Зябрики в собственном соку с примечаниями

Он натурально рвал на себе волосы, похоже, что-то кричал, чуть ли не плакал, метался по пляжу, пиная кучки песка.

Похоже, для него потеря штанов не так спокойно прошла, как для меня...

Во рту появился мерзкий привкус. Может, у парня это вообще последние приличные штаны. Может, он из бедной семьи и не может позволить себе новые. Может, ему в детстве злые одноклассники спустили плавки под водой на глазах девочки, которая ему нравилась...

Чувствую себя последней тварью.

А с другой стороны — в ясновидении я не был замечен, бабки Ванги среди родственников не помню. Кто сказал, что все именно так, как я напридумывал?

Уж больно выпендривался чувачок для наличия психологической травмы из детства, уж больно красовался. Да и истерика, которую он закатил, выглядит совершенно некрасиво. Те, кто лишился последних штанов, так себя вести не будут, им свойственна этакая гордая бедность. Здесь больше похоже на капризы избалованного мальчика, который привык, что ему все позволено... Или игра на публику, сиречь, на девушек. Вон они, столпились вокруг него, жалеют несчастненького, даже показывают куда-то... Куда-то в сторону тропинки.

"Вона-вона, задержите, вона-вона, побежал!"

Блин!

Что делать-то? Еще не поздно прибежать, размахивая штанами: "Ох, прости, брат, случайно прихватил, прикинь? Без обид, лады?"

Тут бесштанный вырвался из круга девушек и резко зашагал к краю воды. По дороге с силой пнув замок, построенный девочками. Только песок разлетелся.

Решение принято.

Остался ты, "брат", без штанов.

Я накинул на плечи куртку. Навряд ли кто-то запомнил лицо, зато точно могли вспомнить синие джинсы и белую футболку. А, значит, на человека в черном внимания и не обратят.

И все равно на душе было очень мерзко.

Надо завязывать с кражами.

На фиг.

* * *

Кому в пятидесятых годах можно толкнуть джинсы, если здесь они далеко не так популярны, как в семидесятые и для большинства — просто странные штаны из синей парусины?

Тому, кто знает, что это такое. Тому, кто их носит СЕЙЧАС.

Кто это?

Стиляги.

Остается решить только несколько маленьких вопросов:

— есть ли здесь стиляги?

— где их найти?

— и как их опознать при встрече?

Нет, я смотрел фильм "Стиляги", но, во-первых — это фильм. Во-вторых — российский фильм, то есть к истории имеет отношении чуть меньше чем никакое (сомневаюсь, что комсомольцы ходили в серых робах и пели мрачным хором). Все остальные сведения о стилягах у меня довольно обрывочны: кок,41 ботинки "на манной каше", 42 галстуки с обезьянами, "папина "Победа"... 43 Недостаточно примет.

Пойдем другим путем. Стиляги — молодежь. Молодежь — это студенты. Где сконцентрированы студенты? В общежитии. И, хотя сейчас лето, сессии закончились и большинство разъехалось — меньшинство-то осталось. И, как подсказывает мне опыт, чаще всего на лето в общежитии остаются раздолбаи, среди которых шанс обнаружить "борца с системой" выше.

Цель определена. Вперед.

* * *

Общежитие находилось на тихой зеленой улочке, с одной стороны которой стояли дома, а с другой — ряд кустов, за которым прятался пологий склон, заканчивающийся берегом реки. Не той, в которой я... кхм... купался. Та была довольно большой, по ней даже какие-то суда ходили, а в этой если и проплывет судно, то только случайно упущенное медсестрой.

Я торчал напротив входа в общежитие, под сенью незнакомого мне куста, рассматривая входящих и особенно — выходящих. Пока что все попадавшие мне в поле зрения походили на стиляг не больше, чем леди Гага — на профессора астрономии.

Живот скулил, напоминая, что последняя еда, полученная им, была рано утром, а сейчас, по ощущениям, пятый час. Во рту стоял противный вкус, я мысленно клялся, что, если удастся загнать джинсы — поем нормальной еды. Какой-нибудь.

