— Девочка? Что ты здесь делаешь? — Виктин отступил назад в комнату и ошарашено уставился на темное грязное существо, позади которого темнел не то храм, не то склеп. — Что это значит?

Голубые глаза ребенка внимательно разглядывали мистерика. А тот разглядывал существо по ту сторону: на красном лице, тоненькой шее и руках виднелись следы измывательств — раны перемежались с синяками. Одежда потеряла форму, волосы слиплись, из башмаков на пол капала сочная грязь.

— Кто ты? — Тонкий голосок не принадлежал духу, скорее совершенно заблудшей душе, которая жаждет и не находит нигде покоя. — Откуда ты взял плащ?

— Я... не знаю, — поколебался в ответе Виктин. Шумный гул его голоса понесся к потолку незнакомого строения, а мир показался искаженным и мрачным продолжением видения. — Я схожу с ума...

— Ты войдешь ко мне или мне войти к тебе? — Ребенок не пересекал порога, колебался, вздрагивал и мялся с ноги на ногу. — Я могу спросить еще?

— Вдруг я не знаю ответа... — Слабость охватила мистерика, на него повеяло холодом и мраком, неизбежностью, а потом тело охватили жар и алчность — хотелось схватить странного гостя, втащить внутрь, прижать к себе и задушить... Именно задушить, не иначе.

— Ты умеешь читать знаки?

— Я несколько лет провел в обители на рубеже, я знаю многие языки.

— Плесни мне водой на лицо. Пожалуйста!

Виктин повиновался. Он схватил со стола железный кувшин и вылил воду на ребенка, а сам затаил дыхание. Боги, какие знакомые все же глаза у этого гостя — глубокие омуты, страстные, испуганные и влажные.

Знаки... знаки по коже... Ты читал про убийство детей, ты слышал от служителей про герцогство Авали... Ты можешь сейчас понять, что произошло. Рука потянулась к круглому лобику, откинула прочь грязную прядь. И словно из мрака, из густоты теней, возникли первые символы. Их знали лишь мистерики, посвященные в таинство древних. Их понимание приходило не через голову, а через сердце.

— Ты не имеешь души, ты не имеешь тела, ты не принадлежишь себе... Врата открыты! Выживет тот, кого изберут. — Прочитал он верхнюю корявую строчку и задохнулся от бурления ада внутри себя. Отступил подальше и исподлобья посмотрел на спокойно стоящую в дверях фигуру.

— Ты тот самый убийца? Да? — Спросил ребенок. — Ты еще не знаешь, но ты попал в ловушку и я — тоже, — из глаз закапали слезы, а проклятая дверь ухнула и внезапно резко закрылась — Виктин даже не успел задержать ее стремительного щелчка и резкого звука засова. Он ринулся, задергал ручку, отодвинул в сторону балку, не обращая внимания на стук. И с совершенно разъехавшимся от мыслей лицом предстал перед герцогиней СиАвали, что гневно нахмурилась при виде мужчины, который выглянул в сумерки коридора, словно никого здесь нет, прищурился и взмахнул головой, так и не избавившись от наваждения. Конечно, маленький гобби мог сделать что угодно. Мог вызвать кратковременное помутнение рассудка, мог перевернуть реальность, но ребенок выглядел совершенно настоящим — из плоти и крови. А СиАвали, наоборот, сейчас напоминала бледную тень вчерашнего вечернего безумия. Белое с золотом платье, вероятно, покинуло прибывшие сундуки и перекочевало на понурые плечи, на одном из которых сверкал миниатюрный золотой букетик. Волосы убраны в спешке, на щеках слишком густо нанесена краска, а ведь эти излишества говорят лишь о том, что хозяйка спешила... Спешила продолжить игру, представить себя в более выгодном свете. Сделаться жертвой обстоятельств.

— Вы знали, — без лишних церемоний заявила она. — Знали, что войска стоят на границе. Знали, что я и сестра находимся в крайнем положении... Вы! Вы настоящий лицемер!

