаемый белой вспышкой молнии, стремительно удалялся от дома. В звероловной яме находился мертвый человек, неподалеку от ловушки встретил смерть его товарищ — голова с лицом, закрытым спутанными волосами, лежала в траве отдельно от шеи.

Натан сидел у стены, дыхание с хрипом вырывалось из его груди. На боку расплывалось мокрое темное пятно. Ланн опустился на корточки перед ди Рейзом, бегло осмотрел рану: она оказалась рваной и глубокой, но не смертельной. Натан схватил Ланна за рукав, не давая ему подняться. В его глазах ульцескор увидел понимание — и молчаливую покорность судьбе.

— Что ты думаешь о моей дочери? — спросил Натан. Ему было трудно говорить.

— Я предпочитаю не думать о ней.

— Мудрый ответ, ульцескор. — Ди Рейз попробовал улыбнуться, но острая боль исказила улыбку, сделав ее мучительной. — Если бы я не вмешался...

— Я знаю, — кивнул Ланн. — Мне жаль.

У Натана не осталось сил для всплесков гнева и упреков. Ланн вовремя не пришел на помощь, но ведь и его дочь покинула спальню, когда ей было велено оставаться внутри. Окошко в ее комнате было небольшим и узким, а тяжелая дверь не подалась бы под напором хищника. Летиция сама подвергла себя опасности. Перед мысленным взором Натана возникла строчка из календаря: '6 мая. Полнолуние. Луна в Гидре'. Слова Ланна подтвердили его опасения: ульцескор ему искренне соболезновал.

— Этого не избежать?

— Нет, — качнул головой Ланн. — Я сожалею, — снова сказал он.

— Ты не мог быть в двух местах одновременно.

— Отец!

Летиция стояла в конце коридора. Бледный луч посеребрил слезу, скатившуюся из уголка глаза, мокрые пряди в беспорядке лежали на обнаженных плечах, ветер трепал подол длинного, свободного платья. Ланн выпрямился и отошел, давая ей возможность убедиться, что Натан жив и тень смерти не стоит у его плеча. Девушка бросилась к отцу и опустилась перед ним на колени, бормоча извинения. Ди Рейз, сделав над собой усилие, ласково погладил ее по голове.

Между тем Ланн тщательно осмотрел разбитое окно и осколки на полу — на них остались следы крови, и ульцескор не сомневался, что она принадлежит волку. Раньше Ланну не приходилось забредать так далеко от родных мест, и он искренне сожалел, что пустился в дорогу с минимальным снаряжением, не прислушавшись к советам мастера. Он задумчиво растер кровь между пальцами.

Гневный окрик Летиции вырвал его из размышлений.

— Ульцескор! — Девушка резко поднялась на ноги и шагнула к Ланну. Запах дождя и полевых цветов, который она источала, коснулся его обоняния. — Мой отец истекает кровью.

— Принеси вина и чистую простыню, — мигом распорядился Ланн. — Тебе будет проще это сделать. Ты же здесь хозяйка.

Ланн хотел улыбнуться, пошутить, но ничего не приходило в голову, а уголки губ упорно не желали растягиваться в стороны. Ее лицо оставалось белым, как лепесток луноцвета; могло показаться, что это не Натан серьезно пострадал в схватке с оборотнем, а его дочь. Ледяные щупальца страха все еще опутывали разум Летиции, но она всеми силами старалась это скрыть: и это усилие над собой, заметное для всех, вызывало скорее жалость, чем восхищение. Госпожа ди Рейз отчаянно пыталась стать той, кем она быть не могла.

— Тиша. — Ланн назвал ее по имени: не знал, что еще можно сделать, как разбить лживую маску спокойствия, застывшую на ее лице. — Мне нужно перевязать рану. Все в порядке. Я побуду здесь.

До Летиции не сразу дошел смысл его слов; девушка развернулась и зашагала по направлению к кухне, потом остановилась и удивленно оглянулась вокруг, словно сомнамбула, которая вечером легла в свою постель, а ночью очнулась в незнакомом месте.

— Он вернется? — слабым голосом спросил Натан, когда дочь отошла достаточно далеко.

— Да, — рассеянно ответил Ланн. Сейчас он больше беспокоился о госпоже ди Рейз, чем об ее отце; наемник едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и не пуститься ей вдогонку. — Он не отступится, пока не получит желаемое. Или не погибнет.

— Когда он придет снова?

— Этого я не знаю.

— Поклянись, что будешь с ней всегда.

Ульцескор покачал головой. Ди Рейз серьезно озадачил его своей просьбой, но Ланн все равно не колебался с ответом.

— Я не могу дать такой клятвы, — просто сказал Ланн. Натан испустил тяжелый вздох, похожий на стон, прислонился головой к стене и смежил веки. — В этом нет необходимости. Вам не о чем волноваться, я... — наемник понял, что оправдывается, и ему сделалось тошно, — я выполню свою работу тем или иным способом. Сегодняшняя неудача...

— Надо было запереть ее, — устало произнес ди Рейз. — Как ты и говорил.

Старый отец открыл глаза, и Ланну померещилось, что в них стоят слезы. Он поспешил откланяться, чтобы не стать невольным свидетелем мужского отчаяния, доведенного до предела.

— Все будет в порядке, — произнес ульцескор, в душе кляня себя за то, что не может придумать более утешительных слов. Он говорил это человеку, которого коснулось проклятие оборотня, и для которого, возможно, уже не было пути назад. — Можете на меня положиться. Я найду госпожу, — добавил Ланн, потому что Натан никак не отреагировал на его слова. — Она задерживается.

— Да. Сделай это.

Сделав несколько шагов, Ланн остановился.

— Вы поранили его?

— Поранил? — горько усмехнулся ди Рейз. — Взгляни вон туда. — Он простер указующий перст.

Под покровом теней в углу лежал обломанный серебряный клинок — от столкновения с волком меч вышибло у Натана из рук. Без острия клинок уподобился телу, утратившему голову. Ошеломляющая мысль пролетела в голове Ланна, и, на мгновение встретившись взглядом с ди Рейзом, ульцескор убедился в ее правдивости.

— Он... — Ланн тяжело сглотнул.

— Оборотень перекусил клинок, словно это было хрупкое дерево, а не металл. Это был хороший меч, не сомневайся. Я знаю в этом толк. — Натан выдержал паузу, наблюдая за реакцией Ланна. По крайней мере, этот юноша не был излишне самоуверен и бездумно храбр. — Не я прогнал волка, ульцескор. Он ушел, потому что учуял твое приближение.

— Я недооценил его, — медленно произнес Ланн.

Наемник с трудом оторвался от созерцания обломков клинка. С козырька крыши равномерно капала вода, тихо шелестел ветер, за окном стрекотали сверчки — и эту природную гармонию внезапно нарушил чужой, непрошеный звук. Летиция громко чихнула, и эхо разнеслось по пустым коридорам поместья, долетев до их ушей.

— Иди ей навстречу, — сказал Натан, а следующие его слова повергли Ланна в полнейшее замешательство. — Утешь ее, как сможешь.

Глава 8

Она просыпалась, открывала глаза и, видя перед собой два голубых ока, зловеще мерцающих в темноте, закрывала их снова. Волк был рядом, он терся об нее теплым боком и дышал ей в лицо. Почему доселе она полагала, что оборотни бывают только прямоходящими? Разве это делало их похожими на людей? Под ее ладонью обнаружилась жесткая шкура, в нос ударил запах мускуса и весеннего леса. Шрам на волчьем плече был свежим, рана едва успела зарубцеваться: одно неверное движение — и можно заставить ее кровоточить. Летиция осторожно погладила шрам подушечками пальцев. Волк проснулся и перевернул ее на спину, лапами придавив к постели. Когти, вонзившиеся в кожу, в одно мгновение стали сухими ладонями человека, морда волка превратилась в знакомое лицо, и прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, он накрыл ее губы своим ртом.

— Ланн? — Госпожа ди Рейз, наполовину находясь во власти сна, приподнялась на кровати. — Ланн, ты здесь? — Фигура у стены шевельнулась, человек машинально откинул со лба волосы, сел прямо.

— Что? — хрипло спросил он. Кашлянул, прочистив горло. Его глаза не горели во мраке, только чуть сверкнули, когда Ланн повернул голову: привычный отблеск света, струящегося из окна.

— Где волк? Мой отец? — заволновалась Летиция, медленно возвращаясь к реальности. — Ночь еще не закончилась?

— Ты проспала целые сутки, моя госпожа, — мягко ответил ульцескор.

Вчера ночью Ланн, позаботившись о ране ди Рейза, с некоторой опаской отвел Летицию в ее комнату и почти насильно уложил в постель. Ему не давали покоя слова ее отца, сказанные напоследок: они одновременно и сердили Ланна, и будоражили его воображение. Девушка, пережив сильнейшее потрясение, мгновенно уснула; наемник же долго не мог найти себе места, вышагивая по коридору за дверями ее спальни. Утром он сжег тела и закопал яму, тем самым избавив Натана от ненужных расспросов; какое-то время пытался выследить вожака, порезавшегося об стекло, но капли крови были редкими и след обрывался на ступенях, которые вели в город.

Прободрствовав двое суток, Ланн крепко спал, и видения, являвшиеся ему, были тревожными и нездоровыми: ему снился запах паленой плоти, ленты дыма, струящегося над пепелищем, солнце, блестевшее на лезвиях клинков, сморщенные, окровавленные лица карцев, некогда его соратников, и огонь, пожиравший все. Ланн искал выход в лабиринте из пламени, и огонь заступал ему дорогу каждый раз, как он делал шаг. Он чувствовал жар и боль, но его одежда и волосы оказались неподвластны лижущим языкам огня, а кожа не покрывалась язвами и не чернела. Голос Летиции вырвал ульцескора из дремы и развеял чувство одиночества, мучившее его во сне. Эта девушка — всего лишь на время, как и те, другие; привязываться к ней было бессмысленно.

Летиция вспомнила все до мельчайших подробностей и возжелала ответов.

— Что будет с моим отцом? Он станет волком?

— Да.

Они помолчали. Госпожа ди Рейз кусала губы — ей не хотелось обнаруживать свою слабость. Она женщина, еще подросток, она испугалась: в тот момент мысль о том, что своими действиями она ставит под удар не только себя, но и остальных, попросту не пришла ей в голову. Архен собирался обратить ее, и, не появись отец, на Летиции бы уже лежало проклятье. Но ведь и так должно было случиться, разве нет? Она достанется зверю.

— Это моя вина, — сказала она.

— Да.

Его вялый, безучастный ответ вывел девушку из себя.

— Почему ты всегда такой? — вспылила Летиция. — Никогда не пытаешься быть милым. Утешить меня, в конце концов. Неужели ты никогда не имел дело с противоположным полом?

Утешь меня. Ланн передернул плечами и согнул одну ногу в колене, опершись на нее локтем. Он избегал ее взгляда, поэтому ответил, смотря в стену напротив:

— Я всего лишь сказал правду.

Между ними повисла долгая пауза.

— У тебя нет выбора. Ты должен убить вожака.

— Я так и планировал.

— Когда произойдет превращение?

Она снова пыталась быть сильной и держать себя в руках. Ни единого признака волнения, ни единой слезы или предательского дрожания губ. Ведьмы носили похожие маски: надевая их, они становились безжизненными, как скульптуры, высеченные из мрамора. И все же за фальшивой личиной спокойствия они лихорадочно искали ответ, используя силу и знания, которыми были наделены, — в отличие от них, Летиция была беспомощной, она не имела внутреннего источника, из которого могла почерпнуть необходимые сведения. Рано или поздно ведьмы выбирались из темницы страха — госпоже ди Рейз пришлось бы томиться в ней вечно.

— Во время следующей полной луны.

— Нужно найти его до того времени, — убежденно произнесла Летиция, как будто это она, а не ульцескор, намеревалась сразиться с волками. Стараниями Ланна стая поредела, лишившись двух самцов, но если предположить, что всего оборотней около десятка, это не имело решающего значения.

— Да, — согласился он.

— Подойди.

Ланн послушно встал и приблизился к ней медленным, ленивым шагом. Уткнулся взглядом в темный балдахин над кроватью, скрупулезно разглядывая вышитые на нем звезды и раздумывая над причиной, по которой мог бы уйти. Летиции подползла ближе, шурша простынями, и зажгла лампу на столике. Ульцескор поморщился от яркого света.

Вилл вернется утром, и все встанет на свои места. Летиция собиралась отпустить ульцескора, сказать, чтобы он нашел постель и отдохнул как следует, а не спал в ее комнате, прислонившись к стене. Вилл вернется утром, и это к лучшему. Проклиная себя за эти слова, госпожа ди Рейз вымолвила:

— Мне сначала показалось, что ты некрасивый. — Свет лампы лежал на его щеке, не отмеченной шрамом. — Ужасно некрасивый. — Ланн промолчал, сглотнув слюну. Привязываться — бессмысленно; зачем он здесь? — Ты не ответил мне.

— Не понял?

— Ты имел дело с девушками? Любил кого-то? — Летиции нравилось разглядывать его лицо. Сейчас Ланн должен отшутиться, сказать какую-нибудь глупость, и она почувствует облегчение. Потому что он, дурак, не нужен ей; точно так же изнеженная девчонка не может стать парой ульцескору. Ланн молчал. — Может, одну из ведьм? — предположила она.

Эта мысль ужаснула его.

— Нет. Конечно, нет. Тауматургам нельзя сближаться с мужчинами. Это запрещено Гильдией.

— Почему?

Ланн долго подбирал слова.

— Конечный продукт их любви оказывается чудовищным. Проще говоря, от этого союза рождаются монстры. Тауматургия дает возможность изменять материю и вмешиваться в порядок вещей, но она, как и любая приобретенная власть или могущество, требует определенных жертв.

Внешний мир, раскинувшийся за рекой, привлекал ее все больше; Летиция уже готовилась принять его законы. Другая жизнь сулила приключения: она изобиловала опасностями и источала трупный смрад — и в то же время была преисполнена смысла.

— Что случается с теми, кто нарушает запрет?

— На них охотятся, — сказал Ланн.

— Такие, как ты?

— Нет. Ловцов преследуют наравне с ведьмами, если они нарушают положения Гильдии. Любое неповиновение должно быть наказано, и союз ведьмы с мужчиной считается одним из самых страшных проступков. При отсутствии смягчающих обстоятельств он карается смертью.

Летиция поневоле улыбнулась.

— Ты становишься таким серьезным, когда говоришь об этом. — Она потянула Ланна за рукав. — Садись. И ты все равно не ответил мне. Значит, ведьма?

Он опустился на краешек кровати.

— Я же сказал тебе, нет.

— Ты злишься. Почему?

Ланн ответил не сразу.

— Ты заставляешь меня делать вещи, которые мне не по душе.

— Разговаривать? — насмешливо спросила она.

— Я не шут и не сказочник, — медленно произнес Ланн. — Мне кажется, ты принимаешь меня за одного из них. Ты часто разговариваешь с парнями, которые стерегут врата в поместье?

— Нет. Никогда. Но они...

— Летиция ди Рейз, — перебил ее Ланн, — я могу рассказать тебе любую небылицу, и ты поверишь в нее. Я могу солгать. Я могу...

Она с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Ты можешь — что?

— Нам не следует этого делать.

— Не следует делать чего? — Он собирался подняться, но Летиция удержала его на месте. — Ты не боишься чудовищ, Ланн. Но боишься меня.

— Вовсе нет.

— Тогда ответь.

— Я не... — начал он и сразу умолк. Летиции захотелось опять коснуться рубцов на его щеке, но она сдержалась. — В Кадисе девушки другие. Смуглые, сильные, уверенные в себе. Я ответил на твой вопрос?

— И доступные? — ревниво осведомилась Летиция.

— Возможно.

— Ты к таким привык?

Ланн какое-то время молчал, стиснув губы; когда он обратил к ней лицо, придумав ответ, серьги звякнули в его ушах, а глаза зажглись лазоревым светом. Госпожа ди Рейз словно прозрела, с ее глаз спала пелена: сходство показалось ей поразительным. Я могу рассказать тебе любую небылицу, и ты поверишь в нее. Я могу солгать. Все, что она знала об оборотнях, исходило от Ланна; он мог дать ей неверную информацию, если бы это сыграло ему на руку. Летиция расстегнула рубашку на груди ульцескора, запустила руку под тонкую льняную ткань.

— Эй...

Он отшатнулся, но ее пальцы уже нащупали искомое — мягкий, нежный рубец на левом предплечье, ровный след от осколка, прорезавшего волчью шкуру, когда он разбил стекло на окне. Ланн не мог одновременно находиться в двух местах; где же он был, когда она звала его до хрипоты, искала среди холода, дождя и мрака? Что мешало ему поранить Натана, а затем, выскочив из окна, предстать перед Летицией? И она, наивная простушка, поверила его россказням; она почти готова была уйти с ним, только бы он позвал.

— Твой клинок не серебряный, — пробормотала Летиция, ничуть не сомневаясь в своих словах. Ланн кивнул, не понимая, к чему она клонит. — На нем руны, но он не сделан из серебра. На случай, если ты поранишься об него сам.

— Что?

Летиция встала и медленно двинулась к двери. Ланн слишком поздно осознал, что у нее на уме — лишь когда услышал шлепки босых ног, удаляющиеся по коридору. Госпожа ди Рейз бежала от волка, который обвел их с отцом вокруг пальца; оборотня, заставившего их поверить, что он явился в этот дом защитником. Серьги, которые позволяют видеть в темноте, ведьмы, умеющие творить чудеса, — как она могла поверить в подобную ерунду? Волки, которые становились людьми, были реальны — Летиция видела их собственными глазами. Один из них сейчас преследовал ее: тот, что хотел взять ее в жены, тот самый, что покалечил отца. Что Ланн делал с ней, пока она спала? Целовал ее? Госпожа ди Рейз с отвращением вытерла губы ладонью. Волк спал с ней в одной постели, от нее разило мускусом и весенним лесом; Летиция выскочила во двор, и ночной ветер обдал ее прохладной волной.

— Тиша!

Она неслась во всю прыть, но Ланн все равно догнал Летицию у начала лестницы, поймав ее за руку. Она развернулась, хлестнув его волосами, и с размаху ударила ульцескора по щеке. От неожиданности Ланн разжал пальцы: госпожа ди Рейз пошатнулась, утратив равновесие, а его рука лишь схватила воздух. Летиция покатилась вниз по ступеням, когда-то уходящим в небеса; ее падение было таким стремительным, словно она скользила по ледяной горке. Ульцескор перепрыгивал через три-четыре ступени, но не смог ее догнать. Когда он добрался до подножия лестницы, утонувшем во мраке, девушки уже и след простыл. На улицах города, раскинувшегося на утесе, мелькали тени; но даже ночное зрение Ланна не могло помочь ему разглядеть среди них бегущую девушку.

