Бесконечная история (часть 1)

— Кто кого куда где? — недоуменно переспросила Фрейя. Она почти закончила выкладывать мозаику, осталось поместить на свои места каких-то три тысячи кусочков. Великая нордическая богиня сжимала в пальцах крохотную пластинку цвета жаркого пламени размером не больше ногтя и прикидывала, куда можно её пристроить.

— Блин, ты вообще хоть что-нибудь замечаешь вокруг? — закричала Терпсихора, заламывая руки. — С тех пор, как твой муж пропал, ты вообще ни о чем не думаешь... Среди смертных практически исчезло само понятие «любовь»! Сестрёнка, ты должна меня понять, — неожиданно Терпсихора перешла на шёпот. — У тебя муж тоже был человек...

— Стоп! — Фрейя, вздохнув, отложила пластинку и властно подняла руку. — А теперь с самого начала и по порядку. Ты же знаешь, мы, северные, очень медлительные... — Она насмешливо и немножко грустно улыбнулась сестре.

— Да уж, — вздохнула Терпсихора, — медлительности вам не занимать. Только мне здесь неуютно. И как ты только выносишь это огромное пустое пространство?

— А что такого? Обычная каморка, всего-то 4 гектара площадью... — Фрейя особенно любила свою третью малую рабочую лабораторию за невыразимое чувство уюта и почти интимности, которое она ощущала в этом кабинете. Богиня бросила элемент мозаики на боковой стол, в углу которого терялось незаконченное мозаичное панно размером три на четыре метра, и отряхнула руки. — Ладно уж, пошли в садик.

Садик тоже отражал стремление Фрейи к гигантомании (сама Фрейя, впрочем, утверждала, что это все остальные страдают агорафобией). Богиня не знала наверняка размеров этого садика, — это, в конце концов, забота садовника, — но видела пару раз мигрирующее стадо кабанов, а в одном углу обосновалось семейство длинноногих лосей. В главном же саду росли даже бананы и финики — надо только знать правильное место, от входа сразу налево и через два горных хребта.

Терпсихора бродила по узким аллеям, пинками подбрасывала в воздух опавшие листья и со слезами на глазах делилась с Фреей подробностями государственного переворота в Невемории, стоившего трона её возлюбленному. Фрея, утешая младшую двоюродную сестрёнку, обещала попробовать помочь БофФину. Только надо действовать тайно и как можно более незаметно, потому что боги не могут безопасно вмешиваться в дела смертных.

...Спустя какое-то время Фрейя стояла в своем кабинете и давала последние указания Терпсихоре:

— ...Значит, так. Я попытаюсь вытащить твоего БофФина из тюрьмы. Законным способом, я имею в виду. Только молчок! Ты же знаешь, если дед узнает, что мы опять со смертными связываемся, он твоего человечка отправит к тётке Хель, тебя вышлет домой, на Олимп, да еще и Зевсу накапает. А меня Интернета лишит, я ж к его раутеру подключаюсь. Поэтому я быстренько соображу осень, Один не любит это время года, на него всегда нападает хандра, и он замыкается в себе, переживая грядущую временную смерть природы. И перестань беспокоиться наконец, вон люди уже опять вернулись к своим заунывным соул-блюзам, а я не умею работать в такой тоскливой обстановке... Только подожди немного, я сейчас проверю, что там с твоим возлюбленным творится, и скоро вернусь, выработаем подробный план. — Фрейя быстро чмокнула сестру в нос и исчезла.

Через какое-то время Фрейя снова появилась в своём замке, скептически понаблюдала за грустно бродящим по пожелтевшему саду приёмным дедом Одином, а потом возвратилась в свой кабинет. Бесцельно вышагивавшая вдоль книжных полок Терпсихора радостно взвизгнула и бросилась к вошедшей богине.

— Сейчас всё расскажу, не беспокойся. — Фрейя прошла к своему столу и уселась на него. — В общем, жив он, и здоров даже. Давай я тебя отправлю к нему в камеру.

— А можно? — восторжено воскликнула Терпсихора, и от радости закружилась по кабинету. За окном осень как-то быстро начала сменяться весной.

