"Слава. Гладиатор поневоле"

Слава долго терпел, пока не треснули кружевные трусики и их обрывки не полетели в сторону — как завзятый интеллигент он не хотел вмешиваться не в своё дело — не его же насилуют! Но стало тошно — насилует на глазах у сотен людей, и ни одна сука....

— Эй, ты, придурок — оставь девчонку! — голос его прозвучал надтреснуто и хрипло, после долгого молчания.

— Кто придурок? — оскалился шпанёнок — молчи, ботан, а то и тебе вдую! А ты сучка не вертись, выпадает! — парень пристроился и запыхтел дальше, под рыдания девчонки, умоляюще смотревшей на Вячеслава глазами-льдинками.

Он поднялся, подошёл к лежащему на девушке уроду и с размаху, так, что заболела нога, пнул его в бок. Хрустнули кости, шпанёнок отлетел на метр и заблажил гнусавым голосом — убииииллл...убил, сука! Я тебя всё равно достану! Я тебя убью, козёл! Его мужское естество сразу смотршилось и повисло тряпочкой, а Слава подошёл и с размаху пнул прямо по яйцам, надеясь, что перед смертью сделает хоть одно хорошее дело — может зачтётся на том свете? Кастрировать такого урода — святое дело!

Шпанёнок взвизгнул дурным голосом и потерял сознание, а девушка лихорадочно натягивала на на голые бёдра в обрывках колготок свои шорты-юбку, так привлекавшую взгляды мужиков.

Слава со стыдом почувствовал, что возбудился, глядя на её манипуляции. Но возбуждение сразу прошло, когда он увидел кровавые следы, оставленные на её бёдрах — 'Чёрт! А девчонка-то была девственницей! Мерзкий урод! Может ему пойти башку свернуть? Всё равно терять уже нечего...' Он сам удивился таким кровожадным мыслям в своей голове и усмехнулся — может его мать согрешила со шведом? А что, потомки викингов, буйный народ...особенно как нажрутся в Питере. Или это финны нажираются? Да какая разница! — вспомнил он фильм о Брате.

Девчонка осторожно перебралась к стене рядом с ним и тихо спросила:

— Можно, я рядом с тобой сяду?

— Сиди — равнодушно сказал Слава и про себя подумал: 'Мне только дружиться теперь не хватало — перед смертью...и она скорее всего не выживет — такая мелкая и худая!' девушка и действительно была невысокой, но Слава напрасно принижал её достоинства — она была хорошо сложена, очень спортивна и довольно крепка. Конечно, что она могла сделать против сильного мужика? Драться — надо уметь. Тем более тогда, когда стресс уменьшает силы.

— Как тебя звать? — неожиданно спросила она — я — Лера. Валерия.

— Я Слава — неохотно ответил он, помолчав с пол-минуты.

— Ты откуда родом? — не отставала девчонка

— Из Питера — с большой неохотой ответил он и предложил — давай, помолчим, а? Надо подготовиться к тому, что нас ожидает.

— А что нас ожидает? — с неожиданной дрожью спросила девушка — может мы ещё и выживем? Ну скажи, Слава, ведь выживем?

Вячеслав посмотрел на трясущиеся губы девчонки и подтвердил:

— Ну конечно выживем!

Ну а что он ещё мог сказать? Что через несколько часов им выпустят кишки? Что шансов нет ни у него — простого учителя литературы, ни у неё — не сумевшей защитить свою девственность даже от простого хулигана.

Тянулись минуты, переходя в часы — сколько их было, Слава не знал. Давно очнулся шпанёнок, натянул штаны и отполз от Вячеслава подальше, постанывая и держать за синюю, отбитую промежность. По его лицу так и читалось — ну погоди, я тебя достану! А время всё тянулось...

Наконец, прозвучали команды:

— Встать! Всем встать! — забегали охранники, защёлкали болевики, люди с криками, руганью и слезами стали подыматься. 'Настал для кого-то последний час!' — подумал Вячеслав.