До рассвета он искал ее на широких мощеных аллеях и в проходах между каменными домами. Улочки переплетались между собой, закручивались спиралью в его сознании, их концы терялись во тьме; раз за разом Ланн сбивался с пути и временами забывал, кто он и кого ищет. Путаница дорог и направлений обвивалась вокруг его тела, словно паучья сеть, стесняя движения и мешая дышать. Ты имел дело с девушками? Любил кого-то? Ланн хотел ответить отрицательно — лишь одна женщина оставила в его душе свой след, хотя его было тяжело назвать любовью. Он не заметил, как погрузился в воспоминания. Кто-то из старших подтолкнул девушку к огню: ее запястья были крепко связаны перед собой, платье было разорвано, оголяя одну из острых грудей, на скуле красовался свежий синяк. Ей предложили сесть, и она неуклюже опустилась на землю перед костром; оранжевый отблеск пламени осветил ее испуганное лицо. С трудом ворочая языком, она заявила, что умеет предсказывать будущее. Лирен, тогдашний лорд карцев, насмешливо улыбнулся и сказал, что они не нуждаются в дешевых предсказаниях, а она сама годится в лучшем случае на корм для диких животных. Ланн встал и попросил ее открыть ему будущее, прежде чем разбойники уведут несчастную в общий шатер и позабавятся с ней. Она обратила к нему лицо, из темной глубины ее глаз на Ланна взглянуло отчаяние. Лирен прикрикнул на девушку, чтобы поторапливалась, ибо наступило время ужина, а ее убогий вид непременно помешает его пищеварению, и она вымолвила тихо, почти шепотом, обращаясь к юноше: 'Ты станешь королем-воителем'. Все засмеялись, и Ланн вместе с ними. 'Рядом с тобой будет та, — увереннее продолжила девушка, — которую ты возжелаешь больше власти и всех сокровищ мира, но ты не сможешь ей обладать'. Главарь смягчился. Он заявил, что Ланн уже вошел в тот возраст, когда мужчинам дозволено вкусить запретный плод любви, и велел ему воспользоваться пленницей. 'Будущий король должен познать все!' — потешался Лирен. Сделав вид, что стесняется вести ее в шатер, где по обыкновению совершались подобные действа, Ланн проводил девушку за высокую груду камней и разрезал путы, стягивающие ее запястья. Пленница не уходила — может, она боялась, что разбойники схватят ее, если она попытается бежать, и изнасилуют сообща; но Ланн превратно расценил ее поведение. 'Ты хочешь лечь со мной?' — спросил он. Она сама поцеловала его, потом опустилась на колени и начала раздевать мальчишку. Он был юн, наивен и глуп. Когда Ланн уснул, девушка нащупала нож на его поясе и собиралась перерезать ему горло. К счастью, Лирену вовремя захотелось посмотреть, как там справляется юный карц, и он застал пленницу склонившейся над спящим мальчиком с кинжалом в руке. С тех пор Ланн ее не видел и не интересовался ее судьбой; а спустя три месяца его забрала Гильдия.

Ульцескор открыл глаза. Оказывается, он уснул, сев на землю и прислонившись к стене какого-то питейного заведения. Ланн тряхнул головой и попытался привести в порядок мысли. После ночи бесплодных блужданий по городу он не сомневался, что Летиция убежала в лес, но ульцескор не мог немедленно последовать за ней, как бы сильно ему этого не хотелось. Метка зверя убережет госпожу, оградит от всего, что может угрожать ей в лесу; но если ульцескор уйдет на ее поиски, не объяснившись с нанимателем, ди Рейз, будучи неглуп, сообщит об этом в Гильдию, и они немедленно вышлют экзалтора за нарушителем контракта. Ланн не распознавал запахи так же хорошо, как волк, он мог ориентироваться только по следам, а это значит, что поискам суждено затянуться. До следующего полнолуния Летиция в безопасности, а ему самому следует вернуться в поместье ди Рейзов и рассказать о случившемся ее отцу. Перспектива иметь на хвосте экзалтора была не слишком воодушевляющей: некоторые из них даже не станут выслушивать оправдания, а сразу ринутся в бой. Это подразделение Гильдии снабжалось передовым вооружением, стрелявшим тонкими лучами, насквозь прожигающими плоть, и зеркальной броней, отражавшей магию тауматург. Ланн отнюдь не был уверен, что сумеет справиться с экзалтором; не исключено, что полумертвого ульцескора упрячут за решетку до выяснения обстоятельств, и драгоценное время будет потеряно.

Натан, выслушав ульцескора, стал мрачнее тучи. Его дорогая Тиша провела ночь в компании диких зверей, а Ланн кажется предельно спокойным и собранным, как будто катастрофы вовсе не произошло. Но он ошибался: ульцескор скрывал свои истинные эмоции за маской безразличия. Пока ди Рейз терзался предположениями, одно безрадостнее другого, Ланн злился на себя, что не удержал Летицию, не сумел разыскать ее, пока она еще находилась в Сильдер Роке.

— Зачем я нанял тебя, ульцескор? — наконец произнес Натан. Ланн промолчал. — Почему она сбежала? Говори. Ты приставал к ней?

— Я не сделал ничего, противоречащего условиям контракта, — угрюмо отозвался Ланн. Скорее уж ваша неугомонная дочь навязывала мне свою благосклонность. Этого он, конечно, не стал говорить вслух.

— Она убежала от тебя, — настаивал ди Рейз, смотря в глаза ульцескору. Ему хотелось ударить Ланна, но этим делу не поможешь. — Такими были твои слова.

— События позапрошлой ночи отразились на рассудке госпожи Летиции, — зло ответил Ланн. — Ей померещилось, что я и есть оборотень, явившийся за ней в поместье. Не представляю, зачем бы мне понадобилось так изгаляться.

— Прекрати зубоскалить. — Натан вздохнул. Его сердце разрывалось от тревоги за дочь. Нужно вернуть ее любой ценой. — Зачем ты вернулся? Ах, да, контракт, — понял он прежде, чем Ланн успел вставить хоть слово. — Ты страшишься смерти?

— Дело не в том, чего я боюсь. Мы потеряем время.

— Так чего же ты медлишь? — удивился Натан. — Возьми все, что необходимо и отправляйся на ее поиски. И если хоть один волосок упадет с ее головы...

— Странно слышать от вас это.

— Послушай меня, ульцескор. — Ди Рейз положил ему руку на плечо: она показалась Ланну тяжелой, как камень. — Я поступил так, как считал правильным. И если ты окажешься бесполезным, будь уверен, Гильдия непременно узнает об этом. Мое терпение не безгранично. Чем быстрее ты справишься с заданием, тем лучше для тебя.

Ланн заставил себя склонить голову, хотя очень не хотел этого делать. Как правило, охраняемые не сбегают от своих охранников, если первые не являются узниками и не страдают слабоумием.

— Я вернусь не позже, чем через месяц.

— Месяц? Да ты свихнулся, — устало бросил Натан, опускаясь в кресло.

Утро выдалось облачным под стать предшествовавшим ему событиям. Ланн наполнил вином походную флягу, прихватил кое-какие запасы съестного и тонкое одеяло, справедливо полагая, что отныне будет ночевать в лесу. В поместье ди Рейзов возвращались слуги, галереи и залы наполнялись эхом от шагов и шумом голосов. Вилл волочила за собой тяжелый чемодан; завидев ульцескора, шагавшего ей навстречу, она несказанно обрадовалась. Все-таки не уехал, думала Вилл, и ее лицо светлело по мере приближения Ланна. Может, он задержался из-за нее? Поравнявшись с мужчиной, она окликнула его по имени и немедленно уставилась в пол, не совладав со смущением.

Ланн прошел мимо, не удостоив камеристку взглядом. Вилл долго не могла поверить, что он не остановился, чтобы поприветствовать ее, и замирающий звук шагов принадлежит именно ульцескору, похитившему ее сердце.

Глава 9

Что в этом лице было таким отталкивающим? Она и сама не знала. Летиция обхватила голову руками, съежившись на земле среди веток. Ночью сосновое ложе показалось ей намного мягче сырой земли, но на рассвете щедро выпала роса, и тонкое платье госпожи ди Рейз стало влажным и холодным под стать ее лесной постели. Она не помнила, как добралась сюда, и не представляла, в какую сторону теперь двигаться; в потемках выбравшись на окраину города, Летиция долго бежала через лес очертя голову, пока ноги не отказались ее нести.

Они же люди. Примерно на четверть. Богиня содействовала ей, вихрем толкала Летицию в спину и укрыла ее в путанице улиц Сильдер Рока, но правильным ли было это решение? Умей Ланн обращаться волком — он бы в миг настиг беглянку, схватил ее зубами поперек поясницы и утащил в свое логово. Летиция прижала ладонь к груди: сердце учащенно билось, каждый удар отзывался тянущей болью во всем теле. Надо подниматься и идти — рано или поздно куда-то да выйдешь; но у нее совсем не осталось сил. Волглая одежда липла к коже, покрывшейся мурашками от холода, голова была тяжелой, как чугун, а опухшие веки слипались, словно она сутки не смыкала глаз. Летиция ощутила теплую влагу на своих щеках и поняла, что плачет. Госпожа ди Рейз привыкла быть храброй и самостоятельной, хотя ей было некого защищать, кроме себя: Эвелин отродясь не нуждалась в ее опеке, а Вилл была старше Летиции на два года и сама могла обидеть кого хочешь.

Будь он оборотнем или колдуном, будь он кем угодно — с того времени, как отец поведал ей историю десятилетней давности, случившуюся в этом самом лесу, Летиция остро нуждалась в Ланне. Она принимала его за друга? Защитника? Возлюбленного? Это было не столь важно. Да и разве человек, так искусно плетущий сети лжи, заслуживает лишь презрения? Ланн пробудил в ней чувство одиночества, о существовании которого она раньше не догадывалась; может, оттого, что с малых лет Летиция была окружена заботливыми слугами и любящей семьей. Но теперь в душе госпожи ди Рейз образовалось пустое место, и Летиция со стыдом признала, что заполнить этот пробел под силу ему одному. Девушка закрыла глаза: как много отдала бы она сейчас за лицо Ланна, склонившегося над ней, за звучание ее имени, сорвавшееся с его губ; она осознала это так же ясно, как и то, что этому не суждено случиться.

Волк пришел на ее запах. Цветочные нотки духов, которыми госпожа ди Рейз пользовалась позавчера ночью, бесследно испарились, и теперь от нее разило только первобытным страхом. Архен стоял в нескольких шагах от лежащей девушки, его взгляд скользил по изгибам ее тела, отмечая малейшее движение. Его захлестнули чувства, присущие человеку: ведь это он решил все за Летицию, выбрал ей судьбу, которой она не желала. В какой-то момент ему захотелось вывести девушку из леса и попрощаться с ней навсегда, лишь на секунду уткнувшись холодным носом в ее ладонь. Но грехи отцов падают на детей, и кто-то должен за них расплачиваться; охотники, в числе которых был и Натан, убили Эстер, его белую мардагайл, и Архен целых десять лет ждал невесту, не имея потомства.

Летиция попыталась сесть, помогая себе руками; лицо закрыло пеленой черных, спутанных волос. Она прислонилась спиной к дереву и вытянула ноги, предоставив на обозрение волка израненные лодыжки и истертые до крови ступни. Перед сном госпожа ди Рейз растянула шнуровку платья, не пожелав облачиться в ночную рубашку, и белые полукружья грудей, не поддерживаемые корсетом, соблазнительно выглядывали из декольте. Архен почувствовал возбуждение: повинные мысли растворились в лучах рассвета, и он всенепременно захотел сделать ее своей.

— Ланн? — Госпожа ди Рейз наконец заметила волка. — Ланн, это ты? — с упавшим сердцем спросила она. Архен смотрел на нее, не раскрывая пасти; но Летиция уже знала, что волк умеет говорить. — Ответь мне.

— Нет. Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

Ее губы дрогнули, и Летиция крепко стиснула челюсти, чтобы не разрыдаться. Она допустила ужаснейшую ошибку и теперь раскаивалась в содеянном. Архен предпочитал отмалчиваться, он давно отвык от слов; звери общались жестами или воем.

Цепляясь за ствол дерева, девушка выпрямилась. Сосновые ветки вонзились в ранки на ступнях, и Летиция чуть не вскрикнула от боли. Будь Архен человеком, это странное, мучительное достоинство, которое госпожа ди Рейз невольно выставила напоказ, вызвало бы у него снисходительную улыбку. Летиция не стала зашнуровывать корсет — ведь перед ней был зверь, не мужчина; она и подумать не могла, что волк точно так же реагирует на ее полуголые прелести.

— Ты не заставишь меня пойти с тобой, — гордо заявила Летиция. — Я лучше умру.

— Ты не умрешь. Ты пойдешь добровольно. — Когда девушка замотала головой, выражая несогласие, Архен добавил: — Упираться бессмысленно. Наш союз неизбежен, это всего лишь дело времени. Кроме того, твой отец скоро присоединится к стае. — Какое-то время волк наслаждался ее реакцией. Летиция пошатнулась: молния, раскроившая сосновый ствол в двух шагах от девушки, произвела бы меньшее впечатление. — Лекарства нет. Только моя смерть.

И ты расстанешься с жизнью, мрачно подумала Летиция. Обязательно расстанешься. Надежда была слабой, но ей безумно хотелось верить в то, что Ланн отправится на ее поиски — даже после того, как она его отвергла.

— Ты пожалеешь, — сказала госпожа ди Рейз. — У меня дурной характер.

— Для человека. Не для волчицы.

— Городские девицы недостаточно хороши для тебя?

Волк приблизился, ощериваясь. Летиция вжалась спиной в дерево, как тогда, в доме. Архен зубами поднял край ее платья, голова волка скрылась под подолом, а мокрый язык скользнул по ее бедру. Девушка боялась, что он вопьется клыками в ногу, хотя вожак не собирался причинять ей боль, наоборот, хотел доставить удовольствие; но эта ласка показалась Летиции грубой и неприятной. Они принадлежали к разным видам, между ними не могло быть любви. Да и разве хищникам ведомо это чувство?

Чувствуя ее усиливающуюся дрожь, Архен оставил девушку в покое и отошел. Эстер издавала тихое, довольное рычание, когда он нежно кусал ее за ухо или вылизывал шерсть на боку; ухаживать за человеческими самками он не умел. Два дня назад вожак потерпел неудачу, и теперь ему придется ждать два месяца, пока Летиция займет место бывшей мардагайл, но по сравнению с десятью годами этот срок казался незначительным.

— Ты нравишься мне, — сказал Архен. — Проклинай природу, если хочешь. — Летиция молчала, уставившись в землю. — Я припас для тебя кое-что. Одежду. Кремень — огонь развести. Одеяло, чтобы укрыться ночью. — Он вспомнил, как доставал это все для будущей невесты, рыская по жилищам людей. Человек бы задумался — а стоит ли девушка, которую он в глаза не видел, подобных усилий? Она вполне могла оказаться дурнушкой или не блистать умом; но, к счастью, Архену пришлось столкнуться лишь с одной проблемой — нежеланием Летиции становиться волчицей. Это было ожидаемо, хотя некоторые люди, как безошибочно считал вожак, были не прочь обосноваться в лесу и вести беспечную, по их мнению, жизнь.

— Мне ничего не нужно. — Он не человек — говорящий волк из сказки. И все же Архен думал о ней задолго до того, как Летиция узнала о клятве. — Только не от тебя.

— До тайника полдня пути, — сказал вожак. — Ты голодна? Я найду для тебя ягоды.

Ты голодна? Ты замерзла? Садись поближе к костру. У меня есть пища и теплые одеяла. Согрейся и поешь, а потом я заберу три четверти человека, которыми ты обладаешь, и заменю их звериными. Мы станем охотиться, мы будем неразлучны, у нас появятся дети. Целый выводок крохотных слепых волчат — что может быть лучше?

Летиция медленно опустилась на землю, обхватила руками колени. Место, где волчий язык касался ее бедра, горело огнем. Ей захотелось принять ванну и долго оттираться губкой.

— Нет.

— Ты боишься боли? — спросил Архен.

Она подняла на него глаза. Лучи света пересекались у нее над головой.

— Никто не придет сюда. — Вожак пытался говорить мягче, но это удавалось ему плохо. — Ты зашла достаточно далеко, а я могу быть жестоким. Могу оставить тебя здесь, пока ты не простудишься и не опухнешь от голода — и в следующий раз ты обрадуешься моему приходу.

— Никогда, — глухо ответила Летиция.

— А еще я буду следить за каждым твоим шагом, — продолжил Архен, — и если хоть один человек, по несчастливой случайности забредший в лес, приблизится к тебе на расстояние менее сотни шагов, я убью его без раздумий. Не из чего выбирать. Есть только один путь. Ты пересекла границу и оказалась в моих владениях, ты принадлежишь мне.

— Можешь обратить меня, сделать зверем, — дерзко произнесла госпожа ди Рейз, набравшись смелости. Серо-зеленые глаза метали молнии. — Но я никогда не стану твоей. Уходи.

Архен зарычал, согнув лапы; в пасти зловеще блеснули клыки. Самка не желает прислушаться к голосу рассудка — что ж, придется научить ее кротости. Двумя прыжками он пересек поляну и быстро скрылся между деревьев.

Ближе к середине дня Летиция набрела на тощий ручеек, змеившийся среди гладких круглых камней, торчащих из воды и увитых подсохшими сине-зелеными водорослями. Опустившись на колени и погрузив руки в ручей, она потерла ладони друг о дружку, а после долго черпала пригоршнями воду и пила, пока жажда не перестала ее мучить. Платье на ней подсохло, но из-за ночных скитаний было ужасно грязным; Летиция стянула его через голову и кое-как прополоскала в ручье. Мысль, что кто-то может наблюдать за ней, кроме обитателей леса, не пришла ей в голову, а о словах Архена она предпочла забыть. Развесив платье на ближайшей ветке, госпожа ди Рейз удобно расположилась на берегу и стала разглядывать свои истертые ступни. Каждый шаг причинял ей сильные страдания: Летиция как будто разделила участь русалки, обменявшей морской хвост на ножки, и теперь мягкая земля казалась ей колотым стеклом. Девушка промыла ранки от пыли и грязи и приложила к ним листки подорожника, на какое-то время уняв боль. В желудке было пусто. По дороге к ручью она обнаружила целую россыпь плодовых кустов, усеянных светло-оранжевыми ягодами, — они выглядели аппетитно, но Летиция не решилась их попробовать из опасения, что они окажутся ядовитыми.

Она сидела на берегу, греясь в лучах солнца, пока сверкающий диск не скрылся за облаками. Окрестности окутал таинственный сумрак. Выворачивая ступни и прихрамывая, девушка приблизилась к платью, развешенному на дереве. Знай Летиция, что в скором времени ей придется сбегать из дома, она бы подготовилась к этому основательнее — по крайней мере, захватила бы нож. Чтобы оторвать полоску ткани, ей пришлось орудовать зубами. Находчивая беглянка соорудила из рваных лент некое подобие сандалий, обвязав ими ноги, а подошвой послужили листья подорожника и кусочки коры. Обувь выглядела недолговечной, но Летиция осталась довольна результатом. Мы еще посмотрим, кто капитулирует первым, злорадно думала она.

Девушка решила идти вдоль ручья, который, к несчастью, оказался мелковат для рыбы. На земле остался лежать невостребованный клочок ткани, и Летиция обвязала его вокруг сосны на случай, если она захочет вернуться на старое место или, напротив, забредет сюда по ошибке. Ей не довелось увидеть клочок снова. Госпожа ди Рейз сделала первые осторожные шаги: растерзанное платье задиралось до самых бедер, рваные голубые ленты оплетали лодыжки, а в сандалиях хрустела кора. Подошва быстро растрескалась и начала колоться и досаждать — Летиции пришлось избавиться от коры и заменить листья подорожника новыми.

