Женщина сделала шаг вперед. Все, чего ее лишило детство, манило к себе, как солнце... Доски под ногами закачались, или это раскачивался мир? Путешественница вдруг перестала быть взрослой, а вернулась к моменту невинности и доверия. Она сама не поняла, как взяла крохотную, разодетую в парчу куколку с личиком из белой кости и золотыми волосами, отняв ее у стоящих рядом безобразных соломенных чучел, и прижала к груди. Боги, какая прелесть! Глядеть — не наглядеться.

— Купить желаешь? — Звук исходил откуда-то снизу, из-за высокой тубы в углу. Длинная тень вынырнула и коснулась края платья, заставляя Клариссу отступить подальше, к самой двери.

— Я только посмотреть взяла, — робко сказала она и протянула игрушку назад человечку, что едва достигал ей до середины бедра. Знакомые очертания! Нет-нет, не может быть.

— Ты же видела, что товар не по твоему карману...— Ни капли ярости не появилось в странном хозяине, что достал из-за стеллажей лесенку и приставил ту к месту обитания чудесной куколки. — И все равно взяла...

— Это ведь лавка для детей? — Кларисса хотела услышать точный ответ, а потому не боялась прервать бормотания карлика.

— Почему ты так подумала? — продавец обернулся, одной рукой ставя собственность на место, и вдруг прямо на лестнице покатился через лавку к герцогине. — Где ты увидела игрушки? — Красноватые глаза оказались прямо напротив лица женщины, внимательно заглянули внутрь. — Я знаю, как ты вошла сюда. — Заключил хозяин лавки. — Любопытство... Бесцельность. Редко человек способен проникнуть без желания в "смешную лавку" и почти никогда не видит ее без способностей. Теперь придется меняться.

— Но игрушки, здесь везде игрушки, — дрожь пробежала по спине Клариссы и спустилась по позвоночнику к ногам. — Разве так должна выглядеть лавка?

— А как? Как что? Кто тебе рассказал? Кто посмел? — Внезапно золотая вила пришпилила горло Клариссы к двери. Улыбка озарила хищное лицо. — Кто ты такая вообще?

— Я... я мимо шла.

— И я мимо шел, по этой комнате, — карлик уродливым пальцем коснулся грязного лица и провел по щеке, нахмурился и тотчас отпустил женщину, что глубоко вздохнула:

— Я пойду?

— Вот, возьми, — карлик кинул Клариссе стеклянный шарик с голубой каплей внутри. — Подарок. Понадобится, защитит... — Он спрыгнул вниз и побежал в тень. — Уходи, а то не отпущу... Уходи. Глаза б мои тебя не видели. Ты глаза вернула... Ты уходи... И за кладом лучше не ходи.

Герцогиня задвигала ручкой, засуетилась, вылетела на улицу и побежала быстро-быстро... Вверх по улице к месту, где ждал ее Секира. Ведь не бросит, не оставит одну среди города?

Башмаки отбивали такт по доскам: быстрее, быстрее, поскорей покинь дурное место. Знаешь сама, что куколка на полке — ты сама, а жуткие игрушки с волосами-соломой и в черных балохонах — миниатюрные страхи, что преследуют тебя всю жизнь. Стараясь забыть суетливого, празднично одетого карлика, который проявил столько интереса к Клариссе и всучил той дурацкий подарок, женщина совершенно забыла о направлении — только ладошкой закрывала щеку с печатью колдовства. Вдруг стер часть грязи? Вдруг увидит кто?! Рваная юбка путалась между колен и мешала бежать, а волосы лезли в глаза. Все-таки распустилась нехитрая прическа без заколок. Увидят люди волосы длинные, тяжелые — засомневаются. Зададутся вопросом, кто такая проворно улепетывающая грязнуля. Схватят да потащат стражники на допрос! А еще хуже — отправят к церковникам... Женщина от одной мысли о беззащитности среди многоликого города потеряла остатки покоя. Возможно потому она, как дикая лошадь, врезалась в двуручные железные котлы, которые какой-то торговец выставил просушиться на солнце. Котлы издали жуткий колокольный звон и загудели, сопровождая герцогиню нотой дурного предзнаменования до самого поворота. Позади осталась улочка с двухэтажными каменными домами мастеровых и ремесленников, а впереди открылась настоящая ярмарка.

