А еще русские никогда не воюют между собой. Да, бывает всякое — бывает, воруют, бывает, бьют морды, в семье не без урода, но воевать друг с другом в голову никому не придет. Даже если один из них — пират и отщепенец, оставшийся без покровительства своей страны. В конце концов, вокруг хватает тех, на ком, если уж невтерпеж, почесать кулаки не возбраняется — главное, чтоб не о своих. Это правило уже исчезает во дворце с его разборками, но не среди солдат, разве что дуэли... Но тут целый кодекс есть, удручающе сложный. А значит, если перед ними русские, "Эскалибур" развернется и уйдет. Гори он огнем, трофей — переживут, но уходить придется им, потому что регулярный флот не отступит.
Однако — не в этот раз. Сканеры пробили все-таки довольно жиденькое маскировочное поле приближающейся эскадры. Ерунда — четыре корвета, три старых эсминца и один легкий крейсер. Все устаревшее и, главное, произведено в разных странах, а значит, или пираты, или флот какой-нибудь карликовой "сверхдержавы", которую и бортовой компьютер-то вспомнит лишь после долгой задумчивости и, вполне возможно, со смехом. В приличном обществе упоминать о принадлежности к такой стране вообще считается дурным тоном. Правда, граждане таких государств часто вспыльчивы, и на любое пренебрежительное упоминание о своей родине отвечают вызовом на дуэль, а то и просто хватанием за оружие. Их можно понять, им можно посочувствовать, но не стоит принимать всерьез, особенно когда за твоей спиной действительно серьезная страна. Ну, попыхтят-попыхтят — и успокоятся, тем более что делать им ничего другого и не остается. Слабых не уважает никто, даже пираты. Особенно пираты — так всегда было и так всегда будет.
Обдумать до конца мысль Соломин не успел — на всю рубку раздался голос офицера связи:
— Командир, с эскадры вызывают вас. Переключить на ваш личный канал?
— Оставь на общем, мне нечего скрывать от своих людей, — фыркнул Соломин.
Связист ничуть не удивился — не в первый раз. Однако же, мальчишка все-таки, ему еще доставляет удовольствие соблюдать субординацию... Лихой мальчишка, месяц службы, дуэль, звон шпаг, раненый штабной офицер и отставка без пенсии. Правильно, наверное, но уж больно жестоко по отношению к пацану. А с другой стороны, не случись так — и не получил бы Соломин в экипаж отлично подготовленного офицера-связиста. Опыта, правда, маловато... было. Сейчас парень уже пообтесался, многому научился и в экипаже был своим, хотя, конечно, первые месяцы для "стариков", успевших хлебнуть службы, казался чуть ли не юнгой.
Между тем, по общей связи пошел голос неизвестного противника. Очень интересный голос. На английском, с каким-то странным тягучим акцентом, у неизвестного корабля требовали остановиться и принять на борт абордажную группу, а не то, дескать, будут стрелять. И все этак вежливо, витиевато, с некоторым даже изяществом.
— Обзовись, придурок, — фыркнул в ответ Соломин, внимательно глядя на тактическую голограмму. Если ей верить (а пока что, за все годы службы, она не подводила капитана ни разу), противник был уже в зоне поражения. А вот для его артиллерии "Эскалибур" был пока еще далековато, равно как и для сканеров, не способных с такой дистанции проникнуть сквозь маскировочный экран.
— Ох, простите, я не представился... Забыл, что поделаешь, забыл — с моей профессией, думаю, это простительно.
— Короче, Склифасофский.
— Дюбуа. Капитан Френсис Дюбуа. Надеюсь, вы слышали обо мне? А с кем я имею честь?