Сколько она ни продвигалась вперед, пейзаж оставался прежним — ряды сосен, мелкий ручеек, прогалины, залитые светом. Пустой желудок все настойчивее напоминал о себе; после заката Летиция нашла немного дикой земляники, и, полакомившись ягодами, уснула под сосной. Утром у нее начался жар; провалявшись в лихорадке до полудня, Летиция нашла в себе силы доползти до воды и сделать несколько глотков, а затем болезнь снова завладела ее телом, и сознание наводнили несвязные, горячечные сны.

На отшибе стояла хижина с выбитыми стеклами и покосившейся трубой; большая наглая ворона с пронзительным карканьем влетела в окно и, покружив по комнате, села на пыльный подоконник. Согбенная девушка в грязном рванье приветствовала птицу радостными криками, словно старого друга. Она делилась с вороной последними новостями, а птица вертела головой и подчас неуклюже кивала, как будто действительно понимала, о чем говорит человек. Летиция не смогла разобрать отдельных слов, но улавливала суть разговора. На щеке у девушки темнела ссадина, тусклые светлые волосы и синюшность кожи делали ее похожей на безнадежно больную; и все же в глубине черных глаз неистово билась жизнь — она рвалась из клети, в которую была заключена, пусть этой клетью являлось ее истощенное тело с вялыми мышцами и хрупкими костями.

Морвена принимала какие-то лекарства, по очереди отпивая из пузатых сосудов из дымчатого стекла. Над некоторыми флаконами кружился пар. Раздался отчетливый стук в дверь. Девушка сделала вид, что не расслышала стука, но посетитель — или посетители — оказались весьма настырными. Они продолжали молотить по дереву, пока Морвена не натянула на лицо маску равнодушия и не проковыляла к двери, опираясь на палку. Взвизгнули несмазанные дверные петли, распахнулся внешний мир — и Летиция столкнулась лицом к лицу с собой, облаченной в алые одежды. За ней в хижину вошел Ланн. Морвена долго разглядывала незваных гостей исподлобья, а потом спросила неоправданно грубо: 'Чего вам надо?'

Летиция шагала между рядами кроватей, белых и стерильно чистых, как в лазарете. На полу были циновки из тростника, на циновках — кровь; от этих багровых, едва подсохших пятен веяло леденящим ужасом. Сильные руки швырнули ее на постель, перед глазами мелькнула хрустальная маска — и она закричала изо всех, надрывая горло; вопила так громко, как могла. Летиция ногтями раздирала лицо атаковавшему ее мужчине, пытаясь сорвать с него маску, но хрусталь как будто прирос к его коже и мог отойти только вместе с ней. Наконец ее, извивающуюся, удалось привязать к кровати. Она искусала руки женщины, которая пыталась влить ей в горло дурно пахнущий раствор, а после с ненавистью плюнула в лицо, скрывавшееся под капюшоном.

Клинок — единственный реальный предмет в мрачном царстве призраков — описал сверкающую дугу и застыл в неподвижности. До ушей долетал лишь чей-то неразборчивый шепот, да еще приглушенные стоны — словно жертве накрыли лицо подушкой. На лезвии меча, как кровавый пот на коже, выступили капельки серебра.

Кто-то положил мокрую тряпку ей на лоб. Обрывки сна плавали в сознании, словно серые, безликие клочья тумана. Летиция собиралась поблагодарить человека, заботившегося о ней, но лихорадка не позволила ей разлепить губы и снова захлестнула девушку горячей волной кошмара.

Архен не нуждался в ее благодарности — он всего лишь хотел, чтобы Летиция жила. Волк принес в зубах старое одеяло, из которого торчали нитки и клочки ваты, расстелил его на земле и осторожно перетащил на него девушку. Ее тело сотрясала сильная дрожь, пот катился ручьем. Укрыв ее краешком одеяла, Архен прилег рядом с Летицией, положив морду на лапы.

Лихорадка отступила. Когда госпожа ди Рейз очнулась, то обнаружила под боком вожака, открывшего глаза при ее пробуждении. Архен вскочил на лапы, встряхнулся и внимательно посмотрел на Летицию, будто справляясь о ее самочувствии.

Летиция, всеми силами стараясь не замечать волка, откинула одеяло и принялась вытряхивать из волос сосновые иголки. Покончив с этим занятием, она, пошатываясь на нетвердых ногах, прошествовала к воде и смочила сухое, саднящее горло. Архен проводил ее взглядом. Платье пропахло потом, от сандалий остались одни обрывки, но истертые ступни больше не болели. Может, волк вылизывал ноги ей, спящей. Летиция наклонилась над ручьем и смыла липкий пот с лица и шеи. Потом она вернулась к Архену, сидевшему неподвижно, и завернулась в одеяло с головой.

— Мне снились кошмары, — заявила она, высунув наружу кончик носа. Архен ничего не сказал, и Летиция спросила: — Оборотни видят сны?

— Иногда.

— Вам снится, что вы люди? Или животные?

— Когда как. — Архен никак не мог взять в толк, почему девушка испытывала к нему и его роду такую сильную неприязнь. Разве невольников ненавидят за то, что они рабы? Люди сами сунулись к нему — Архен их не звал; он не давал им повода убивать Эстер, так же как и она не нападала на охотников. Гончая покусилась на ее добычу — что же, мардагайл должна была уступить ее псу?

Сквозь ветви проглядывало серое, пасмурное небо. Летиция попыталась определить время суток — и не смогла. Пока она металась в горячке, волк заботился о ней, укрыл ее одеялом, согревал своим теплом. Она поежилась, вспомнив образы, являвшиеся ей в бреду.

— Что ты знаешь о людях в хрустальных масках?

— Ничего.

— Я хочу домой, — помедлив, сказала Летиция.

— Это пройдет.

— Выведи меня отсюда. У нас ничего не получится.

— А что у нас должно получиться? — Архен разразился целой серией хрипящих звуков, изображая смех. — Через два месяца ты станешь моей самкой. Все проще, чем тебе кажется. Священник, как и твое согласие, мне без надобности.

Летиции показалось, что волк ухмыляется.

— Ты — животное, — с ненавистью произнесла она и отвернулась.

Вильгельме приходилось хуже всего. В отсутствие госпожи ди Рейз у нее не было никаких обязанностей: девушка целыми днями слонялась по дому, мучаясь от скуки и безделья, а Локс, тоже утративший хозяйку, повсюду таскался за ней. Куда же подевалась Летиция? В поместье ходили разные слухи, по большей части неутешительные. Предполагали, что Натан отдал ее в жены уродливому старику и ловко скрыл этот факт, дабы избежать общественного порицания. Продал в рабство. Обменял на семена редких сортов винограда или огромное парусное судно, на котором хозяин вскоре планирует отправиться в длительное путешествие. Перед отъездом челядь разгонят, им придется долго скитаться по чужим домам, не находя себе места; они разочаруются в жизни и в итоге сопьются. Эту безрадостную теорию поддерживала даже Джоанна, отвечавшая за чистые простыни и ночные горшки, и Вилл вынуждена была отказаться от совместных трапез с прислугой, опасаясь, что неизвестная болезнь, поразившая рассудок обитателей поместья, не обойдет ее стороной.

В гостиной было невыносимо душно. Вилл развесила портьеры и открыла окно, впуская в комнату закатный свет. На ровном поле для крокета зеленела трава, лишь один кружочек голой земли портил общее впечатление. Интересно, почему Ланн обошелся с Вилл так холодно в их последнюю встречу? Неужели с Тишей случилось что-то плохое, и Ланн отправился ей на выручку? Камеристка внутренне похолодела, а затем велела себе выбросить глупые мысли из головы.

Локс тявкнул и потянул Вилл за край платья. Камеристка обернулась, и только сейчас заметила хозяина дома, сидевшего перед зажженным камином. Початая бутылка стояла перед Натаном на журнальном столике, в руке он держал стакан виски со льдом. Лучшую возможность для задушевной беседы было трудно вообразить. Песик, отчаявшись привлечь внимание, принялся грызть деревянную ножку подставки для ваз, а Вилл шагнула к Натану и присела на спинку дивана.

Ди Рейз вздрогнул, повернул голову и обвел ее мутным взглядом. Судя по его внешнему виду, бутылке с виски предшествовали другие, не менее крепкие, напитки. Вилл прежде не видела Натана пьяным, но для всего существует первый раз. Пребывая в нетрезвом состоянии, Натан не буйствовал и не пытался учить других жизни, как это делал отец Вилл. Он думал; и эти думы были мрачными и исполненными тоски. Спасало лишь то, что на утро Натан забывал, что именно терзало его прошлым вечером, а когда туман забвения начинал рассеиваться, он снова возвращался к выпивке. А все потому, что уже второй раз в его жизнь ураганом врывались события, которые он был не в силах изменить. Сначала его бросила Фэй, а теперь и Тиша. Неужели дочь подумала, что отец был в сговоре с оборотнем? Ди Рейз стиснул зубы, погрязнув в собственных рассуждениях и не замечая того, что творилось вокруг.

В камине горел огонь, с треском поглощая сухие дрова и бросая отблески пламени на повернутые к нему лица. Локс яростно терзал зубами подставку. Вилл рассматривала хозяина дома — его взгляд был обращен вовнутрь.

— Где Тиша?

Он опять вздрогнул и непонимающе уставился на нее. У него было лицо человека, очнувшегося в реальности, которая оказалась ничем не лучше мира его кошмаров. Вилл повторила вопрос, разговаривая спокойно и тихо, как с лежачим больным, которому осталось жить не больше недели.

— Она уехала, — заплетающимся языком произнес ди Рейз.

— Куда? — осведомилась Вилл.

— Это не твое дело. — Натан отвернулся.

Молчание было долгим и тягучим, как лакомство из внешнего мира, слепленное из сахара и муки; и таким же невыносимо сладким. Это не твое дело. Лучше тебе не знать. С улицы повеяло холодом, в камине заметалось пламя, но Вилл не стала закрывать окно и не решилась попросить хозяина потушить огонь. В конце концов, она всего лишь прислуга; она не вправе требовать ответов от своего нанимателя.

— Она уехала к Эвелин? — попыталась уточнить Вилл.

— Да, — рассеянно кивнул Натан. — К ней.

Камеристка набрала в легкие как можно больше воздуха и заявила:

— Вы лжете, господин ди Рейз.

Он неожиданно схватил ее за руку — от испуга Вилл чуть не свалилась со спинки дивана. В его глазах, красных от пьянства и недосыпа, налитых кровью, на мгновение вспыхнула злость. Он ненавидел все: девчонку, сующую свой нос в его проблемы, наемного ульцескора, чьим ошибкам, казалось, не будет конца, жизнь, лишившую его права выбора, и, напоследок, самого себя, способного лишь на то, чтобы раз за разом искать утешение на дне бутылки. Натан вовремя внял голосу рассудка, вопящему в голове, и разжал руку; Вилл мельком взглянула на красные следы от пальцев на запястье.

— Вон отсюда, — сквозь зубы процедил ди Рейз. Камеристка не сдвинулась с места. Натан явно нуждался в посторонней помощи. — Ну же! — рявкнул он. — Проваливай!

Вилл понимала — одно неосторожное слово или малейший намек на неповиновение, и хозяин с удовольствием даст ей расчет. Что подумает Летиция, когда узнает об этом? Если, конечно, угрюмо думала Вилл, закрывая дверь гостиной с наружной стороны, Летиция когда-нибудь вернется.

Глава 10

Архен натаскал ей дров и научил разводить огонь. У Летиции долго не получалось высечь искру, ударяя кремень о кресало, но в итоге ее труды увенчались успехом: сосновые иголки зашипели и воспламенились, поджигая дрова. Сапоги, которые припас для нее вожак, оказались на девушку велики, а платье, наоборот, было слишком узким в груди. Летиция все-таки согласилась пойти с волком — и вовсе не потому, что решила стать его женой. Страдать из гордости, мучаясь от холода и голода, было глупо. Летиция могла обрести тепло и пищу, не жертвуя абсолютно ничем. Архен с некоторой опаской доверил ей нож, и под его руководством девушка разделала зайца, поджарила его на костре и впервые за несколько дней наелась досыта.

В тайнике, помимо прочего, обнаружилось много ненужного хлама: квадратный фонарь с разбитым стеклом, лысая кукла с фарфоровым личиком в истлевшем от времени платье, набор цветных пуговиц в замшевом мешочке с тесемками. Летиция запускала руку под корни старого дерева, по очереди вынимала эти 'сокровища' и разглядывала их с большим интересом. Спустя время она поняла: Архен не представлял, как используются эти вещи, — либо никогда не знал этого, либо забыл. Волки обладали тем, что можно назвать добротой, им была не чужда привязанность и забота; вот только чувства, ведомые хищникам, неразумно было сравнивать с человеческими, еще более ошибочным было использовать для них знакомые слова.

Летиция сорвала лопух, положила на него кусок дымящегося мяса и пододвинула 'тарелку' к Архену. Волк презрительно фыркнул и смахнул кушанье лапой, вываляв его в земле. Девушка лишь передернула плечами, пальцами отделяя кусочки мяса от тушки зайца и отправляя их в рот. Архен ничего не знал о столовом этикете и потому не позаботился о наличии ложки или вилки.

— Куда теперь? — небрежно спросила девушка

— Домой, — лаконично ответил волк. — К стае.

— Приятно быть вожаком? Королем леса?

Архен промолчал. Самка отпускала колкости в его адрес — он понял это по тону ее голоса и веселому блеску в глазах. Но что смешного или обидного в том, что он занимает главенствующее место в стае? Скорей бы обратить ее. Первое время ей будет трудно говорить, а потом звериная сущность притупит воспоминания о прежней жизни.

— Как вы общаетесь друг с другом? У вас есть имена? Клички?

— Есть. — Он внимательно посмотрел на Летицию. — И у тебя будет.

— Например? — Набив желудок, госпожа ди Рейз пребывала в приподнятом настроении. Можно развлечься беседой, а затем немного поспать. — Как бы ты назвал меня?

— Ночницей, — ответил Архен, особенно не раздумывая.

— Что это? — округлила глаза Летиция.

— Мелкая летучая мышь, — объяснил он. — Пьет из других кровь.

Несколько секунд Летиция недоуменно смотрела на него, а потом сдержанно рассмеялась. Надо же, волк пошутил! Неужели звери обладают чувством юмора? Он не глупее человека, подумала девушка, хотя, возможно, сравнивать их некорректно.

— А тебя как величают? — спросила она.

— Мать назвала меня Археном. Мы помним наши имена.

— Архен, — задумчиво повторила Летиция. — А кличка?

Он почему-то колебался. Это имя было ближе его сердцу, чем данное матерью. Оно было неотъемлемой частью его сущности, его эго — человеческого и звериного. Она, застывшая в ожидании ответа, этого не поймет. Праздное любопытство не входит в список достоинств личности, и Архен не обязан ей отвечать.

— Ледовый Странник.

— Почему? — удивилась Летиция.

— Эстер говорила, что я пустой, белый и холодный. И в мыслях витаю где-то далеко — как айсберг, гонимый течением, бесцельно блуждающий в океане. Это ее печалило.

Какое-то время они молчали. В сердце Летиции зарождалось чувство, которое по всем правилам не должно было появиться на свет; как цветок, пустивший корни в холодный камень, не дающий жизнь.

— Эстер?

— Моя волчица, — сказал Архен. — Моя мардагайл. Эстер или Вьюга. Она предпочитала кличку. Отец Эстер был жрецом, а сама она была невинной и чистой, как ангел, сошедший с небес. Но ее душе было тесно в теле человека.

— Не понимаю, — покачала головой Летиция. — О чем ты говоришь?

— О свободе. — Волк почесал лапой ухо. — Эстер была пленницей. Религиозных догм, своего отца, чего-то еще. С нами она пробыла недолго. Возможно, она нашла в смерти то, что искала.

— Ты дорожил ею? — тихо спросила девушка. В памяти возникли строки из 'Дикой природы', найденной в семейной библиотеке. — Вы... занимались любовью?

Вместо ответа Архен взялся зубами за край одеяла и набросил его на девушку, чудом не уронив покрывало в костер. Бесполезно упрекать ее в том, что она мыслит, как человек. Я начинаю испытывать к нему симпатию, думала Летиция под одеялом. Это невозможно, это противоречит законам природы, но это так.

После короткого отдыха они продолжили путь. Архен приноровился к неспешному шагу девушки, лишь изредка забегая вперед, чтобы разведать маршрут. Он старался держаться на расстоянии. Летиция видела его мохнатый силуэт скользящим между стройных рядов сосен, и даже когда вожак скрывался из поля зрения, ей мерещилось, что голубые глаза Архена наблюдают за ней откуда-то сверху.

Лес, залитый предзакатным светом, простирался на целые лиги вперед. Она не пыталась убежать или незаметно свернуть в сторону — знала, что без посторонней помощи отсюда не выбраться. Под ноги ложилась тропа, на которую вовек не ступала нога человека. Летиция покорно следовала за Археном в лесные дебри, строя в уме планы своего освобождения. Она запретила себе думать о Ланне — это пробуждало мучительную тоску и надежду на помощь извне; меньше всего ей хотелось предстать в роли принцессы, запертой на верхушке башни и терпеливо ждущей своего избавителя. В ноже, которым она теперь обладала, не было и капли серебра, но от этого он не переставал быть оружием. С тушкой зайца Летиция управилась достаточно легко и умело, хотя раньше ей не приходилось разделывать дичь: лезвие ровно вспороло шкурку, окрасив руки горячей кровью. Сомнительно, что этим ножом удастся отделить волчью голову от тела или пробить им грудь, да и Архен не подпустит ее к себе так близко — только не во время странствия; но когда-то ведь он должен ослабить бдительность?

Под конец дня лес неохотно выпустил их из своих объятий. Сквозь поредевшие ряды сосен проступили очертания чего-то серого и громадного, и, выйдя на открытую местность, Летиция увидела город, вырубленный в скале. Он дышал древностью и тайной, разделив часть своего волшебства с незыблемыми мостами через каньон и полустертыми ступенями, ведущими на утес; как и они, он был сотворен богами и некогда служил им. Окна располагались на разных уровнях, не повторяя симметрии человеческих жилищ, сеть неровных коридоров уходила вглубь скалы, в каменных залах с обвалившимися стенами еще сохранились кое-какие предметы обстановки, которые бы непременно рассыпались в пыль, если коснуться их рукой. Узкие продолговатые желобки, изрезавшие землю перед зданием, были наполнены угольно-черной водой; Летиция подумала, что за многие века в них накопилась истинная тьма. В действительности это оказались всего лишь водоросли, служившие непроницаемой пеленой, столь тонкие и прямые, что напоминали волосы.

— Не пей эту воду, — предупредил Архен, когда девушка погрузила руку в желобок, перебирая пальцами скользкие водоросли. — Она отравлена. — Во взгляде Летиции было недоумение, и волк пояснил: — Разве ты не видишь? Это могильник. Они хоронили мертвых перед своими жилищами и под ними.

— Где же надгробия?

Архен царапнул когтем по искрошившемуся камню у него под ногами.