Площадь, служащая для собраний общин, военных парадов и представляющая величие королевства, имела форму огромного, почти правильной формы квадрата, в конце коего находилась остроконечная церковь с проблесками золота на шпиле. Прилегающие дома и многочисленные арки богачи построили из белого камня для пущего величия. Остальные строения не являлись образчиком вкуса, тем более что отправляли к довольно узким улицам, на которых устроили сточные канавы. Мерзость текла вниз прямо от самого центра, то есть от Королевской площади и впадала или в мелкие речки, или в колодцы. Впрочем, Кларисса мало волновало устройство столицы. Она знала лишь одно — за господним храмом начинается дворец короля. Но кто проникнет за высокие стены и обитые железом ворота? А запахи — запахи не достигнут царственного носа.

Сегодня выдался хороший день: обычно так выглядят ярмарки поздней осенью, но для большого города разрешение на торговлю летом — огромная привилегия. Ощутив чуть больше безопасности среди толпы, Кларисса внезапно вспомнила про мучивший желудок голод. Ведь здесь чертовски много всякой вкуснятины, доставленной и из деревень, и из наиболее богатых монастырей. Пусть те не скрывают, что приторговывают во имя Господа земным хлебом, вином и мясом! Недаром доходы церквей прут прямо через решетчатые окна и через дыры в толстенных стенах.

Женщина шла между рядов, совершенно позабыв о шарике, зажатом в руке. Тот уже впитал тепло кожи, катался между пальцами успокоительным довеском.

— Ты такая красавица! — Какой-то нищий вынырнул из-за телеги, груженной зеленью и зерном, обнажил ряд довольно здоровых зубов. — Откуда пришла, малыш?

Кларисса лишь покосилась на новоявленного кавалера и продолжила проталкиваться к темному дому с крылатым каменным юношей под крышей на том краю площади. Где-то за ним начиналась улица Виноделов. Секира, вероятно, заждался.

— Разве можно не отвечать другу и страдальцу, такому же, как ты? Кто с нами последним поделится? Ты да я... — прихрамывая тощий тип начал лаврировать между горожанами, что торговались с веселыми, но скупыми крестьянами и приветливыми, но стойкими монахами. Он ни на шаг не отставал от герцогини, у которой вдруг нервно забилось сердце. — Вот так! Встретишь жену, — кажется уже обращение к толпе, — а она от тебя глаз воротит! Люди добрые, посмотрите на мою половину! На что детей оставила? Зачем бросила? Ушла денежки ножками зарабатывать.

Гулкое эхо от слов разлилось краснотой по ушам. Не хватало еще и всеобщего внимания, а этот гад вовсе не собирается уняться. Кричит, руками машет, требует чего-то. Что она может дать нищему? Чем ему обязана?

Кларисса на секундочку обернулась и рассмотрела нахала, который не замедлил схватить беглянку за рукав и потянул к себе со всей силой. Рядом засмеялись две молоденькие белошвейки в аккуратных передниках и с корзинами тканей в руках. Какой-то крестьянин, из продавцов, по-свойски подтолкнул женщину в объятия незнакомца, а тот обхватил герцогиню за талию, захватив в тиски и обе руки.

— Красавица, просто красавица, — темные глаза на загорелом лице сладострастно зажмурились. — Почему же ты убегаешь?

— Что тебе нужно? — Кларисса почти не боялась. Все-таки площадь, люди кругом.

— Что он дал тебе в "смешной" лавке? — Голос вдруг изменился и стал похожим на многократное эхо, а люди и предметы поплыли, как через волны сна.

— Кто вы такой? — Женщина хотела отшатнуться, но даже теперь, когда руки нищего расслабились и раскрылись, не сумела оторваться от пахнущего лесом тела. Словно ее придавило к груди незнакомца башмачным клеем.