Как назло, в голову пришла внезапная и немного пугающая мысль. А как здесь вообще называются джинсы?

Я уже немного понял суть окружающего меня мира. Он представляет из себя аналог СССР пятидесятых, почти точный в части различных мелочей, типа телефонных автоматов или газет, но при это все имена собственные изменились на неизвестно что. Человеческие имена изменены на что-то, напоминающее Казахстан, названия — на некие аналоги (газета "Правда" превратилась в "Истину", например), также по-другому выглядят исторические персонажи — тот же вездесущий товарищ Афосин. По факту — это Ленин. Но другая фамилия и выглядит совершенно иначе. Плюс — нелогичные "зябрики", как я прозвал изменения в окружающем мире, логичном объяснению не поддающиеся. Типа самих зябриков, которых в нашем мире нет, или пентаграммы вместо серпа и молота.

Так вот: название джинсов в нашем мире происходит от названия города Генуя. Какового в этом мире ожидаемо нет. Есть какая-нибудь Мадуя, Контира или вовсе Брим.

Вопрос: как здесь называются джинсы?

И он для меня не академический: что я предлагаю на продажу? "Парень, купи джинсы!". А он в ответ: "А что это?!".

Поправка: вопрос не только насущный, но и срочный.

Из дверей общаги вышел парень, при виде которого у меня в голове сразу включился режим опознания.

Длинные волосы — есть.

Цветастая гавайка — есть.

Тонкие усики а-ля Ретт Батлер — есть. 44

Остроносые туфли, да, на толстой светлой подошве — есть.

Если уж это не стиляга — или некий аналог — то я уже не знаю, где их искать.

Парнишка двигался неторопливо, поэтому я успел перейти улицу и выйти ему наперерез:

— Привет!

— Привет, — во взгляде моего потенциального покупателя, этаком, с ленивым прищуром, мелькнул, глубоко-глубоко, страх. Действительно, кто его знает, что это за тип: небритый, в кепке.

— Хочешь штаны купить? — и, не дожидаясь вопроса "Какие еще штаны?!", протянул ему авоську. Отвернул газетный лист, показывая кусочек джинсов.

— Жапсы? — паренек приподнял одну бровь.

Жапсы, жапсы. Хотя лягушачьи шкурки, только купи. Жрать хочется — невозможно.

— Посмотреть можно?

А ручки-то подрагивают. Зацепило парня, зацепило. Пора подсекать и вываживать.

— Пойдем, — кивнул я в сторону реки.

Мы протиснулись в проход между кустами, подошли к росшим к воды ивам, возле которых кто-то оборудовал курилку: две стопки кирпичей с положенными сверху досками.

— Давай. Показывай!

Подсекаем...

Я развернул сверток.

И понял, что рыба сорвалась.

— Что за мешки? — чуть ли не брезгливо произнес парень.

Облом-с. У меня джинсы — прямые, чуть расклешенные, а здесь, если мне не изменяет склероз и ситуация соответствует пятидесятым — в моде дудочки. За которыми охотились комсомольские патрули и не в смысле "Дай поносить!", а в смысле — разрезали бритвами по шву, чтобы неповадно было.

Покупатель, однако, категорически отказываться не собирался: мял и выворачивал наизнанку, послюнявил спичку и потер ею ткань, почесал нос:

— Делиль верный, а торч мертвый... И на самолеп не похоже. Где ЭТО слепили?

— В Китае.

— Это где?

Никакого удивления, просто безразличное любопытство.

— Откуда я знаю? Дядька привез.

— Ладно, — парень хлопнул себя ладоня по коленям и встал, — Возьму. Полную цену не дам, штука мертвая. Две стопки... двести рэ устроит?

Жмот.

— Давай, — лениво махнул рукой я, мол, мне плевать.

— Жди, сейчас деньги принесу.

Он скрылся, а меня пробило неприятное осознание, что мои действия в данном случае Уголовный кодекс квалифицирует как спекуляцию и фарцовку. И если паренек побежал не за деньгами, а за милицией — или какими-нибудь еще дружинниками — мне сильно не поздоровиться.