Виктин улыбнулся. Cколько раз он слышал эти слова! Иногда безверие и богохульство приобретают причудливые формы. Иногда бог не просто подвергает человека искушению или накладывает невыносимые страдания, а лишает веры. Заставляет вступать в спор с истиной. Истина бывает одна. Истина кроется между "да" и "нет". Громыхает не латами и не костями, а шуршит листвой и бесшумно стоит за спиной.

— По какому праву вы решили, что мы не справимся? По какому праву вы думаете, что сможете остановить зло? — СиАвали наотмашь ударила Виктина по щеке. — С самого начала вы знали... С самого начала вы отправили людей арестовать мою сестру. И даже не задумались, что она — жертва.

— Или наоборот, — мистерик прижал ладонь к лицу, не проявляя эмоций. — Любопытно лишь то, что ваши твари пока не схватили и не сожрали меня. — Он покачнулся от боли в груди и прислонился к косяку.

— Значит, если небеса наказывают земли чумой, это означает, что их хозяева — монстры? Так вы рассуждаете?

— Нет, но есть неопровержимые доказательства того, что привело к появлению монстров.

— Версия посвященных мистериков и магистров? — СиАвали с любопытством посмотрела на перебинтованную руку воина. — Никто не ожидал, что вы так долго будете сохранять человеческое лицо. Признаться, я ожидала увидеть нечто другое. Тварь, урода, жадную скотину...

— Иронизируете, ваше театральное высочество? Сколько стоил вчерашний ночной спектакль? Что вы нашли такого, о чем не могли догадаться?

Герцогиня проскользнула внутрь и стала ходить по комнате, в точности повторяя недавние пируэты.

— Только дурак не заметит, как горит волшебство вокруг вас, Виктин. Только дурак подумает, что вы прибыли сюда ради Ордена или ради графа Фаруна. Вы не боитесь, вы не удивляетесь, не стремитесь понять. Зачем вы здесь?

— Вчера я уже говорил, что могу защитить вас и сестру. Но есть сотни причин, чтобы ничего не значащие государственные бумаги и мои бесполезные талисманы начали работать.

— Я думала вы более тонкий человек, Виктин.

— Я прямолинеен не всегда, — мистерик усмехнулся. — Но и вы, герцогиня, не способны скрыть интереса ко мне. Животного интереса. Мучащего вас, как обыкновенную волчицу, которая не в состоянии получить добычу. Вы готовы пожертвовать охраной демонов ради нескольких минут рядом со мной. Вы думаете о личном, когда посылаете сражаться монстров...

— Какая проницательность! — Яркое, возбужденное лицо СиАвали излучало презрение. — Если бы вам оставалось несколько шагов до смерти, до несправедливого суда, как бы поступили вы? Молились бы Богу, которому абсолютно наплевать? Стояли бы на коленях в полном мраке? Ничего-то вы не знаете! Ничего не понимаете... И пытаетесь быть мудрым.

— Вы предлагаете мне раскрыть секреты без борьбы. Сказать, почему я обманул вас и попытался взять под стражу Титу-Авали... Почему Орден послал меня? — Пытаясь говорить ровно, Виктин всеми внутренностями ощущал присутствие. Через его глаза на мир смотрело совершенно чужеродная душа. Она царапала вены, скреблась и пыталась вырваться наружу, принюхивалась к запахам и находила один из них особенно ценным. Но плащ держал демона внутри, усмирял его гнев. "Она красива, — прошипело сознание. — Красивее всех... Поцелуй ее. Доставь мне удовольствие. Не будь изощренным болваном. Ты не мистерик. Ты шакал... Сволочь! Ненавижу поганых мертвецов! Таких, как ты! Эй, не смей отворачиваться от красотки! Не смей!"

Мистерик опустил глаза.

— Знаете, герцогиня, не я отдавал приказ ворваться на ваши земли. Я лишь посланник, сам вызвавшийся приехать в змеиное гнездо. Я видел, что такое смерть и до земель Авали. Я знаю, как чума пожирает целые города. Я участвовал с братьями в сжигании покинувших этот мир. И надеюсь, искупил свои грехи перед Богом.

