Печать Волка. Книга 1

У Натана подогнулись колени. Что это, как не наказание самой Трехликой? Платой за зло, которое они совершили, была смерть. Волк поднял взгляд от развороченного брюха и встретился взглядом с Натаном. Человек смотрел в голубые глаза зверя и видел в них ум, не уступавший его собственному. Волк направился к нему.

— Я не убивал ее, — просипел Натан. Его голос прозвучал тихо и жалко — на пороге смерти трудно быть храбрецом. Он уткнулся головой в землю, закрывая ладонями лицо. — Я не убивал ее, клянусь...

Волк прошел мимо. Когда Натан оглянулся, не решаясь отнять руки от лица и смотря на мир сквозь растопыренные пальцы, хищник облизал лицо мертвой девушки и принялся зубами вытаскивать из нее стрелы. Обезображенное тело прежней белой волчицы сползло на землю, и зверь прилег рядом, положив морду ей на грудь.

Охотники были мертвы или находились на пороге смерти. Их тела выглядели ужасающе: изуродованные лица, обглоданные конечности, органы, вывалившиеся из распоротых животов. Натан остался один на один с дикой природой, волчья стая окружила его тесным кольцом, подчас лязгая зубами. Натан воздел глаза к небу и помолился Трехликой, умоляя ее о быстрой кончине.

Вожак поднялся на лапы, легонько ткнулся носом в лицо девушки, словно извиняясь за вынужденную отлучку, и медленной рысью подбежал к Натану. Звери расступились перед ним, давая дорогу. Вожак сел на задние лапы, не упуская из виду человека, скованного ужасом.

Сначала Натан подумал, что ослышался. Из волчьей пасти доносился голос, хриплый и иногда срывающийся на рык, но разобрать слова удавалось без труда. Голубые глаза пристально смотрели на человека.

— Мы не такие, как вы, люди, — сказал Архен. — Вы склонны менять партнеров каждые несколько лет или месяцев. Наши пары складываются на всю жизнь. Вы убили мою волчицу. Ты понимаешь?

Натан медленно кивнул. Ему нечего предложить вожаку, кроме своей жизни, он все равно умрет. Архен носил маску зверя, но за обликом волка скрывался человеческий разум. Доселе Натан не верил в существование оборотней, как и во многое другое, о чем знал только понаслышке, но легенды и сказки всегда имеют под собой какое-то основание.

— Мы совершили ошибку, — с трудом ворочая языком в пересохшем рту, молвил Натан. — Я не стрелял в нее.

— Я знаю, — кивнул Архен. — Поэтому ты все еще жив.

— Ты отпустишь меня? — Его голос дрогнул.

Архен издал глухой утробный звук, отдаленно напоминающий смех.

— Моя возлюбленная мертва, а тебя заботит только свое никчемное, жалкое существование... — Вожак задумчиво почесал лапой за ухом. — У тебя есть дочери, человек?

Натан кивнул. Врать зверю, милосердно подарившему ему несколько лишних мгновений жизни, казалось кощунством. Рассказал все, как есть. Старшая, Эвелин. Младшая, Летиция, но ей всего шесть...

— Какая из них милее твоему сердцу? — спросил Архен.

Натан побледнел.

— Одинаково милы...

— Младшая, — решительно сказал вожак. — По глазам вижу.

Лицо Натана приобрело страдальческое выражение. Неужели вожак велит ему привести маленькую Тишу в лес, крепко-накрепко привязать к дереву и оставить на растерзание диким зверям? Жизнь дочери в обмен на свою? Нет, ни за что.

— Мы живем дольше людей, — сказал Архен. — Шесть лет, говоришь? Я подожду десять.

— Подождешь? — переспросил Натан. — Я не понимаю...

— Твоя младшая дочь станет моей волчицей. Но я дам ей время, позволю расцвести... А по прошествии десяти лет ты приведешь ее ко мне.