Не пора ли рвать когти?

Я придавил не вовремя проснувшуюся паранойю. Видеокамер здесь нет, путь от входа в общежитие прекрасно просматривается. Так что если он сейчас выйдет не один — я всегда успею рвануть с низкого старта.

Стиляга пришел не один. С серо-сиреневой пачкой денег. Я, не пересчитывая, сунул их в карман штанов и протянул сверток покупателю:

— Держи.

Недоверчивый тип развернул газету, убедился, что я не подменил джинсы на детские ползунки, хмыкнул, завернул обратно, собрался было уходить...

И увидел мои кроссовки.

Глаза парня расширились так, что все анимешные девочки дружно закурили.

— Спортсы??!! Откуда?!

Я дернул плечом:

— Дядя привез.

Он схватил меня за плечо:

— Продай! Сколько?!

ПО лицу было понятно, что денег у него больше нет, где найти — не знает, но если я откажусь — он меня в этой реке утопит.

Про реку — шутка. Наверное.

— А пойду я в чем?? — возмутился я, сбрасывая ладонь с плеча, — Босиком?

— Меняемся? — в этот раз меня схватили за грудки, — Что хочешь? Что там в вашей деревне носят? Сапоги? Хочешь сапоги?! Настоящие, хромовые!

Глаза горели так, что становилось страшно. И немного противно. А еще говорят: "Откуда у молодежи эта страсть к потребительству, айфонам, лейблам? У нас такого не было!" Ага. Не было.

— Ну? Давай!

— Черт с тобой. Тащи сапоги.

Желудок взревел.

— И пожрать чего-нибудь притащи.

Нашел у кого спрашивать... У студента, который, небось, все деньги тратит на вот эту стиляжью мишуру. А, ладно, что принесет — то и будет. На халяву и хлорка — творог.

— И это! — крикнул я вслед убегающему, — Портянки не забудь!

Стиляга скривился — видимо, слово "портянки" было для него совершенно негламурным — но кивнул.

* * *

Уже стемнело, когда я, помахивая авоськой и поскрипывая новенькими сапогами, подходил к уже знакомой стройке, имея в виду переночевать.

С сапогами стиляга не обманул. Может и не хромовые, но явно не кирзачи — кожаные, начишенные до блеска. К ним в качестве бесплатного бонуса прилагались полулысая щетка, банка черного вонючего гуталина, замазанная тряпка-бархотка для наведения блеска и две белые портянки, судя по всему, в прошлой жизни бывшие простыней.

Похоже, какой-то солдат, поступивший после дембеля в институт, сегодня обнаружит пропажу...

Желудок слегка тянуло, как бы намекая, что плотная пища — это хорошо, но регулярное питание — еще лучше. Вместе с сапогами общажный стиляга притащил завернутые в ту же газету полбуханки хлеба, шмат сала, слегка пожелтевшего и тягучего и головку лука. Все это я порезал ножичком — спасибо, товарищ Жанар, — и схомячил прямо там, у реки, после того, как мои кроссовки убежали от меня, прижатые к груди.

А жизнь-то налаживается...

Вот и знакомый заборчик, окружавший бесплатную гостиницу имени товарища Хрущева (или как там его здесь зовут). Я слегка пнул по нему ногой.

— Гав! — сказали из-за забора.

Серьезно так. Весомо. Сразу стало понятно: мест в гостинице нет.

А где же мне ночевать?

Глава 9

Раннее утро. Просыпается Раниманский колхозный рынок. Появляются первые продавцы, раскладывают по дощатым прилавкам товары. Бродят сонные покупатели, пытающиеся вспомнить, зачем они пришли в такую рань.

Визжат поросята в мешке.

Звонко тивкают цыплята в коробке.

Ахнула выроненная косорукой девчонкой банка сметаны, разлетевшись густыми молочными брызгами.

— Лук зеленый! Лук! — послышались первые зазывные вскрики.

— Редиска! Редиска!

— Каротель! Каротель! Сладкая, как мед.

