— Останови, пожалуйста, — просит монах молодого послушника, управляющего мулом.
Из дома слева выносят гроб, слишком маленький даже для отрока. Девушка, годов пятнадцати, завернутая в траурные одежды, сотрясает округу громким плачем. Трое взрослых мужчин не в силах оторвать хрупкое создание от гробика.
— Святой отец, — навстречу выбегает широкая в кости пожилая женщина, видимо мать девушки, — благословите.
Инквизитор касается лба женщины.
— И ты подойди под благословение, дуреха, — дергает она дочь.
Но та никак не уймется и ни на что не обращает внимания.
— Много таких случаев? — спрашивает монах.
— Много святой отец, — быстро тараторит старушка, будто с соседками на лавочке, готовая поделиться сплетнями, — почитай, как неделю беда пришла. Дети мертвыми рождаются или такими, что и на свет Безначального не вынесешь. И не только у людей. В деревнях скот молодой мрет.
Женщина опасливо оглядывается и, понизив голос до шепота, спрашивает:
— Говорят, Тьма вернулась? Неужто, правда?
Не дождавшись ответа, сама заходится плачем. Альфонсо предпочитает промолчать и жестом просит возничего продолжить путь.
— Отец Альфонсо, — спрашивает Гилберт, — это может быть Рихард?
— А ты сам веришь? — позволяет себе иронию инквизитор.
Паладин рисует картину. Рихард с хищной улыбкой, громко выкрикивая слова проклятий, помешивает варево в котелке, распространяя по земле скверну. От видения Гилберта передергивает и он остервенело машет головой.
— Зачем тогда спрашиваешь? — чуть посмеивается Альфонсо. — Нет, не думаю, осознанно он на такое не способен. Но Тьма приходит в движение, этого факта отрицать нельзя. Вот только, — инквизитор, морщась от раздражения, смотрит за новыми порядками и методами гроссмейстера, — из одной крайности мы впадаем в другую. Религиозная истерия меньшее, что нужно этому истерзанному миру, — Альфонсо тяжело вздыхает и как будто самому себе признается. — Мы превращаемся в свидетелей, мой мальчик.
В то время, как основная армия втягивается на улицы, повсеместно беря Академию, корпуса и казармы стражи под контроль, паладины сворачивают к студенческому общежитию. Детей к этому моменту как овечек, покорных и перепуганных сгоняют во двор.
— Отец, — спешившись, Гилберт помогает старику монаху спуститься с повозки.
Как будто Рихард уходит на пару часов, рука об руку с Ярополком и Хильдой. Друзья специально делают крюк, идя через парк, что бы смеясь поиграть в снежки. На спинку стула небрежно закинута парадная мантия. Не застеленная кровать усеяна не уместившимися в поклажу вещами. В беспорядке лежат взятые из библиотеки книги. Одиноко и безнадежно ждет незаконченная работа — пергаментный лист, с жирной кляксой посередине, заполнен наполовину.
Де Обри морщится от отвращения и пусть одинокая комнатушка ничем не примечательна, закрывает нос и рот краем плаща. Будто входит не в жилище акколита, а зловонную клоаку.
— Это ТА САМАЯ комната? — переспрашивает он, будто в том есть необходимость и, не дождавшись ответа продолжает. — Ее до сих пор использовали. Почему не опечатали? Не уничтожили?
— Сир, — лепечет ковыляющий сзади Артур, — это просто комната. Наш студент поселился в ней совершенно случайно.
Взгляд гроссмейстера пригвождает перепуганного волшебника к полу.
— Случайно? — гневно сверкает он глазами. — Вы идиот или издеваетесь? Два темных колдуна совершенно случайно выпускники одного учебного заведения, живущие в одной комнате?
Паладин поворачивается ко Льву. Декана факультета священной магии за шиворот притаскивают два солдата.
— Он регулярно исповедовался и причащался? — голосом дознавателя спрашивает де Обри.
— Мы не вмешиваемся в религиозную жизнь наших акколитов, — запинаясь, лепечет священник, взгляд затравленно мечется.