— Не думаю, что "смешная" лавка подходящее для моей девочки место. — Рука в шерстяной перчатке достала из кармана подранных брюк длинную замысловатую трубку, губы выпустили темную струйку дыма вверх, а люди шли мимо и даже не смотрели, как чернота эта проникает смертью к ним в ноздри. — Ты всегда пытаешься сбежать...

В ответ заложница странного волшебства уперлась свободной ладошкой в грудь бесцеремонного типа, а тот насмешливо посмотрел свысока. Боже мой! Ноги герцогини стали ватными, тело лишилось упругости и задрожало. Как сменяет день ночь, лицо незнакомца вдруг приобрело черты, которые при воспоминании расцарапали острыми когтями душу. Он поддержал свою жертву от падения, поймал стеклянный шарик, выпавший из разжавшейся руки. Покрутил в солнечном свете.

— Красивая вещичка! — Грубый смех вызывал дрожь и вспышки воспоминаний о серебряной боли пещеры. — Сколько ты хочешь за нее?

— Хочу, чтобы вы меня в покое оставили! Навсегда! — Кларисса попыталась ударить мерзавца, но тот перехватил запястье и загнул руку Клариссы за спину.

— Пятнадцать лет назад ты была более сговорчивой. Помнишь, как умирала твоя разнесчастная мамаша? — Черная злость выливалась потоком прямо на беспомощную, зажатую в стеклянное, непроницаемое для выхода на площадь пространство. — Она скукожилась на диване. От нее и от покрывала тянуло разложением. Она гнила изнутри, как и все, кого настигла чума. Черные ветры носились над землями герцогства Авали. И лишь для тебя одной, маленькой принцессы, устраивали праздники. Ты думала, что можно победить чудовищ, которые преследовали тебя везде. Ты была самой смелой девочкой, которую я когда-либо знал. — Мгновенье молчанья на секунду вернуло шум ярмарки, но темный нищий не собирался отпускать Клариссу. — Сегодня смерть придет и в эти благодатные края, а вместе со смертью чумы, которая, казалось бы, отступила, ты еще и приведешь свой длинный шлейф тьмы. И лишь небесам будет известно, что ты во всем виновата...

— Я не хочу этого... Неправда, — женщина рванулась, замахала бессильно руками, но вновь оказалась в объятиях дьявола, который жадно припал к губам Клариссы и оставил на них горящую лаву страха.

— Ты думаешь, что тебя спасла бы игрушка из лавки? Ты надеешься на чудо, идя за кладом? Или ты настолько привыкла подчиняться чужим желаньям? Да, ты привыкла. Ты не сказала доброму рыцарю Арли, этому бездарному мошеннику, что не совсем чиста перед Богом... Что твое тело не тебе принадлежит. А душа твоя... — нищий усмехнулся, — несчастная твоя душа теперь у меня, — и он продемонстрировал Клариссе стеклянный шарик, высоко подняв руку. — До встречи, моя прелесть. До скорой... Спеши за кладом.

Кларисса вырвалась из рук мерзавца и тут же чуть не упала. Люди на площади шумели, собирали товары, разбегались, освобождая пространство. Точно: если ворота открыты значит последует королевская процессия. Сначала появятся пышно разодетые трубачи, за ними последуют рыцари в блестящих доспехах, следом выедет знать на конях с драгоценными попонами и духовенство в "скромных" облачениях и лишь потом, вместе с многочисленной охраной, пажами и королевскими дамами — король, отправившийся то ли на прогулку, то ли помолиться о себе любимом.

