Поселок рос, обрастая как мясом постройками и людьми. Уже ползали по домикам первые младенцы, рожденные здесь, да и мародеры, нет-нет, а приводили спасенных в долине новичков. "Провалы" были не редкость, но вот оказаться в месте провала вовремя, это было сложнее, а учитывая, что большинство провалившихся сходило с ума или погибало сразу, то шанс встретить живого и адекватного человека падал ниже некуда. Новичкам выделяли жилье, находили занятие, помогали освоиться. Практически все они не были соотечественниками пассажиров поезда "Москва — Томск", проваливались отовсюду, были канадцы, американцы, французы, жители ЮАР и Польши, все кто угодно. Правда и тут была замечена некая закономерность. Среди выживших не было ни одного представителя не европейской расы. Были метисы и мулаты, но ни одного китайца, монгола, негра, индейца, да и полукровки были сильно разбавленными. Европейцы, кавказцы, арабы, жители обеих Америк, именно они чаще всего выживали. На костяк поселка, состоящий из пассажиров злосчастного поезда, постепенно набегало мясцо, правда, не без жирка, если так можно выразиться. Хотя, наверно не совсем верно. Жир, он организму полезен, он является как запасом энергии, так и тепловой прослойкой, а, в некоторых случаях, просто необходим как амортизатор или масса тела. А вот те, кто прилипал к уже сложившемуся социуму, были далеко не всегда полезны. Например, пара бразильских полисменов и канадский рейнджер, с их опытом и снаряжением были, безусловно, полезны, и тут же влились в коллектив, присоединившись к мародерам и охране крепости, старичок — таксидермист из Норвегии тоже нашел себе место, дубильщики просто молились на него, да и на чучела уже стал появляться спрос, люди начинали желать роскоши, те, кто мог себе это позволить. А какая польза была от группы американцев, спасенных из перевернувшегося дома -на -колесах? Дилон Громски, в прошлом адвокат, консультант частной школы по юридическим вопросам, его жена, Дороти Громски, условная домохозяйка, условная потому, как и по дому от нее толку было бы мало, их отпрыски и сын их товарищей, не переживших провал. Чем они могли быть полезны поселку? Возьмем отца семейства. Еще не старый, и далеко не глупый мужчина, пусть не атлет, но вполне здоровый, он вполне мог бы найти себе место, если бы хотел. Но, привыкнув к положению в обществе, и никогда не пробовав физического труда, адвокат в третьем поколении, он не представлял себе, как это, работать не по специальности? Он не понимал, как люди обходятся без адвокатов, хотя и видел, как это происходит. Первое время, данное на акклиматизацию, он упорно пытался найти себе местечко консультанта, но не преуспел, и был вынужден пойти работать на склад, между прочим, блатное местечко, доставшееся ему за хорошую память и математический склад ума, но он его не оценил. Его жена, без сомнения достойная женщина, и. скорее всего, заботливая мать, она находилась в состоянии постоянного стресса, не понимая до конца, что произошло. Дома она занималась исключительно детьми и составлением списков покупок, если это не касалось предметов интерьера или личных вещей, тут она сама шла в магазины. В остальных случаях в магазин шел специальный человек, либо работала служба доставки. Она не умела готовить, практически не представляла себе домашних работ, таких как стирка или мытье посуды, и в этом нет ее вины. Незачем ей было всё это знать. Убирались служащие клининговой компании, посуду домработница убирала в посудомоечную машину, стиркой занималась стиральная машина или химчистка, готовила та же домработница, или еду заказывали в ресторане. Зачем тратить свои силы и время, если можно просто заплатить? В прошлом это было правильно и разумно, если ты можешь себе позволить что-то не делать без ущерба для себя, не стоит упускать такого, но теперь она была в очень сложном положении, и советы женщин поселка воспринимала в штыки, нутром чувствуя разницу в прежнем положении в обществе, и не понимая, что они пытались ей помочь, а не насмехались над ней. С детьми тоже всё было не просто. Они учились как раз там, где папа был консультантом, и были ВИП персонами даже в своем, далеко не самом простом по статусу кругу. Они. Как и их родители, не знали трудностей, даже мелких, решая все кошельком, и теперь оказались невольными изгоями. Будь они попроще характером, всё бы ничего, прижились бы, всё же молодые парни и девчонки, хорошо физически развитые, они могли бы многому научиться, но не получая привычного поклонения, они чурались общества сверстников, принося домой сплетни и злость. И это был не единичный случай, подобного отребья было не мало, и, как всегда бывает, подобное тянется к подобному, они находили друг друга, жалуясь на жизнь, и строя невыполнимые планы по смене ситуации в свою пользу. Власти поселка знали о существовании "оппозиции" и не ставили ее не в грош. Действительно, что могла сделать горстка людей, не обладающая ни оружием, ни уважением соседей? Поднять бунт? Смешно, последний и единственный бунт породили одурманенные наркотиком мозги доморощенных революционеров, среди "оппозиционеров" таких не было, среди них вообще не было людей действия. Подговорить людей сменить власть? А на что? И, главное, зачем? Люди жили спокойно, те, кто работал, имел определенный достаток, у людей была работа, была еда, и был досуг, пусть и не самый разнообразный. Все понимали, обратно дороги нет, а сделать жизнь поселка кардинально лучше было не реально. Так что, все разговоры о референдумах и выборах тоже были только для своих, для "оппозиции". Попытку физического устранения нынешнего руководства можно было вообще не рассматривать. Кег, даже без охраны, мог убить любого из своих завистников, он всё же принялся следить за собой, а свежий воздух, чистое питание, климат, регулярный секс и умеренные физические нагрузки просто творили чудеса, превращая его из груши если не в ловкого и стройного гимнаста, то в крепкого толкателя ядра. А учитывая, что без двоих телохранителей Егор Фомич ходил только в пределах донжона, то шансы устранить его персону были гораздо ниже ноля. Остальных лидеров устранять было любо бесполезно, либо еще сложнее, как, например, Онзо или Ореха. Так и сидели кухонные оппозиционеры, вспоминая о былом, и рассуждая, как было бы хорошо, занимая они руководящие места в поселке, вместо работы дворниками, золотарями, кладовщиками, огородниками и "извозчиками", как называли людей с тачками или тележками, перевозивших небольшие грузы от мастерских до склада или между поселками. Сидели, втянув свои языки в жопы, пока в поселке не появился очередной "оппозиционер", канадский журналист Квентин Бурше.