Рыцарь нависает над перепуганным деканом.
— А теперь будете, — де Обри змеей зависает над мышкой, заставляя Льва дрожать и упасть на колени. — Будете докладывать о всем. Каждый шаг, каждый вздох. Они еще подумать не успеют, а доклад должен быть уже доставлен в священную канцелярию.
Гилберт представляет новый мир и впервые завидует народившимся младенцам. Может это не Тьма? Может Безначальный щадит безгрешных ангелов, не дав им увидеть руину?
— Где Морфей? — спрашивает осматривающийся по сторонам де Обри. — Где учитель Темного Лорда?
Западноземелье/Шугаринское княжество. Лунный форт.
Барон Ариперт, не в силах более лежать на жестких, припорошенных соломой досках. Встает, на ощупь находит на столе давно остывший чай, морщась, залпом осушив кружку. Холодно. Почитай две недели без нормального сна, не снимая сапог и тяжелой кольчуги. На теле от металла нарывы, истоптаны в кровь ноги, желудок сворачивается, извергая наружу водянистые отходы.
"Боже, — думает воин, поглаживая щербатую голову. В походе немытые волосы обживаются непрошенными насекомыми — приходится грубо, царапая кожу, брить кинжалом. — Может это сон?"
Оборотни, ведьмы, вампиры, темная магия. Год назад можно ли было верить в такое?
Отведенная в форте каморка, давно не протопленная и затхлая, совсем не пропускает свет. Впрочем, меч барон держит при себе, даже лежа в обнимку, как с любимой женщиной. Опоясавшись, толкает трухлявые доски, по чьей-то несуразности именуемые дверью. В глаза бьет яркий лунный свет.
— Барон? — дежурящий у покоев его светлости солдатик поспешно вскакивает, хватая на лету выпавшее из рук копье. Глаза красные, явно дремал.
Уставший Ариперт машет рукой на приветствия.
— За священником послали? — спрашивает он, моргая с непривычки.
— Послали, — солдат поднимает шлем на затылок и шкрябает волосы, — только зачем он нам?
"Идиот", — про себя бросает так ничего и не понявшему часовому барон и отправляется бродить по фортовому двору. Горят в изобилии костры, под ногами, среди груды мусора и объедков, завернутые в плащи воины. Казарм и даже складских помещений не хватает, личный состав приходиться размещать, где попало.
"Держи форт любой ценой", — вспоминает командир увещевания герцога Эльмериха.
Держи... Легко говорить. Сам герцог, с остатками полка отбывает за горные перевалы, надеясь укрепить оборону в летней королевской резиденции и создать крепкий тыл. Ариперту нужно держаться в одиночку. И местность идеальная и стены хороши, можно целую армию запереть. Но беспокойство не покидает душу командира, приходя кошмарами в редкие мгновения, когда закрываются, не в силах терпеть, глаза.
— Вы совсем с ума сошли?! — воин пинком ноги отворяет двери караулки.
Внутри располагается десятеро солдат. Гарнизонные, с сожалением узнает барон. Часовые вольготно располагаются у огня, перешучиваясь и не, сколько не заботясь о службе. В комнате явственно витает кислый вкус дешевого эля.
— Война на пороге, вы..., — трясется полководец от праведного гнева.
— Ну, буде, вашсветлсть, — заплетающимся языком, даже не удосужившись встать, говорит один из вояк. — Не проморгаем, не сумлевайтесь.
Разъяренный барон снимает с пояса ногайку. Плеть вмиг разгоняет сонных, согретых солдат с насиженного места. Перепуганные, те разбегаются по углам, глядя на барона как на сумасшедшего.
— Да как же вы не понимаете, — умоляет Ариперт, подходя к каждому и тряся, заглядывая в глаза. — Там Тьма, там древнее зло. Оно никуда не делось, ждало, — глаза воина и правда становятся безумными, а руки, цепляющиеся за плащи, дрожат частой дробью, — а теперь выползло наружу и хочет пожрать нас всех.
Где-то в горах раздается одинокий и протяжный вой.
— Что это?! — вскрикивает Ариперт, подпрыгнув и схватившись за меч.
