Точно сориентировавшись по тонкой линии железной дороги, бомбардировщики дяди Сэма вышли на цель и, распахнув свои бомболюки, принялись щедро осыпать маньчжурские сопки многопудовыми гостинцами.
Страшный каток, состоявший целиком из плотного султана взрывов, раздавил японские укрепления от одного края до другого, безжалостно уничтожая все на своем пути. Доты, дзоты, блиндажи, склады и пути подъезда к ним, полевой аэродром и зенитки, все было сметено с лица земли за малый временной промежуток.
Сопки действительно тряслись от того огромного молота, что колотил по ним из всех сил. Все что находилось в промежутке между городом и грядой сопок, горело или было разрушено. Вместе с ними были разрушены многочисленные подземные сооружения японцев, которые не были рассчитаны на удары такой мощи.
Бог любит Америку. Именно этой любовью можно объяснить, что после налета первой волны бомбардировщиков, в строю у японцев осталось всего три зенитные батарей. Остальные были либо уничтожены или повреждены вместе со стоявшими на аэродроме самолетами, либо лишились личного расчета.
Что такое три батареи против ста с лишним боевых машин, пусть даже идущих на высоте среднего эшелона, так семечки, но и здесь защитники демократии получил преференцию. Все зенитные орудия японцев были разбросаны по истерзанному бомбовыми ударами боевому периметру и не могли даже создать видимость серьезного сопротивления.
Из всех самолетов второго эшелона, только две машины получили серьезные повреждения и были вынуждены покинуть общий строй, чтобы совершить посадку на советской территории. До родного аэродрома они бы не дотянули, в отличие от тех, кто получил незначительные повреждения от огня противника.
Японские зенитчики ещё отчаянно пытались подороже продать врагу свои жизни, а новый мощный удар уже начал терзать истерзанную землю Муданьцзяна. Ужасный вал огня, дыма и огня созданный парнями полковника Самуэля Уоррена, резво пробежался с одного края до другого, уничтожая все, что ещё не было уничтожено.
Подобно некому пахарю, что педантично перепахивает уже вспаханную землю с целью обеспечить благоприятный рост посевов, американские пилоты неторопливо бомбили позиции японцев. Чтобы потом, вернувшись на базу, они могли, честно глядя в глаза высокому начальству лихо доложить, приложил ладонь к пилотке: — Мы сделали это, сэр. Раскатали их в пыль, как вы нам приказали.
И в этих словах была большая доля истины. Ковровое бомбометание основательно искорежило не только оборонительные укрепления врага, но и затронуло сам город Муданьцзян. Ведь в нем тоже могли укрыться зловредные японские бактериологи, доставившие столько бед и горя любимой Америки, так за чем дело стало? Бомб у нас на всех хватит.
Поднятые взрывами столбы пепла и пыли уже успели осесть, уже ушли к горизонту огромные серые машины, а воздухе над Муданьцзяном гул никак не утихал. Но только на этот раз он был порожден не разрывами бомб или могучими моторами американских бомбардировщиков. Это был гул пожаров. Горело всё; здания, дома, склады, фортификационные сооружения и даже сама земля. Треск от многочисленных пожаров стоял такой, что было неслышно человеческих голосов, все утопало в этом страшном шуме.
Самолет разведчик, что шел в самом конце американской армады, специально сделал несколько кругов над поверженными в прах окрестностями Муданьцзяна, чтобы во всех подробностях запечатлеть картину разгрома.
После сомнений, возникших после просмотра фотографий бомбардировки харбинского центра, высокое командование распорядилось отправить в этот рейд самолет разведчик, оснащенный высокоточной аппаратурой.
Помня приказ генерала Макартура привезти исчерпывающие данные, "чтобы второй раз не гонять наши бомберы в такую даль", летчик сделал снимки горящего укрепрайона с различных ракурсов. Пользуясь отсутствием зенитного огня, американский разведчик прошелся из угла в угол, и не успокоился, пока не заглянул почти под каждый листочек и под каждую травку.
Итогом его работы, стало огромное количество фотографий, которые легли на стол генерала Макартура, сразу после отпечатывания и обработки их специалистами воздушной разведки. Вооружившись указками, они принялись гордо давать пояснения генералу, что вооружившись сильной лупой, с интересом разглядывал снимки.
Все увиденное на снимках, вместе с красочными пояснениями экспертов, вполне удовлетворило командующего Тихоокеанскими силами Америки. На всей площади, что подверглась воздушному удару, не было ни единого места целого места, где мог находиться вражеский центр по производству биологического оружия. Так все было качественно перепахано воронками от бомб.
Отбросив в сторону ненужную лупу, Макартур с торжественным видом обвел всех присутствующих и произнес. — Очень надеюсь, что у японцев нет ещё одного чумного центра. Впрочем, если он есть, наши парни уничтожат и его. Главное знать, что бомбить.
Примерно в том же духе высказался и президент Трумэн, когда ему принесли, свежую почти со снимками Муданьцзяна и многостраничным пояснением. Ознакомившись со всем присланным Макартуром, он радостно воскликнул.