Ну вот, все и встало на свои места. Местный Морган и Дрейк в одном лице, наслышаны, естественно. Французы когда-то были посредственными моряками, но космолетчики среди них попадаются, порой, очень неплохие. Особенно если эти французы родом с Канады, где их кровь успела смешаться с кровью более серьезных народов. Этот — как раз из таких. Лихой пират, собственная эскадра и к ней мобильная база — предмет черной зависти окружающих, включая самого Соломина. Правда, до сих пор пересекаться не приходилось — Дюбуа промышляет почти исключительно в этом секторе, а Соломина сюда занесла производственная необходимость, причем впервые. Корчит из себя благородного и галантного — в смысле, излишней жестокости, в отличие от многих, себе не позволяет и женщин пользует исключительно с их согласия, то ли и впрямь имеет определенный склад характера и воспитание, то ли на образ работает. Хороший образ, кстати — ему, в отличие от других пиратов, предпочитают сдаваться без боя. Но вот на пути Соломина сей, несомненно, примечательный индивидуум попался совершенно зря, придется оторвать ему голову, чтоб другим неповадно было.
— У меня, уважаемый Френсис, есть к вам встречное предложение. Вы ложитесь в дрейф, открываете люки, а мы, так уж и быть, обходимся без лишних трупов и, более того, обязуемся высадить вас всех на ближайшем пригодном для жизни мире. Ну а если нет — тут уж, извините, я еще подумаю, стоит ли брать пленных.
— Вы смеетесь надо мной, месье?
— Что вы, господин хороший, как можно? Хорошую шутку ценю и я сам, поэтому все еще не разнес вашу жалкую эскадру на клочки.
— Месье, нас все-таки восемь.
— Петро Иваныч, товарищи не понимают... Покажите им, пожалуйста.
Петр Иванович Антонив, невысокий пожилой украинец из метрополии, ушедший с флота по возрасту и так и не нашедший себя в мирной жизни, заведовал на корабле системами маскировки. Понятливо кивнув, он одним мановением руки убрал маскировочный экран, и линейный крейсер предстал перед людьми Дюбуа во всей красе. Все присутствующие услышали полувздох-полувсхлип. Ну да, конечно, не каждый день на удочку вместо пескаря клюет акула, эмоции француза понятны.
— Лечь в дрейф, заглушить двигатели и, мать вашу, если кто-нибудь посмеет дернуться — открываем огонь на поражение! Бегом!
Ответом был залп с флагманского крейсера французского пирата — скорее от отчаяния, потому что в зону поражения его орудий "Эскаклибур" вошел бы минуты через две, не раньше. Ну что же...
Пятью минутами позже крейсер "Париж" оставался единственным уцелевшим кораблем пиратской эскадры. Правда, уцелевший — громко сказано. Помятая жестянка с неработающими двигателями, отстреленными реакторами, истекающая паром из всех многочисленных дыр, проделанных орудиями "Эскалибура" напоминала, скорее, дуршлаг. Однако по сравнению с остальными семью кораблями крейсер действительно уцелел — от тех остались только кляксы расплавленного металла, хаотично летящие в пустоте. От некоторых, правда, не осталось и клякс — их разнесло буквально в брызги, Соломин не пожалел для них пары зарядов главного калибра.
— Пленных брать будем, капитан? — с интересом спросил штурман, аккуратно правящий пилочкой ноготь на мизинце, случайно сломанный в суматохе перед боем. Он был вообще ловелас и аккуратист, и за своим внешним видом следил тщательно.
— А зачем они нам... — ну, это уже старпом, у него логическое мышление преобладает.
— Будем, — а теперь пришла очередь собственно капитана. — Пленные нам, действительно, не очень нужны, но зачем уподобляться голубям?
— В смысле? — в один голос спросили оба офицера.
— А эти "кроткие" птички соперников забивают насмерть. Крысы летучие... Нет уж, останемся людьми. Готовьте спасательные партии. И еще... Если там уцелели офицеры — разместите их отдельно. Очень мне хочется потолковать с ними за жизнь. В смысле, пускай они свою жизнь выкупают. Где-то у них была база с малым доком. Нам бы она очень пригодилась.
Офицеры понимающе переглянулись — все-таки вольный дух пиратства успел малость потеснить в их головах вбитые с детства принципы и то, что командир, поступая истинно по-офицерски, не забывает и о деньгах, а значит, и о благополучии своего экипажа, могло их только радовать. Да и вообще, несмотря на опасения, день получился все-таки удачным.