Часовые опасливо переглядываются. Бойцы делают друг другу знаки — точно ума Безначальный на том Севере лишил. Про Тьму какую-то говорит — кто в доброй памяти в такие страшилки верит?
— Волк то, — говорит один из них.
— Нет-нет-нет, — быстро тараторит барон, выглядывая из амбразуры и сипло втягивая струйку слюны. — Не волк. Оборотень. Среди них один точно есть. А может больше, — барон гневно ошпаривает гарнизон взглядом. — Вы видели, как эти твари одним ударом лошади шею сносят? Нет?
Рассказывать этим бесполезно. Про такое не расскажешь. Если сам не видел, как Тьма тянет когти к горлу, высасывая жизнь и превращая могучих рыцарей в ничтожных доходяг. Как визжит атакующая с небес виверна и как мучаются умирая сутками, отравленные ею. Как выслеживают, обманывая самых опытных следопытов, адские гончие, а потом выныривают из тьмы, освещая ночь огнем из глаз и пастей.
Ариперт рад бы своих людей в караулы поставить, но отступление изматывает солдат.
— Все по постам. И что б ни капли алкоголя, — хрипло командует барон, — а иначе засеку до смерти.
Рыцарь резко замолкает. Выпученные от страха глаза раковыми клешнями впиваются вдаль. Там, среди труднопроходимых горных троп расцветает огненный цветок, будто маленькое солнце вырывается из недр земли. Свет, ненормальный, пришедший из иного мира, заставляет зажмурится от неожиданного удара. Но, не смотря на жар, вместе с огнем нечто холодное прикасается к сердцам солдат и могильный голос все сильнее и сильнее нашептывает:
— Началось, — голосом обреченного повторяет вслед за шепотом Ариперт.
— Началось, — сам того не ведая, хором с защитником Лунного произносит Сигиберт.
Пролитая кровь до кошачьего урчания заполняет утробу Бельфегора. Богомерзкие ритуалы жертвоприношения оскверняют некогда священную землю, рушат оковы древних запретов, высвобождая в мир людей, казалось бы давно побежденное. Хаос рвется наружу, кричит младенцем, выходящим из материнской утробы, заставляя все в округе склонится от животного страха, в тщетной попытке закрыть глаза и уши.
Ветер сметает выставленные палатки лагеря. Искры и горящие угли костров вздымаются высоко, озаряя ночь фейерверком, будто в приветственном салюте пробуждающемуся злу. Люди Гаста и шугские дружинники прячутся среди камней, укутываются в плащи, стремясь скрыть взор. Лишь немногие, освященные заревом фигуры, продолжают стоять, гордо выпрямив спины.
— Видишь ли ты это, Ингунда? — впервые за многое время улыбается оборотень, позволяя струям слез свободно течь по щекам. — Мы дождались. Мы, сомневающиеся, сражающиеся за идеалы, в которые и сами давно не верили. Ты была другой, ты верила до конца, даже когда ветер разносил по площади твой пепел и даже когда ты сама стала ветром. Видишь ли ты это теперь, Ингунда?
Ведьма молчит. Лишь поднявшийся порыв ветра срывает с головы перевертыша капюшон, вороша копну волос.
Через объятые адским огнем врата в мир людей входят демоны. Маршем, чеканя шаг с единством, не доступным даже самым элитным войскам известного мира. Шествие внушает ужас, но о Тьма, как же оно величественно. Воины Хаоса облачены в костяную броню, усыпанную выпирающими наростами, придавая гротескный вид и к без того эффектному облику. Шипованное оружие, волнистые лезвия, будто специально рваные флаги, притороченные к спинам бафометов — Бельфегор умеет пустить пыль в глаза.
— Ну и ну, — подошедший Марк цокает языком, качая головой из стороны в сторону. — Сколько пафоса. Наверное, компенсируют свою малочисленность. Я не рассчитывал на целый легион, но жадность князей Хаоса переходит все рамки.