— А Церковь, разве она принимает мистериков в свое лоно? Вы врете, Виктин!

— Дело не в сановниках... Дело в душе. Когда ты совершил поступок, за который расплачиваешься всю жизнь, то не ищешь совета у простого смертного.

— Значит, советы вы спрашивали у гобби, — СиАвали села на то кресло, что несколько часов служило мистерику тюрьмой, вытянула вперед ноги и откинула голову. В поведении женщины появилось что-то томное, призывающее, заставляющее усомниться...

— Вы намекаете?

— Намекаю, — губы поджались и поглотили еще несколько слов. Но молчание оказалось недолгим, а продолжение довольно жестоким. — Я знаю, кто вы!

— Не спешите с выводами, — Виктин почему-то вздрогнул и подумал, что и сам не понимает, кем теперь является. Коварный гобби! Спрятался, посмеивается где-нибудь за стеной. И сколько их в этом замке?

— Вы кого-то боитесь? — Герцогиня странно сощурилась, наблюдая за тем, как мистерик судорожно заскользил глазами по комнате. — Вы все-таки больны... Яд просто медленнее действует. Или защищают талисманы...— Она усмехнулась. — Довольно дурацкие предположения я строю. Так вы готовы доставить мне несколько сладких минут, пока дьяволы расправляются с армией короля? Готовы понять, что, переступив порог этого дома, лишили сопредельные земли возможности спастись? И равновесие нарушено.

— Я готов признать, что ваша мать зря пыталась спасти Титу-Авали. А вы — обыкновенная взбалмошная девчонка!

Яркое солнце било по глазам, разноцветные стекла окон отправляли на пол отражения волшебных рисунков... Неприемлемых для души внутри. Задерни шторы, требовала душа. Обними красавицу. Прижми ее к себе сладко, нежно... Ты можешь себе позволить перестать быть мистериком и графом Фаруном. Будь мной... Несколько минут!

Ослепительная вспышка отодвинула сознание на второй план. Сквозь пелену тоньше паутины мужчина увидел, что одежда СиАвали прозрачна. Что она вся соткана из запахов ландышей и лилий. Ароматы душили волю... Ароматы манили к себе. "Я знаю, кто ты! — повторил парализованный мозг. — И что тебе от этого знания? Что ты из себя представляешь? Ты потерял земли, ты потерял жену и сына, ты лишился имени, у тебя нет собственного лица, а душа... Чья теперь душа в тебе?"

— Всего лишь один поцелуй, — голос герцогини у самого уха оказался сладостным продолжением кошмара.

Виктин видел, как обнимает СиАвали, как трется щекой о ее лицо и шею, чувствовал прикосновение губ к коже. Ткань платья оказалась на ощупь почти невесомым облаком. Тонкий шелк скользил, золото вышивки шуршало голосами ангелов. Почему они несколько минут назад были врагами, если есть это манящее, дрожащее от желания тело? Запахи... Запахи... Запахи, исходящие от золотого букетика. Алые — страсть. Желтые — похоть. Синие — безволие.

Виктин принялся расстегивать многочисленные пуговицы по бокам платья, а герцогиня потянулась к одежде мужчины. Ее жар проникал в самую душу. А голова все повторяла: "Ты не должен снимать плащ". И в ответ — ты хочешь ее больше жизни, больше свободы, больше...

Мистерик открыл глаза. Он лежал поперек кровати в сгущающихся сумерках. Над головой от движения воздуха шевелился балдахин, спина ныла от царапин.

Холодно! Потому что камин едва теплится, а одежда валяется где-то за пределами видимости. Мужчина приподнялся на локтях, пытаясь вспомнить, что произошло, но поймал себя на мысли, что помнит лишь соитие. Все остальное расплылось и стало неважным. Они ругались... Они хотели что-то сказать друг другу. Важное! Главное... А главным оказался лишь кисловатый привкус тела герцогини, которая изгибалась в сильных руках, умоляла и стонала.

