Зябрики в собственном соку с примечаниями

Короче говоря, где-то за час до отправления я опух от безделья, отсидел на чем сидел, и готов был взвыть, аки оборотень. Тем более, время располагало — полночь. Но тут, к счастью, начал появляться народ, который рассосался было часам к одиннадцати. Даже начали вырастать хвосты очередей и билетных касс, так что я мысленно похвалил себя за то, что билетик приобрел заранее. Не люблю очередей.

Итак, есть народ и можно приступить к осуществлению моего зловещего плана, муа-ха-ха. Если серьезно — ничего зловещего. Просто мне нужно решить несколько важных задачек, а без помощи сочувствующего населения это не получится.

Задачка номер раз — узнать, кто же я такой. Нет, кирпич мне на голову не свалился и я все прекрасно помню. Вопрос в другом: кем я кажусь окружающим? И если реально зэком — нужно менять имидж. А если не зэком — то кем? Вдруг это вполне подходящий образ и нужно потихоньку начинать ему соответствовать? Или поменять его — если неподходящий. Для того, чтобы это узнать мне нужны незакомплексованные общительные люди, которые не побоятся резануть правду-матку.

Задачка номер два — узнать, как там в Большом Гарте с возможностью подзаработать. Хотя бы те же самые вагоны разгружать — можно/нельзя. Для чего нужны люди, которые регулярно испытывают денежные затруднения и находятся в поисках подработок.

Задачка номер три — найти достаточно доброжелательных граждан, к которым можно напроситься на ночлег денька на два-три, а по возможности — и выпросить чего поесть. Да, попрошайкой чувствовать себя унизительно, но моя гордость уже подточена голодом до нужной кондиции. Так что мне нужны те, кто сам частенько недоедает, чтобы понять мои чувства, но при этом всегда готов поделиться последней горбушкой.

Итак, мне нужны молодые, общительные ребята, постоянно голодные и безденежные, но при этом неунывающие и жизнерадостные.

Короче говоря — студенты.

В зале появилось несколько человек, по виду похожих на студентов, возвращающихся из дома к месту учебы, но мне подходили не все.

Девушки — сразу нет. Если не испугаются моего вида, то решат, что я пытаюсь их склеить, и сразу включат защитную реакцию.

Парни-одиночки — тоже нет. Маловероятно, что они станут общаться с незнакомцем.К тому же, судя по возрасту и общей испуганности во взгляде — это даже еще не студенты. Абитуриенты. Июль — время вступительных экзаменов.

Большие группы — тоже нет. Есть шанс оказаться в роли коверного, что мне не подходит, я не развлекаться планирую. И не других развлекать.

Парочки — в ту же степь. Им интересны только визави.

А вот, скажем, три парня...

С которыми я поздоровался и которые теперь развернулись, с любопытством меня оглядывая. Я спокойно уселся на скамью напротив и протянул руку:

— Ершан.

Имя как имя. Я уже и привык как-то.

Моих будущих друзей — которые пока не подозревали о свалившимся на них счастье — звали Маргат, Аркон и Кайман. Хотя в последнем ничего не напоминало ни каймана, ни крокодила, ни даже аллигатора51. Обычные ребята, двое белобрысых, один темноволосый — тот, что Маргат — загорелые, веселые, в клетчатых рубашках, похожих на мою, мягких брюках и круглоносых ботинках.

— Ребята, можете мне помочь?

Парни переглянулись. Без ожидаемой опаски, мол, что за разводила пытается у нас чего-то выманить, скорее, с веселым любопытством. Наверное, потому что нет здесь печального опыта двадцать первого века, когда заговорившего с тобой незнакомца стараешься проигнорировать, ибо тот, со стопроцентной вероятностью или хочет выманить у тебя деньги или наоборот — впарить супер-пупер-пылесос, который работает ровно столько, чтобы продавец успел убежать подальше, или же ему край как нужно выяснить, не хотите ли и вы поговорить о Боге нашем Ктулху. Конечно, настолько открытым людям, как здешние жители, в нашем времени пришлось бы тяжело, но нам здесь, с нашей вечной настороженностью и подозрительностью, ой как трудно...