— Что ты делаешь, перестань немедленно! — закричала Фрейя. — Мне еще нужна эта осень! Я буду действовать снаружи, попробую добиться отмены приговора. Может, удастся убедить узурпатора, как там его — МеталликЭта, принять ротацию высших кадров исполнительной власти. Тогда твоего БофФина освободят, и он сможет жить почти прежней жизнью, а дальше уже от тебя всё зависит. Не забывай об истории с Титоном и Эос! Только если Один или Тор заметят, чем я занимаюсь, головомойки мне не избежать, и тебе тоже попадёт, поэтому надо продлить эту осень подольше, понимаешь?

— Ладно, тогда подробности расскажешь, когда вернёмся...

— Погоди ты. Не получится быстро вернуться, если ты на это надеешься. И забрать твоего смертного в Асгард или к тебе на Олимп тоже нельзя, иначе вся история распадется. поэтому я и сказала, что отправлю тебя к нему, а не наоборот.

— Ладно, — согласилась Терпсихора, — тогда вперед! Эх, давненько я не жила! — И она опять закружилась по залу.

— Кажется, общение со мной на окружающих плохо влияет, — пробормотала себе под нос нордическая богиня любви. — Гормональная буря, всплеск серотонина... Даже музы перестают соображать. Хотя, впрочем, по-моему, они и не начинали никогда...

* * *

Переместив Терпсихору к её ненаглядному смертному, Фрейя быстро нашла единственную группу местных жителей, которая могла бы ей помочь. Она решила немного побродить по этой странной земле, чтобы привыкнуть к миру и понять, как начинать действовать.

Дело в том, что эта реальность не являлась той землёй, к которой она привыкла. В глобальном смысле. Она смутно помнила лекцию двоюродного деда Зевса, который в далеком детстве пытался объяснить ей про теорию множественности миров с точки зрения предка Хроноса и ссоры этого предка с праматерью Геей, и поняла, что крупно влипла. Это была другая реальность, о которой её предупреждали, ещё когда она была юной богиней. Здесь она не всесильна. Но были и хорошие новости, правда, сомнительного качества — в этой реальности Фрейе ничего не могло повредить. На неё просто ничего не действовало. Потому что она была бесплотна.

Дух богини невесомо парил над водой. Тонкие поля эктоплазменной сущности, невидимые ни для кого, кроме шаманов, обожравшихся перезревших мухоморов, медленно вращались, обволакиваемые магнитными и гравитационными полями планеты. Спасители БофФина, вповалку спящие в шалаше рядом с ручьём, мухоморы в качестве пищи не уважали, поэтому у Фрейи не было никаких шансов повлиять на них.

— Как же Терпсихоре удалось оставаться в своем теле? — недоумевала богиня. Возвращаться и спрашивать она не хотела из гордости, к тому же, по её подсчетам, с этой сладкой парочкой будет невозможно разговаривать еще пару недель. Придется выкручиваться старым способом — вселяться в человека. Как ей не хотелось этого делать, кто бы только знал! Но любопытство и гордость были ее слабостью.

— Ну, что ж, — философски вздохнула она, — значит, надо найти тело!

Фрейя оглянулась и засекла на самой грани восприятия какой-то городок. «Вот туда я и направлюсь», — подумала она, прикинула на глазок расстояние, на мгновение закрыла глаза и открыла их уже на темной вонючей улице. Шум и гам из близлежащей таверны оглушил её.

— Как же я отвыкла от людей, — с горечью подумала Фрейя.

Её внимание привлекла какая-то возня в другом конце проулка. Присмотревшись, она увидела, как несколько пьяных солдат с хохотом пинают что-то на земле. Переместившись поближе, она увидела скорчившегося ребёнка, прижимающего и закрывающего собой котёнка. Фрейя разозлилась донельзя. С ребёнком — ладно, с некоторыми иначе нельзя, и некоторых — Фрейя вспомнила родственника Терпсихоры, вечно юного Амура, ставшего, в силу божественной специфики, грязным пошлым развратником — она с удовольствием отпинала бы самолично, но как можно так обращаться с котёнком?!