Их выстроили в колонны, разделив на мужчин и женщин. Леру оттолкнули от Вячеслава, и ему, почему-то, стало тоскливо — была хоть одна живая душа, с которой он мог поговорить. Недолго общались, но бывает так, что искорка проскочила, и всё — люди уже не совсем чужие. Впрочем — эта искорка может так же неожиданно и потухнуть и такое Слава видал. Вот не было у него этой искорки ни с одной женщиной, с которой он общался, и даже имел бурный секс. А тут — пигалица какая-то, в драных колготках, с синяками на бёдрах и мазками крови на одежде, и поди ж ты...протянулась какая-то нить. Он постарался выбросить девушку из головы и сосредоточился на одной единственной проблеме, над которой стоило задуматься — выжить!

Когда он бил насильника, поразился своей жестокости — никогда он не бил человека с такой силой, с желанием если не убить, то покалечить точно. Покопавшись в душе за время ожидания, пришёл к выводу — человек, попадая в экстремальные обстоятельства, меняется — одни ломаются, становятся мягкими, как воск, текут под напором обстоятельств. Другие — сгибаются, терпят, сжимаясь как пружина, чтобы потом распрямиться и ударить со всей силой — к таким, скорее всего, относился и он, Вячеслав.

Впрочем — повода испытать себя у него до сих пор не было — если не считать случая, когда он выкинул из автобуса пьяного хулигана, одолевшего пассажиров приставаниями и матом. После того, как он вышвырнул пьяного отморозка, схватив его за шиворот и метнув со ступеней автобуса, долго после этого думал: 'А зачем мне это было надо? Ну доехал бы и доехал...а если бы он ударился головой? Меня бы засудили! Зачем я полез?!' В общем — нормальные рассуждения стандартного интеллигента, для которого важен только он и долгие рассуждения о роли человека в мироздании.

Их довели до круглой комнаты, которая, похоже, являлась лифтом, или каким-то транспортным средством по типу челнока — это Слава определил, когда его сердце как будто ухнуло вверх, поднявшись до самого горла. 'Лифт' был скоростной, но ехать в нём пришлось не менее пятнадцати минут, из чего он заключил, что от причала до места назначения большое расстояние — скорее всего — десятки километров. Запоздало подумал о том, что нигде — ни в корабле, ни в лифте он не ощутил невесомости — вероятно, работали гравитационные аппараты, поддерживающие уровень гравитации на том уровне, на котором он находится на планете Наалока. Он прикинул — где-то процентов шестьдесят от земной, слишком легко он себя ощущал, да и рост Наалока был высоким, при довольно тонких костях. Впрочем — это не мешало тому двигаться быстро и мягко, как кошке. Движение, которым зеленокожий разрубил женщину, было таким отработанным, точным и быстрым, что становилось ясно — работал специалист и для него этого плёвое дело. По прикидкам, рост Наалока был около двух метров, может чуть побольше. А вот четверорукие — были гораздо ниже ростом и массивнее, из чего, опять же, Слава сделал вывод — они с планеты бОльшей силы тяжести.

Выйдя из лифта, пленники оказались в большом зале со стоящими в нём кушетками. Больше там ничего не было — голые стены, залитые мертвенным светом, несущимся с потолка, кушетки, знакомый уже пол, собирающий всю грязь — и больше ничего.

Подумалось — а почему пол не жрёт ботинки, всё неживое, что на него попадает? Стоит компьютер, обслуживающий эту систему, или может быть....он живой? Вячеслав пришёл к выводу, что одно другого не исключает и сосредоточился на рассматривании своих собратьев по несчастью.

Рядом сидел негр, похоже из какого-то африканского племени — кроме масаев Слава никаких племён не знал, и предположил, что это он и есть — масаи. На нём была набедренная повязка ярко-оранжевого цвета, множество бус, тоже ядовитых кислотных цветов. Его лицо выражало решимость идти до конца — Слава подумалось — понимает ли он, куда попал? Где оказался? Эти люди отстали от европейцев в развитии на сотни лет — знает ли он вообще, что такое лифт, и космический корабль? А может и знает — может они не такие уж дремучие, как думают европейцы. Американцы тоже, на полном серьёзе, думали, что все в России ходят в шапках-ушанках, а по городам бродят медведи. Так и тут...