Но почему она? — едва не выкрикнул ди Рейз. Возьми любую, мало ли женщин забредает сюда, и не всегда старухи... Какая тебе разница? Ты же волк, не человек! Но здравый смысл одержал верх над гневом. Десять лет — немалый срок. Может быть, за это время один из охотников прикончит Архена и тем самым избавит Натана от клятвы; или даже можно специально нанять человека, который сделает это. Например, одного из айлей, рыцарей без страха и упрека.

— Я согласен, — ответил Натан.

Вожак приблизился к человеку вплотную, оскалил пасть.

— Тогда скрепим клятву. Пролей свою кровь.

Ди Рейз без раздумий вытянул охотничий нож, которым разделывал дичь, и резанул по ладони. Сжал кулак — теплая кровь тяжелыми каплями упала на землю. Волки зашевелились, начали облизываться. Архен смотрел равнодушно.

— Есть кое-что еще, — произнес вожак, когда ладонь Натана приобрела мертвенно-бледный оттенок, а поток крови истощился. — Как я узнаю ее? Ты должен отметить ее мною. Моей печатью. Протяни руку. — Ди Рейз послушно простер окровавленную ладонь. Архен склонил над ней морду, подвигал челюстями, а потом выплюнул в руку Натана тусклый неровный шарик размером с горошину. — Серебряная дробь, — пояснил вожак. — Она носит мой запах. Прикоснись этим шариком к телу дочери, где посчитаешь нужным. Если не сделаешь этого, твоя рана будет гнить, в итоге придется отрезать руку, а потом ты умрешь. Понял?

Натан судорожно сглотнул. Слегка наклонил голову.

— Я могу... идти?

Волки недовольно зарычали, словно толпа, которая с нетерпением ждала изощренной казни, а на их глазах узника оправдали и отпустили с миром.

— Десять лет — немалый срок для человека. Людям свойственно забывать. Печать возложишь, рука заживет... и воспоминания понемногу сотрутся.

— Я не забуду, — облизав губы, сказал Натан. — Я поклялся.

— Нет, не забудешь. — Архен подошел к человеку, уже поднявшемуся с земли, медленно сомкнул челюсти вокруг его ноги. — Я уверен, что не забудешь.

Под белыми зубами волка треснули кости, и Натан закричал.

— По-твоему, я должна простить тебя?

Летиция сидела в отцовском кресле, Натан стоял у окна, сцепив пальцы за спиной. Воспоминания разбередили старую рану, сильнее обычного болела искалеченная нога. Лекари сделали все, что было в их силах, но не смогли предотвратить хромоту.

— Я посылал гонцов в Ниссу и свободные города, лежащие за рекой, — медленно молвил Натан, не глядя на дочь. — Я потратил уйму времени и денег на поиск достойного защитника. Одни не верили моим посланникам и смеялись над ними, другие не желали иметь дело с оборотнем. Но я нашел его... нашел ульцескора.

— Это все, чем ты можешь похвастаться? Деньгами?

Летиция понимала, что сейчас она несправедлива к отцу, и ничего не могла с собой поделать. Он так долго скрывал от нее правду в надежде, что Ланн разделается с оборотнем раньше, чем Летиция обо всем узнает. Наемник, в свою очередь, не торопился соваться в волчье логово: от стаи разъяренных оборотней его не спасло бы ни оружие, ни смекалка.

— Тиша... — беспомощно произнес Натан.

— Клятвы надо держать, отец, — сказала она, вставая. В глазах Натана, устремленных на дочь, была боль. — Я пойду к нему сама.

Короткая шерсть отливала серебром в лунном свете. Бледное, испуганное лицо девушки отражалось в голубых глазах зверя. Она не могла кричать: единственным звуком, который издавало ее горло, стал грудной, едва слышный хрип. Волк лапами пригвоздил ее к кровати и ласково, успокаивающе рычал.

Летиция поняла, что не может пошевелиться. Пальцы рук судорожно комкали простыню, бедра онемели от навалившегося на них веса, под вспотевшей ночной рубашкой тяжело вздымалась грудь. Волк коснулся ее щеки шершавым языком. Их союз противоречил самой природе, но разве это имело значение, когда один укус менял все? Зверь схватил зубами тонкую шелковую ткань и рванул ее в сторону, обнажая девичью грудь. Летиция не подозревала, что чувствуют оборотни по отношению к женщинам, но сейчас его действия ничем не отличались от насилия. Она с вызовом взглянула в голубые глаза волка, и тот широко оскалил пасть, словно насмехаясь над ее мужеством.