— Захоронения накрывали плоскими каменными плитами с витиеватым рисунком, кое-где он еще виден. Каждая плита плотно прилегала к другой, образовывая подобие площади, которая в воскресные дни становилась местом веселых гуляний. — Летиция поежилась. Она не хотела в это верить. — Как ты думаешь, мертвые слышали стук пляшущих ног?

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что тебе любопытно. Потому что ты придешь сюда еще раз.

— Значит, это не твой дом? — спросила Летиция.

Архен уловил в ее голосе нотки разочарования.

— Нет. Мы живем чуть дальше. Там, где не слышно голосов.

— Я не понимаю, — качнула головой девушка.

— Поймешь.

Слева от могильника раскинулось колышущее море белых цветов. На небо набежали тучи, угасли красные лучи умирающего солнца, а цветы-падальщики, подпитываемые останками существ, захороненных в этой земле, сложили лепестки и тускло мерцали в сгущающейся тьме. Летиция не осмелилась сорвать цветок или даже дотронуться до него — одна мысль об этом казалась святотатством. Архен на время изменил своим привычкам и трусил рядом с ней: он не разделял чувства благоговения, овладевшего ею, но в здешнем воздухе был разлит сладковатый запах смерти, и волк боялся за девушку. Опасность таилась в воде и остролистых цветах, казавшихся безобидными, а под городом в переплетениях древних костей многие века скрывалась чума, терпеливо ждущая своего часа. Пройдет время, изголодавшаяся болезнь вырвется во внешний мир и возьмет очередную порцию смертей, пресытится отчаянием и вдоволь напьется чужого горя.

Когда они обогнули благоухающий белый сад, Летиция услышала тихое пение, доносящееся из мертвого города. Она остановилась и оглянулась на окна, зиявшие пустотой, но Архен потянул ее за подол платья, приказывая идти дальше. Пение становилось громче, к нему присоединился невнятный шепот и односложные восклицания. Как Летиция ни прислушивалась, ей не удалось разобрать, о чем толкуют голоса: язык, на котором они говорили, был ей незнаком. Архен дернул сильнее, раздался треск разрываемой ткани, и девушка с трудом подавила желание стукнуть волка по носу, как расшалившегося не в меру пса.

— Не слушай, — сказал Архен, глядя на нее яркими голубыми глазами. — Голоса мутят разум. Через какое-то время ты начнешь разбирать отдельные слова и фразы — или будешь думать, что понимаешь их. Затем они позовут тебя, и ты уйдешь.

— Уйду куда? — В этом мире, отрицавшем привычную реальность, все утратило первоначальный смысл: цветы были охвачены жаждой убийства, а мертвые охотно пели для живых.

Архен сердито зарычал, выпустив изо рта платье. Летиция попятилась.

— Я не знаю. Не хочу знать. И ты не захочешь.

Клочки травы перемежались остатками плитки, нагромождениями камней и проплешинами голой земли. Природа неумолимо поглощала некрополь. Спустя столетия отверстия в скале зарастут плющом и диким виноградом, уцелевшая часть площади уступит напору вездесущих сорняков, сеть желобков даст трещину, и черная вода разольется по долине, навсегда отравляя почву.

Мертвый город остался позади, зовущие голоса утратили колдовскую силу. Над головой зажигались звезды, освещая путь. Скала, вдоль которой они двигались, во тьме утратила очертания и казалась единой черной громадой.

Во мраке вырисовался белый силуэт. У входа в жилище оборотней сидела волчица. Завидев Архена и его спутницу, она поднялась на четыре лапы и почтительно склонила морду к земле. Летиция ожидала, что волчица приветствует ее по-человечески, но та лишь молча отодвинулась от входа в пещеру, пропуская их внутрь.

— Кто это?

Госпоже ди Рейз почудилось, что она научилась распознавать эмоции на лице зверя. Архен взглянул на нее с раздражением.

— Лилия. Клер. Младшая сестра Эстер.

Они пришли сюда вместе? — вертелось у Летиции на языке. Или ты обратил малышку по просьбе своей самки? С трудом обуздав свой непримиримый нрав, девушка промолчала.

Пещера ликантропов походила на подземный грот. На неровных стенах, заменив собой светильники, обосновались зеленые светлячки, землю подчас сотрясал странный грохот, смутно напоминающий шум прибоя. Стая состояла из семи особей, не считая волчат. Некоторые волки лежали по двое — то ли ради того, чтобы сохранить тепло, то ли из особой любви друг к другу. Они не разговаривали между собой, как обычно делают люди, укладываясь на ночь. Летиция шагнула в центр пещеры, держа голову высоко, словно была царственной особой с серьезной претензией на трон. Ответом ей была глухая враждебность — ее источали даже стены и низкий потолок. Девушка оглянулась на Архена.

— Они не тронут тебя, — сказал он.

Справа от входа располагалась глубокая ниша, служившая вожаку спальным местом. Архен велел Летиции оставить там вещи, которые она несла в руках: одеяло, котелок, нож. Под немигающими взглядами ликантропов она прошествовала к углублению в стене, расстелила на земле покрывало и села на него, обхватив руками колени. В компании незнакомых людей Летиция чувствовала себя неуютно, что уж говорить о группе существ совершенного чуждого ей вида. По ее мнению, волки отличались только размерами и окраской; в отличие от Архена, никто из них не обладал пронзительным лазоревым взглядом, ни в чем не уступавшем человеческому.

Летиция украдкой посмотрела на темно-бурую волчицу, которая вылизывала шкурку одному из своих детенышей. Дети ликантропов рождались в волчьем обличье. Или, может, в стае есть звери, никогда не бывшие людьми? Оборотни приняли волчьи законы и жили по ним, так почему бы им не соседствовать с настоящими волками?

Девушка свернулась калачиком на одеяле. До прихода сюда она надеялась, что другие ликантропы сохранили больше человеческих чувств, чем их предводитель; что она найдет среди стаи неравнодушного и мольбами или обманом сможет добиться свободы. В последний раз обведя взглядом пещеру, Летиция сомкнула веки. Люди — всего лишь на четверть... В душе разрасталась дыра, то самое болезненное одиночество, которое некоторые испытывают даже находясь в гуще толпы. Ланн... Девушка отвернулась к стене, накрыла голову одеялом. Никто не найдет меня. Никто не придет сюда.

Но отчаяние, испытываемое Летицией, не могло сравниться с той черной безысходностью, в которой изо дня в день пребывала Морвена. Будь она реальной, а не ведьмой из горячечного сна, Летиция могла бы найти утешение в ее обреченности. Всегда найдется кто-то, кому хуже, чем тебе, и Морвена была ярким тому примером. Что ты знаешь о людях в хрустальных масках? Госпожа ди Рейз широко зевнула, в уголках глаз выступили сонные слезы — несмотря на вихрь эмоций, клубившихся в ее мозгу, усталость брала свое.

Слепой волчонок негромко тявкнул, его сестра шевельнулась под боком у матери. Засыпая, Летиции мерещилось, что она слышит колыбельную, в которой отдельные слова чередовались со звериным воем.

Ланн шел по направлению к закрытому дворику, поигрывая тренировочным клинком. Оттуда доносилось непрерывное лязганье стали и громкие возгласы — противники обменивались любезностями и всячески подначивали друг друга, а зрители поздравляли победителей или смеялись над побежденными. Ланн предпочитал сражаться молча: разговоры его отвлекали.

На корточках перед фонтаном сидел человек, которого Ланн прежде никогда не видел. Облачение, черное с фиолетовым, выдавало в нем мастера. Юноша собирался пройти мимо, когда заметил, что на раскрытой ладони незнакомца сидит голубая бабочка: помахивая крыльями, она, казалось, вовсе не собирается улетать. Перчатки мастера были из тонкой переливчатой ткани, плотно прилегавшей к коже, но вряд ли насекомое могло спутать его руки с цветком. Как будто не замечая Ланна, застывшего на месте, мастер взял бабочку за узорчатое крыло и медленно, словно наслаждаясь процессом, отделил его от тела насекомого, а после точно так же поступил со вторым крылом. Затем мастер дал насекомому свободу. В чаше фонтана играли золотые блики, а бабочка, лишенная возможности улететь, ползла по его холодному мраморному бортику.

Незнакомец сполоснул перчатки в прозрачной воде, избавившись от пыльцы. Поднял взгляд на Ланна. Вся эта сцена показалась юноше полным ребячеством.

— Каждая мошка стремится к жизни, — сказал мастер, указывая на бескрылую бабочку. — А ведь я лишил ее главной особенности, лишил самой сути. Я забрал у нее душу. — Ланн молчал. Слова мастера и тон, которым они были сказаны, не понравились ему; но больше всего юношу поразил его взгляд. Он находится на грани безумия, подумал будущий ульцескор, он стоит так близко к его краю, насколько это вообще возможно. — А если сделать то же самое с человеком? — Мастер холодно улыбнулся. — Оборвать ему крылья?

-Я не понимаю, о чем вы говорите, — сдержанно ответил Ланн.

— Конечно, не понимаешь, — кивнул незнакомец. — Здесь мы равны. Но я собираюсь это выяснить, мальчик. Я стану пожинателем душ. Хочешь быть моим партнером? Хочешь пойти со мной?

Ланн понял это по-своему. В стане карцев непристойные предложения вовсе не были редкостью — Салема, наложница главаря, несколько раз приглашала мальчика в свой шатер. Главарь предпочел не вмешиваться, позволил событиям идти своим чередом. О смуглой и стройной Салеме мечтала добрая половина лагеря, и это льстило самолюбию Ланна, но он знал, что приняв ее предложение, рискует проснуться на том свете. Лирен, при всей его любви к мальчику, не простил бы ему.

Рука в перчатке из черного материала, отливавшего радугой, легла юноше на плечо. Незнакомца звали Риведер Кайн, и он принадлежал к экзалторам. Ланн узнал это многим позже.

Почему именно эта история всплыла у него в памяти, когда Ланн присел отдохнуть и глядел на небо сквозь прорези игольчатых ветвей? Лес был лабиринтом, в котором можно блуждать вечно. Навыки зверолова оказались почти бесполезны: полдня были потрачены впустую, волчий след давно потерял свежесть. Примятая земля давала надежду, обозначала дорогу, которая затем терялась в непроходимых зарослях и густых рощах.

После долгих дней бесплодных поисков Ланн наконец-то набрел на печать человека. Под одним из деревьев, неотличимых друг от друга, кто-то соорудил из веток относительно мягкое и удобное ложе. Ульцескор присел на корточки, шумно втянул носом воздух и провел ладонью по темно-зеленым иголкам, как будто постель еще могла сохранить ее запах или тепло. Он с трудом сфокусировал взгляд на дороге, которой пришел. В пыли были только его собственные следы. Может, по неосторожности Ланн стер отпечатки босых ног беглянки, добираясь сюда. Он прислонился лбом к дереву, стиснув челюсти. В груди вызревали семена отчаяния: в какой-то миг Ланн думал, что готов опустить руки и бежать прямиком в Гильдию, где с опущенной головой станет рассказывать мастерам, каким образом он не смог выполнить условия контракта. Пусть они заменят его. Пришлют кого-то другого. Он согласен на любое наказание.

Потом ему сделалось тошно от охватившей его слабости. Он заставил себя подняться и оглядеться вокруг. Госпожа Летиция — Тиша — была здесь, спала на этой постели. Архен одержим ею; вожак не позволил бы ей погибнуть. Что нужно человеку? Тепло? Еда? Вода? Ланн затаил дыхание и прислушался. Журчания реки не было слышно. Тогда он медленно пошел вперед, высматривая знаки: сочную, ярко-зеленую растительность, указывавшую на близость к воде, перемещение птиц, по утрам слетавшихся на водопой.

Добравшись до мелкого родничка, окрашенного золотыми бликами, Ланн утолил жажду и зашагал вдоль ручья. Так не бывает. Что-то должно было остаться. Где-то в глубине души он упрекал госпожу ди Рейз, которая, будь на то ее воля, могла облегчить ему поиски. Она давно должна была удостовериться в нелепости своих предположений: Ланн не умел обращаться ни животным, ни птицей. Сейчас он думал о том, что имея возможность ястребом взмыть в небо и охватить взглядом лес, казавшийся бесконечным, он бы мигом обнаружил беглянку.

Ульцескор внезапно замер на месте, не веря своим глазам. Вокруг тонкого ствола был обмотан голубоватый кусок ткани — клочок того платья, в котором Ланн видел Летицию накануне побега. Он потрогал ткань рукой, убеждаясь в том, что разум не сыграл с ним злую шутку, опустил взгляд: по траве были разбросаны белые нитки и горсть сморщенных листков подорожника. И следы. Следы ног во влажной земле.

Ему улыбнулась удача. Он на правильном пути. Ланн отвязал ткань от дерева — не мог оставить здесь частичку той, которую искал; и ускорил шаг, почти побежал, невзирая на усталость. Опять сосновая постель, подсохшая заячья шкурка, след от костра — он сунул руку в холодную золу и с восторгом пропустил ее между пальцев. Ведьмы в алом могли искривлять время и пространство, но в этом лесу не было магии: просто его поиски затянулись. Сосны редели, расступаясь перед Ланном, указывая ему путь; впереди замаячила высокая темно-серая громада — вероятно, гора или каменистый склон.

Его окликнул знакомый голос — с замирающим сердцем Ланн обернулся. Темноволосая девушка в голубом платье, оборванном чуть выше колен, простерла к нему руки в сгущающихся сумерках.

Глава 11

Архен, Странник. Клер, Лилия. Исадора, Полночь. Робин, Пчела. Хальц, Пайпер и Карма, чьи клички Летиция не запомнила. Ее снабжали едой и водой, позволяли выходить из пещеры в дневное время, но она все равно чувствовала себя узницей. Никто с ней не разговаривал, даже Архен: ей чудилось, что скоро она и вовсе позабудет человеческую речь. Поэтому, оставаясь одна, Летиция тихо говорила сама с собой или напевала незатейливые песенки, в которых плохо помнила мелодию, а еще хуже — слова.

Ничуть не стесняясь, она заявила Архену, что хочет принять ванную. На следующий день волки притащили к пещере огромный чан, чудом не развалившийся от времени. Летиция не сомневалась, что они нашли его в руинах заброшенного города. Она долго и упорно отчищала его от ржавчины, а вечером натаскала воды и разогрела ее на костре. Сбросив платье, Летиция залезла в ванную, радуясь возможности наконец-то смыть грязь. Ее тень загораживала бледный серпик луны, который отражался на поверхности воды, подергиваемой ветром. Когда ванная начала остывать, Летиция смочила волосы и принялась растирать кожу ладонями — мыла и губку ей не принесли.

Она мельком взглянула на вход в пещеру. Летиция не боялась, что кто-то из волков будет подглядывать за ней: и, тем не менее, из логова выскользнул белый силуэт и бодро засеменил в ее направлении. Приблизившись на расстояние трех шагов, Клер села на землю, не сводя с Летиции любопытного взгляда.

— Я пришла посмотреть, — сказала волчица неожиданно тонким голоском.

Летиция удивилась — не ее словам, а тому, что Клер заговорила с ней. Затем пожала плечами.

— Смотри, если хочешь. — Она продолжила отмываться от пота и пыли. Клер молчаливо сидела рядом. — Среди вас есть настоящие волки? — спустя время спросила Летиция.

— Нет, — ответила Клер. — Но есть те, кто не умеет говорить.

— Почему?

— Никто не научил их.

Летиция помедлила, обдумывая ее слова.

— Вы не говорите друг с другом?

— Если Странник разрешит — говорим, — объяснила волчица.

— Стая... ненавидит меня? — Летиции было нелегко об этом спрашивать. Но враждебность, источаемая волками, витала в воздухе и делала его удушливым, словно дым.

— По твоей вине мы потеряли двух самцов.

Тех, что явились в поместье вместе с Археном и погибли от меча Ланна, догадалась Летиция. В сердце проснулась тоска. Ей нужно выбираться отсюда, нужно искать способ. Госпожа ди Рейз оценивающе посмотрела на Клер — сможет ли эта волчица стать ее пропуском на свободу?

— А ты?

— У меня не было пары. Когда-то я думала, что Странник возьмет меня после смерти Вьюги. Но он не взял. — Клер положила передние лапы на ободок чана, приподнявшись на задних. Глаза белой волчицы казались темными, как ночь. — Я не держу на тебя зла.

Жаль, подумала Летиция. В противном случае мы могли бы оказать друг другу неоценимую услугу: ты избавляешься от соперницы, я получаю свободу.

— Зачем ему это все?

— Потому что он Странник, — ответила волчица. — Он не знает, чего ищет.

Клер оказалась не менее сентиментальной, чем ее сестра, погибшая от рук охотников. Ванная остывала, становилось прохладно. Летиция брызнула на волчицу водой, заставив ее отпрыгнуть в сторону, и выбралась из чана, держась за ободок. Прозрачные капли, посеребренные луной, стекали по ее голому телу. Повеял холодный ветер, девушка поежилась, покрывшись мурашками, и поспешила завернуться в одеяло.

Лилия сопроводила ее до пещеры и застыла у входа, глядя на луну. По всей видимости, белая волчица занимала низкое положение в стае: она не охотилась вместе с остальными, всегда оставаясь на своем посту, не имела пары и потомства.

— Я слышал голоса, — сказал Архен.

Он ждал ее в супружеской спальне в глубине логова. Летиция не решилась сбросить одеяло и предстать перед ним обнаженной. Странник жил в мире, недоступном для чужих глаз: такими бывают и люди. Замкнувшись в себе, они поступают глупо и жестоко — и при этом не чувствуют за собой вины.

— О чем вы говорили? — допытывался вожак.

— Ни о чем, — пробормотала Летиция, укладываясь на ночь. — О тебе.

— Обо мне?

— Да, — ответила девушка. — На самом деле, Архен... — она впервые назвала его по имени, — ты хочешь быть человеком.

Волк ответил молчанием.

На следующий день Летиция сидела на гладком камне, нежась в лучах утреннего солнца. Робин и Пайпер, волчата прошлогоднего помета, резвились в высокой траве. Сначала Робин не хотела играть и упорно игнорировала юного волка, хотя он прыгал вокруг нее и шаловливо вилял хвостом; но потом он куснул Робин за хвост, они сцепились вместе и покатились по земле.

Наблюдая за ними, Летиция вспомнила своего песика Локса. Она подумала, что Пайпер может немного скрасить ее пребывание среди волков, и решила научить его паре несложных команд. Спустя несколько часов волк наконец поддался обучению, принес в зубах обломок ветки, брошенный Летицией, и положил ей на ладонь. Сел на задние лапы, махая хвостом. Девушка несмело протянула руку и почесала его за ушами. Волк довольно заурчал.

В следующий миг за спиной раздалось громкое, разъяренное рычание. Летиция вздрогнула и обернулась, Пайпер отскочил в сторону, поджав хвост и притиснув уши к голове. За ними стоял Архен, оскалив пасть.

— Не смей, — рявкнул он. — Вожак прыгнул на Пайпера. Тот сумел увернуться и, обиженно заскулив, рванул по направлению к пещере. В груди Летиции шевельнулся страх. Каким-то образом она знала, что эти слова предназначаются ей.

— Почему? — тихо спросила она.