Кларисса с тоской посмотрела на улицу Виноделов. Потом огляделась, но не обнаружила и следа нищего, который так ловко отнял у нее подарок карлика. Он сказал, что это душа. Легкие мурашки пробежали по шее и щекоткой отозвались в лопатках. Призрак схватил ее, чтобы отнять какой-то дурацкий стеклянный шарик! Невыносимая тоска внезапно сжала внутренности. И в голове зазвучала пустота. Кларисса не была уверена — слышит ли колокола, возвещавшие о появлении пышной процессии, что появилась из железных ворот, или это звучит шевеление дыма, который так и не рассеялся от курительной трубки убийцы и шевелился над толпой. Чернота ползла по чистеньким рядам, оседала на полосатые пелиссоны трубачей, ложилась на шлемы рыцарей. Чернота легко находила лазейки в латы и опутывала бравых воинов, а потом пускалась извилистыми змеями резвиться среди праздной толпы и зевак, ждущих появления первейшей в государстве персоны. Что бы ни случилось сейчас на площади — это выглядело ужасно. Кларисса не могла смотреть на ветер чумы и на тени, скользящие среди людей. Она знала, что армия чудовищ, которая незаметно шла следом до столицы, теперь сделает свое дело быстро и незаметно, независимо от того, хочет герцогиня расправы над простыми смертными или нет.

Ринувшись через пока пустующий проход, женщина пробила локтями дорогу к той улице, где обещался ждать ее Секира, и, несмотря на возмущение иных горожан, наконец оказалась на узкой дорожке между зданиями довольно мрачных питейных заведений. Не многие из них могли похвастаться хорошей славой. Сюда заглядывали лишь простые смертные. Но наличие даже скудного двора считалось уже высшим разрядом среди харчевен на улице Виноделов. Узнать нужный кабак для Клариссы не составило труда — заваленный всяким хламом двор и небольшая конюшня служили верным признаком. Здесь ее ждал Секира.

Правда, тот не сразу показался в покосившемся окне. Боги, лучше бы он не переваливался через подоконник и не кричал так громко совершенно невменяемым голосом:

— Герцогиня, вы совершенно не пунктуальны! Я же предупреждал, что в полдень его величество отправляется по своим делам... — Утираясь забрызганным салом рукавом, мужчина всё продолжал что-то говорить.

Он, несомненно, наклюкался до такой кондиции, что уже преспокойно хаил власти и называл Клариссу ее именем.

— Сколько можно ждать вашу драгоценную сиятельность? Вы забыли или решили, что я сбегу, не исполнив своего обещания? Впрочем, по-моему, вы даже не представляете, насколько я рискую, ошиваясь в этом стоклятом городе, где царствует смерть? Одно слово, герцогиня...

Договорить горькому пьянице не дала вторая рожа, появившаяся рядом.

— Это и есть твоя подмога? — Заявил второй пьяница в потрепанной шапке набекрень. — Секира, ты в своем уме? Приволочь бабу воевать. Я тебе друг... Ты мне друг? Нет, скажи, на что годна эта растрепанная шлюха?

Последнего замечания герцогиня уже не выдержала. Она сама не поняла, как схватила кувшин с жерди и запульнула в двух нахалов.

— Ах ты мерзкий простолюдин! — Сквозь зубы процедила женщина. — Ну погоди! — Яркая вспышка гнева могла бы вылиться в обычную расправу, но Кларисса развернулась и решительно отправилась прочь от кабака. Пусть с нерадивым спутником разбираются чудовища.

Треск шагов по рассыпанной гальке, возмущенный окрик Секиры не заставил злопутешественницу обернуться. Она еще переживала недавнюю встречу, еще четко помнила лицо ребенка среди многоликой толпы, которого наиболее плотно охватило кольцо дыма, выпущенного из трубки убийцы. А горькому мошеннику все нипочем! Вояка завлек герцогиню в столицу, где его несомненно ждали дружки. Не зря краснолицый парень так в лоб высказался о прибытии совершенно измученной дорогой Клариссы.

— Да постой же! — Пальцы вцепились в покатое плечо разгневанной властительницы, а не влюбленной женщины. Герцогиня не стала говорить, а залепила своему рыцарю звонкую пощечину, которая вызвала взрыв смеха у двух прачек, оторвавшихся от длинного корыта в глубине двора.

— Прекрати, — Секира поймал запястья и словно сразу протрезвел. Он увидел смятение и боль на лице беглянки, вздрогнул, словно заглянул той в душу и потупился. — Прости, что заставил тебя идти через весь город. Прости, что не сказал всю правду.