— А что помочь-то? Если паровоз помыть или там телегу до деревни дотолкать — мы несогласные.

Так. Паровоз в шутке оказался потому, что мы на вокзале. А "телега до деревни"? Похоже, я смахиваю на деревенщину... Уже неплохо.

Чем хорош в моем случае образ человека из деревни? Тем, что никто, собственно, не ожидает от тебя, что ты будешь цитировать Ницше и Шопенгауэра, уметь пользоваться вилкой или знать, как жрут проклятущие зябрики. Любой промах автоматически спишется на "Да он с деревни же!". Есть, конечно, и обратное — "деревенский", не знающий, с какой стороны у лошади ярмо, как сеют картошку и жнут кукурузу52, вызовет сильные подозрения. Даже внешность должна быть ПРАВИЛЬНАЯ. Ладно, одежда у меня подходит, вроде бы, борода, похоже, тоже дает плюс три к точности попадания в стиль. А вот, скажем, трудовых мозолей нема. Нет, мозоли у меня есть, но от грифа, что не совсем то...

Так что — тихонечко, осторожненько, как по вешнему льду...

— Паровоз мне без надобности, пусть его машинисты моют, а телегу, если понадобится, я и сам дотащу. Другая у меня нужда...

С "нуждой", батенька, осторожнее. Дело даже не в двусмысленности — вон как смешливый Кайман прыснул — а в том, что я, стараясь войти в образ "парня из деревни", могу сильно пересолить с "простонародными" словечками типа всяких давеча да анадысь. "Пущай" и "ежели" я проглотил, я вот "нужда" на язык все же прыгнула. Лучше спокойно говорить, не торопясь, без умных слов, но и без деревенского колориту... колорита, мать твою!

— Так если нужда — то вон туда.

— Был я "вон там", сейчас не об этом. Вы в Большой Гарт едете?

— Ну.

— Как там насчет подзаработать? Вагоны на вокзале разгружать возьмут? На пару дней?

Сразу обозначим затрудненность в деньгах, конкретный интерес в вагонах и короткий срок — чтобы избежать возможного подозрения в бродяжничестве.

— А тебе зачем?

Логичный вопрос. И как каждый логичный вопрос — он уже имеет у меня свой ответ.

— Я в Афосин еду.

Ну да, Афосин. Именем вождя назван. Типа аналог Питера. Я даже знаю где он, вот какой я продвинутый, не зря атлас тырил.

— Поступать хочу. В институт.

Афосин — городок немаленький, на карте как миллионник обозначен и институтов там наверняка вагон с прицепом.

— Да вот беда...

Я сделал паузу.

— ...деньги у меня утащили. Сволочи какие-то. Домой возвращаться стыдно, там у меня мамка...

Трагическое лицо даже делать не нужно было. Парни слушали меня, раскрыв рты. Даже стыдно стало за обман. С другой стороны — я же от них ничего не хочу, кроме информации.

— В общем, не... не пройдет возвращение. Все продал, что с собой было, только чемодан остался, да документы.

С этими словами я махнул рукой, показывая на чемодан "с документами". Заодно убедился, что ему никто ноги не приделал. Наивность наивностью, а воры — они всегда были.

— Хотя с вагонами помочь, а здесь не пускают. Последние копейки выскреб, только до Гарта хватило, два дня спал где попало, с вокзала милиционер прогнал...

Нет, это все я произнес не слезливым голосом беспризорника, как могло бы показаться. Спокойным, мерным голосом человека, который не давит на жадность, а просто рассказывает свою историю.

Попрошаек не любят.

— Так может... — ребята, не сговариваясь, полезли в карманы.

— Не-не-не, — замахал я руками, — Как я вам потом деньги отдам? Мне ж в Афосин надо!

На лицах троицы нарисовалось явное облегчение. Альтруизм — это хорошо, но и лишних денег у студентов нет и быть не может.

— Вы мне просто скажите, как там, в Гарте подработать можно?

Меня тут же завалили информацией, как почерпнутой из собственного опыта, так и узнанной по рассказам очевидцев.