— Не делай из него пса. — Архен был зол. Слюна стекала с раскрытой пасти и капала на траву. Он может убить меня, подумала Летиция. Может передумать, решить, что я не достойна его внимания, и в мгновение ока перегрызть мне глотку.

Больше она не пыталась сблизиться с кем-то из стаи. Они все равно не могли разделить с ней ее несчастье, они не помогут ей бежать. Люди — всего лишь на четверть.

Некрополь стоял на холме, затопленный тенью; город как будто находился под невидимым куполом, не пропускавшим свет. По ночам из пустых окон лилось тусклое сияние, доносились музыка и голоса — они влекли Летицию к себе. Иногда она выскальзывала из постели, кралась вдоль стен, стараясь не потревожить чуткий волчий сон, выбиралась на свежий воздух и долго сидела на холодной земле. Ей чудилось, что голоса подсказывают ей ответ, нашептывают на ухо, как обмануть вожака и выбраться отсюда, но она пока еще не могла их понять. Пройдет время — все изменится; она поймет. Голоса мутят разум, говорил ей Архен, но она не прислушалась к нему. И однажды Летиция не вернулась в пещеру после ночной вылазки, она зашагала по направлению к городу, навстречу зову, обещавшему ответы на все ее вопросы. Клер пренебрегла своими обязанностями и не стала поднимать шум; а может, волчица невольно уснула под монотонное пение мертвых.

Повинуясь интуиции, она обошла стороной поле белых цветов и поднялась по отлогому склону. На верхних этажах здания не было ничего, кроме обломков, крошащихся у нее под ногами, паутины, многослойно покрывавшей полоток и стены, смеси пыли и пепла, похожей на черную муку, и ветра, гулявшего в пустоте залов. Побродив по комнатам, Летиция нашла спуск в подвал. Из темного неровного отверстия, некогда служившего аркой, веяло инородным холодом. Летиция колебалась; она оглянулась на коридор, залитый полосами света, источника которого она так и не обнаружила. Она могла вернуться в логово, снова оказаться среди волков и, в конечном счете, разделить с ними проклятье ликантропов.

Истертые каменные ступени вели вниз и терялись во тьме. За первым несмелым шагом последовал второй, третий; дальше девушка уверенно двигалась навстречу неизвестной опасности, не собираясь останавливаться. Ржавая решетка взвизгнула и слетела с петель, хотя Летиция едва до нее дотронулась; в нос ударил сладкий аромат роз. Госпожа ди Рейз вошла в склеп, ощупывая стены руками. Все, что могло разлагаться и гнить, давно превратилось в пыль. Сквозь трещины в камне пробились маленькие алые цветы, а посредине склепа находилась выбоина странной формы — будто великан в ярости ударил по земле своим могучим кулаком, оставив неровный след. В озерце блестела вода, на поверхности плавали растения-волосы, которые Летиция видела в желобках.

Из дыры в потолке струился мутный свет. Голоса стали громче, они кричали у нее в ушах, подталкивая к воде. Черная жидкость коснулась ее ступней, жадно обхватила лодыжки и медленно поднялась до уровня бедер. Изорванный подол напитался влагой, мокрое платье сверкало и переливалось, как серебристая парча; красными и белыми звездами расцветала поверхность водоема. Что-то пульсировало на темном дне, набирая силу. Летиция зачерпнула пригоршню воды и вылила ее в рот, высоко запрокинув голову. Через мгновение тонкие водоросли оплели ее запястья, утянули девушку под воду и плотно сомкнулись над ее лицом. Одурманенный разум не противился тому, что могло ждать ее на глубине; Летиция даже не пыталась освободиться. Сознание затопили чужие слова и звуки мелодии, которую не мог воспроизвести ни один знакомый ей инструмент; десятки фантомов, менявшие формы, затянули свой безумный хоровод перед ее взором.

Чего вырядилась, Морвена? Образ сутулой ведьмы в алой накидке, впервые в жизни бесконечно счастливой, с сияющим взглядом. Тихий шорох крыльев — голубая бабочка бьется о прозрачную стенку банки, и чьи-то глаза наблюдают за ее мучениями, чьи-то пальцы непрерывно барабанят по стеклу. Кто-то стучит в окно наравне с дождем, ищет пристанища; как не пустить путника в дом, не накормить чем богаты и не позволить заночевать в сенях? Она сонно тянется к задвижке, откидывает занавеску, и холодные пальцы, смоченные дождем, хватают ее за руку. Горящие глаза безумца в прорезях хрустальной маски, закрывающей верхнюю половину лица; светлые волосы выбиваются из-под капюшона, сквозь хрусталь просвечивает красивое мужское лицо — лицо соблазнителя и убийцы. Она отдергивает руку, из горла вырывается крик, который сразу поглощает темнота; мужчина не ждет у двери — он проникает в дом через окно, как вор. Он и есть — грабитель... Он...

Цепляясь за обломки, Летиция выбралась на берег, и ее стошнило черной водой. Оглушительно кашляя, она исступленно расцарапывала ногтями горло, словно внутри нее было что-то, от чего она отчаянно пыталась избавиться. Когда руки испачкались кровью, а на шее остались сине-багровые следы от пальцев, она обессилено рухнула на землю, вдыхая пряный запах цветов. Тени подкрадывались все ближе, намереваясь снова утащить ее в мир сновидений, от которых не просыпаются. Сбоку ударил свет — на стенах склепа сверкнули десятки зеркал; свет отразился от поверхности каждого зеркала, безжалостно пронзая лучами девушку, распростертую на камнях. Летиция зажмурилась и перевернулась на живот, спасаясь от ослепительного сияния.

Зеркальная гладь подернулась рябью, из пучины потустороннего мира вынырнули смутные очертания женских фигур. Какое-то время они мерно раскачивались, как будто пребывая в трансе, а затем каждая потянулась к своей сестре, отпечатавшейся в соседнем зеркале: их пальцы переплелись. Прикрывая глаза рукой, Летиция приподнялась и взглянула на них. На каждой женщине — алая накидка; глубокие капюшоны скрывают лица, но под ними отчетливо белеет кожа — или кость?

— Говорят, все зло исходит от ведьм. А ведь именно мы приручили первичный хаос, придали ему форму и наполнили ее смыслом. — Летиция обернулась на голос. Отличить одну женщину от другой было невозможно. — Говорят, освобожденная сила способна создавать аномалии.

— Ликантропы, — продолжил другой голос. — Вампиры, алчущие крови, жизненной силы или плотской любви. Людоеды. Существа с одним разумом на двоих. Мстительные призраки. Меняющие облик. Похитители снов...

— Я вынимаю глаза и кладу их в чашу, когда ложусь спать, — перебил третий голос.

— А я — зубы, — доверительно прошептал четвертый. — Боюсь порезаться.

— Замолчите, — зашипела на них женщина, говорившая первой.

— Ты не знаешь, что я могу видеть, — возразила третья.

— Вот именно, — поддакнула еще одна ведьма. — Не знаешь, что я могу слышать...

— ...обонять...

— ... вкушать...

— ... ощущать кожей...

Хор голосов, перебивающих друг друга, наконец-то начал затихать. Первая ведьма дождалась, пока сестры соизволят выговориться, и опять взяла слово:

— Поэтому Гильдия ищет нас среди людей. Собирает в стадо, как заблудших овец, утешает и дает пристанище падшим ангелам, изгнанным из рая. И мы повинуемся, позволяем заковать себя в цепи и стать... наблюдаемыми. Ни шагу в сторону. Ни шагу назад. Ты или с нами...

— ... или против нас.

— Потому что мы несем беду и отчаяние. Редко — надежду.

— Нас никто не любит, — всхлипнул кто-то.

— ... ни люди, ни другие ведьмы...

— ... мы ненавидим себя самих.

— Что вам нужно от меня? — пробормотала Летиция. Ее губы дрожали. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я просто хочу попасть домой, увидеть отца. Я не хочу становиться волчицей...

На какое-то время в склепе повисла тишина, а затем из глубины зеркал донеслись тяжелые, разочарованные вздохи, чередуясь со стонами и короткими всхлипами. Упадок духа, который продемонстрировали ведьмы, был почти осязаемым. Сестры разорвали кольцо рук, их силуэты начали удаляться и меркнуть. Осталась лишь одна, самая старшая: та, что завязала беседу.

— И это все? — спросила ведьма. — Все, чего ты хочешь? Впрочем, — медленно добавила она, — твои желания не имеют значения.

— Я не понимаю, — покачала головой Летиция. Свет больше не резал глаза. В погасших зеркалах клубился сизый дым. — Здесь пыль, водоросли, вода...

— Ты знаешь, что там? — Ведьма указала на озеро. — Останки тех, кого поглотили боги. Они спят, но им нужно чем-то поддерживать свое существование. Почему они не взяли тебя? Не отвечай. — Воздух плотным сгустком закрыл девушке рот. — Окажи мне услугу, Летиция ди Рейз... нет, Медейна. В конце концов, у тебя уже есть этот шрам... Бледный полумесяц на левом плече. — Летиция машинально ощупала плечо, но кожа была ровной и гладкой, как прежде. — Поклянись, и я отпущу тебя. — Девушка кивнула. Ведь посмей она отказать ведьме — клятву вырвут силой. — Слушай внимательно. Найди девушку по имени Морвена. Чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше. Я не помогу тебе в поисках, не направлю тебя: прошлое, настоящее и будущее смешалось в моем сознании, и я не берусь отличить одно от другого. Найди Морвену и скажи ей...

За этим последовал такой оглушительный грохот, что, казалось, небесный свод рухнул наземь и похоронил под обломками города и людей, искавших убежище среди высоких стен — но от божественного гнева нельзя укрыться. На потолке змеились трещины, из них ручейками сыпалась пыль. Ведьма все еще пыталась говорить, хотя потусторонний мир затягивал ее обратно, скручивая в спираль; осталось одно лицо под капюшоном, белее кости, и сухие губы, произносившие отдельные звуки, которые не представлялось возможным разобрать. Летиция не услышала слов, но они отпечатались в ее сознании; когда-то они всплывут на поверхность, будут обработаны разумом, и, наконец, донесены до адресата.

Ведьму поглотил водоворот; гладкая, сияющая поверхность зеркала треснула и поблекла. Секундой позже прекратился шум, ожесточенно терзавший слух, на голову больше не сыпалась пыль, а земля больше не норовила уйти из-под ног. Летиция перевела дыхание, нашла взглядом выход и осторожно двинулась к нему, когда фрагмент пола, на который она ступила, внезапно ушел вниз.

Она сорвалась в пропасть. Девушка инстинктивно вскинула руки, надеясь ухватиться за край скалы, нащупать опору или хотя бы замедлить падение. Пальцы скользнули по шершавой поверхности, когда чья-то рука вынырнула из тьмы и обхватила ее запястье. Тогда она по-настоящему испугалась. Летиция беспомощно болтала ногами в пустоте, сердце бешено колотилось в груди, ведь сила, тянувшая ее наверх, страшила ее значительно больше, чем неминуемая гибель. Липкие от пота пальцы, глаза безумца в прорезях хрустальной маски, торжествующая улыбка: теперь не уйдешь...

Последним рывком он освободил ее из цепких объятий смерти. В этот раз он сумел ее удержать. Обхватил руками, прижал к себе: слова казались ненужными. Летиция дышала прерывисто и тяжело, все еще не сознавая своего счастья. Спустя минуту она мягко отстранилась и с восторгом ощупала его лицо: коснулась сеточки выпуклых шрамов на щеке, тонкого носа, знакомого излома губ. Колыхались висячие серьги. Из глаз струился лазоревый свет, матовый отблеск этого света лежал на ее лице.

— Я принадлежу другому, — прошептала она. — Волку.

— Нет, — возразил он. — Пока еще нет.

Ланн убрал мокрые волосы, облепившие ее щеки и лоб. Они с любовью взирали друг на друга: душевная пустота вдруг оказалась наполненной чем-то обжигающе горячим, перехлестнувшим через край. Не в силах противиться наплыву чувств, он едва коснулся губами ее рта и сразу же отпрянул. Долго ждал с холодеющим сердцем, что она рассердится и влепит ему звонкую пощечину, но Летиция лишь растерянно улыбнулась в ответ на его ласку. Это придало ему смелости. Ланн стиснул в ладонях ее лицо и жадно впился губами в ее губы, покрыл поцелуями мокрое лицо, стирая с него грязь и пыль.

— Ланн, — шептала Летиция, гладя его по голове и плечам, — Ланн...

Когда схлынула первая волна нежности, он сунул ей в руку холодный, тяжелый предмет. Летиция вздрогнула от неожиданности.

— Что это? — испуганно спросила она, ощупывая подарок.

— Кинжал Лирена, лорда карцев, — объяснил Ланн. — Он носил его на шее, как талисман. Я забрал кинжал, когда Лирена сразил ульцескор. Взгляни.

Ланн накрыл ее руку своей и вытащил из ножен кинжал. Повертел его в пальцах. По гладкому лезвию скользили лунные блики. Ульцескор вложил его обратно в ножны.

— Это серебро?

Он кивнул.

— Ланн, я... — умоляюще начала она. — Я... не смогу.

Холодный воздух резко вошел в легкие. Выпуклый купол, нависший над головой, венчало круглое витражное окно с изображением Богини. Стеклянные шестигранники отлично сохранились, не потемнели от времени и древней пыли; они зажигались светом и меркли, отбрасывая цветные блики на девушку, распростертую на алтаре. Три лика Богини: величественная королева в серебряном венце, гордо смотрящая прямо перед собой, улыбающийся паяц слева от нее и тень в капюшоне, методично пожирающая спящий мир, справа. Царский венец был выполнен в форме символа — два полумесяца, обозначавшие растущую и убывающую луну, острыми концами повернутые наружу, а между ними — белый диск, полнолуние.

Летиция приподнялась на каменном ложе, широко раскрывая рот и стараясь вдохнуть как можно больше кислорода. Вдоволь наглотавшись воздуха, она немного успокоилась и критически осмотрела себя: обрывки черных водорослей все еще охватывали запястья и лодыжки. Прямоугольник, на котором она лежала, находился в центре округлой выбоины с неровными краями. Вода ушла, земля ничуть не пострадала от подземных толчков, а на стенах не было никакого намека на зеркала. Внутри болезненно сжалось сердце.

Ничего не было. Она спала и видела сны. Не было ведьм, не было Ланна, не было его сияющих глаз; это тепло было ненастоящим. Ей явилась странная химера образов, звуков и чувств. Летиция сглотнула подступившие к горлу слезы и спустила ноги с алтаря. Что-то соскользнуло вниз и с металлическим лязгом ударилось об камень.

Ей все привиделось, но кинжал, лежащий перед ней, был удивительно реален. Взгляни. Летиция ухватилась за рукоятку, ножны упали наземь; в лунном свете переливалось серебро. Прижимая кинжал к груди, она направилась к лестнице.

Может быть, она до сих пор спит? Надо выбраться из этого кошмара, перетекающего в сладкий сон; еще одно такое потрясение она может не пережить. Ступенька за ступенькой девушка поднималась наверх, и мертвый город вынужденно отпускал ее, не имея возможности удержать.

Когда некрополь, напряженно наблюдавший за ней пустыми окнами, остался позади, Летиция остановилась и коснулась пальцами своего рта. Теплые, влажные, чуть опухшие губы, как будто после поцелуя. Ее рука медленно переместилась вниз, судорожно ощупала левое плечо; потом, не доверяя своим ощущениям, девушка скосила глаза на шрам. Полумесяц. Гладкий и холодный, словно лед.

Мы приручили первичный хаос, придали ему форму и наполнили ее смыслом. Мы обрели власть над временем и пространством. Мы...

Летиция запрокинула голову. Среди темного полотна неба, усыпанного звездами, висел улыбающийся рот — в точности такой же, как на ее плече.

Глава 12

Примерно на середине пути Ланн обнаружил, что ведерко, которое он наполнил водой из ручья, чудесным образом опустело. Он приподнял его за ручку и осмотрел так тщательно, насколько позволяло освещение. Железный ободок проржавел, в одном месте днище чуть отстало от стенки, образовывая узкое продолговатое отверстие. Именно через него вылилась вода. Ланн оглянулся — за ним тянулся мокрый след. Он зашагал к хижине, чуть огорченный тем, что не смог выполнить поручение. Но в решете воду не принесешь — он попросит другой, целый сосуд, если в этой убогой хижине такой найдется.

Ланн поднялся на крыльцо по скрипнувшим деревянным ступеням, доживавшим свои последние дни, и распахнул шаткую дверь. Девушка испуганно вскрикнула, мгновенно обернулась спиной, прикрываясь руками. Ланн закрыл глаза ладонью, пробормотал: 'Я сожалею' — шагнул назад и едва не скатился с лестницы.

Оказавшись внизу, он тяжело опустился на землю, пытаясь унять бесновавшееся сердце. Ему следовало постучать. Зрелище оказалось коротким, но исключительно запоминающимся. Другой на его месте не различил бы ничего, кроме смутных очертаний женского тела, но глаза ульцескора отлично видели во тьме. Ланн всегда намеренно сосредотачивал взгляд на ее лице, старался не смотреть на изящную линию шеи, маленькую грудь и плавные изгибы бедер: она ведь была дочерью клиента, он не мог — и не должен был — испытывать к ней никаких чувств.

— Нам не нужно никуда идти, — сказала она, встретив его на краю леса.

— Но... — начал Ланн, — твой отец...

Летиция ладонью запечатала ему рот.

— Пойдем.

И ульцескор, заглушив голос разума и стенания совести, послушно последовал за ней. Разведи огонь. Принеси воды. Побудь со мной, Ланн... Если он свихнулся, если сумасшествие принимало столь восхитительные формы, дорогие его сердцу, он был рад его приходу. На задворках его сознания металась какая-то беспокойная мысль, не получившая четкого определения, какое-то несоответствие: но, говоря по совести, она нисколько его не терзала. Любовь была сродни безумию, любовь слепа; и очки с волшебными стеклами, скрывающими недостатки, пришлись ему как раз впору.

Она позвала его внутрь. Ланн вошел, чуть колеблясь. Летиция плотно завернулась в пожелтевшую от времени простыню и сидела на полу, облокотившись на край лохани. Образ обнаженной девушки поневоле предстал у него перед глазами, и Ланн поспешно отвел взгляд.

— Вода еще теплая, — тихо сказала она. — Я не буду смотреть.

— Я не думаю, что... нам стоит это делать...

— Делать что?

Если эта Летиция и была порождением его больного мозга, то внешне она ничем не отличалась от оригинала. Только вела себя чуть смелее.

— Давай. — Она смущенно улыбнулась, демонстрируя ему мочалку. — Я потру тебе спинку. От тебя плохо пахнет, — добавила Летиция, видя, что Ланн не спешит оголяться.

Он несмело поднял руки и расстегнул две верхних пуговицы. Летиция сделала вид, что увлеченно рассматривает пейзаж за окном (хотя стекло было настолько мутным и запотевшим, что разглядеть за ним что-либо казалось абсолютно невозможным); и дело пошло быстрее. Ланн сбросил на пол куртку из черной замши, вытащил полы рубашки, заправленной в брюки, обнажил грудь. Смущенно потоптался перед лоханью, не решаясь расстегнуть пояс.

— Может, тебе нужна помощь? — спросила она.

Ланн уловил в ее голосе издевку.

— Отвернись, — скомандовал он.