Слева сидел краснорожий американец — он был хмур, а на его широком, немного располневшем лице бродила странная полуулыбка, придававшая ему странный, саркастический вид, будто он смеялся над самим собой.

Заметив интерес Славы, он подмигнул ему и сказал:

— Ты русский, да? У меня предки из России, давным-давно уехали на Аляску. Представляешь — зарекался ездить к любовнице — обещал жене, что покончил с этим делом. А позвонила — и полетел к девке! Такая славная девка — двадцать лет, огонь просто! А мне сорок, и разве можно упустить такой случай? Ну скажи, часто двадцатилетние влюбляются в сорокалетних? Вот и наказал меня Бог. Только вышел от Сильвии, и тут эта гадость... Теперь — ни жены, ни Сильвии — ничего. Не спрашиваю, как тебя зовут — может мне придётся тебя убить...извини, ничего личного, но я сделаю всё, чтобы выжить. Ну, хочется ещё как-то потаскать свой зад по миру — пусть даже по такому дерьмовому, как этот.

— А ты его видал, этот мир-то? — усмехнувшись, осведомился Слава — может он и не такой уж дерьмовый?

— Обязательно дерьмовый — грустно парировал собеседник — видал, как бабу разрубил этот зеленокожий урод? В хорошем мире так бы сделали? И за что? Просто за небольшую истерику... Знаешь, я не наци, но теперь у меня желание уничтожить всех зеленокожих. Плохая нация! Хороший зеленокожий — мертвый зеленокожий. Кстати, глянь на япошку — или кто он там — китаец, что ли...сидит, как будто у себя на веранде — никаких тебе волнений, никаких беспокойств — сидит себе и медитирует. Я даже позавидовал. Тут думаешь, вспоминаешь все свои грехи и грешки, а он вон закрыл глаза — и спокоен! А нигер — он незаметно кивнул в сторону сидящего справа масаи — видал, какой здоровый? Метра два ростом! Попробуй его одолеть, такого гиганта! Интересно, они нас выставят по одному, или разделят на команды?

Скоро всё выяснилось.

В зал вошёл один из помощников Наалока, тот самый 'оборотень' и пролаял, скаля острые зубы:

— Сейчас всех поделят на две команды. Одна команда будет биться против другой. Те, кто останется жив — будут обучаться дальше. Те, кто погибнут — негодный скот. За вашей дракой будут смотреть наставники и выбирать себе лучших для обучения. Остальные пойдут на арену для растерзания зверями. Старайтесь показать себя, чтобы вас выбрала лучшая школа бойцов!

Люди зашумели, посыпались какие-то вопросы — но оборотень повернулся и вышел, не обращая внимания на 'скот'. К людям подскочили охранники и пинками стали разгонять их по разные стороны зала. Слава заметил, что масаи и американец остались на его стороне, а японца-китайца забросили на противоположную. Он нахмурился — этого вот спокойного узкоглазого стоило бояться больше всего. Впрочем — какие неожиданности могут таиться в других людях, кто знает? Может вон тот пожилой мужик — мастер кун-фу или же тайный убийца спецслужб? Или этот парнишка, с прыгающими от ужаса губами специалист по рукопашному бою? Хотя — этот-то точно нет. Того и гляди обмочится...

Между разделёнными мужчинами побежали двое из свиты Наалока — эти были неотличимы от людей — такие же и ростом, и чертами лица...если бы не вертикальные зрачки — точно люди. Они ловко тыкали какими-то жезлами в грудь землян и у одной группы на этом месте возникал красный мерцающий знак, у второй — синий.

Слава тоже получил такую 'печать' на грудь, и с интересом заметил, что она пульсирует в такт его сердцу.