Фрейя сама была богиней любви. Любовь приносит плоды, поэтому в нордическом пантеоне Фрейя также служила богиней плодородия. Как богине плодородия, пусть и на полставки, ей приходилось отвечать и за жатву тоже. Но жатвы бывают разные. Когда Фрейя собирала кровавую жатву, её боялся сам Тюр.

Когда багровая пелена ярости спала с глаз богини, она обнаружила, что она обрела-таки тело, и тело это женское, хоть и совсем молодое. На руках у нее лежал грязно-серый комок шерсти, который жалобно пищал и воинственно топорщил карандашный хвостик. Солдат вокруг не было... По крайней мере, ненашинкованных и не нанизанных на окрестные деревья в виде занимательных шашлыков.

— Кот?! — растерянно подумала Фрейя, рассматривая котёнка, который пытался лизнуть её в нос. — Ну что ж, пусть будет кот. Экий он боевой, однако! Но надо двигаться, а то наступит рассвет, эти ребята снимутся с поляны, и где я буду их искать потом?

Человеческое тело, не натасканное на волшебство, ещё больше затруднило работу с магией. Фрейя закрыла глаза и представила себе ту поляну, на которой расположились приключенцы. Рывок! (Он же нуль-транспортировка, он же трансгрессия, он же минипрыжок через гиперпространство). Открыв глаза, богиня поняла, что в этом теле ограничения еще больше, чем она предполагала, и что передвигаться надо будет целой серией прыжков. Судя по расстоянию, ей осталось еще около дюжины.

Вздохнув, она принялась за дело.

На пятом она начала уставать, на восьмом она подумала, что уже выдохлась. На одиннадцатом она прокляла свое любопытство, Терпсихору, Боффина и реальности, не позволяющие божественность без ограничений. На тринадцатом рывке она оказалась на нужной ей поляне, и её тело отключилось. Грязно-серый комок шерсти, взмуркнув, привычно свернулся возле её живота.

* * *

Утро застало приключенцев в обычном для них настроении. МакЛауд хмуро ощупывал шишку на виске. Эрик, перевернувшись с боку на бок, заехал лбом в собственный гранатомёт и открыл глаза. Первое воспоминание было о том, что часам к шести утра стоявшему на часах Эрику захотелось спать, он распинал ЛучНика и завалился на траву со словами «Что, ЛучНик, не спится? Вот и посторожи».

ХайТек, на треть проснувшийся, но ещё не открывший глаза, прикидывал свои шансы получить на завтрак яичницу с беконом — от этого зависело, есть ли смысл в том, чтобы просыпаться окончательно. По ходу, яичницей и не пахло. Пахло сыростью и затхлыми листьями. Этот факт дошёл до сонного, медлительного мозга рыцаря, потолкался в полупустой приёмной, неосторожно забрался в центральный процессор и подвергся всестороннему обдумыванию, в результате чего был сочтён достаточно необычным, чтобы запустить процесс бодрствования. Повалявшись на травке ещё четверть часа, ХайТек вскочил и быстро сделал сорок приседаний.

— Доброе утро, ребята!!! — радостно завопил он.

— Утро добрым не бывает, — ответил Макус, высовывая человеческую голову из-под крыла летучей мыши. — Тьфу, блин, опять напутал... Отвернитесь на секунду — я перетрансформируюсь...

— И тебе доброго утречка, — сказал МакЛауд, придерживая у виска холодный компресс. — Как спалось?

— Весьма ничего себе, чего и Вам желаем, — ответил ХайТек, переходя к отжиманиям. — Где остальные?

— Эрик пошёл за водой, а ЛучНик наверняка сторожит где-то неподалёку.

ХайТек вскочил, сделал сальто и упал на землю с непрезентабельным звуком груды металлолома.

— Не ушибся? Сотрясения мозга нет?

— А чего мне сделается! — беспечно ответил ХайТек. — Если бы была мозга, или если б я хотя бы уже проснулся — встряхнул бы. А так... — и ХайТек с улыбкой развёл руками, показывая, как ему жаль тот камень, о который его голова стукнулась при падении.