Летиция нехотя повиновалась.

Освободившись от одежды, Ланн залез в лохань. Девушка солгала, ведь вода уже остыла. Он не знал, как ему расположиться в ванной, чтобы неосторожным движением не выставить на обозрение интимные части тела. Ты любил кого-то? Может, одну из ведьм? Ульцескор вздрогнул и покрылся холодным потом, когда Летиция внезапно провела мочалкой по его спине.

— Все в порядке, — успокаивающе произнесла она. — Чего ты боишься?

Ланн промолчал. Обмывание было мукой — он сам не мог понять, почему.

— У тебя столько шрамов. Здесь... — Летиция нежно коснулась одного из рубцов — сначала пальцем, потом губами, — и здесь... Больше не болит?

— Нет.

Его резкий ответ не понравился ей.

— Что с тобой? — встревожилась Летиция. — Что не так?

— Я не знаю, — честно ответил он.

Она обняла его за плечи, прижалась грудью к голой спине.

— Не надо, — хрипло выговорил Ланн, расцепляя ее руки.

Летиция отстранилась и долго стояла позади него. Он в очередной раз обидел ее, оттолкнул; и ему тоже было неспокойно. Ланн не понимал причин, которые принуждали его к такому поведению: в конце концов, он не был ни девственником, ни моралистом, ни недотрогой.

— Я люблю тебя, — сказала она.

Он не поверил.

— Что?

Летиция решительно развернула Ланна к себе, заставила посмотреть в глаза. Мягкие губы прижались к его губам, узел на простыни ослаб, нехитрое одеяние соскользнуло на пол. Они рухнули в воду, поднимая брызги, старая лохань затрещала под их совместным весом.

— Стой. Подожди. Нет.

Девушка сидела у Ланна между ног, осыпая ласками его тело. Сопутствующие обстоятельства не имели значения: пусть она уже ощутила его возбуждение или всего лишь догадывалась о нем. Ланн схватил ее за плечи и оттолкнул. В сладострастную мелодию, которую вела любовь, закрался явный диссонанс.

— Ликантроп приходил к тебе? Почему ты не с ним?

Летиция состроила обиженную гримасу и скрестила руки на груди.

— Мы можем поговорить об этом позже?

— Нет. — Ланн внимательно вглядывался в ее лицо. — Сейчас.

— Я отказала ему, — пожала плечами девушка. — Он оставил меня здесь.

— Не может быть.

— Ты мне не веришь? — нахмурилась Летиция. — Зачем мне говорить неправду?

Ульцескор повернулся к ней спиной и вылез из лохани. Небрежно обтерся влажной простыней, послужившей Летиции временной одеждой, и натянул брюки. Он наклонился за рубашкой, но вместо нее рука нащупала холодную рукоять клинка.

— Кое-что не сходится, — сказал Ланн.

В следующий миг острие меча нацелилось ей в сердце.

— Что ты делаешь? — В серо-зеленых глазах стоял ужас. Она боялась пошевелиться. — Ты окончательно сбрендил? Я... — ее глаза наполнились слезами, — призналась тебе в любви...

— Я совершил ошибку, — медленно произнес Ланн. — Попался на крючок.

Ульцескор сомкнул пальцы на ее горле, приподнял. Ее нагота больше не вызывала ни трепета, ни смущения. Просто голая девица. Он вдоволь насмотрелся на них еще мальчишкой.

Она захрипела, пытаясь разжать ему пальцы. Осознав всю бессмысленность этих стараний, девушка начала яростно размахивать руками, до крови расцарапывая ему грудь.

— Госпожа Летиция ди Рейз, — сказал Ланн, отчетливо выговаривая каждое слово, — ничуть не похожа на тебя. Видно, ты не успела завязать с ней близкое знакомство. Так ведь, этайна?

Знакомое лицо исказилось от гнева, стало расплываться, меняя форму. Черный цвет сошел с волос, словно краска; под ним обнаружились спутанные кудри мышиного цвета. Огромные, как у совы, глаза поражали своей глубиной. Ланн старался думать о чем угодно, только не о колдунье, сверлившей его взглядом: он опасался, что снова может проглотить наживку.

— Я поймала тебя, ульцескор. — Черты этайны трудно было назвать привлекательными: прежде всего, она оказалась чересчур угловатой и костлявой. Ланн не знал, как выглядят другие, подобные ей: он впервые встретился с женщиной, изменяющей облик. — Мужчин проще затянуть в свои сети. Стоит только приподнять юбку.

Ланн разжал руку, и этайна рухнула в лохань, расплескивая воду. Невзирая на боль, она рассмеялась, обнажив удивительно мелкие, острые зубы.

— Хочешь убить меня? Давай.

Ульцескор демонстративно убрал клинок.

— Зачем? На тебя нет контракта, — промолвил он.

Этайну обескуражил его ответ. Она даже перестала улыбаться.

— Значит, ты меня отпустишь? — недоверчиво поинтересовалась она.

— При условии, что ты ответишь на мои вопросы. — Ланн надел рубашку через голову и присел на корточки. Этайна не сводила с него напряженного взгляда. — Та, чьим обликом ты воспользовалась, она путешествовала в компании волка?

— Ликантропа. Ты не боишься, что я солгу?

— Не стоит. Второго шанса не будет. Куда они направились?

Она на мгновение задумалась.

— Иди прямо на восток. Я давно не покидала лес, не было необходимости, но в полумиле отсюда находится мертвый город. Лете, — она чуть помедлила, роясь в памяти, — да, Лете — так он называется. Волки обосновались неподалеку от него.

Ланн молча выпрямился. Благодарить этайну? Какая глупость.

Тощая рука схватила его за штанину.

— Может, останешься? — заискивающе спросила она. — На одну ночь? Временами подделка значительно превосходит оригинал. Особенно если, — этайна сильнее сжала пальцы, — подлинник не может дать тебе то, чего ты желаешь

— Отпусти.

Этайна разочарованно вздохнула и повиновалась. Ланн накинул куртку и вышел из хижины, полной грудью вдохнул свежий ночной воздух. Луна улыбалась ульцескору с небес. Он не нуждался в ложных воспоминаниях, которые предлагала этайна, ее опытные, умелые ласки не могли сравниться с неловкими поцелуями настоящей госпожи ди Рейз. Справившись с заданием, Ланн все равно отправит девчонку к папаше; зачем им растрачивать друг на друга любовь и страсть? На сердце и руку Летиции найдется много охотников, рано или поздно она выберет себе подходящего жениха; а Ланн до самой старости будет блуждать среди чудовищ — как реальных, так и тех, что таятся в глубинах разума.

Ульцескор пошел дорогой, которую указала ему колдунья. Если бы он тогда не обернулся на оклик этайны, не повернул назад, Ланн давно бы успел исследовать город. Темно-серое здание, открывшееся его взору, насчитывало не менее пятнадцати этажей: ни один населенный город не мог похвалиться наличием столь высоких жилищ. Пустые окна и залы, длинные вереницы пересекающихся коридоров, заброшенная площадь, поросшая сорняками и темным мхом, что-то наподобие сети открытых канализационных труб, через которые в Лете поступала вода, поле могильных цветов с ядовитыми лепестками. Ланн обошел окрестности, ничего не касаясь, а затем зашагал вдоль скалы.

Вскоре ульцескор набрел на пещеру, служившую волчьим логовом. Ликантропы должны были почуять его приближение и выйти навстречу: дальше следовал кровавый финал, которого Ланн всеми силами старался избежать.

От черного зева пещеры отделилась тень, метнулась по направлению к ульцескору. Он вынул клинок, держа его перед собой. Вместо того чтобы наброситься на человека, волчица замедлила шаг, а, приблизившись, ткнулась мордой ему в бедро и жалобно заскулила. Ланн опустился на колени, приподнял ей морду и заглянул в глаза. У него пересохло во рту.

— Тиша?

Ее взгляд вопрошал: 'Где ты был? Почему ты пришел так поздно?'

— Прости меня. Прости.

Волчица лизнула его в ладонь. Ланн мягко отстранил ее и поднялся с колен. Меньше всего его сейчас волновал вопрос, куда подевалось отведенное на поиски время. Сожалеть он будет позже, а сейчас в горле клокотала ярость, требующая выхода. Ульцескор вошел в логово, черная волчица неотступно следовала за ним.

Карма подняла голову и угрожающе зарычала при виде человека. Сонные волчата жались к боку матери. Пайпер быстро спрятался за свою подружку Робин, а Хальц вскочил на четыре лапы и пригнулся, готовясь к прыжку.

— Не двигаться, — сквозь зубы процедил Ланн. Он искал взглядом вожака, но Архена не было в пещере. — Не двигаться, иначе я убью вас всех — вместе или по одному.

Глава 13

Шерсть Архена блестела в темноте, напитавшись лунным светом. Он поднял морду и завыл — в этой песне звучали горечь и тоска, понятные ему одному. Летиция остановилась в двух шагах от волка, все еще сжимая рукой плечо.

Окончив сольный концерт, к которому не пожелала присоединиться стая, вожак повернулся к девушке. В небесах висела растущая луна, потешаясь над ним обоими.

Летиция заговорила первой. Ее голос дрожал от гнева.

— Ты проклял меня, — она сильнее стиснула плечо, — пока я лежала на том алтаре, не имея возможности защититься. Я ничего не видела и не понимала, что происходит...

— И что с того? — спросил волк.

Она на мгновение утратила дар речи. Продолжая поток обвинений, Летиция уже не выглядела столь уверенной. Куда ему понять? Он ведь...

— Это низко. Так... не поступают.

— Не поступают люди?

Она кивнула.

— Именно это я и имела в виду.

Архен мог бы рассказать ей, как пытался вытащить Летицию на поверхность, вонзив зубы девушке в плечо. Вокруг головы волка, слово дым, клубились алые ручейки крови, оживляя красками мрачный подводный мир. Он хотел спасти ее от смерти — или полного, неотвратимого безумия, но озеро не собиралось ее отпускать: черные водоросли, которые не удалось перегрызть или порвать когтями, крепко держали пленницу. Архен успел вдоволь нахлебаться отравленной воды, ослаблявшей тело, и едва шевелил лапами. Последним усилием он разжал онемевшие челюсти, вылез на берег и растянулся на камнях, наслаждаясь передышкой. Долгое время ничто не нарушало мертвенную тишину склепа, и волк почти уснул, когда над головой раздался пронзительный скрежет, способный разбудить мертвого.

Купол раскрылся — четверти круга разъехались в стороны, уходя в камень, в воздухе разлилось серебро. На ночном небе висела полная луна, и она никогда не светила ярче. Сначала Архен съежился под этим светом, но прекрасное и чистое, как лицо невинной девушки, белое сияние исцеляло и придавало сил. Летиция всплыла на поверхность, словно утопленница, а волк опять уверовал в то, что сможет ее спасти. Он поднялся на лапы и двинулся к озеру с твердым намерением вернуть свою мардагайл, которую две недели назад украл у него город.

Ему не удалось достигнуть цели. Невидимая сила оторвала Архена от земли и швырнула об каменную стену, как только он ступил в воду. Вожак взвыл от боли, из разинутой пасти закапала кровь, но нападавший остался глух к его страданиям и, схватив Архена за загривок, потащил его вверх по лестнице. Волк извивался и лязгал зубами, неизменно наталкиваясь на пустоту, которой нельзя причинить вред. Его бросили во тьму зала, как беспомощного, слепого котенка, вздымая облако пыли. Архен, рыча и кашляя, с трудом встал и сразу столкнулся со следующим препятствием.

На месте входа в склеп располагалась глухая стена. Приблизившись к ней, волк обнюхал ее и тщательно исследовал лапами. Ничего. Вход был закрыт, замурован; колдовство одержало верх над разумом. И тогда Архен смирился и отступил.

Но вожак решил не посвящать Летицию в подробности этого маленького приключения. Он потерпел поражение. Ему не хотелось в этом признаваться.

— Если тебе от этого станет легче, Летиция ди Рейз, я пытался тебя разбудить, — только и сказал Архен. — Не получилось. Ответь и мне на встречный вопрос. На небе новая луна, со времени укуса прошел месяц. Почему ты не превратилась в волчицу?

Летиция растерянно покачала головой. Это стало откровением для нее самой. Произошло что-то, не поддающееся ее разумению; кто-то бессовестно украл время ее жизни, а она узнала о воровстве лишь сейчас, и от кого? От волка.

Архен бросил короткий взгляд на кинжал.

— Что у тебя в руке? Серебро? Ты хочешь убить меня этим?

Летиция, отогнав тревожные мысли, стиснула рукоятку обеими руками и выставила оружие перед собой. Смерть принимала разные формы: иногда она являлась в виде костлявой старухи в черном балахоне, именуемой Кроной и всюду сопровождаемой воронами, иногда — в виде прекрасной юной девы с пылающим взором. Луна омывала госпожу ди Рейз своим светом, ветер взлохматил ей волосы и трепал полы изорванного платья. Увидев Летицию такой, Архен ощутил удовлетворение — выбор, сделанный наугад, оказался исключительно удачным; даже если он погибнет, в венах волчьей невесты будет всегда течь его кровь.

Девушка-волчица, не принадлежащая никому, стояла перед ним с кинжалом наготове. Она — Медейна. Архен выжидал.

— После твоей смерти мой отец вернется к той жизни, которую вел до проклятья, — сказала она. — Я не знаю, что с ним, и где он сейчас...

— Жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о ком-то, кроме себя.

Он снова поколебал ее решимость. В нем столько от волка, и в то же время — столько от человека, думала Летиция. Убив его, я испачкаю руки кровью существа, чья способность осознавать происходящее и принимать решения, основываясь на полученной информации, не уступают моим собственным. На голом плече был чужеродный шрам: холодная пиявка, намертво прилепившаяся к ее коже, пыталась слиться с ней воедино.

— Ты встречалась с ведьмами Лете? — спросил волк. Летиция кивнула, ничему не удивляясь. Архен пробыл здесь дольше нее. — Что они сказали тебе?

— Достаточно, чтобы понять: судьба волчицы, твоей спутницы, — не моя.

— Ясно. — Волк немного помолчал. — На открытой местности у тебя нет шансов.

Побелели костяшки пальцев, сомкнувшихся на кинжале.

— Я хочу убедиться в этом сама.

— За тобой пришел человек, — продолжил Архен.

— О, я знаю, — небрежно бросила она, стараясь не выдать своего волнения.

— Знаешь? — Архен наблюдал за ней краем глаза. Он не боялся внезапного нападения — девушка не могла соперничать с ним в ловкости. А вот ловец... ловец был опасен. Он перебьет всю мою стаю, думал Архен, испытывая при этом лишь смутное сожаление, всех, кого я обратил за время моего лидерства.

— Почему ты не выбрал Клер?

— Стая не пойдет за ней, — охотно объяснил Архен.

— А как же... — Летиция долго собиралась с мыслями, — любовь?

Волк презрительно фыркнул.

— Любовь?

Она быстро перебрала в уме имена.

— Исадора. Она похожа на меня.

— Цветом шерсти? — Архен оскалился. — Не смеши.

— Тогда что тебе нужно? — вспылила Летиция.

Волк облизнулся.

— Ты.

— Нет, — она мотнула головой, — я дам тебе то, чего ты хочешь намного больше. Долгие годы ты мечтал об этом. Ты видел сны, в которых...

— Смерть? — перебил ее волк.

— Людской облик. Ты все еще ненавидишь того, кто обратил тебя, но запрятал эту ненависть так далеко, что позабыл о ней. — Ее голос набирал силу, становился властным. — Вспомни, Архен. Разум человека, заточенный в теле волка, не может не протестовать. Он рвется... наружу. В нижние миры или сквозь врата небесные. Тебе решать.

— Волчий рай? — рявкнул Архен.

— Человеческий, — возразила Летиция. — Эстер понимала тебя лучше всех. Ты обращал людей насильно, как и твой предшественник, но она пошла на это по доброй воле. Именно поэтому ты ее выбрал. Достоинства альфа-самки здесь абсолютно ни при чем.

Вожак зарычал. Когда-то он сражался за свою жизнь, за положение в стае; он стал сильнее всех. Для Летиции это ровным счетом ничего не значило, и выражение ее лица ранило Архена сильнее, чем слова. Она испытывала к нему жалость.

— Чушь, — сказал он, не имея возможности закрыть уши.

— Нет. Правда. — Летиция шагнула к нему. Смертоносное лезвие отражало свет. Архен позволил ей приблизиться к нему вплотную, обвить руками его шею и коснуться губами острого волчьего уха. — Спасибо, что не дал мне умереть, — прошептала девушка. — Укрыл одеялом, когда мне было холодно. Накормил, когда меня мучил голод. — Она сглотнула вставший в горле комок. — Спасибо... и прощай.

Лезвие описало короткую дугу и пронзило воздух. Архен отскочил, грозно рыча, и ее объятья не смогли его удержать. Волка нельзя приручить; только не этого. Летиция со вздохом поднялась с колен. Глупо было надеяться, что он с радостью примет смерть от ее руки.

Архен взглянул куда-то ей за спину и отвел уши назад, оскалив пасть. Девушка оглянулась. На востоке светлело; звезды по очереди ярко вспыхивали и растворялись на фоне занимающегося рассвета. Волки вереницей двигались друг за другом, под мохнатыми лапами, опоясанными лентами тумана, пригибалась трава. Замыкал это шествие ульцескор, держа в правой руке клинок.

Человеческие взгляды встретились. Ланн долго пожирал ее глазами, как будто Летиция могла вдруг раствориться во мгле и перейти в иную, более совершенную форму существования. Затем непонимающе уставился на Исадору, черную волчицу, шагавшую перед ним. Он мигом осознал свою ошибку, и его сердце возликовало.

— Тиша...

Госпожа ди Рейз не смогла произнести ни слова, даже ответить на его короткое, проникнутое чувством приветствие, хотя ей многое хотелось сказать; и пусть для этого было сейчас не время и не место. Волки неровным кольцом окружили их троих: Архена, уже уловившего смысл происходящего, Летицию, на которой висело заклятье безмолвия, и Ланна, не сводившего с девушки глаз.

Архен не собирался растрачивать красноречие на своих соплеменников. Волчий закон предстал перед ним во всей красе: выживает сильнейший. Стая не выбирала, она ожидала исхода поединка, но Архен прекрасно знал, на чьей они стороне, чьей победы они желают. В конечном итоге, они не гнали его прочь — вожак сам избрал отчуждение; он предпочел 'Странника'.

Ликантропы, когда-то бывшие людьми, невзирая на сильную неприязнь к вожаку, за все время его лидерства ни разу не осмелились напасть на Архена. Он считался отцом семейства, главным, могущественным. Один на один Архену не было равных; а скольких он успеет порвать в клочья, если волки бросятся на него сообща?

Клер, Лилия. Исадора, Полночь. Робин, Пчела. Хальц, Пайпер и Карма со своим выводком. Вместе с Археном взрослых волков было семеро — двое погибли от рук ловца. Теперь этот мужчина, в котором стая видела избавителя, намерен разрушить все и вернуть волкам человеческий облик. Приживутся ли они среди людей? Архену было все равно. Чужие. Все они — чужие ему, но пока никто не лишил его права повелевать стаей.

— Разойдитесь, — зарычал Архен. — Прочь!