Спустя еще двадцать минут "Эскалибур" аккуратно уравнял скорость с изувеченным "Парижем", и на борт подбитого корабля высадилась призовая группа. Два десантных бота принялись кружить вокруг — часть людей покинула свой подбитый корабль в спасательных капсулах или просто в скафандрах, и сейчас их подбирали — быстро, ловко, профессионально. Управились за неполный час — правда, и управляться-то было, честно говоря, не с чем.
"Париж" получил такие повреждения, что проще и дешевле было построить новый корабль, чем ремонтировать этот. Гиперпривод был полностью разрушен прямым попаданием в машинное отделение. Вся энергосистема корабля была выведена из строя, даже аварийное освещение действовало не везде. С этого крейсера даже снимать было нечего — мало того, что почти все оборудование покорежено снарядами, а уцелевшее сильно изношено, да к тому же все еще и устаревшее. Правда, кое-что нашли в капитанском сейфе, но и только — трюмы были девственно чисты, очевидно, эскадра только-только вышла на промысел. Хотя, конечно, ничего удивительного — будь они с добычей, вряд ли полезли бы в драку. И так то непонятно, зачем атаковали — вполне могли попытаться договориться и разойтись миром. Порадовали только забитые почти под завязку бункера — ну да их отстыковать минутное дело, а топливо лишним не бывает. В общем, трофей стоил немногим более потраченной на эту дурную разборку энергии, но не бросать же...
— Капитан, пленных приняли на борт.
— Всех?
— Всех, кого нашли.
— Хорошо. Взрываем эту посудину и двигаем к нашему трофею. А то как бы его экипажу мысли дурные в голову не полезли, вроде драпануть куда подальше. Мы его, конечно, догоним, но зачем лишняя возня? Сколько там пленных?
— Людей — восемнадцать.
— Что значит людей?
— Ну, там двое из церрелов...
Церрелы — раса, соседствующая с людьми. Внешне — гуманоиды, чуть ниже ростом, худые, как скелеты, кожа серовато-зеленая. Амфибии... Соломин поморщился.
— Этих — за борт. Без скафандров.
Старпом козырнул и отправился лично проконтролировать. Все правильно — не то, чтобы запрещалось иметь в экипажах ксеносов, но это считалось примерно так же неприлично, как, скажем, прилюдно объявить о своей неправильной сексуальной ориентации. Посадить не посадят — но демонстративно отвернутся, а то и в морду дадут. И, самое смешное, наиболее нетерпимы к подобному те народы, которые в свое время исповедовали толерантность — американцы, голландцы, да и вообще европейские страны. Маятник качнулся в обратную сторону...
Так что ксеносы могли на снисхождение не рассчитывать. Пассажирами летать на человеческих лайнерах — всегда пожалуйста, звонкая монета всем нужна, а вот в качестве членов экипажа им было лучше не наниматься. Даже удивительно, что они оказались в экипаже Дюбуа... Правда, возможно, это каким-то боком вписывалось в его образ просвещенного джентльмена. Впрочем, чего гадать? Жить ксеносам осталось ровно столько, сколько времени займет путь до шлюза. Зачем их вообще спасали, спрашивается? Хотя, конечно, в скафандрах не определишь сразу, наверное, потому и подобрали.
Пленных запихали в тюремную камеру корабля — они, в отличие от экипажей курьеров, особым снисхождением не пользовались, и разместили их, что называется, без удобств. Офицеров, как и приказал Соломин, запихнули отдельно, но допрос решено было оставить на более подходящее время — сейчас все уже настолько устали, что еле держались на ногах даже при помощи стимуляторов. Какое там разговоры разговаривать — надо было еще догнать грузовик.
К счастью, догнали его без особых проблем. Экипаж, устрашенный, очевидно, стремительной расправой над эскадрой Дюбуа, не рискнул никуда драпать, а покорно дождался возвращения своих пленителей и так же покорно пошел, куда указывали — даже призовую команду снова высаживать не потребовалось. Так и прибыли они через трое суток на Большой Хват — линейный крейсер с полусонным экипажем и грузовой корабль рядышком.
Где-то далеко, два дня спустя. Координаты не установлены.
— ... таким образом, связь с нашими эмиссарами потеряна.