Госпожа ди Рейз проснулась с гулко колотящимся сердцем. Немного отдышавшись, Летиция пошарила рукой по столику в поисках стакана с водой и ненароком опрокинула его на ковер. На комоде стоял полный кувшин именно для таких случаев, но не успела девушка спустить ноги с постели и повернуть голову, как ночной сон вторгся в реальность и заставил ее оцепенеть от страха.

Кто-то черный и громадный стоял посреди комнаты и смотрел на нее. В темноте светились два ярких голубых глаза. Летиция отползла к изголовью кровати, судорожно прижала одеяло к груди.

Луна вышла из-за тучи. Мягкий серебристый свет выхватил из тьмы очертания человека, в ушах блеснули драгоценные серьги. Ланн переменил позу, сложил руки на груди.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула Летиция. — Я скажу отцу!

— Говори, — спокойно ответил Ланн.

— Я закричу...

— Кричи.

Девушке было тяжело признаться самой себе, что при виде Ланна она испытала облегчение. Его глаза не были глазами зверя; оборотень не пришел к ней в ночи, требуя исполнения клятвы. Из людей, которых она могла обнаружить подле своего ложа в этот момент, Ланн казался предпочтительнее всех. Не какой-то другой человек и уж, конечно, не оборотень.

— Я могу сходить за твоей подружкой, — предложил Ланн. — При условии, что ты останешься здесь.

— Не надо, — поспешно сказала Летиция. Вилл неровно дышит к Ланну и опять начнет запинаться и краснеть. Меньше всего госпоже ди Рейз хотелось присутствовать при этой трогательной сцене зарождающейся любви.

— Я сказала отцу, что встречусь с оборотнем.

— Ясно.

— Ты не отпустишь меня?

Ланн ответил именно так, как ей хотелось. Вожак придет за Летицией сюда, когда истечет срок. В следующее полнолуние? Через одно? Этого она не знала. Не исключено, что смертельной опасности подвергнутся все, кто в это время будут находиться в поместье Рейзов. Джоанна, Тобиас, Рут, Вилл, ее старый, хромой отец могут вскоре оказаться на зубах у хищников и погибнуть.

— Нет, — сказал наемник.

— А как же остальные? — тихо спросила Летиция.

— Это не мое дело.

После такой отповеди Летиция имела полное право выставить его за дверь. Но Ланн был не худшим ночным собеседником, да и, оставшись одна, девушка обязательно заснет. И увидит тот же сон. Сон, в котором волк с голубыми глазами делает ее своей.

Ланн без приглашения опустился на пол в изножье кровати, запрокинул голову, коснувшись затылком постели. Госпожа ди Рейз не стала возражать, всего лишь поджала ноги, чтобы случайно не коснуться мужчины.

— Расскажи мне о месте, из которого ты пришел.

— Это длинная и скучная история.

— Впереди целая ночь.

— Хорошо. — Ланн закрыл глаза, погружаясь в воспоминания о широких дорогах, усыпанных красным песком и осколками костей, о рядах надгробий в высокой траве, о сиянии десятка клинков, поймавших солнечный луч. Черные птицы кружились в вышине, а он стоял посреди тракта в окружении мертвых, окровавленных тел; тел людей, с которыми некогда водил знакомство. — Меня вырастили разбойники высшего порядка — в свободных городах их называют карцами, рыцарями ночи. Нам принадлежала дорога между Кадисом и Циском — по крайней мере, так полагал наш лидер. Во время набегов на обозы мы убивали охрану и забирали у купцов все, включая одежду, которая на них была. Мы делали, что хотели; мы питались изысканными яствами и пили лучшее игристое вино, одевались в дорогие шелка и носили украшения из самоцветов и драгоценных металлов. Мы считали себя сродни богам, пока отряд из трех человек — двое мужчин с серьгами в ушах и женщина в алом плаще — не встретился нам на пути. Я был самым младшим, и то ли меня пожалели, то ли им претила идея убийства детей, но они оставили меня в живых. Женщина подошла ко мне. Я хорошо помню ее лицо: бледная маска, на которой живыми казались только глаза. Наверное, она была красива, но эта красота не вызывала желания. Она возложила ладонь мне на затылок, ее узкая рука была тяжелее каменной глыбы, но я выстоял и не склонил головы. 'Ты не хочешь другой жизни, кроме этой?' — спросила женщина. 'Хочу', — ответил я. И тогда один из мужчин поднял меня за шкирку, как котенка, и усадил на лошадь позади себя.