Волки помладше бросились врассыпную, поджав хвост. Клер и Исадора отошли на почтительное расстояние, Карма оттащила волчат в сторону, а Хальц лениво зевнул, не сдвинувшись с места.

— Говорящий волк, — Ланн ухмыльнулся. — Я впервые слышу, как говорит ликантроп.

С наступлением зари глаза ульцескора погасли и обрели привычный серый оттенок. Смерть приняла облик высокого мужчины с глазами короля. Лапы волка обвили бледные ручейки тумана. Проклятье с Архена не снимешь — кто найдет того ликантропа, что обратил его, кто станет его искать?

К Летиции вернулся дар речи.

— Ланн! — вскрикнула она.

Вожак прыгнул на ульцескора, повалив его на землю, Ланн защитился клинком: волчьи зубы царапнули по лезвию и сжали его в челюстях. Безоружный человек был легкой добычей; достаточно лишить его острых металлических безделушек, и он упадет на землю и станет молить о пощаде.

Металл не сдался под напором зверя, как и человек. Послышался негромкий хруст стекла, с руки ульцескора капнула кровь. Все чувства Архена мгновенно обострились и завопили в унисон, предупреждая его об опасности. Волк разжал челюсти, клацнул зубами перед лицом Ланна и метнулся в сторону.

Ульцескор поднялся на ноги, взмахнул клинком, словно пытался стряхнуть с него кровь после смертельного поединка. С меча полетели светлые капли какого-то вещества. Яд? Летиция села на корточки и несмело коснулась мерцающего пятнышка, оставшегося на земле. Архен понял раньше нее, чем являлось это вещество: серая шерсть вздыбилась на загривке, волка пробила мелкая дрожь. Смерть стояла ближе, чем он предполагал, она уже протягивала к нему костистые пальцы. Попади одна из капель ему в глотку — вожак был бы уже мертв.

Ланн раздавил пальцами еще одну стеклянную колбу, гнездившуюся на рукоятке. Жидкий металл заструился вниз по лезвию, заполняя руны. Он годился не для всех противников — именно поэтому хранился в узких сосудах, прилегающих к основанию клинка. Волшебный меч истекал серебром; холодные металлические слезы орошали землю и исчезали в высокой траве.

Волк раскачивался, выгнув спину. Ульцескор перебросил клинок в левую руку и простер правую к Летиции, глядя ей в глаза. На его ладони кровь смешалась с серебром.

— Смотри. — Он грустно улыбнулся. — Теперь ты мне веришь?

Она кивнула, выпрямилась и протянула руку ему навстречу. Архен грозно зарычал и бросился между ней и ульцескором, заставив Летицию попятиться. Ее обдало запахом мускуса и летнего дождя. Столь наглядная демонстрация ревности, на мгновение затмившей разум волка, привела в замешательство и ее, и Ланна. Архену следовало бежать; он еще мог перемахнуть через лежащего Хальца, который явно попытается его остановить, скрыться в руинах Лете или затаиться в лесной глуши.

Архен бросился на противника, разрывая подвижный молочный туман. Горящие глаза вынырнули из мглы, острые волчьи когти рассекли плотную ткань куртки и оставили глубокие царапины на плече ульцескора. Ланн нанес ответный удар: клинок лишь прорезал туман, расплескав серебро. Металл медленно стыл на открытом воздухе, теряя свои чудесные свойства.

В схватке волк сражается до победы или до смерти. Архен продолжал нападать. Ланн отшатнулся от следующего удара лапой, спасая лицо. Стая ответила одобрительным рыком. Злость и ревность переполняли Архена, доселе не знавшего, что такое предательство. Голубоглазый волк оторвал солидную часть рукава вместе с прилегавшей к нему кожей; ульцескор кружил вокруг Архена, терпеливо выжидая момента, чтобы нанести один-единственный удар, который решит исход поединка.

Спустя время Археном начало овладевать отчаяние. В нем крепла уверенность, что ульцескор не остановится, не упадет на колени, даже если он начнет вырывать из его тела куски мышц и дробить зубами кости. Боль истязала тело человека, но взгляд Ланна оставался спокойным. Он привык к таким схваткам, в которых превосходство силы не имело критического значения, — проигрывал тот, кто первым терял самообладание.

Человек ничем не рискует, кроме своей жизни, думал Архен, на моей чаше весов находится все: если я выйду победителем, то остальные волки впредь и тявкнуть не посмеют в моем присутствии. Они будут почитать меня, как бога. Может быть, я буду расхаживать на двух задних лапах, стану прямоходящим, прямо как... Архен мысленно одернул себя. Прямо как человек. Значит, истинной правдой было то, что он стремится вернуться к истокам? Вновь стать человеком? Но это... невозможно.

Клинок ульцескора чиркнул по мохнатому боку, высекая кровь; нервные окончания волка заныли и вспыхнули болью. На кончике меча не было серебра, клинок не нанес Архену смертельное увечье. Полученная рана лишь усилила страх и тревогу, терзавшие вожака. Ланн раздавил последний сосуд с текучим серебром и слизнул с ладони кровь. Сплюнул на землю осколки стекла.

Летиция с замиранием сердца наблюдала за поединком. Она прекрасно знала, что не может вмешаться. Волки, расположившееся на земле, мигом бросятся на нее — или, что хуже, на Ланна. Они без промедления убьют тех, кто посмеет нарушить правила.

Архен налетел на Ланна и сбил его с ног, впился зубами в руку, сжимающую клинок. Серебро стекало по израненной кисти ульцескора, исчезая в траве. Одна лишь капля — и ты покойник. Инородный, смертельный холод проник в глотку волка и сосредоточился на языке. Ланн отбивался одной рукой — вожак полулежал на нем, не давая дотянуться до кинжала на бедре. Архен разинул пасть перед лицом Ланна, дохнул на него смертью, твердо намереваясь захватить человека с собой, если суждено погибнуть ему самому.

Близилась развязка. Волки поднимались на лапы. Летиция закрыла ладонью рот, сдерживая крик. Ланн ведь не может умереть? Ты просто мнительный сопляк, вспомнила она свои слова, тебе не ведома ни храбрость, ни благородство. Но ведь ульцескор последовал за ней и добровольно сунул голову в волчью пасть — Архену оставалось лишь сомкнуть челюсти и перекусить человеку шею. Глаза Летиции защипали слезы. Дурак, хотелось крикнуть ей, зачем ты явился сюда за мной? Почему ты не использовал свои баснословные методы для устранения ликантропов? Ловушки, яд, хитрость, Богиня знает что еще!

Прежде чем волчьи зубы разодрали ему лицо, Ланн плюнул вожаку в пасть — плюнул серебром, оставшимся во рту. Архен захрипел, его хватка ослабла, и ульцескор, воспользовавшись моментом, сумел сбросить с себя волка. Архен пятился, хирея на глазах.

Вожак неосторожно развернулся к Ланну боком, и последний взмах клинка пришелся вдоль позвоночника. Серебристая шерсть меркла, теряя мягкость и блеск. На слабеющих ногах Архен заковылял прочь. Ульцескор опустился на одно колено, выравнивая дыхание. Взгляд госпожи ди Рейз долго метался между ними обоими; затем она побежала следом за своим волчьим женихом.

Ланн не стал ее останавливать. Он слишком устал, чтобы спорить. Ульцескор не знал, что происходило между Летицией и Археном в его отсутствие, да и не хотел знать. Одно было неизменным: ликантроп умрет, он останется в живых.

Волк споткнулся и едва не скатился вниз по склону. Белые цветы тянули свои головки к восходящему солнцу. Архен обернулся к девушке.

— Что?

Способность говорить покидала его вместе с жизнью. В ответном взгляде Летиции не было мрачного торжества. Зачем девчонка пошла за ним? Архен не догадывался.

— Что? — повторил он.

— Можно, я побуду с тобой? — тихо спросила она, опускаясь на землю и протягивая к нему руки. — Иди сюда.

Архен собирался рявкнуть, что он не пес и не намерен играть с ней, но вместо этого он послушно приблизился и положил морду девушке на колени. Летиция ласково погладила волчью макушку, почесала волка за ушами. Расплавленное золото света заливало долину; Архен закрыл глаза, Летиция наклонилась над ним, уткнувшись лицом в серый загривок. Она почувствовала, что плачет: когда приходит смерть, слезы льются сами собой. В ее душе теплилась надежда, что Странник уйдет туда, где его ждали.

Плоть подверглась изменениям под ее рукой, ветер шевельнул светлые локоны человека. Летиция подняла голову и с удивлением разглядывала лицо Архена — того Архена, каким он мог бы стать, если бы над ним не нависло проклятье оборотня. Будь она чуть сентиментальней, она бы влюбилась в него — влюбилась в мертвого парня, лежащего у нее на коленях. Но госпожа ди Рейз всего лишь развернула голову Архена к себе и поцеловала его в губы.

Глава 14

Костер медленно разгорался, пожирая сосновые ветки. Ланн придвинул упавший ствол поближе к огню. Летиция расположилась на противоположном конце бревна, подперла рукой подбородок и задумчиво смотрела на пламя. Она была с Археном до его последнего вздоха, и не видела, как волки, окутанные белесым одеянием тумана, поднимались с четверенек — уже людьми. Клер оказалась бледным худощавым подростком с темными глазами лани, Исадора — высокой девушкой лет двадцати пяти с пышной грудью и прямыми волосами цвета сажи, ниспадавшими до самой земли; Хальц был смуглым мускулистым мужчиной, а его самка, Карма, сочетала в своем облике черты гордой аристократки и ласковой супруги. Ее волчата, которым проклятье досталось в наследство от матери, превратились в орущих розовощеких младенцев.

Девушки, поднявшись с колен, расплакались и обнялись. Ульцескор не собирался их разглядывать или разговаривать с ними; его не интересовало, как сложится в дальнейшем судьба ликантропов, освободившихся от проклятья. Точно так же и бывшую стаю не волновало присутствие чужака. Подобно первым людям, еще не вкусившим запретный плод, они ничуть не стеснялись своей наготы.

— Вот чего я не могу понять, — начал Ланн, пытаясь завязать разговор, — как получилось, что я блуждал по лесу больше двух месяцев? По моим наблюдениям...

— Часовая башня Гильдии, — отозвалась Летиция. — Она ворует время.

Взгляд ульцескора приобрел напряженность: на солидном клочке земли, отведенном под здания Гильдии, действительно имелась башня с часами. Она стояла посредине той площади, которую три раза в неделю пересекал Ланн, направляясь на тренировки с оружием. Но эти часы никогда не шли. Стрелки, которым положено отсчитывать минуты, были неподвижны в момент, когда искалеченная, бескрылая бабочка ползла по мраморному ободку фонтана; когда глаза мастера, подернутые пеленой безумия, смотрели на него в упор. Именно там Ланн встретил его впервые.

Он раскрыл рот, чтобы спросить, но Летиция сердито махнула рукой.

— Молчи. Я не могу объяснить. Не сейчас.

Она вздохнула. Ланн поворошил палкой ветки в костре, и госпожа ди Рейз виновато придвинулась к нему. Ей хотелось сказать, что в конечном итоге все произошло именно так, как должно было произойти. Ульцескор убил ликантропа, искоренил зло: если симпатичного белокурого парнишку, бывшего чужим среди своих, можно назвать злом. Летицию устраивал такой финал: все не могут быть счастливы, как ни старайся; хотя, будь на то ее воля, она изменила бы этот принцип, уходивший корнями в века.

Госпожа ди Рейз несколько раз украдкой посмотрела на Ланна. Она так хотела увидеть его снова, но теперь, оказавшись наедине с ульцескором, в ее сердце снова закрались сомнения. Ланн не сделал ничего сверх того, что полагалось по контракту; он всего лишь выполнил свои обязательства. Летиция в очередной раз скользнула взглядом по его лицу: сеточка шрамов на щеке, висячие серьги в ушах, знакомый излом губ... Глаза ульцескора ловили оранжевые блики пламени. Ланн отрешенно глядел на огонь, не разделяя ее тревоги. Он думал о бабочке и часовой башне.

— Ланн, — тихо позвала Летиция.

— Что это за кинжал? — спросил он, не поворачивая головы.

— Кинжал Лирена. Ты же сам... — Девушка осеклась. Этого не было. Она не срывалась в пропасть, не была поймана рукой ульцескора. — Он носил его на шее.

Ланн покачал головой.

— У Лирена никогда не было такой вещи. — Он выдержал паузу, встретив ее растерянный взгляд. — Опять не можешь объяснить?

— Ведьмы Лете говорили со мной, — сбивчиво принялась рассказывать Летиция. — Я лежала на алтаре в центре склепа, испив воды мертвых. Богиня смотрела на меня сверху, и мне являлись видения. Ведьмы сказали мне, что я должна делать. Но кинжал здесь ни при чем, — поспешно добавила она. — Кинжал дал мне ты. Или призрак, похожий на тебя.

Она умолкла. Ланн поднес руку ко рту, скрывая улыбку.

— Что смешного? — моментально вскипела Летиция.

— В лесу я встретил этайну, — объяснил ульцескор. — Подозреваю, она приваживает только одиноких путников.

— Этайну?

— Меняющую облик. Она словно надевает шкурку понравившегося ей человека, воплощая те его желания, которым сам объект по какой-то причине не может потворствовать. — Его улыбка стала шире. — Например, потому, что эти тайные стремления находятся за гранью приличий.

До Летиции медленно дошел смысл его слов. Краска ударила ей в лицо.

— Она была... мною?

Ланн кивнул, явно наслаждаясь реакцией госпожи ди Рейз. Затем легонько хлопнул ладонью по своему бедру. Летиция смотрела на него почти с ненавистью.

— Мы целовались. И не только. — Он повторил приглашающий жест, подкрепив свое намерение словами: — Иди сюда.

Летиция яростно замотала головой.

— Она набросилась на меня, как дикая кошка, — с удовольствием продолжил Ланн, — разорвала одежду в клочья в порыве страсти... Такая неистовая.

Летиция спрятала лицо в ладонях и глухо произнесла:

— Замолчи.

— Терлась об меня своей голой грудью...

— Заткнись!

Ланн перехватил ее руку, занесенную для удара. Глаза госпожи ди Рейз полыхали гневом, а ведь он всего лишь немного приукрасил рассказ. В действительности этайны почти всегда выбирали желания сексуального характера; плотская любовь казалась им предпочтительнее остальных развлечений. Ланн не замедлил сказать об этом Летиции. Девушка немного успокоилась, но мрачное выражение надолго поселилось на ее лице.

— Ладно, — сдался ульцескор. — Я не хотел тебя расстраивать.

— Что ты с ней сделал?

— Отпустил.

— И она будет и дальше расхаживать в таком виде? — ужаснулась Летиция. — И отдаваться, кому пожелает?

— Нет, это не сработает. Я же объяснил... — Ланн вовремя понял, что дальше продолжать эту беседу не стоит. Объектом страсти этайны, как и той, кому она подражала, был он сам. Для другого мужчины или женщины колдунья выберет иной облик. — В общем, вам не о чем беспокоиться, моя благонравная госпожа.

Но мысли госпожи ди Рейз уже текли в ином направлении. Другая женщина касалась Ланна с вполне очевидным намерением, думала Летиция. Она ощутила острый укол ревности, и это рассердило ее еще больше.

— Я смотрю, тебе любая сойдет.

— Нет, — не согласился с ней Ланн. — Не любая.

Ульцескор заметно погрустнел. Злить и подзадоривать Летицию было приятно; а ведь скоро его лишат этой маленькой радости. Условия контракта выполнены, ди Рейз поставит свою подпись, и Ланн вернется в родные стены Гильдии; а дальше его ждут новые поручения. С места на место, туда и обратно. Время зализывает раны и притупляет боль. Спустя месяц или полгода они забудут друг о друге. Обязательно забудут.

Может, Летиции каким-то образом передались его чувства, или она просто разделяла их в этот самый момент. Девушка придвинулась к Ланну вплотную и положила голову ему на плечо. Ланн остался сидеть неподвижно, даже не попытавшись ее обнять.

Спустя десять минут до его слуха донеслось тихое, размеренное сопение: госпожа ди Рейз крепко спала. Незаметно украсть поцелуй? Ланн улыбнулся этой мысли, но не стал ничего предпринимать; вместо этого он бережно уложил спящую Летицию на постель из веток. Укрыл ее одеялом, чтобы девушке было тепло, а сам еще долго сидел перед затухающим костром.

Еще одну ночь им пришлось провести в лесу, а на утро следующего дня путники добрались до Сильдер Рока. Ланн предложил Летиции длинную накидку с капюшоном, чтобы не смущать случайных прохожих своим неприглядным внешним видом. Девушка завернулась в плащ, не сказав и слова благодарности. Когда Летиция проходила мимо гостиницы 'На Утесе', ее окликнул сонный постоялец, вышедший на крыльцо покурить. Мужчина средних лет сообщил госпоже ди Рейз, что за ней увязался какой-то обтрепыш и посоветовал быть осторожнее. Разные люди по городу шастают, поучал ее постоялец, даже в дневное время. Летиция с трудом сдержала улыбку. Под 'обтрепышем' имелся в виду, конечно же, Ланн, державшийся на расстоянии.

Поместье ди Рейзов стояло на старом месте, на вершине скалы. На удивление, его не разрушило землетрясением и не смело ураганом. Летиция подумала об отце, а секунду спустя отогнала прочь образ голого, заросшего Натана, поднимавшегося с четверенек. Ее отец и так вдоволь настрадался за свою жизнь, и она, сама того не желая, прибавила ему горького опыта. Как Натан воспримет новость, которую Летиция собиралась ему сообщить? Скорее всего, отрицательно.

У подножия лестницы, извилисто поднимавшейся на утес, Ланн остановился. Госпожа ди Рейз подобрала полы плаща и начала взбираться по ступенькам, но тоже задержалась, не услышав за спиной шагов ульцескора.

— Здесь мы расстанемся, — молвил Ланн.

Летиция обернулась. Он смотрел в землю, избегая ее взгляда. Ладонь ульцескора покоилась на рукояти меча, словно Ланн черпал в оружии уверенность, которой ему недоставало. Нелегкое дело. Он уже жалел, что обратился к ней; а мог ведь юркнуть в проулок и просто исчезнуть, не попрощавшись, оставив на память плащ. Невелика потеря, плащ старый и потрепанный, и Гильдия снабдит его новым, стоит только попросить. Накидка мастера, с тройным аспектом Богини, вышитым на спине фиолетовыми нитками, была бы лучшим подарком. Подарком? О чем он вообще думает? Не нужно никаких подарков, никакой памяти.

— Что? — переспросила Летиция.

Стиснув челюсти, Ланн протянул руку за плащом.

— Я ухожу. Отдай накидку.

Она расстегнула металлическую застежку у горла. Плащ соскользнул с ее плеч и накрыл ступени. Ланн наклонился за ним.

— Куда?

Его начинала раздражать непонятливость Летиции. Куда? За семь верст киселя хлебать! В Гильдию, конечно, куда же еще? В отличие от песочных башен Кадиса, похожих на толстые хлебцы в широкополых красных шляпах, черные здания Гильдии с острыми верхушками внушали людям уважение и страх. От них веяло запредельным холодом чужого мира, как от старых кладбищ; шестое чувство советовало непосвященным держаться подальше от этого таинственного места, где алые ведьмы появлялись на свет, как грибы после дождя.