На рекламируемую каротель 45 — похожа на морковку, такая же оранжевая, только не моркововидная, совсем короткая, цилиндрической формы, с тупым носиком и тонким хвостиком — смотрит хмурый парень с красными глазами и помятым лицом.

Это, если кто не понял, я.

Выспаться в эту ночь мне не удалось от слова "совсем". После того, как мне отказали в "гостинице", я даже растерялся. Надо будет в следующий раз иметь в голове несколько запасных вариантов лежки. Но это будет в следующий раз. А сегодня где спать?

На лавке? Заметут за бродяжничество.

Под мостом? Честно говоря, я подумывал пойти стопами Незнайки, 46 но у того, видимо, был какой-то особый мост, где можно примоститься на ночь. А здесь под мостом проходит пешеходная часть набережной. На асфальте спать?

В кустах? Холодно и неудобно, а в случае дождя — совсем тоскливо.

Попроситься в гости к добрым людям? Люди, разбуженные темной ночью неизвестно кем, по определению не добрые.

Напроситься к студентам в общагу? Хорошая мысль, жаль, поздно пришла: общежитие уже закрыто.

Гостиница? Без паспорта — не вариант.

Съемная квартира? Без денег — не вариант. А денег у меня уже нет.

Вообще, походив по базару и немного — по магазинам, я пришел к выводу, что здешний мир отличается копеечными ценами на еду и совершенно конским ценником — на все остальное.

Было у меня, до похода по рынку, двести тридцать девять рублей ровно: тридцать девять остались от товарища Жанара, дай Бог ему здоровья и жену ласковую, да двести рублей мне принесли джинсы. Можно было бы, конечно, и кроссовки продать, а не менять на сапоги, вот только тут обувь стоит минимум двести рублей. И за эти деньги я смогу купить либо тряпочные тапочки — парусиновые, как их назвали — либо детские сандалики, либо сапоги, но такие растоптанные, что я побоялся бы их покупать. Как бы не развалились. А сапожки мне достались отличные. Как раз моего размера — хорошо иметь среднестатистические габариты — мягкие, легкие, просто мечта. В таких хоть летом, хоть зимой... А я ведь не знаю, смогу ли до зимы раздобыть новую обувку.

Между прочим, ходили здесь в самой разнообразной обуви: и сапоги, и ботинки, и кеды — по крайней мере, что-то спортивное — и сандалии и босоножки и тапочки и валенки — на одном дедке — разве что лаптей ни на ком не видел. А так, на рынке, продавались... Может, конечно, мои кроссы и не очень бы бросались в глаза... А может и бросились бы. В общем, поздно жалеть, поменял и ладно. Сапоги точно ничье внимание не привлекут.

Итак, вернемся к финансовому вопросу. У меня было двести тридцать девять рублей:

— минус сто рублей, которые я сразу отложил на непредвиденные расходы;

— тринадцать рублей пятьдесят копеек — зубная щетка с желто-бурой щетиной. А то я зубы не чистил уже почти пять дней и изо рта пахнет так, что самому противно;

— сорок копеек — плоская баночка с зубным порошком. Может, здесь и есть зубная паста, но мне она не попадалась. А порошок — попался. По запаху и вкусу похожий на толченый с мятой мел. Или на таблетки "Маалокса". Толченые;

— десять копеек — коробок спичек;

— семьдесят копеек — пачка папирос "Штольня". Самые дешевые. "Беломор", который здесь называется "Канал" — но пачка-то узнаваемая — и которые я считал дешевым куревом, на уровне махорки, здесь стоит аж в три раза дороже. Кстати, благодаря пачке "Канала" я узнал, как здесь называется столица. Крома. Она была выделена синей восьмиконечной звездочкой. Еще бы знать, где в этом слове падает ударение... Вообще, изучать географию по пачке папирос — не самое умное занятие. Надо книги. Вот после рынка и займусь;

— рубль — коричневый брусок хозяйственного мыла. Пахнет, оно, конечно...

— три с полтиной рубля — расческа из темно-коричневого пластика. Иначе у меня на голове скоро собьются колтуны;