— Вы утверждали, что у них идеальное прикрытие, и обнаружить их практически невозможно.
— От случайностей никто не застрахован.
— Эта случайность ставит под удар десять циклов работы. А если кто-то догадается, какую задачу они выполняли? Нас разнесут в клочья!
— Сомневаюсь, что такое возможно...
— Наши предки тоже сомневались, и где они сейчас? Может, напомнить вам, что мы потеряли в последней войне?
— Я помню.
— А раз помните — что предпринимаете?
— Увы, сейчас нам остается только ждать, но, думаю, ваши опасения преувеличены. Скорее всего, они погибли, а разговорить трупы еще никому не удавалось.
— А если нет? Впрочем, я поверю вам. Однако, если вы ошибаетесь, нас ждет казнь, и не думаю, что от рук мастеров пыток ниже второго класса...
Глава 2. Профессионалы и любители.
Их восемь — нас двое, расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть...
(В.Высоцкий)
До встречи с покупателем были еще сутки, и сутки эти Соломин решил провести с толком. Его корабли разместились на дальнем рейде, и первое, что сделал капитан — оценил обстановку вокруг пиратской базы. Обстановка опасений вроде бы не вызывала, но только на первый взгляд.
Большой Хват был прибежищем для всех пиратов этого сектора. Таких баз было в этих местах еще три, на них пираты сбывали награбленное, покупали необходимое, отдыхали, развлекались, спускали деньги — словом, занимались тем, чем и положено заниматься на космической Тортуге. Только вот Большой Хват, несмотря на претензионное название, был базой небольшой, и больше пяти кораблей, включая трофейные, на его рейде, на памяти Соломина, никогда не собиралось. Отчасти из-за такой вот малолюдности Соломин, в основном, на него и базировался — больше деньги любят тишину, а шум, гам и вечные понты — атмосфера, царящая на других базах — были, на его взгляд, признаком сборища дилетантов, способного скорее помешать, нежели помочь. В общем-то, он угадал — на Большом Хвате, месте тихом и удаленном, многие серьезные люди предпочитали вести переговоры. А раз серьезные люди были здесь частыми гостями, то всегда находились солидные клиенты, готовые перекупить у Соломина груз, и в результате он получал больший барыш хотя бы даже из-за того, что вокруг не было серьезных конкурентов. Однако не в том суть — главным сейчас было наличие на рейде аж восьми кораблей, для Большого Хвата просто столпотворение, и это настораживало.
Прямо как в старой песне, служившей неофициальным гимном русских пилотов-истребителей. "Их восемь — нас двое"... Второй раз за три дня это веселое сочетание. Правда, как и в прошлый раз, сами по себе корабли эти не были противниками "Эскалибуру" и его калибрам, однако сейчас корабль лежал в дрейфе, а значит, находился в досягаемости абордажных команд всей этой восьмерки. Стоило подстраховаться — так, на всякий случай, и потому первое, что сделал Соломин, это связался с доном Мигелем.
Настоящего имени хозяина Большого Хвата и крестного отца всей местной пиратской вольницы дона Мигеля никто не знал. Вряд ли он был Мигелем, и уж наверняка не был никаким доном и испанским грандом, этот латинос и не слишком крупный мафиози. Однако он любил, чтобы его называли именно так. Соломин не спорил — ему было плевать. Точно так же он с пониманием отнесся к правилу отстегивать хозяину базы десятую долю от добычи. Однако когда дон Мигель, в свое время, озвучил остальные условия взаимовыгодного сотрудничества, Соломин изобразил невинную улыбку и вежливо поинтересовался, что будет, если вот прямо сейчас его линейный крейсер откроет огонь. Дон Мигель был не дурак и отлично понимал, когда следует остановиться, поэтому, взглянув на развернутые в сторону Большого Хвата орудийные башни, он тут же поумерил аппетиты. С тех пор они с Соломиным плодотворно сотрудничали, благо добычи бывший капитан военного флота захватывал больше, чем все остальные пираты вместе взятые, да и топлива закупал тоже изрядно. Словом, взаимное уважение без излишней приязни или неприязни — чисто деловые отношения, как это и принято среди джентльменов удачи.