Виктин опустил ноги на пол и еще некоторое время сидел в прострации. Сейчас, сейчас он вспомнит главное. Мысли побежали в разные стороны, пряча секреты за улыбками гобби. И вдруг раздался голос. Он шел от темного угла с низеньким длинным диваном.

— Я думала, что вы не проснетесь до утра, — шелест ткани говорил о том, что незваный гость встал и направился к полутени, где силуэты приобретают четкость. Да-да, не узнать эту царственную осанку невозможно. А ты абсолютно наг перед ее совершенством.

В проеме между окном и кроватью профиль Клариссы выглядел черной печаткой. Она сложила руки на животе, перекинув через локоть что-то похожее на покрывало, и не шевелилась.

— Я не думала застать вас врасплох, — женщина продолжала смотреть куда-то в ночь. — Я понимаю, что вы абсолютно ни при чем. Что даже у убийц бывает сердце...

— О чем вы?

— О вашей жене и ребенке, — тихий вздох. — Но искупить вину за кровавое золото таким способом будет невозможно.

— Я не понимаю, — Виктин схватился за голову и попытался избавиться от гула голосов.

— Вы стали наемником короля по собственной воле. Решили, что зло исчерпается, если уничтожить другое зло.

— Вы подослали ко мне сестру...

В свете внезапно зажженной свечи повернувшееся к мужчине белое лицо со сверкающими глазами испугало даже больше, чем тот ребенок в дверях. В дверях... Виктин узнал! Такими же испуганными и заблудшими были эти синие васильки несколько часов назад.

— Вы узнали меня? — Губы почти не шевелились, нотки страха волнами побежали навстречу к мистерику.

— Там был храм, — сглотнул он и потянул простынь на плечи. — Моя одежда. Дайте мне мою одежду...

— Я ждала вас очень давно. — Кларисса подошла и протянула Виктину плащ, который спас его прошлой ночью, батистовую рубашку и пелиссон из черной плотной шерсти с кожаными вставками. — Вы могли потерять защиту, когда поддались на ухищрения злобного карлика.

— Вы знаете про него?

— Я знаю больше, чем вы думаете. Даже то, под чьим влиянием вы находитесь.

— Говорят, что колдовство герцогства Авали кого угодно может свести с ума, — мужчина благодарно принял одежду. — Но есть и свое личное.

— Расскажите мне про Орден. Я благодарно послушаю, почему и как вы решились стать мистериком и отправились поговорить со мной, хотя понимали, что следом в земли Авали ринуться войска. Ведь король не знает, что на самом деле Орден интересуется мной?

— Король пришел сюда по повелению братства. Я собрал людей, которые бы вывезли вас в монастырь. — Не стесняясь присутствия дамы, воин начал одеваться. Он завязал неряшливые узлы на рубашке и стянул пелиссон довольно простым поясом, неспешно одел в потемках сапоги. — Куда делась СиАвали?

— Ушла, когда вы уснули... Она не остается с мужчинами, которых выбирает. А чтобы соблазнить вас, гобби подарил моей сестре золотой букетик страсти. Правда, плащ не достался мошеннику, как он того возжелал. Но вы уходите от темы... Намеренно? — Гостья вдруг отправилась к столу и взяла с него поднос. — Я принесла вам поесть. Не доверилась слугам. Надеюсь, понимаете почему. После проникновения яда в кровь и захвата вашего тела чужой душой сложно оставаться собой! Советую не подниматься с постели и не делать резких движений. Вы слишком слабы и, кажется, еще находитесь по ту сторону зеркал. — Кларисса присела рядом с кроватью и поставила обильный ужин, состоящий из мяса, фруктов и вина, на покрывало. Виктин секунду или две мог рассматривать ту, которую считали исчадием ада. За плотными слоями белой краски сложно понять настоящую сущность, но фигура у герцогини не особо отличалась изяществом. Хоть и скрывалась эта пышность за правильно подобранными строгими нарядами: тугой воротничок венчали многочисленные кружева, на пышные рукава пошло немало материала, тугой корсет сдавил грудную клетку и живот, от чего женщина казалась тугой струной в облаках темно-синего вечера.