Последнее что помнил Квентин до прихода в себя, это милая, но бестолковая беседа с такой же милой и бестолковой мулаточкой, представительницей Красного Креста. Сейчас тело девушки лежало рядом, но судя по неестественной позе, она была уже мертва. В голове гудело, левый глаз не открывался, а на лице ощущалась запекшаяся кровь. В фургоне было темно, немного света попадало через приоткрытую заглушку, но эти лучи вырисовывали только мертвую девушку. Вне фургона шла стрельба. Квентин постарался восстановить в памяти события последних дней, чтобы понять, кто и зачем может там стрелять.
Началось все с неделю назад. Бурше вышел из запоя, и понял, если он не отправится в Ирак и не нароет там сенсации — то конец его карьере. За время запоя он не только сорвал выпуск нескольких передач, не сдав материалы, не только продинамил людей, с которыми долго и мучительно договаривался об интервью, но и нахамил своему боссу, а заодно и его жене. Дело было привычным, и Квентин спокойно отправился на арабский восток. В Ирак так в Ирак, там должно было быть тепло и спокойно. Все сепаратисты, террористы, коммунисты, нацисты, и прочие "исты" мешающие жить добрым гражданам были уничтожены, в стране были проведены справедливые демократические выборы, на которых правительство США выбрало правительство нового, демократического, свободного Ирака. Теперь войска НАТО и в частности США находились в границах нового государства только как консультанты, помогающие навести молодой власти порядок в стране. Квентин не первый раз попадал в подобные страны. Его задача была проста, приехать, посветить рылом, послушать и найти сенсацию. Бурше был хорошим журналистом и у него был свой стиль. Прилетая в новую страну, он не старался показать себя местным или афишировать свои журналистские дела, он пытался выглядеть туристом, нелепым, слегка ошарашенным, с широко открытым ртом. Такого никто не воспримет в серьез, при таком не боятся говорить о своем, такого пытаются " кинуть". Что-нибудь, но обязательно происходит, а дальше Квентин уже раскручивает событие, тяня за малейшую ниточку, раскручивая клубок и заново наматывая его, но уже у себя. Так уж сложилось, что Квентин с детства знал четыре языка, на два больше чем положено простому канадцу. К родным английскому и французскому добавлялся польский, прихваченный у соседей живущих справа и слева, и испанский, выученный самостоятельно, для общения с самой прекрасной девушкой города, Изабелл. Далее, в юности, в колледже, Квентин не пошел по пути наименьшего сопротивления, и выбрал для изучения еще один язык, немецкий. Человек знающий пять языков, на хорошем уровне, и постоянно мотающийся по разным странам, он постепенно, пользуясь разговорниками, стал понимать великое множество разных слов, а хваткий ум добавлял к услышанному увиденное, обрисовывал всё интонациями и обстановкой, строя контексты, и даже зная треть слов из сказанных, Бурше мог вполне достоверно воспроизвести разговор, помогал опыт и знание психологии. Как только что-то вырисовывалось, Квентин брал след. Он ловил всякого, кто мог что-то знать, и разными способами добивался информации. Кому-то давал немного денег, кого-то запугивал, показывая липовые ксивы, кого-то уговаривал. Так рождались сенсации, показываемые по центральным каналам, озвучиваемые совсем другими людьми, Бурше не любил камер и считал невозможным светиться в экранах. Последняя поездка была пустой, только мулаточка была приятным исключением. К концу недели от дичайшей скуки Квентин согласился поехать с ней и группой журналистов из разных стран по городским больницам. Телевизионщики собирались осветить новое оборудование, доставленное в госпитали, Арина ехала как представитель тех, кто предоставил оборудование, а Квентин ехал от скуки и для "галочки" дающей больший доступ к прелестнице. У фургона, украшенного красным крестом и полумесяцем, прямо перед выездом пробило что-то в моторе, и вояки предоставили свой. В этом вот фургоне и лежал сейчас журналист, оглушенный взрывом и потихоньку приходящий в себя.