— Я молю Бога, что нам больше ничего не придется уступать мистеру Сталину в обмен за информацию о всякой чуме, холере и язве. Хватит, этот господин нас и так хорошо подоил!
Последние слова Трумэна были связаны с тем, что кроме заявления по Испании, для полной убедительности предлагаемой информации, Сталин приказал Вышинскому попытаться выжать с американцев обещание возобновить поставки по ленд-лизу, но не оружием, а промышленными товарами так необходимых разоренному войной СССР.
Сделано это было с целью убедить американцев в достоверности предоставляемой информации. Говоря простыми словами, русские только ткнули пальцами в пустоту, а господин Майлз воспринял этот жест со всей серьезностью. Между ним и Вышинским завязался отчаянный торг, который только укрепил позиции советской стороны на этих переговорах.
Товарный ленд-лиз Москва за своего "кота в мешке" конечно же, не получила, но вот несколько пароходов с продовольствием, рельсами и листами легированной стали, все же перепало.
Удовлетворенный полученным известием об уничтожении "второго чумного центра", президент Трумэн прервал свое пребывание в Денвере и двинулся в Солт-Лейк-Сити. Теперь он с чистой совестью мог смотреть своему электорату.
— Да, коварный враг, вновь нанес нам свой подлый удар, но на этот раз мы полностью вырвали все его ядовитые зубы — таков был лейтмотив его речи, которую предстояло услышать потомкам мормонов в своей столице.
Ничего не подозревавший Трумэн усердно готовился к встрече жителями Юты, русские наперсточники продолжали свою игру. Если можно поживиться с одной из воюющей страны, почему нельзя сделать это и с другой? Чем товарищ Малик хуже товарища Вышинского? Пусть он тоже возьмет свою крепость на дипломатическом фронте приказал советский лидер, и товарищ Малик не подкачал.
На очередной встрече с господином Миядзава, Яков Александрович сразу перешел в наступление, огорошив собеседника крайне неприятным вопросом об изменении позиции Японии по поводу территориальных уступок.
— Наличие хоть какого-либо прогресса в этом вопросе позволило бы существенно изменить нынешние отношения между нашими странами, — смиренным голосом поинтересовался Малик у японца, стараясь не замечать ту гамму чувств, что появились у него на лице. — Тогда мы смогли бы серьезно расширить наш военно-технический обмен и вывести его из тени секретности.
На японского поверенного в тайных переговорах, в этот момент было жалко смотреть. Времена былого могущества страны Восходящего Солнца, когда пользуясь слабостью своего северного соседа, она творила на его границах все, что хотела. Когда прикрываясь вежливыми словами и дежурными улыбками, японские представители откровенно хамили советским дипломатам, нисколько не опасаясь за свое браконьерство в советских водах, стрельбу через границу или высадку разведывательных групп на территорию Камчатки или Приморья.
Все было. Хасан и Халхин-Гол несколько сбил спесь с зарвавшихся самураев, но и только. Все четыре года войны с Германией, Квантунская армия стояла вдоль всей советской границы с винтовкой на изготовке, готовясь в любой момент пересечь Амур.
Особенно трудно было летом сорок второго года, когда многим казалось, что немцы вот-вот перемахнут через Кавказский хребет, возьмут Баку и вступят в дружественную им Персию. Тогда концентрация японских войск на советской границе достигла максимальных размеров и если бы Сталинград, пал в сентябре как планировал Гитлер, Япония бы объявила войну СССР.
В возможности этого не приходилось сомневаться, советские разведчики в Маньчжурии работали хорошо но, слава Богу, для Страны Советов все хорошо закончилось. Война на два фронта не состоялась и теперь гордые самураи должны были торговаться с северными варварами о судьбе своей страны.
Теперь дружеские улыбки на их лицах скрывали не презрение к собеседникам, а боязнь сделать что-то не так, что могло серьезно навредить родине.
— Он рассматривается, господин Малик но, к сожалению, в правительственном кабинете нет полного согласия по этому вопросу. Не все министры готовы позабыть традиции предков — с трудом выдавил из себя Миядзава. — Вот если бы советская сторона сделала шаг вперед и объявила о продлении пакта о ненападении, тогда бы число министров несогласных с территориальными уступками значительно уменьшилось.
Красиво завернутая и хорошо пахнущая приманка была сделана по лучшим рецептам восточной дипломатии, но Яков Александрович её проигнорировал.
— В ваших словах, несомненно, есть большая доля правды, господин Миядзава, однако не только у вас есть традиции, через которые трудно переступать. Боюсь, что Верховный Совет СССР не поддержит подобные действия товарища Сталина, если ему не будут предоставлены убедительные причины, необходимости этого шага — не моргнув глазом, ответил Малик, с трудом сдерживая на своем лице маску скорби и сожаления.
Возможно, несколько знавший советскую действительность Миядзава не поверил словам посла, но японец не посмел открыто выказать свои сомнения. Горестно разведя руками, по поводу того, какой упускается момент в отношениях двух стран, он приступил к переговорам, а точнее сказать к торгам.