Вагоны там разгружать можно. И студентов берут. Насчет пропуска на станцию они не знают, но, вроде бы, без паспортов. Платят по шестьсот рублей за вагон, но, так как в одиночку ты убьешься его разгружать, то на бригаду человек в шесть приходится по сто рублей. Неплохо.

Можно делать чертежи за деньги. Учились ребята на втором курсе в заведении с хитрой аббревиатурой ГСХИ, связанном с сельским хозяйством и инженерной спецификой. Правда, сколько стоит сделать чертеж — они не в курсе, потому что справлялись сами, есть у них сосед по комнате, которого хлебом не корми — дай почертить. Да мне, в принципе, и неинтересно — я чертить не умею. Для меня все эти рейсфедеры, рейсшины, кульманы, основные надписи, выносные линии, разрезы и штриховки — темный лес53. Ничего в этом не понимаю.

Можно напроситься сторожем в более-менее тихое место, просмотреть за ребенком, еще что-то по мелочи, но мне все это не подходило. Там сто пудов паспорт спросят. А мне что, опять на чемодан показывать? Кстати, как он там? Стоит, голубчик...

Потом ребят слегка понесло, они подзабыли, что я спрашивал насчет подработки на пару дней и начали травить байки о том, кто и сколько зарабатывал. Вспомнили недавно появившиеся стройотряды студентов — ничего, что я пока еще не студент? — откуда можно было приехать чуть ли не в золоте. Парней, впрочем, впечатляли не столько заработки — на них в основном напирал деловитый Маргат — а романтика путешествий. Ну понятно "А я еду, а я еду за туманом...". Слегка пробежались по разным там шабашникам и прочно углубились в леса-горы-косогоры. Я слушал, примерно складывая в голове картину здешней географии, и заодно подавал реплики, ожидая уместно вставить одну нужную. Даже байку рассказал к случаю.

— Не, у нас не так, — усмехнулся я после одной из особо завиральных историй Маргата, — У вас капусту солят, а у нас соль капустят54.

— Кстати, Ершан, — Кайман, конечно, самый болтливый и несерьезный, — А ты сам-то откуда?

Ребята здешние. Маргат — раниманский, а его приятели — деревенские. А я... А я, собственно, этот вопрос и ждал.

— А вот угадайте, — хитро прищурился я, как бы подначивая, — По внешности, по приметам. Как... как сыщик этот известный...

Хорошо хоть не ляпнул про Холмса, зовут-то его тут совершенно иначе.

Подначка прошла, ребята заинтересовались. Осмотрели меня. Ну, давайте. Я же не могу прямо спросить, на кого похож, а так, полу в щутку — вполне можно.

— Ну, если поиграть в Корнана Байса... — чуть прищурился самый бойкий, Маргат, — Ты, Ершан, по виду из деревни, но это слишком явно. Стал бы ты спрашивать, если бы се было так просто... Кепка... Борода... Сапоги...

— Сармец? — предположил молчаливый Аркон.

— Может и сармец, а может и нет... — а ты азартный, Маргат... — те бороды подлиннее отращивают, да и волосы у них светлее... Знаю! Ты — талганец!

— Он же в кепке! — не согласился Кайман, — А талганцы такие... Шапочки носят. Круглые.

— Да не, точно талганец! Смотри какой бледный! Деревенские — загорелые, и сармцы — тоже, они же вечно на солнце, а талганцы — в джунглях живут, какое там солнце... Смотри, смотри, удивился! — он ткнул в мою сторону пальцем, — Не ожидал, что догадаемся?

— Ну да... — слегка ошарашенный словом "джунги" кивнул я, — Талганец. Почти. Не совсем, но что-то около и вообще, так что ты угадал.

— А шапка где? — требовательно дернул за рукав рубашки Кайман.

— Продал. В придачу кепку дали, — я прищурился, — Ты глянь, никак моя тетка Мара? Откуда бы ей здесь взяться? Сейчас, погодите, пойду спрошу...