Он промолчал.

— Ты возвращаешься?

— Да.

Нет, не совсем, подумал Ланн. Мне нужно получить подпись и забрать контракт, но я зайду позже, когда твой отец окончательно придет в себя. Он внутренне похолодел. Ведь он опоздал, не выполнил данное ди Рейзу обещание. Ему хотелось верить, что Натан жив-здоров и сейчас сидит перед камином в гостиной, вспоминая былые приключения в облике волка. Или что-то в этом роде.

— Я иду с тобой, — твердо сказала Летиция.

Ланн поднял голову и встретил ее взгляд. Очередная прихоть госпожи ди Рейз: теперь она желает отправиться в более длительное путешествие. Предыдущих приключений ей было недостаточно.

— Слушай... — сердито начал Ланн.

— Нет, не буду. — Восходящее солнце выглянуло у нее из-за плеча, позолотив волосы. — Это ты послушай меня. Ведьмы Лете поручили мне кое-что. Я дала клятву. Пожалуйста, — взмолилась Летиция, видя, что Ланн собирается ее перебить, — дай мне сказать. Ульцескор сложил руки на груди и кивнул. — Мне нужно найти одну девушку. Я знаю ее имя, знаю, как она выглядит...

— И это все? — не выдержал Ланн. — Как ты собираешься найти человека в этом большом мире? Объявишь ее в розыск? Повесишь на столбах листовки? И самое главное...

— И я знаю, откуда начать. Гильдия наблюдает за ведьмами, так? Даже за теми, кто не состоит в ее рядах. — Ланн изумленно моргнул. Летиция приблизилась к нему и закрыла ладонью ему рот. — Молчи. Я не знаю, принадлежит Морвена к Гильдии или нет, но она — ведьма. — Она немного помедлила. — Я не рассчитываю, что ты поймешь или поверишь мне. Ты думаешь, что я сошла с ума, что это все глупая, бредовая фантазия. Но это не так.

Ланн неопределенно качнул головой, убрал ладонь, зажимающую ему рот, но не выпустил ее руки. Госпожа ди Рейз напряженно вглядывалась в лицо ульцескора. Она хотела отправиться с ним, отчаянно хотела. Она даже не могла толком понять, является ли поиск Морвены просто предлогом для отъезда или все-таки делом первостепенной важности. Она судорожно рылась в памяти: нужно привлечь внимание Ланна, доказать ему, что она говорит правду, знает то, чего не может знать Летиция ди Рейз. Вроде манипуляций со временем посредством колдовства: кто-то таскает на башне стрелку туда и обратно. Ее внезапно осенило.

— Ланн, кто носит хрустальные маски? — взволнованно спросила девушка.

— Экзалторы, — без запинки ответил он, стиснув ее пальцы в ладони. — Я говорил тебе о них. Высшее звено Гильдии. Те, кто охотится на охотников. На нас.

— Он такой страшный, — пробормотала Летиция, вспомнив лицо под маской. — То есть, он красивый, но в то же время ужасный. Так странно.

— О чем ты, Тиша? — Ланн отпустил ее руку и тяжело вздохнул. — Кто?

— Я не знаю, — беспомощно ответила она. — Помоги мне, Ланн. Помоги понять.

Ланн был не из тех, кто руководствуется первым же импульсом. Возможно, единственно правильным решением было бы отвезти Летицию в Гильдию — пусть сами разбираются, что к чему. Но он противился этому. В Сильдер Роке безопасно, если не заходить далеко в лес; чего нельзя сказать о городах и дорогах, раскинувшихся за Ильзой. Да и Гильдия не самое веселое место для экскурсий. По мнению Ланна, оставить ее там без присмотра — равносильно тому, чтобы отдать девушку на растерзание карцам.

— Твой отец подумает, что ты влюбилась в меня.

Ее меланхоличное настроение мгновенно испарилось. Летиция гордо вскинула голову и смерила его уничижительным взглядом с высоты своего положения. Учитывая, что она находилась на три ступеньки выше, это удалось ей без особого труда.

— Еще чего.

Ланн твердо стоял на своем.

— Он не отпустит тебя, — сказал он.

— Это не твоего ума дело, — ответила Летиция.

— Ладно. — К нему вернулась холодная ясность мыслей. В самом деле, он не должен решать за девушку. Пусть поступает, как ей угодно. — Но сердце ди Рейза будет разбито. И я не увезу тебя без его согласия. Даже не проси.

— Ты получишь его согласие, — мрачно произнесла госпожа ди Рейз. — Будь уверен.

Несмотря ни на что, хозяин поместья встретил их с раскрытыми объятьями. Увидев ди Рейза в добром здравии, ульцескор воздел глаза к небесам и мысленно поблагодарил высшие силы, которые уберегли старика от всяческих бед. Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба Ланна, если бы с нанимателем случилось несчастье. Разумеется, Летиции досталось в разы больше любви и ласки: все-таки она была ненаглядной дочуркой Натана, хоть и позорной беглянкой; уж никак не чета какому-то пришлому пареньку. Ди Рейз и так чересчур растрогался. Расцеловав Летицию, он хлопнул Ланна по плечу и даже хотел обнять, но вовремя опомнился — к вящей радости обоих мужчин.

За ужином Вилл оживленно рассказывала, как переполошились слуги, когда через месяц после исчезновения Летиции без вести пропал ди Рейз. Массовая истерия достигла конечной точки, и кое-кто, не отличавшийся особой преданностью, уже начал потихоньку выносить из дома мебель и ценные вещи. Попытки расхищения имущества были вовремя пресечены доблестным Тобиасом, вооружившимся клинком, найденным в хозяйском кабинете, и, как говорили неудачливые воры, 'возомнившим себя айлем'. Летиция смеялась, Ланн глушил вино из знаменитых виноградников ди Рейзов, а Натан сдержанно улыбался, явно испытывая неловкость.

Оставшись в господской спальне наедине с подругой, госпожа ди Рейз не стала кривить душой и рассказала камеристке все как есть. О ликантропах и Гильдии, к которой принадлежит Ланн. О ведьмах, некрополе и зеркалах, отражавших то, чего нет. Об Архене и его стае. Когда Летиция закончила, за окном уже сгустилась темень. Все это время Вилл слушала ее с раскрытым ртом. Камеристка так и не спросила госпожу, как далеко зашли ее отношения с Ланном. В общем-то, думала Летиция, никуда они не зашли, но о пригрезившейся ей сцене с поцелуем предпочла умолчать, дабы не травмировать нежную психику Вилл. И еще одно она утаила от подруги, которая была ей ближе родной сестры. Летиция сообщит о своем намерении завтра — им обоим.

Пожелав камеристке доброй ночи, Летиция легла в постель, но проснулась спустя пару часов, дрожа от холода. Во сне она ненароком сбросила одеяло, и теперь оно валялось скомканным где-то в изножье кровати. Отдельные образы из плохого сна, который она не могла припомнить целиком, плавали в ее сознании, отравляя разум. Накинув шаль, девушка вышла из комнаты, пересекла коридор и вышла на улицу, твердо зная, что в стенах родного поместья ей больше ничего не угрожает.

Ланн стоял на крыльце, опираясь на перила. Он не обернулся на ее шаги, и она какое-то время наслаждалась тишиной и ласковым ночным ветром, обвевавшим лицо. На дворе стояла темная, беззвездная ночь. В сладкий аромат цветов бесцеремонно вторгался другой запах, который трудно было оставить незамеченным: от ульцескора сильно разило вином. Вот застанет Ланна кто-то в таком виде, думала Летиция, например, одно из тех чудищ из кошмаров, которые, вполне вероятно, существуют наяву; и тогда придется ей смотреть на пьяные пляски с клинком с непредвиденным исходом. В груди появилось смутное, щемящее чувство, и она не решилась окликнуть Ланна. Вместо этого Летиция подошла к ульцескору вплотную и обвила руками его талию, уткнувшись лицом в спину.

— Не жмись ко мне.

Летиция молчала.

— Я пьян, — совершенно трезвым голосом произнес Ланн.

— И ты мужчина, — чуть насмешливо добавила она.

— Именно так, — согласился он. — С папашей объяснилась?

Госпожа ди Рейз отстранилась. Он знает, как все испортить.

— Еще нет. Когда? — спросила она с легким оттенком раздражения. — Нужно подождать несколько дней, пусть все уляжется.

— Я завтра уезжаю.

— Ну и катись...

— А? — Он обернулся. — Что ты сказала?

— Не нужно меня запугивать, — сдержанно ответила она. — Чего тебе на месте не сидится?

— Есть много причин. — Ланн сел на перила, мигом потерял равновесие и чуть не завалился назад. Придерживаясь за колонну, он смущенно продолжил: — Ди Рейз не хочет меня здесь. С твоей подружкой ситуация обратная. — Летиция удивленно повела бровью: неужели это имеет для него хоть какое-то значение? — Кроме того, и это самое важное, мне неспокойно. Меня тянет в Гильдию, я нужен там. Риведер Кайн...

Ланн спохватился, что болтнул лишнего, и замолчал. Глянул виновато. Госпожа ди Рейз внимательно изучала его лицо, отметив, что вино порядком развязало ему язык. Ланн выглядел и говорил не так, как обычно. Вся его высокомерность куда-то подевалась: ульцескор стал похож на застенчивого, неуверенного мальчишку.

Летиция приняла решение. Этот шанс нельзя упустить.

— Мне нужно знать одну вещь, — сказала она, — прежде чем я поговорю с отцом.

— Какую? — Ланн и не подозревал, что госпожа ди Рейз намерена подло воспользоваться его нынешней откровенностью. — Ну?

— Ты хочешь сопровождать меня? Или это все — постыдная обязанность? Помнишь, ты сказал, защитив меня от бандитов... — Летиция повторила по памяти: — Гнусная работенка. — Ланн поморщился, словно от зубной боли. — Ты просто делал то, что должен. Но я не хочу, чтобы так было сейчас. Ты волен распоряжаться своей жизнью.

— Ты мне разрешаешь?

Летиция пропустила колкость мимо ушей.

— Ответь.

Ланн зевнул, не удосужившись прикрыться ладонью.

— Нет.

Она не поверила своим ушам.

— Нет?

— Девичья душа жаждет признаний, — сказал Ланн, и госпожа ди Рейз поняла, что он либо притворялся, что вино ударило ему в голову, либо окончательно протрезвел. В его голосе звенел металл. — Но ты не вправе требовать их от меня. Я сказал, что согласен быть твоим спутником. Чего я хочу, вас не касается, госпожа Летиция.

Она опешила. Всего сутки назад Ланн был совсем другим — таким отзывчивым и теплым. Летиция не понимала, что с ним происходит: как будто близость цивилизации вызывала у него приступы аскетизма. Интересно, он продолжит время от времени потчевать ее этим холодом, или все изменится, как только они выйдут за врата поместья?

— В чем твоя проблема? — резко спросила она.

— А твоя?

Они воззрились друг на друга. Дольше обычного тянулись минуты. Летиция первой сдала позиции. Она устала. Возможно, они поговорят утром, ведь сейчас Ланн не выглядел вменяемым. Госпожа ди Рейз развернулась и быстрым шагом направилась обратно в постель.

— Стой. — Ланн настиг ее у дверей спальни. — Стой, я сказал!

Госпожа ди Рейз невозмутимо взялась за дверную ручку и приоткрыла дверь в комнату, но Ланн хлопнул обеими ладонями по двери, закрыв ее вновь. Летиция обернулась и взглянула на ульцескора, плотно стиснув губы.

— Что? — спросила она. Ланн молчал. — Я иду спать.

— Я. Хочу. Быть. С тобой.

Летиции стало тесно и горячо в груди. Создавалось впечатление, что вместе с этими словами из Ланна выходят сгустки темной крови. Ульцескор переступил через себя, чтобы сказать ей это. Его губы тоже были упрямо сжаты. Она почему-то испугалась.

— Хорошо, — согласилась девушка. — Дай мне войти.

Ланн шагнул назад, держа ладони поднятыми, словно кто-то наставлял на него арбалет. Летиция поспешно скрылась за дверью спальни, убегая от его взгляда. Но она все равно не могла уснуть, думая обо всем сразу. Разумно ли доверять свою жизнь этому человеку? Что творится в голове Ланна, что он скрывает? Имя, озвученное ульцескором, кому оно принадлежит? Ее мучили сомнения, но в одном Летиция была уверена: она не передумает. Она не может остаться в поместье, даже если ей придется попрощаться с вольготной, легкой жизнью и во всем положиться на Ланна, менявшего мнения как перчатки. Ничего из того, что мог предложить ей Сильдер Рок, ее не интересовало.

Летиция зарылась головой в подушку. Нельзя иметь все сразу. Ей было жаль отца, который завтра утром получит очередной удар ножом в спину от любимой дочурки; она все еще не наговорилась с Вилл после долгой разлуки. Может быть, у Летиции было черствое сердце, если она желала поменять общество дорогих ей людей на новые возможности. Но врата были открыты, внешний мир звал ее к себе, и она не могла противиться этому зову — как тогда, в Лете.

На следующее утро Натан вызвал Ланна в свой кабинет. Хозяин дома выглядел измочаленным — видно, госпожа Летиция уже успела сообщить ему последние новости. Натан передал Ланну контракт. Тот принял его и поклонился: этого требовали приличия.

Натан был удивительно скуп на слова. Никаких нотаций или наставлений.

— Ты справился со своей задачей, — сказал ди Рейз. — Но видеть я тебя больше не желаю. Проваливай.

Ульцескору не в чем было его упрекнуть: Ланн и без выходок Летиции наделал достаточно ошибок. А теперь все обернулось таким образом, что он увозит дочурку ди Рейза за тридевять земель и одна Богиня ведает, когда она вернется домой.

Натан повернулся к нему спиной, и Ланн, не решившись оставаться в поместье дольше положенного, покинул дом, вышел за врата и спустился с утеса по каменной лестнице. Они с Летицией не договаривались о встрече, но Ланн не сомневался, что рано или поздно девушка придет сюда.

Госпожа ди Рейз появилась к полудню — в походном облачении и сумкой в руках. Ульцескор встал при ее появлении, отметил чуть покрасневшие веки, но не взялся утверждать, что их причиной были слезы. Может — и ему хотелось в это верить — она просто не выспалась. Вчерашний разговор сидел в мозгу Ланна болезненной занозой: кто тянул его за язык? Я хочу быть с тобой. Он уставился в землю.

— Неужели отец тебя отпустил? — спросил Ланн

Летиция бросила на поместье прощальный взгляд: одноэтажный дом с белокаменным крыльцом и изящной балюстрадой, опоясывавшей балконы, широкое зеленое поле для крокета, уютный сад с двумя резными скамейками в окружении красных роз. Маленький, уединенный рай, в котором кто угодно был бы счастлив — кроме нее. У Летиции защемило в груди. Несмотря на то, что девушку душили слезы, ее голос звучал подчеркнуто весело:

— Сначала он сказал: 'Только через мой труп'. — Она сердито топнула ногой, подражая отцу. — Но он знает, что если я что-то решила, меня не переубедить. Я обещала ему, что приеду, как только смогу. То же самое я сказала Вилл. Но я солгала.

Встретив озадаченный взгляд Ланна, она взяла ульцескора под локоть и грустно улыбнулась ему из тени капюшона. Невидимая глухая стена встала между ней и родным домом. Сколько ни оглядывайся назад, это не изменится.

— Я солгала им обоим, — тихо повторила Летиция. — Я не собираюсь возвращаться сюда. — Она до боли стиснула его руку. — Все мы — волки, которые лишь притворяются людьми. Верно, Ланн?

Он не ответил.

Эпилог

— Сожгите ведьму! — неслось отовсюду.

На горизонте распускалась уродливая, оранжево-черная роза. Она с ненавистью оглядела разношерстный люд, теснившийся перед помостом: казалось, что весь городок, и стар и млад, собрался посмотреть на предстоящую казнь. Как она ни старалась, ей не удалось доплюнуть до зевак, толкавшихся в первых рядах. Спина была мокрой от пота, ссадина на затылке отзывалась тупой болью, во рту пересохло. Ужасно хотелось пить. Молодой охранник взирал на нее с явным сочувствием, но она не стала просить у него воды. Это значило унизиться — а она не собиралась унижаться ни перед кем.

Больше всего Морвена любила истории о злых колдуньях, которые обманывали и мучили людей. Они заманивали их в свои убежища, заставляли собирать отравленные ингредиенты для зелий, от которых дохли мухи, а неугодных просто швыряли в печь. Эти колдуньи были преимущественно старыми и некрасивыми, у них имелись длинные носы, крючковатые пальцы и горбатые спины, что позволяло им время от времени прикидываться больными, немощными старушками. Cказки Морвена не дочитывала: ее не интересовала дальнейшая судьба рыцарей и освобожденных ими красавиц, а злые ведьмы, как правило, в конце погибали.

Второй охранник, тучный мужчина со скучающим лицом, зажег факел. Толпа возликовала, призывы уничтожить зло, таившееся в тощем теле девушки, привязанной к столбу, зазвучали громче. Морвена подергала путы: веревки ослабить не удалось. Она коротко вздохнула. Пот струился по бледному лицу, пепельные космы липли ко лбу и щекам. Какая-то женщина вырвалась вперед и швырнула в Морвену горсткой камней. Ни один из них не достиг цели. Мужчина с факелом зевнул и спросил:

— Есть последнее слово? — Потом он обернулся к толпе и заорал, надрывая глотку: — Молчать! Заткнитесь! Пусть говорит ведьма! — Крики немного стихли, и охранник улыбнулся осужденной, обнажив неровные желтые зубы. — Ну?

Морвена набрала воздуха в легкие.

— Чтоб вам околеть! — выкрикнула она. — Пусть вас всех пожрет хаос!

Народ зароптал. Летящие камни и куски земли сопровождались проклятьями. Охранник вскинул руку с факелом высоко над головой, как будто на помосте, залитом кровавым солнцем, было недостаточно света. Морвена до боли стиснула челюсти: она предпочитала истории про злых колдуний, но не умела призывать гром и молнии. У нее не было возможности разогнать этот мерзкий, непросвещенный сброд.

— Стой!

Все оглянулись. Охранник застыл с факелом в руке. Сквозь толпу шел наместник, обливавшийся потом в своей парчовой мантии, за ним следовали двое чужаков. Морвена удивленно заморгала. Высокий мужчина вел под уздцы лошадь, на которой восседала темноволосая девушка в длинном плаще. Люди расступились, давая им дорогу. Мужчина подал руку своей спутнице, девушка грациозно перебросила ногу через седло и сошла на землю. Затем откинула капюшон на плечи и поглядела по сторонам. Морвена прищурилась, всматриваясь в красивое лицо сердечком, принадлежавшее чужестранке.

Спустя мгновение ее осенило. Она чуть не позеленела от зависти.

Этой кисейной принцессе принадлежала накидка, расшитая серебром, неизменный атрибут ведьм Гильдии. Алый плащ с тройной луной на спине: та самая вещь, которую Морвена так страстно желала — и в которой ей было отказано.

Поднявшись по ступенькам, наместник дышал, как загнанная лошадь. Он махнул рукой охранникам и коротко распорядился:

— Снимите ее.

6 июля — 5 сентября 2012

Ведьмин Жребий. Книга 2.