Оценив ситуацию, насколько было возможно, Квентин попытался встать. Получилось не очень, но получилось. В голове сразу же замолотило, левое плечо заныло, в боку засаднило, там явно назревала немалая гематома, если не хуже. Зато встав Бурше убедился, на улице действительно стреляют. Фургон полузавалившись лежал в каком то овраге, совершенно не подходящем арабскому городу. В этом же овраге, за камнями укрылись люди, отстреливающиеся от противника из странных ружей, заряжающихся громоздкими патронами. Журналист попытался понять, кто же перед ним ,но безуспешно. Семеро мужчин, одетых однообразно, но крайне странно, без привычных знаков отличия. Головы укрыты касками из металла и кожи, плечи, локти, колени, а так же руки и ноги ниже локтевого и коленного сустава так же укрыты подобной броней. Квентин видел подобное в старых шахтах, но шахтеры не носили при этом кожаных курток покрытых пластинками и не палили из древних ружей. Еще меньше чем шахтеров, обороняющиеся напоминали арабов, или бойцов НАТО, которых, собственно, и ожидал увидеть канадец. Решив не спешить, Квентин полез в аптечку за охлаждающим пакетом, когда фургон тряхнуло сильным взрывом. Едва удержавшись на ногах, Бурше прильнул к окошку фургона. Сквозь дым и пыль было видно, из защитников никто не выжил. Рванувшая бомба буквально нашпиговала их тела металлом, журналиста спасла броня фургона и угол наклона его корпуса, осколки только скользнули по окнам, не нанеся те серьезного вреда, лишь поцарапав пуленепробиваемый пластик. Через несколько секунд на сцену вышли новые участники боя, его победители. Эти еще больше не понравились канадцу. Пятерка одетых в разномастный камуфляж, усиленный разнообразными щитками и деталями брони, как спортивной так и боевой, вооруженные арбалетами и такими же как у погибших ружьями, победители сильно смахивали на мародеров-повстанцев. Потертая одежда, рюкзаки, замотанные лица, уверенные, но немного суетливые движения, всё это Квентин видел не раз. Первый из появившихся тут же бросился к телам, переворачивая одно за другим, явно недовольный увиденным.
— Вася, мать твою — услышал Квентин вполне понятные для его слуха слова — тебе сколько раз говорить, осколочные только в крайнем случае.
Здоровяк, откликнувшийся на имя Вася только пожал плечами, деловито засовывая громоздкую бомбу в пусковую установку, явно механическую.
— Орех нас с говном съест — продолжал ругаться первый, деловито освобождая трупы от уцелевших вещей — сказано же, привести "языка".
Квентин в сотый раз поблагодарил Бога за соседей-поляков. Зная польский он без особого труда научился понимать множество славянских языков, путь говорить толком на них и не мог. Предыдущее лето Бурше провел в Болгарии, где еще попрактиковался, и теперь в общих чертах понимал о чем речь.
Пока мародеры собирали добычу, Квентин раздумывал, стоит ли показаться, но за него всё и так решили.
— Данил, хватит на Васю наезжать — просипел бородач, с каким-то странным акцентом, произнося слова он умудрялся смягчать их, практически не коверкая — сам знаешь, скоро тут стая будет, надо спешить, а нам бы еще агрегат этот осмотреть, может жив кто?
— Рахмет, ты думаешь тут кто-то мог выжить? — голос первого из мародеров, явно лидера группы был полон сарказма — кабины у фургона нет, двери перекошены, да еще и Васина бомба у него рванула. Кто тут выживет?
Квентин мысленно согласился с Данилой ,пусть думают что никого нет, показаться всегда можно, но странный Рахмет имел свое мнение.
— Командир, не горячись, ты парень в этих делах не самый знающий, послушай что старый человек скажет — просипел он и стукнул по корпусу фургона — это тебе не школьный автобус, эти фургоны янки используют для перемещения в составе колонны по условно мирным землям. Броня в нем не ахти, на болты из Васиной хлопушки ее точно не пробьют, да и вскользь они прошли, глянь на царапины. Кабина в нем тоже отделена от салона, специально, что бы либо тех, либо тех, но никак не всех. Опять же, рвануло, "ТАМ", перед машиной, сам посмотри, ее явно заваливало стеной, да и кабина забита кирпичами. Надо смотреть в салон, даже если все мертвы, там могут оказаться солдаты, а это жирный куш.
Квентин мысленно проклял солдат, давших им эту коробку на колесах, и слишком умного мародера, он не знал, что автофургон в любом случае досмотрели бы. Но, коли уж ему суждено попасться им на глаза, то лучше пусть считают его оглушенным. Журналист подтянул под себя свою сумку, нащупал в ней электрошокер, и стал ждать. Ждать пришлось не долго, парой рывков Василий сорвал с клина дверь, вбил ее в пазы, и она послушно отъехала, обнажая нутро фургона.