Если присмотреться, не обращая внимания на внешний блеск, величественная колона грозной армии оборачивается жиденьким, пересохшим ручейком. Пеших воинов от силы сотня. Еще с десяток восседают на шустро перебирающих лапами гигантских ящерицах. Но даже с ними обещанная несокрушимая армада — брошенная собаке кость. Жуй и не гавкай.
— Стоило ли это всех затрат? — как бы себе, еле слышно сетует вампир, глядя на бафометов со сложенными на груди руками.
— Будет тебе, — запыхавшаяся при подъеме на высоту Арегунда наоборот сияет от счастья. — Вот! — ведьма с грохотом ставит на камни шест. С шорохом разворачивается красное полотно, открывая на обозрение Черную Звезду.
— О Тьма, что это? — смеется Марк. — Где ты откопала этот антиквариат? Его еще и моль изъела. Убери не позорься.
— Нет, — неожиданно вступает Сигиберт, одобрительно, с улыбкой кивая подруге. — Мне нравится.
И оборотень указывает вниз, где располагается постепенно приходящий в себя отряд. Воины, собранные из разных уголков земли, замечают развернутое знамя Тьмы. Вновь вспыхнувшая Звезда прогоняет первозданный страх, взлетают в знак приветствия первые салюты.
— Да здравствует Темный Лорд! — входя в исступление, танцуя с обнаженным клинком вокруг костра, визжит Радегунда.
— Лорд! Лорд! — скандирует вместе со своими егерями, потрясая луком Гаст.
Рихард уходит далеко от лагеря, но, даже скрывшись в глубине горных проходов невозможно убежать от происходящего. Тень ложиться на юношу, согнувшегося от непомерной ноши. "Лорд!" — продолжаю греметь горы, настигая зовом, куда бы не уносили ноги и как бы быстро не бежал. Маг останавливается у ручья, где купается полная луна и ветви высохшего дерева хоть на минуту загораживают уставшего парня.
— Они зовут меня, — невесело улыбается демонолог, всматриваясь в мутное изображение на воде. — Темный Властелин. Если оглянуться назад, как все так обернулось? Меня воспитывали монахи и я был уверен, что впитал от отца Бернарда только самое чистое и светлое. Я мечтал о плаще паладина, должен был сокрушать Тьму, а не стать ею. Как же так произошло? Судьба? Случайность? Или таков был мой выбор с самого начала? Кто же я на самом деле?
Руки Наамы обвивают шею юноши. Демонесса прижимается обжигающе горячим телом, губы ласкают щеку и шею.
— Ты Рихард, — шепчет девушка, обвивая волшебника все сильнее, не желая отпускать ни на мгновение, — просто Рихард, мой возлюбленный. И лишь это сейчас важно.
Но демонолог будто и не слышит Нааму. Взгляд юноши при виде собственного изображения темнеет. Он сжимает кулак и с холодной яростью обрушивает на гладь.
— Ненавижу себя, — шепчет он.
Кто-то приближается. Демонесса реагирует первой, столкнувшись взглядом с несколько опешившим Ярополком. О девушке демоне в отряде бытует масса слухов. Но одно дело судачить о мифической возлюбленной командира, сидя у костра и другое, столкнуться вот так. Княжич судорожно сглатывает, с опаской поглядывая на создание Хаоса.
— Я обыскался тебя, — преодолев робость, говорит северянин другу, все еще сидящему уткнувшись в ручей. — Не поверишь, но там ...
Рихард поворачивается и налившийся тяжестью язык сына Влада не в силах более вымолвить не слова. Что-то меняется под этим небом и звездами. Меняется раз и навсегда. Подчиняясь накатившим чувствам, шуг преклоняет колено, склоняя голову до самой земли.
— Мой повелитель, — хрипит Ярополк.
— Встань.
То более не голос юноши, читающего книги о рыцарях в библиотеке аббатства святой Луизы. Так звучат приказы с высоких пьедесталов, среди золота и парчи дворцов. Княжич подчиняется, не смея по-прежнему поднять благоговейно опущенный взгляд.
— Говори.
— Господин, в лагерь прибыл учитель Морфей. Он просит об аудиенции.