Летиция рассчитывала, что он станет продолжать, но Ланн замолчал надолго.

— И ты стал... — Она не сумела вспомнить странное, чужое слово.

— Ульцескором. В простонародье нас называют ловцами. Оборотни — не единственное, с чем мы имеем дело, но по силе они далеко не последние в списке. Мои серьги, которые так не нравятся тебе, являются знаком отличия ульцескора. Камни впитывают свет и высвобождают его ночью, позволяя мне отлично видеть в темноте.

— А та женщина? Кем она была?

— Люди боятся их, как огня. Они владеют тауматургией, способной творить чудеса. Чаще всего эти чудеса имеют разрушительный характер, но, говорят, ведьмы в алом могут поднимать мертвых из могил, когда есть необходимость, и извлекать из воздуха пищу.

Летиция привстала на постели.

— Ты умеешь колдовать?

— Нет. Тауматургия доступна только женщинам.

— Почему? — удивилась девушка.

— Откуда мне знать? Почему солнце встает на востоке?

Госпожа ди Рейз не нашлась с ответом. Вместо этого она думала о городах и дорогах за Ильзой, полных чудес, которые ей не увидеть, и опасностей, которых не познать. Сильдер Рок, зажатый между горами и рекой, показался ей крошечным островком в огромном неизведанном океане; он был городом на краю света. Если бы не Ланн, сведенья о внешнем мире никогда бы не долетели до ее ушей. Молодая жена, гордая матрона, почтенная старуха с толпой внуков — вот какая роль была уготована ей здесь. С горечью Летиция осознала, что не хочет становиться ничьей невестой, будь то человек или тем более зверь.

— Теперь твоя очередь, — сказал Ланн.

— Мне нечего рассказывать.

— Тогда покажи печать.

Девушка с минуту колебалась. Затем откинула одеяло, обогнула кровать и встала перед Ланном. Они смотрели друг на друга в кромешной тьме; вернее, на нее смотрел ульцескор, потому что Летиция не видела ничего, кроме его мерцающих глаз. Госпожа ди Рейз повернулась к нему спиной и чуть приподняла подол рубашки.

— Под правым коленом.

— Вижу.

Ланн коснулся серебряного пятна размером с горошину, осторожно погладил его пальцем. Летиция знала, что оно холодное и гладкое, как монета, вдавленная в плоть. Девушка на всякий случай придержала руками подол, чтобы у Ланна не возникло соблазна заглянуть ей под юбку.

Он легонько подул на пятно. Летицию пробрала дрожь, ей сделалось неловко. Они одни, в ее комнате, и на ней — только ночная рубашка... Летиция вернулась в кровать, повыше натянула одеяло. Мысль о предательстве стала невыносимой.

— Ты нравишься Вилл, — сказала девушка, улещивая разбуженную совесть.

— Я знаю.

— А она тебе?

— Сойдет.

Ответ Ланна показался ей неудовлетворительным. Сойдет? Это как? Летиция не решилась уточнить из опасения, что услышит очередную грубость.

— Ревнуешь, что ли? — чуть погодя спросил наемник.

Девушка презрительно фыркнула.

— Еще чего.

— Я твой, госпожа. — По тону его голоса невозможно было понять, он издевается или говорит серьезно. — В любое время дня и ночи.

За окном неистовствовал ветер, срывая листья с деревьев. Летиция прижала к груди подушку. Макушка Ланна чернела на белом покрывале у ее ног.