— Эй! Глядите-ка, кого я нашёл! — завопил Эрик. — Иэх, зря за водой сходил!

Одновременно раздался негодующий вопль ЛучНика, испробовавшего на себе пробуждение по-Эриковски, с помощью котелка ключевой воды.

— Матерь в праматери на материнке!!! — изумился МакЛауд. — Уж никак часового разбудили!!! ЛучНик, ты ли это? А кто ж нас охранял?

— А от кого вас охранять — от эльфов? — огрызнулся ЛучНик, утираясь и с сожалением провожая последние остатки сна. — Так их в здешних лесах и не водилось никогда, тут осенью слишком холодно. А от нечисти я бы вас всё равно не спас, так что какой смысл бодрствовать?

Эти слова напомнили ХайТеку о мысли, полчаса назад забредшей в его мозг.

— Ребята, вы, часом, ничего не замечаете? — спросил ХайТек, оглядываясь вокруг.

— Не-а. А что, что-то изменилось? — завертели головами остальные.

— Очнитесь!!! Лес-то жёлтый!

— И то верно, — почесал в затылке МакЛауд. — Так он же ещё вчера зелёный был?

— Ночью заморозков не было, — заметил вампир, отряхивая антрацитово-чёрный плащ от налипших золотых листьев.

— Так что мы, проспали два месяца?! Правду говорили в нашем техникуме: проведёшь ночь на эльфийской поляне — не меньше месяца потеряешь. Потом ещё голова раскалываться будет, сушняк страшный... И правда. Вот, помню, зашли к нам в общагу в день стипендии два эльфа... А дальше ничего не помню, — поделился со спутниками ЛучНик.

— А это точно эльфы были? — спросил ХайТек.

— Не помню, — признался ЛучНик. — Говорю же — был день стипендии.

— Но мы спали не больше семи часов! — сказала Парвен, обводя взглядом поляну. -Ого... ЛучНик, иди-ка сюда. Иди, иди, мы с тебя шкуру спускать будем.

— За что? — поинтересовался ЛучНик, с трудом выныривая из студенческих воспоминаний и делая два шага назад.

— А за то, что ты гостей не встретил, как подобает, — ласково ответила волшебница.

— Гостей?! — МакЛауд с интересом обернулся.

На поваленном бурей дереве уютно свернулось существо неопределённого возраста и пола.

— ЛучНик! Буди гостя и спрашивай, в какую сторону ему надо придать ускорение, — распорядился МакЛауд. — После чего дай ему в указанном направлении пинка.

— Это у вас в RIAA такие порядки?! — Парвен с неприязнью покосилась на МакЛауда. — ЛучНик, разбуди гостя и спроси, в какую сторону он путь держит. Эрик, котелок на огонь, быстро! ХайТек — обеспечь огонь!

— Sir, yes sir! — вытянулся во фрунт ХайТек и с энтузиазмом поволок ко вчерашнему кострищу полусырую колоду размером в пол-себя. Вскоре место вчерашней стоянки заволокло сизым дымом, из которого доносились покашливания ХайТека с Эриком.

ЛучНик осторожно подошёл к существу и протянул к нему руку. Тут же раздалось шипение проколотого велосипедного колеса, и тёмно-серая молния пронеслась по его руке. ЛучНик не знал, как звучит проколотое велосипедное колесо, но это не помешало ему с воплем отдёрнуть расцарапанную руку.

— Матерь материнская, мать моя праматерь! — потрясённо вздохнул МакЛауд. — Это ж котёнок!

— Котёнок?! Тигрёнок!!! — воскликнул ЛучНик, потрясая рукой с проступающими красными полосами. — Царапается, как хорошая борона! Иди и буди его сам!

— Ладно. — МакЛауд пожал плечами и вставил два пальца в рот. Парвен поспешно отвернулась. Раздался громкий свист.

— А так ещё и свистеть можно?! — изумилась магичка.

Существо задумчиво перевернулось на другой бок. На самую высокую точку лежащего тела существа (оставляем читателям прерогативу решать, что это была за точка) вскарабкался грязно-серый комок шерсти и грозно зашипел, устремив в зенит хвост размером с огрызок карандаша.