Понятное дело, никакой тетки я не узнал. Просто я давно присмотрел эту старушку, закутанную в платок и тихонько сидящую в углу. Для чего? Вот как раз на такой случай: если меня назовут неизвестно кем — спрашивать, кто это вообще такие, слишком подозрительно, вдруг это не менее известные личности, чем в нашем мире — цыгане и татары. А узнать, что же это за "талганцы" такие — нужно. Значит, что? Значит, нужно уточнить это у совершенно постороннего человека. Который меня видит первый и последний раз в жизни и поднимать тревогу в случае СЛИШКОМ странного вопроса — "Бабушка, а кто такие белорусы?" — не станет, посчитав, скорее, психом.

— Здравствуйте, — сел я рядом с женщиной, — Вы, случаем, не моя тетя Мара будете?

— Нет, милок, не она. И зовут меня Орой и племянников у меня отродясь не было. Сирота я.

— Ой, простите, тетя Ора. А можно вас спросить? — понизил я голос.

— Ну спроси. За спрос денег не берут.

— Кто такие "талганцы"? А то ребята сказали, что я на них похож, а я и не знаю, вдруг это чего обидное. У нас в деревне таких не было...

Старушка даже выпрямилась, глаза блеснули. Какая нафиг старушка! Да ей от силы сорок-сорок пять! Это меня белый платочек и усталое лицо с толку сбили. Черт.

— Талганцы — это небольшой народ, живущий на севере, — неожиданно поставленным учительским голосом произнесла она, — в джунглях Талгана. Живут небольшими рабочими поселками, основное занятие — рубка леса и охота, небольшие крокодиловодческие колхозы, считаются людьми угрюмыми и тяжелыми на подъем... И ты на них не очень-то похож, — заключила она, — Разве что бородой. Молодые талганцы не носят короткую стрижку, у них обычно длинные волосы, разве что обрезанные спереди и с боков, чтобы на глаза не падали55. Еще у них загорелые лица и вместо кепки — тюбетейки.

Понятно. Я — джунглевый узбек. Зашибись.

Глава 13

Большой Гарт мне понравился. Во-первых, здесь грузовой вокзал находился не на дальних выселках, а прямо рядом с пассажирским. Вообще, здесь, судя по всему, был крупный транспортный узел — и сама станция была гораздо крупнее, чем в Раниманске, плюс находилось депо, ремонтные мастерские и целый вагоноремонтный завод.

Второе, что мне здесь понравилось — никто не прикидывался, что не понимает, как это — разгружать по ночам вагоны?? Спокойненько направили к нужному человеку, который, вытирая руки замасленной тряпкой, деловито пояснил, что грузчики-добровольцы нужны, оплата — шестьсот рублей за вагон, при условии, конечно, что разгружать ты его будешь один. А там — хоть сотню приводи, каждому по шесть рублей достанется. То есть, при стандартной бригаде в четыре-шесть человек я заколочу не меньше ста рублей. Что больше, чем у меня есть сейчас. И это за одну ночь.

Третье — я выспался. Нет, ВЫСПАЛСЯ! Когда объявили посадку, я, как белый человек, а не бомж какой-то, предъявил билетик и забрался в вагон. Отличие от современных плацкартов рассматривать было некогда — прошел до места, обозначенного на билете, откинул сиденье — место мне досталось нижнее правое — и закинул внутрь чемодан и сапоги. После чего улегся сверху, чтобы быть спокойным за свое немногочисленное имущество и чуть ли не мгновенно уснул. Нет, сначала, я конечно, взял у проводника белье и снял с самой верхней, третьей полки, матрас, подушку и шерстяное одеяло. Себе и соседям по купе — немолодой женщине с вертким мальчишкой лет семи, который порывался самолично влезть на верхотуру за матрасом, и девочке того неопределенного возраста, когда непонятно — девочка это или уже девушка.

Четвертое — на входе из вагона я опять столкнулся с троицей студентов, разговорился и осторожно выяснил адрес общежития, номер комнаты и их фамилии. На случай, если понадобится переночевать. Студенты — народ в этом отношении спокойный и пустят, если ты, конечно, им понравился и сумел просочиться через вахту. Как-то надоело мне спать на улице...