Наконец, всё завершилось, появился 'оборотень' и объявил:

— Ваша задача — победить другую команду без оружия. Можно всё. Нельзя только специально добивать потерявшего сознание. И самое главное — нельзя стоять в стороне — такие пассивные бойцы будут жестко наказаны, вплоть до смерти. Сейчас подадут команду — красный пульсирующий свет и вы идёте вон туда, там откроется проход. Выходите на арену и ждёте сигнала. Опять пульсирующий красный свет и вы набрасываетесь на противника. Бьёте его что есть силы. Об окончании боя вам скажет тот же сигнал. Не спрашиваю, понятно ли вам — кому непонятно — сегодня умрут. Итак, вперёд, будущие бойцы!

Запульсировал потолок, заливая всё красными сполохами, лица присутствующих сразу стали нереальными, как в дурном сне. Зазвучал мерзкий сигнал, напоминающий то ли сигнал скорой помощи, то ли полиции, то ли...в общем связанный с какими-то дурными воспоминаниями и неприятностями у всех без исключения. Ну, кроме, может быть, воина масаи — по нему было видно, что он испуган, но изо всех сил сдерживается, чтобы не показать своего страха — мужчина масаи не должен бояться ничего! Ни боли, ни злых богов, посылающих ему страшные испытания! А что бой — бой, он бой и есть. Масаи готовятся к бою с младенческого возраста.

Колонны бойцов вышли на арену — а она была поистине огромна. Сколько она была в диаметре — определить невозможно — с два футбольных поля, может больше?

Слава задумался — как же эти скоты будут видеть происходящее при таких размерах арены? И тут же выругал себя за посторонние мысли — ну какое ему дело, как эти негодяи будут видеть происходящее? Может у них трансляторы какие-то? Вполне вероятно...

Слава стал лихорадочно вспоминать всё, что он читал о рукопашном бое, всё, что где-то нахватался о единоборствах.

Он не строил иллюзий — никогда в сфере его интересов не были драк. На него мало нападали — он с детства был довольно высоким, и очень сильным — когда вырос, глядя на его руки можно было поверить, что некогда люди легко ломали подковы — кисти рук крупные, огромные, перевитые толстыми венами, а его худоба о которой иногда с интересом рассказывали сексуальные партнёрши, не была худобой туберкулёзного больного — жилистое, сухое тело, перевитое узкими, стальными мышцами, как канатами.

Мать всегда с завистью говорила, что, вот даёт же бог некоторым людям возможность есть что хотят и когда хотят — в любое время дня и ночи, и ведь ни черта не полнеют! А тут — только посмотришь на торт, и уже килограмм весу добавился! Она очень строго следила за своим весом, посещала тренажёрные залы и сколько Слава помнил, у неё всегда водились мужики, и не один. Его мать обладала довольно броской, яркой внешностью, и очень нравилась мужчинам. А они — нравились ей.

Похоже, что яркую внешность, которую не портили и очки, она передала своему сыну, а вот откуда у него взялось жилистое тело с потрясающим обменом веществ — говорить она отказывалась.

Итак — он был довольно высок, выше среднего роста, очень, очень силён, вынослив ( по свидетельству его сексуальных партнёрш и собственным ощущениям после утренней пробежки). И притом, при всём он знал, что против спеца в рукопашке не простоит и минуты. Вернее — может и простоит — но недолго. До тех пор, пока тот не отшибёт ему голову. Нужно было выработать стратегию боя.

Пока колонны шли к арене, выработал тактику — всегда становиться так, чтобы за спиной, вблизи, не было ни одного врага. Не бить кулаками, носками ног — и так одна нога побаливает, после того, как пнул шпану, насиловавшего Леру — пыром бить надо тоже уметь, а он, похоже, отбил об скота большой палец ноги. Хорошо ещё, если не вывихнул, а только ушиб — болело ощутимо, не оставляя забыть о том, что добрые дела наказуемы. Значит что — бить надо локтями, рвать руками, душить, швырять — благо сила позволяет, а ещё — наносить удары 'твёрдым тупым предметом, предположительно головой' — как было написано в обессмертившем себя протоколе осмотра тела потерпевшего.