Советский посол имел хорошее представление о тех трудностях, которые испытывала японская армия в этот момент. Горюче-смазочные материалы, трофейные германские зенитки "пум-пум" и ленд-лизовские эрликоны доставленные из Владивостока, худо-бедно помогали решить японцам одну их проблем. Однако больше всего им были необходимы самолеты, истребители.
Большинство оставшихся в строю самолетов, японцы бросили на защиту Кюсю. Именно там, решалось быть или не быть империи самураев, при всем при этом кто-то должен был защищать и небо над столицей. Сейчас на аэродромах Хонсю жалкие остатки некогда могучего воздушного флота империи и японцы хотели решить эту проблему при помощи советской стороны.
— Господин Малик, наши военные обсудили ваше предложение относительно поставок нам самолетов "як" вместо "ла". Не скрою, что оно вызвало серьезное разочарование среди них. Мы рассчитывали на понимание наших трудностей, из-за которых мы согласились проводить обмен наших кораблей на ваше вооружение — с осуждением в голосе произнес Миядзава, но Малик и бровью не повел. Изображая полнейшее внимание к словам собеседника, он терпеливо ждал конца его речи.
— Наши военные самым решительным образом настроены на получение истребителей марки "ла", но находясь в затруднительном положении согласны, чтобы первая партия самолетов состояла из машин марки "як".
— Я очень рад такому решению ваших военных, поскольку вижу в нем первый луч надежды по возможности достижения компромисса между нашими странами, господин Миядзава. Однако если вы заговорили о претензиях к нам, то позвольте выразить вам свои замечания. Наши специалисты осмотрели ваш линейный крейсер "Харуна" и были поражены увиденным. Конечно, вооружения корабля впечатляет, но его состояние оставляет желать лучшего. По мнению наших моряков, корабль может просто не дойти до Владивостока.
— Но наши моряки уверяют, что этого не произойдет! — горячо воскликнул японец, но Малик едко парировал.
— Уверяют, но не гарантирую. Хорошо если переход крейсера закончиться благополучно. А если нет? За чей счет прикажите списывать убытки или вы согласны подождать получения самолетов до завершения операции.
— Вы прекрасно знаете, господин Малик, что мы не можем ждать и хотим получить ваши машины как можно скорее — вынужден был признать японец.
— Исходя из желания, сделать наши отношения более дружескими и доверительными, советская сторона согласно пойти на риск связанный с приобретением крейсера "Харуна", если он будет передан вместе с линкором "Негато".
— Как "Негато"? Мы сегодня должны были обсуждать передачу авианосца "Хосе", но никак не линкора. Все согласно ранее утвержденному графику обмена — изумился японец и стал яростно искать в своем портфеле злосчастную бумагу.
— Я прекрасно понимаю ваше законное недоумение господин Миядзава, но планы и интересы моего правительства поменялись. Товарищ Сталин просит изменить график обмена и вместо авианосца "Хосё" просит обсудить передачу линкора "Негато".
— Генералиссимус Сталин, конечно, может решить изменить график обмена, но мы не готовы к этому. Сегодня в плане стоял "Хосё" и японская сторона хотела обсудить обмен именно этого корабля, а не линкора — упрямо отстаивал свою линию японец.
— Почему? В результате обмена крейсера и линкора вы получите гораздо больше самолетов и прочих военных материалов, чем при обмене авианосца. А вы сами только, что сказали, что очень нуждаетесь в самолетах. Кстати, первая партия "яков" предназначенных для обмена уже прибыла из Новосибирска во Владивосток и ждет сигнала к перелету — теперь, советский посол азартно тряс перед носом японца аппетитной приманкой, и Миядзаве стоило больших трудов устоять.
— Это невозможно, господин Малик. График утвержден заранее и не в моей власти, его менять — упрямился Миядзава.
— Очень жаль, что вы не цените дружеского к вам расположения нашей страны и не желаете пойти на малозначащую нам уступку. Вам важнее соблюдение графика обмена. Хорошо давайте обсуждать обмен авианосца "Хосё". Сколько тонн топлива, и какое количество зенитных установок вы хотите получить за этот корабль.
Малик говорил короткими отрывистыми фразами и его колючий взгляд не сулил собеседнику ничего хорошего.
— Почему только топливо и зенитки, господин Малик, а куда делись самолеты? Ведь они также есть в вашем списке, — запротестовал японец и взмахнул бумажным листком, — вот!
— Я прекрасно помню содержание этого документа, господин Миядзава. Да, в нем числятся истребители, однако соглашаясь передать вам, их моя страна подвергается большому риску. Ведь одно дело поставлять воющей стороне топливо и трофеи, и совсем другое дело собственное вооружение. Появление наших самолетов не останется незамеченным американцами и это вызовет серьезные нарекания со стороны президента Трумэна. Наша страна готова рисковать, но только когда и ей идут навстречу и никак иначе. Итак, сколько тонн топлива вы хотите за авианосец?
